Матрица

– Зови меня отец. Я согласный. Будешь мне сынком…

Ну что, начнем?

И закрутилась бетономешалка, покатились деньки. Прораб подтаскивал на стройку раствор, кирпичи, подкидывал к мешалке песок, глину. Чиф, впрягшись в огромную телегу, возил воду в пластмассовых флягах. От скважины и обратно – сто метров туда, сто метров обратно. Вода заливалась в железную бочку, оттуда насосом перекачивалась в бак летнего душа, солнце нагревало бак до кипятка – горячая вода. Летняя кухня под навесом, дощатый стол, скамейки, на столе пузатый чайник с зеленым чаем. И больше всего ему, он и кормилец, и поилец, он и папа, он и мама. А ведь надо еще вагончик протереть. Главное условие – гигиена. У них появился помощник – старичок с ишачком. Подвозил продовольствие, чистую питьевую воду. Дед подружился с Чифом и, пока тот хозяйничал на кухне, дед подсаживался к нему и оба мурлыкали на одном языке. Сынок только удивлялся как быстро отец входит в роль.

Кирпич свистнул, даже не заметили как, и тут появился баскарма. Это был крепкий мужчина сорок с небольшим, рябой с коротко стрижеными курчавыми волосами, одет элегантно. Он прошелся по площадке, приветливо со всеми поздоровался и отвел Чифа в сторонку. Грачи бросили работу и с интересом уставились на обоих. Болтали они о чем-то весело, дружески, Чиф закурил сигару, тот щелкнул золотым портсигаром, вставил в рот сигарету и задымил. По всему было видно, что разговоры у них какие-то приватные.

– Хоп, – сказал тот, хлопнув Чифа. – Все тебе будет, дорогой. – и уехал. В тот же день пришла машина с кирпичем, потом цемент, глина, песок. Появился энергетик, запустил глубинный насос, работа пошла.

Перед отбоем оставалось несколько минут, каждый отсек проводил его по-своему. В правом отсеке держался крепкий запах табака, отец и сын курили. У Чифа был ларчик с сигарами и на сон грядущий он позволял себе сигару. Прораб смолил сигареты. Перед сном они обязательно подводили итоги дня. Был составлен график и старались строго придерживаться. Здесь и разговоры были про цемент, кирпич, что в какой последовательности. Совсем другое было в левом отсеке. Там не курили. Валет вывернул весь свой парфюм, что привез в балетке. Тут благородные запахи, богема, изящные беседы. Валет завладел Маришкиным списком и по часам кормил Малыша.

– Что вы думаете, Малыш, о современной эстраде?

– Я вообще-то небольшой специалист, с детства увлекался джазом. Теперь вижу, ошибался. Эпоха джаза прошла, теперь на эстраде вокально-инструментальные ансамбли. Характеризуются прежде всего обедненной полифоничностью. Исчезли духовые инструменты практически, скрипичная группа, фортепиано, остались струнные, ударные, может где-то саксофон. Все это привело к обедненной музыке, вокалу. В ресторане «Алма-Ата», где мы сидели, был хороший джаз в десять инструментов, два певца – мужчина и женщина. Теперь шесть инструментов и одна певица. Скоро и этого не будет. Я сам играю в ресторане – четыре инструмента и, наверно, скоро разгонят.

– А почему?

– Джаз, во-первых, дело дорогое, а во-вторых, нужны новые композиции, а их нет. А на старом материале далеко не уедешь.

– А вокал, что вы скажете о вокале?

– Самодеятельность голимая. Ни у кого не работают легкие, нет правильного дыхания. Вокалист тянет горлом, рвет связки- это значит голос не поставлен. А голос тебе может поставить только профессор в консерватории. Вокалист на эстраде поет с придыханием. Вы слыхали когда-нибудь, чтобы тенор в опере или оперетте пел с придыханием? А этим можно.

– Короче, вы за классику.

