Элеватор

Людмила Сердюковская

ЭЛЕВАТОР

* * *

Холод, по-зимнему полноправный, сковывающий уже расслабленное весенним теплом тело, еще и в тандеме с колючим ветром. Это был первый сюрприз, которым Яну встретило Куражево, маленький городок районного значения. Она весело выскочила из машины в распахнутом легком плаще – забежать в магазин, купить минералки – и чуть не задохнулась от хлесткого порыва в лицо. Воды сразу перехотелось, невпопад накупила печенья, кофе в пакетиках. Пробегая от крыльца до машины, словно очнувшись, заметила: кругом бело. Странно, по всей стране удивительно теплый март, а здесь снег еще и не начал таять.

Позже, раззнакомившись с местными, Яна узнала, что климат в Куражево особенный, своенравный и непредсказуемый. Здешняя природа категорически игнорировала утвержденную карту с ее климатическими зонами. Июль порой терялся в тумане и моросящих дождях. В ноябре могло наступить второе или третье бабье лето, по-молодому знойное. Вьюги в мае, студень в августе, оттепель в феврале. Погода изредка подчинялась народным приметам, которые никаким образом не перекликались с официальным прогнозом. Пожилые люди загадочно пожимали плечами:

– Место такое. Низина. Ветры укладываются.

Спотыкаясь на каблуках, Яна нырнула в машину. Попыталась руками согреть вмиг окоченевшие колени в тоненьком капроне. Водитель, крякнув, запахнул ветровку:

– Не жарко у них тут. Хоть бы предупредил кто. Снег-то сероватый, не сегодня выпал. Ну, приехали вроде.

Она не торопилась выходить. За окном виднелось угрюмое здание советских времен. Серая панельная стена с пятнами ржавчины, потрескавшийся ярко-синий козырек над входом. На лавочке сидела полноватая женщина неопределенного возраста, в затертой старомодной дубленке. Яна про себя называла их «собачьими», но сейчас с удовольствием сменила бы на такую потрепанную шкуру свой модный плащ. Увидев подъехавший автомобиль, женщина неожиданно шустро для своей пышной фигуры подскочила.

– Здрасьте, а вы что ли Яна Витальевна? Так добро пожаловать, меня предупредили. Меня Тамарой Степановной звать, я тут соседка, и там если прибрать или еще что по хозяйству. Что, подмерзли малость? А я вам сейчас чайку.

Холод был вездесущим и всеохватывающим. Он исходил от промерзших стен, от старого линолеума на полу в подъезде. Отопительный сезон либо преждевременно завершили, либо не открывали вовсе.

Квартира оказалась вполне приличной даже по областным меркам, а для такого городка – шикарные апартаменты. Явно свежий ремонт, современная мебель, немаленькая площадь, видимо, две квартиры объединили. В одной из комнат Яна обнаружила масляный обогреватель. Радостно сунула вилку в розетку, крутанула регулятор на максимум и присела рядом, положив на медленно теплеющий металл подмерзшие руки. Через пару минут, жалобно треснув, пропало электричество. Почти сразу постучалась соседка:

– Ой, не успела вам сказать, обогреватель не включайте. Проводка не тянет, свет сразу вырубает.

– А зачем же вы его поставили?

– Так, это, вроде как для гостеприимства. Только вот теперь Петровича, электрика, звать надо, а он может и до утра не прийти. Хоть чайник закипятить успела.

Яна жадными глотками пила чай, травяной, с каким-то особым мятно-терпким привкусом. Сладковатое тепло лениво разливалось по телу, душистый пар окутывал лицо, и она, чтобы продлить ощущение согретости, не снимая одежды, прилегла на кровать и накрылась одеялом. Постепенно озноб отпустил, нервная дрожь сменилась привычной уверенностью. Непроизвольно улыбнулась, вспомнив о своем новом статусе. Она, вчерашняя студентка и рядовая сотрудница, теперь официальный представитель самого «Грандекса», крупнейшей инвесткомпании, со всеми полномочиями, ведет огромный проект, целый элеваторный комплекс. Бизнес-план, инвестиции, расчеты, сметы… И вообще, самое сложное – первая неделя. Просмотреть документы, встретиться с директором элеватора, как там его, Тимуром Владимировичем. А потом передышка: домой, в родной привычный миллионник, где тепло и на улице, и дома, где уютная квартира и комфортный офис… Так, свернувшись клубком в норе из колкого одеяла, Яна уснула.

Эта командировка в Куражево свалилась на нее неожиданно, обрадовав новизной и оглушив ответственностью. Несколько дней назад она, озвучив свою финансовую сводку на пятничном совещании, спокойно досиживала до его окончания. Сотрудники уже подбирали в стопочки листы документов, когда Вайсман, генеральный директор, небрежно, вроде только вспомнив, проговорил:

– Ах, да, господа, теперь о нашем новом проекте. Итак, Куражевский элеватор. Предприятие, конечно, убогое, заброшенное, приобрели по случаю, за сущие копейки. Задача предельно ясна. Малыми силами и в сжатые сроки сделать из этого убитого ангара конфетку, привлекательную для потенциальных покупателей. В общем, не мне вам объяснять.

Присутствующие насторожились в ожидании, а Леонид Маркович после театрально выдержанной паузы продолжил:

– И займется всем этим наша молодая и перспективная сотрудница. Да-да, Яночка, именно вы.

Взгляды разного калибра и выражения сошлись в одной точке – на ее удивленно-растерянном лице. Случай был беспрецедентный: до сих пор развитием приобретенных предприятий занимались только испытанные сотрудники, из «старых» знакомых Вайсмана, с огромным опытом и кредитом доверия. Коммерческий директор ухмылялся то ли радостно, то ли злорадно. Главный бухгалтер с сомнением покачала головой. Юрист, сидевший рядом с Яной, дружески протянул ей руку, вроде как для поздравления, и только вместе с этим пожатием она полностью осознала, что речь идет именно о ней. Нервно глотнула, очень громко, как ей показалось, а Вайсман невозмутимо продолжал:

– Съездите в это самое Куражево, спокойно осмотритесь, документацию проверите, состояние объекта, а то покупали слегка торопясь, не до того было, и мне подробно доложите. Ясно?

Она торопливо кивнула.

– Готовьтесь, милая, водитель за вами заедет. Недалеко, часа четыре пути. Там директор элеватора все покажет, Ильясов Тимур Владимирович, я предупрежу. Думаю, недели на первую поездку достаточно, а там поглядим.

На рабочее место возвращалась в совершенно приподнятом настроении, стараясь идти важно и степенно, а вслед ей неслось шелестящее шушуканье. Из обрывков фраз, летящих по гулкому офисному коридору, Яна разобрала слова начальницы отдела развития:

– Куражево – дыра та еще, каких мало.

Ей вторила главный бухгалтер:

– А головной боли с этим элеватором! Так что пусть девчонка и возится…

Яна тогда непроизвольно махнула головой, этим бесконтрольным жестом отметая все ненужное, сорное. Нет, никакие сплетни офисных кликуш не испортят ей сегодняшний праздник. Ура! Да здравствует Куражево! Она точно знает, этот город будет местом ее стремительного карьерного взлета назло всем завистникам.

* * *

Утром разбудила саднящая боль в горле. Солнечные лучи нагло слепили через тюлевую штору. Насморочной сыростью журчали ручьи, стекающие в ливневки. Едва успела погреться под стекольным теплом, блаженно прикрыв глаза, как солнце заслонила густая туча. Даже весна в этой дыре боязливая, настороженная.

Резкий звонок мобильного:

– Это Тимур. Жду вас через десять минут внизу.

Как через десять минут? Ведь еще семи нет.