– Да, классика мне нравится.

– А вот современные голоса, какие вам нравятся?

Малыш задумывается:

– Только с точки зрения джазового музыканта – Андрей Миронов и Людмила Гурченко. Первый фокстрот-тенор, а вторая джазовое сопрано. Вы слыхали о Европейской программе – это бальные танцы. Два фокстрота, два вальса и танго. Так вот, петь эту программу может только фокстрот. Это такой тенор, у которого есть акцент, по которому его можно узнать из сотни других теноров. Лучше всего родиться с таким акцентом. У Миронова как раз такой акцент. У него и голос не поставлен, и поет с придыханием, и мимо микрофона, а акцент изумительный. Все неправильно, а все вместе великолепно. Его даже оперетта заметила. Поет партию с таким голосом – «Небесные ласточки». А про Гурченко и говорить нечего. С ее голосом только зеленые мелодии.

Знал бы Малыш зачем его пытает Валет.

Это случилось на первой неделе. Валет проснулся ночью от странных звуков: кто-то тихонько плакал. Разумеется, это был Малыш.

– В чем дело, – встревожился Валет.

– Руки, – весь в слезах отвечал тот. Выяснилось – потянул связки на лопате. Валет поднял правый отсек.

Прораб, сынок, быстренько в рощу, нарви лопухов, да побольше листы, Валет включи газ, приготовь кипяток, – скомандовал Чиф. – Не плачь, Малыш, вылечим тебя. День, два – все пройдет.

Мягкими лапами он обмотал руки Малыша распаренными лопухами, плотно забинтовав их. Малыша, на пока, определили на кухню. Этот случай странным образом сблизил Валета с Малышом.

В воскресенье завели выходной. В субботу трудились до двух. После пяти убирались. Чиф переодевался в чистое и уходил на центральную, у него там появилась зазноба.

Не хочешь со мной, сынок. И для тебя бабенка найдется.

– Тяги нету, – бурчал Прораб.

– Тогда останешься за старшего. Всем отдыхать.

И грачи разваливались на диванах. Валялись без движения, набирались новых сил. Блаженное ничегонеделание. Чиф появлялся в воскресение вечером, подтягивал к себе Прораба и обои утыкались в график. Май мелькнул – не заметили.

Картина восьмая

Следующее событие произошло уже в июне. У грачей уже стояла одна коробка, возводили другую В один из дней показалась кавалькада автобусов. Три автобуса были разукрашены воздушными шарами, бумажными гирляндами, в окнах мальчишки, девчонки. С песнями и плясками они проехали мимо грачей и завернули за холм. Студенты – догадались грачи. Тут же за ними рванули грузовики со стройматериалами, появилась строительная техника. Там что-то заухало, заскрежетало. И очень скоро лагерь посетила первая студенческая депутация. Прямо с холма, загребая песок ногами, спускалось несколько парней в куртках ССО, впереди шел комиссар. Низенький, плюгавый, бесцветный, но в погонах – две большие звезды.

– Привет грачам! – вскинул он руки. – Давайте знакомиться. Мы ваши соседи.

Все расслабились, Чиф сел на ящик, закурил, комиссар присел рядом.

– Сколько вас?

– Восемьдесят человек.

– Надолго?

– До октября месяца. Административный корпус будем строить.

– Не развалится он после вас? – насмешливо спросил Чиф.

Комиссар захохотал.

– Что у вас с водой, у нас нет воды.

– Техническая вон, полный бак. Там кубов двести, а питьевую вам должны привозить.

– Нам техническая нужна.

– Берите. Водовоз у вас есть?

– Дадут. А что вы строите, сколько вас?

– А вот все перед тобой. А строим мы коттеджи для начальства. Место козырное – роща, свой глубинный насос, своя скважина.

– Глянуть можно?

Студенты прошли по площадке, глянули во все дыры.

– Повезло вам, грачины. Тут роща, а мы на солнцепеке.

Обращение «грачины» очень не понравилось всем. Вырисовывался облик комиссара – нагловатого хамского типа. Студенты ушли так же через холм, загребая ногами песок.

– Видал я таких, – сплюнул Прораб. – Перестарок. Такие на курсах по десять лет держатся. Все комиссарят, деньги делают, объедают братву.

К студентам заладили комиссии, там действительно что-то развертывалось, но грачам одно неудовольствие. Водовозка непрерывно у них торчала, да и комиссии стали заворачивать к ним. Но, как бы там ни было, а стройка шла.

Картина восемь:

Это было уже в июле. Был воскресный день – день отдыха. И Прораб решил сходить на речку, исследовать ее. Он заготовил удочку, решил половить рыбку. Часиков в десять он уже был на речке. Речка была с быстрым течением, но были и затоны. Он нашел один такой и закинул удочку. Поначалу не клевало. Прораб искал глубину, нашел и потянуло. Первый подлещик, второй. Он весело закидывал удочку. На его беду та же самая мысль пришла в голову студентам. Двое крепеньких парней шло по берегу, непрерывно закидывая удочки. Конечно, они наткнулись на Прораба.

– Эй, ребята,= встретил их Прораб. – Вы бы спустились ниже, там тоже затоны есть.

– Нам и здесь неплохо. – язвительно заметил один и закинул удочку. Второй плюхнул рядом. Как на зло, Прораб подсек еще одну рыбешку. Пока он отстегивал ее, наглецы встали на его место.

– Пацаны, это по хамски.

– Вали отсюда, грачина.

– Что ты сказал?

– Что слыхал, – пацан под восемьдесят килограмм скалил зубы.

Короткий удар в печень и он на земле. Второй бросился на нашего героя, тот просто подставил бедро и второй улетел в воду. Пыхтя от злости, Прораб сломал их удочки, порвал лески и, подхватив свой улов, ушел. В лагерь он пришел шипя, как раскаленный утюг. Далее прошел на кухню и принялся чистить рыбу. На обед была уха. К вечеру прибыл Чиф. Он сидел на ящике и занимался самым мирным трудом на свете – подшивал иглой с суровой ниткой тапочки домашние, которые у всех развалились, потому что были китайскими. Вечерело и вот с холма опять депутация, во главе комиссар.

– Вот этот, вот ваш – вытянул он руку- избил наших двоих!

Чиф удивленно поднял глаза.

– Сынок, Прораб, ну-ка иди сюда. Объясняй.

Прораб еще не отошел от горячки. С пылом, жаром он начал говорить, сопровождая текст, размахивая руками.

– А почему я ему должен верить? – взвился комиссар.

– А потому что я ему верю, – ответствовал Чиф. – Парнишка немножко знает джиу-джитсу, но человек он порядочный, приличный человек. И сам по себе он не мог напасть на двух человек. А почему ты их с собой не привел, сейчас бы и разобрались. Что за манера. Он здесь, а твоих нету. Они что, в лежачем состоянии. Может сходить, проверить?

– Не стоит, – сплюнул сквозь зубы комиссар. Но мы предупреждаем…

Тут уже завело Чифа:

– Слышь ты, комиссар. Ты научись себя прилично вести. Приходя в гости, надо говорить «здравствуйте». Тебя учили этому, или ты на помойке воспитывался?

Толпа недовольно загудела.

– И угрожать – последнее дело. Ты понял меня? А теперь пошел вон! – И Чиф встал во весь свой могучий рост.

Депутация удалилась, ругаясь и отплевываясь, так же через холм.

– Молодец, сынок. Ты правильно поступил. Себя не опозорил и нас тоже. Но на глаза им не попадайся. – подытожил Чиф.