– Простите, я не думала, что вы так рано позвоните. Мне нужно собраться.

– Двадцать минут. Поторопитесь, ладно?

Не очень-то любезно. А где же, как доехали, как устроились? Ладно, может, спешит человек. Быстро почистила зубы, смыла остатки вчерашней косметики, торопясь, начала краситься заново. Как назло, все валилось из рук. Тюбики и карандаши блестящей россыпью выпали из косметички, помада закатилась под кровать. Без макияжа она выглядит девчонкой, с натяжкой на восемнадцать. Ай, совсем нет времени. Быстро провела влажными руками по смятой юбке и выбежала из квартиры.

Еще из подъезда услышала услужливое щебетание соседки:

– Ой, Тимур Владимирович, да как же мы без вас, да что же это будет…, – и низкоголосое бурчание в ответ.

Несмотря на вечно юное имя героя Гайдаровской повести, Яна представляла себе директора элеватора этаким пожилым постсоветским увальнем, в примятом костюмчике, с одышкой, мешками под глазами и шелухой от зерна на старомодном плаще. При ее появлении из черного мерседеса нехотя вышел мужчина лет тридцати. Среднего роста, широкоплечий, с аккуратной стрижкой. Одет неброско, но явно дорого: кашемировое полупальто, начищенные туфли. По-летнему загорелое лицо – треугольник круто рубленых скул. Не стесняясь, откровенно обсмотрел ее, криво ухмыльнулся:

– У Вайсмана что, посолиднее никого не нашлось? Ты, девочка, школу давно закончила?

Яна вначале опешила, но довольно быстро оправилась, выпрямила спину, гордо подняла голову, пытаясь казаться хоть немного выше и солиднее.

– Еще и университет, если вас интересует мое образование. Яна Витальевна, финансовый эксперт компании «Грандекс», – представилась нарочито официально, стараясь не обращать внимания на царапающую усмешку и смотреть прямо в глаза.

– Ух ты, Яна Витальевна! А меня можно по-простому, Тимур. Ну, что, финансовый эксперт, поехали?

Полчаса дороги на заднем сидении директорского мерседеса. Через окно видны вяло просыпающиеся улицы, домишки за заборами, выкрашенными одной бледно-сиреневой краской на протяжении всего города. В зеркале кривая ухмылка директора.

– Тимур Владимирович, я бы хотела начать с осмотра элеватора. Прежде всего, складские, рабочие помещения.

– На то они и рабочие, что в них люди работают. А не экскурсии проводят, ясно?

На секунду обернулся, нацелились глаза, удивительно светлые на кирпичном фоне, прозрачно-серые, а взгляд тяжелый, свинцовый. Она даже чуть съежилась, вдавливаясь в спинку сидения. Да, похоже, с этим типом нелегко будет найти общий язык. Выждала минут десять, решительно собрала себя для второй попытки.

– А вы все-таки не могли бы показать мне комплекс? Представить коллективу, познакомить с ведущими специалистами, а дальше уже я сама сориентируюсь.

– Здесь я и есть ведущий специалист, а мне сейчас некогда. Приедем, в бухгалтерии пока посидишь, бумажки посмотришь, а там разберемся.

Вот, значит, как? Конечно, особой учтивости от местных неотесанных мужиков она и не ожидала, что с них взять. Ладно, сейчас поглядим, что там за элеватор, где этот ведущий специалист хозяйничает.

Дальше просто степь, голая, с неровными остатками серого снега. Издали выплывало дикое сооружение: две бетонные громадины в сопровождении невразумительных металлоконструкций, лестниц, помещений, все запущенное, некрашеное, в бурых разводах. Позади степь разрезали полоски железнодорожных путей.

– Чего ждем? Приехали, выходи.

– Это и есть элеватор?

– А ты думала, у нас тут Елисейские поля?

От машины до крыльца никакой дороги, только разлившиеся лужи между комьями влажной земли. Тимур ловко, короткими выверенными прыжками, пробирался по кочкам к порогу. Как он умудряется оставаться таким лощеным в этой грязи? На туфлях ни капли воды, и автомобиль как будто только после мойки, а ведь они по таким канавам ехали.

– Давай, аккуратно. Извини, без красной дорожки, – протянул руку, помогая переступить через лужу. Рука горячая, жгучая по сравнению с ее ледяной ладошкой. Вот только узкая юбка мешает, не дает сделать широкий шаг, – кто же знал, что придется по болотам прыгать, – и нога в модельном ботильоне по щиколотку провалилась в вязкую жижу. Широко размахивая руками и неловко балансируя корпусом, чудом удержалась на ногах.

– Вы бы здесь хоть доски какие-нибудь положили, и шагу ступить невозможно.

– А ты б еще вечернее платье надела, – досадливо поморщился, ступил в грязь и, схватив Яну под мышки, как ребенка, перенес на крыльцо. В ботильоне хлюпала вода, в глазах предательски набухали слезы. Медленно растекалась едкая досада из-за собственной неловкости, холодной руки, шмыгающего носа.

Навстречу в обшарпанный коридор выбежали три женщины разной комплекции, все предпенсионного возраста, смешно выстроились по струночке. Заискивающе улыбались Тимуру. Недоброжелательно косились на Яну. Директор недовольно рявкнул:

– Чего повыбегали, курицы? Работы, что ли, нет?

Ответ сразу в несколько визгливых голосов:

– Тимур Владимирович, а вы же говорили, проверяющие будут, а у нас полный порядок, машину с зерном приняли, Евгений Андреевич приезжал, из банка звонили, вам кофе как обычно?

– Да не трещите вы. Вот вам проверяющая, Яна, как там тебя, Витальевна, самый настоящий финансовый эксперт.

Яна сдержанно кивнула сотрудницам, те абсолютно одинаково поджали губы, и она наугад обратилась к одной из них, худощавой спице, торчащей из мотка длинной мохеровой кофты:

– Скажите, пожалуйста, кто у вас занимается рабочими процессами? Главный инженер-технолог или может…?

Вопрос остался незавершенным, Тимур бесцеремонно перебил, при этом отодвигая ее плечом назад:

– Так, документы все приготовили?

Дружный хор утвердительных ответов.

– Тогда посадите ее куда-нибудь. И помогите обувь подсушить, а то хотела вплавь перебраться.

Презрительно зыркнув, Тимур ушел. Тетки взяли ее в оцепление, не слушая возражений, подталкивали куда-то в глубину темного коридора. Тем, в тесной комнатушке с ободранными обоями на трех столах громоздились пирамиды из сегрегаторов, картонных папок с завязками и просто документов, сваленных в лохматые стопки. Яна машинально открыла одну, коряво подписанную: «Дебиторы и кредиторы», недовольно поморщилась.

– Вы что ведете весь учет вручную? Не в электронном виде?

– В каком еще виде? Да у нас компьютеров две штуки всего на все управление, и то недавно появились, Тимур Владимирович завез. Мы еще и работать с ними толком не научились. Так что разбирайтесь с тем, что есть, – женщины демонстративно развернулись и направились к выходу. Только одна, дородная и круглолицая, обернулась: – сейчас батарею прикатим, высушите свои штиблеты.

Яна растерянно перекладывала папки, читала заголовки, криво надписанные фломастерами. Двухтысячный год на дворе, а в этом захолустье, кажется, еще на счетах считают. Оглядевшись, все-таки обнаружила калькулятор. Через полчаса пожилой мужчина в ватнике втащил обогреватель, куражевский символ уюта:

– Доброго здоровьичка. Вот это красавица к нам пожаловала! Это вас тут, что ли, обогреть надо? Обращайтесь, если что, всегда рады. Меня Палычем зовут, я тут на все руки мастер. И завхоз, и водитель, и приемщик, и если отремонтировать что. А вы к нам надолго? Так не по погодке нашей оделись, и фасонисто так. Мы тут больше по-простому, в полях, знаете, за модой не следим. Тут одна мода, потеплее и чтоб сапоги не протекали. Так вы, это, вроде как с проверкой?