Картина девятая

В лагере появился телевизор маленький цветной – баскарма прислал. Прораб установил его в тени вагончика. Был Воскресный день, вечер и все сидели перед телевизором, смотрели фильм – «Мистер Икс». Валет сидел позади всех. Самая лирическая сцена – дуэт Этьена и Теодоры на озере, в лодке. И тут Валета прихватило, он схватил себя за горло, приглушая звуки, несшиеся из груди. Страстно захотелось встать, расправиться во весь рост и запеть во все легкие. Он давно уже заметил в себе эту страсть и знал, что у него тенор и тенор лирический. Он таил в себе это чувство, но оно прорывалось на волю само собой. Он тяжело задышал и отошел за вагончик, спрятался. Фильм закончился. Следом пошло «Очевидное, невероятное». Речь держал Капица, говорили про теорему Ферма, потом пошел фильм – Кайдановский в роли Люцифера и математик. Математик загадал ему эту теорему. Чем дело кончилось известно, но тут возмутился Прораб – не может быть, чтобы такая личность не знала решение этой задачи. Он был так же неграмотен как Люцифер из фильма. Он сбегал за вагончик и записал мелом прямо на нем формулировку:

Х3 + У3 = Z3

полагая, что это и есть вся проблема.

– Что это такое? – спросил Чиф.

– Теорема.

– Откуда, из кино что-ль нахватался?

– Пусть будет.

Тем же вечером в левом отсеке обсуждали Мистера Икс.

– Как тебе фильм, Малыш?

– Шикарный фильм. И он хорош и она. Тут слегка не вяжется. Уж больно они в возрасте. Можно б было сделать помоложе, и все-таки фильм надо было делать цветным.

– А какие фильмы по-твоему особо удачны?

– Три фильма я считаю самыми лучшими двадцатого века. Это «Серенада солнечной долины», «Девушка моей мечты» и «Карнавальная ночь». Музакальное сопровождение всех трех фильмов – джаз. Первый – Гленн Миллер, самый великий тромбон двадцатого века. Там снималась Соня Хени, трижды олимпийская чемпионка по фигурному катанию. Великолепный сценарий, великолепная музыка. Второй – Марика Рекк. А как бьет степ. Она и в балете, и в кордебалете, и в варьете, и гимнастка и певица – королева эстрадного танца, рядом некого поставить. А какой фокстрот она сделала в «Девушке». Хоть бы кто-нибудь что-нибудь сейчас. А сколько фильмов с ее участием. Я почти все смотрел – сплошной восторг. Ну и наш фильм хорош. Тут надо просто кланяться в ноги Рязанову. Людмила Гурченко и джаз-оркестр Эдди Рознера. Признан золотой трубой вместе с Луи Армстронгом.

– Понятно, Малыш. Ты просто влюблен в джаз.

– А нынче кинушки идут без джаза. Назовите хоть один, который в голове бы остался.

– Ну вот, например, «Унесенные ветром» – самый лучший американский фильм.

– Видел я его. Не произвел впечатления.

На том и успокоились.

Картина десятая

Следующее крупное событие произошло уже в августе. Грачи уже добивали четвертую коробку, был воскресный день, Чиф ушел в поселок, Валет и Малыш возились на кухне. Прораб уткнулся в свои письмена, он все пытался определиться с уравнением. Неожиданно Малыш опрокинул питьевую флягу, бивак оставался без воды. Без воды никак нельзя и Прораб решил пособить горю. Несмотря на запрет Чифа, он решил отправиться за водой к студентам, тем более, что там было интересно. Накануне туда прибыл автобус с агитбригадой. Автобус имел радиостанцию и теперь из-за холма неслась музыка. Прораб впрягся в телегу, установил туда сорокалитровую флягу и покатил к студентам. Ходу было минут восемь. Лагерь студентов представлял пеструю картину: куча вагончиков, строительной техники, стройматериалов. А в общем, все было выжжено солнцем, под единственным тополем была разбита полевая кухня. Прораб подъехал к кухне поздоровался с поварихой и изложил свое дело.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.