– Почти. Спасибо, если мне нужна будет ваша помощь, я вас позову.

Еле выпроводила любопытного мужичка. Подкатила обогреватель к столу, разулась, вытянула мокрые, промерзшие до ощутимых судорог ступни навстречу теплу. Что теперь будет с любимыми ботильонами? Кожа тонкая, после такой сушки покорежится. Жалко. Несколько раз громко чихнула, тронула лоб. Кажется, температура поднимается. В окне Ильясов добирался через лужи к своему мерседесу. Перепрыгивает весело, совсем по-мальчишечьи, а лицо злое, глаза выпучил, орет что-то в мобильный, нервно руками машет. На секунду поймал ее взгляд в окне, едва успела опустить глаза. Подмигнул, или это ей показалось? Тело передернула горячечная волна, то ли от начинающейся болезни, то ли от смутного волнения, пробежала легким током от руки, той самой, которая кожей еще ощущала крепкое сжатие. Судорожно потерла ладонь, словно стирая невидимый след. Невоспитанный нахал, как с ним вообще можно работать? Видно, мнит себя здесь царем и богом. Не собирается ничего показывать, объяснять? Ну и не надо, она сама в два счета разберется. Яна отвернулась и решительно пододвинула сегрегатор с затертой наклейкой «Баланс».

* * *

В работу на элеваторе бросилась слету, стараясь не обращать внимания на простуду и неудобства. С температурой, в перманентно замерзшем состоянии силилась охватить все и сразу: перебирала кипы разрозненных документов, исследовала рабочие помещения, бегая от транспортеров к хранилищам, от кабинетов к лабораториям. Из разных дверей в обшарпанных коридорах на стук ее каблуков осторожно выглядывали сотрудники. Неприветливые, настороженные, от бухгалтеров до приемщиков и кладовщиков, на все вопросы испуганно шарахались:

– А че я? Я ниче не знаю. Я человек маленький. Вон, к начальству обращайтесь.

Только разговорчивый Палыч то ли из жалости, то ли из желания перекинуться с кем-то словечком охотно откликался, весело сыпал мелким говорком, по делу и без дела:

– Да на ладан этот элеватор дышит. Тут куда не ткнись – везде ремонт нужен. Крыша течет, сушилка сломалась. В лаборатории приборы паутиной затянуло. Разворовано все, что плохо лежало. Что ж ты хочешь, элеватор лет пять вообще стоял, а город – без денег и без работы. Вот только как Тимур Владимирович пришел, жизнь понемногу налаживаться стала, зерно поехало, зарплату платят. Тимур парень толковый, хоть и из бандитов, и нрава крутого, но здесь за него все горой. И надо же, говорят, продают наш элеватор, или уже продали, я чего-то там не понял, но Тимура уберут, и что теперь будет с нами, неизвестно. Так что сама понимаешь, не очень-то тебе тут рады. И, это, ты тут на своих ходулях ноги свернешь, и костюмчик попортишь. Идем, у меня там спецовки всякие есть. Может чуть велики будут, зато чистые, ей богу.

Яна брезгливо морщилась:

– Да нет уж, благодарю. Вы бы мне лучше рассказали, как приемка зерна ведется, как обрабатывается, как хранится?

– А че тут рассказывать? Иди, смотри, глаза ж на месте, вот как видишь, так все и есть. Ну, я побег, а то там на весовой ждут.

На второй день не выдержала. Суставы ломило, из носа текло, шов на юбке все-таки треснул. Спотыкаясь, спустилась в подсобку.

– Виктор Павлович, давайте, что там за спецовки, только поновее. И обувь какую-нибудь. А то некогда разбираться, где в этом захолустье одежда продается.

– Рынок у нас есть. Но с тряпками Надежда только по выходным выходит. И то там разве вещи? Так, надувательство, нитки гнилые, материя через неделю протирается. То ли дело у меня лапсердак – сносу нет!

Стараясь не думать о своем внешнем виде, в рабочей одежде Яна смело лазила по хлипким проржавевшим лестницам, бесцеремонно распахивала двери в кладовые и подсобки. Хваталась за голову: во всем этом нужно разобраться, понять, охватить, быстро и целиком. Первое мрачное впечатление от внешней неухоженности элеватора подтверждалось полной внутренней разрухой. Она поражалась, как эта развалина вообще может работать. Протекшие стены, старый шифер, оголенные наружные швы, неумело заделанные монтажной пеной. Каждый угол, каждый отсек своим жалким видом демонстрировали полную немощь некогда успешного предприятия, каждые полчаса доносились крики: эй, Санька позовите, опять с сушилкой что-то; Палыч где, транспортер барахлит.

Яна внимательно наблюдала за приемкой и взвешиванием зерна, напряженно ловила малознакомые слова: силосы, нории, шнеки, аспирация. Быстро ухватила путь движения зерна по комплексу: весовая, конвейер, потом в рабочую башню, там чистка-сушка, дальше на хранение в силос – гигантскую банку, одну рабочую из двух. Радостно догадывалась: вот она – нория, ползучая вверх лента с закрепленными ковшами-зубьями. А там сушилка – уродливый неправильный прямоугольник.

После обеда, когда машин с зерном почти не было, она возвращалась в облезлую комнатушку, разбирала документы, пыталась систематизировать, разложить хоть в каком-то порядке. После нескольких дней копания в бумажном ворохе пребывала в состоянии ужаса. Исчерпав собственное терпение, вылетала в коридор, ловила первых попавшихся сотрудников, невпопад пытала:

– Так… договорами у вас тут кто занимается? – те топтались на месте, что-то невразумительно бормотали. – Юристы, договорной отдел, ну кто-то же их делал?

Проходящая мимо худощавая тетка, которая встречала ее в первый день, нехотя обернулась:

– Че ты к ребятам пристала? Митька вообще грузчик, какой с него спрос. Вон по коридору налево возле кладовщиков Митрофановна сидит. Вроде они с девчатами бумажки эти перекладывали.

Яна направлялась туда, воинственно махала распотрошенными папками перед постными лицами сотрудников:

– Да тут катастрофа! Договоров и половины нет! Земля до конца не оформлена. Сторожки какие-то только на бумаге. Долговых обязательств куча. Срочно нужно провести инвентаризацию! Выводить на другое юрлицо! Банкротить!

Дородная чернявая женщина насупилась, уперла руки в боки:

– Дык, а че мы? У нас и юриста нет. Один приезжий был когда-то, уехал давно еще. А так, то Тимур Владимирович кого-то привезет, то мы, то девчата из бухгалтерии чего-то сами склепают. И пока не жаловался никто.

Яна, возмущенная, уходила ни с чем, а вслед несся злой шепот:

– Взялась еще, начальница, не пойми откуда. Сама, видать, не смыслит, а туда же – руководить.

А она забегала в бухгалтерию, пыталась перекричать голосистых бабенок:

– Ну, как же можно было так учет запустить? – Те орали наперебой, мы что, мы ничего, тут и запускать нечего было. Яна пыталась их хоть как-то организовать так, это в порядок привести, оборотные ведомости по порядку разложить, всю первичку проверить, недостающие восстановить. Пожилые бухгалтера работу делали из-под локтя, между собой недовольно бурчали.

Категорически не складывались отношения и с Тимуром Ильясовым. Яна, обычно коммуникабельная и общительная, никак не могла поймать нужную ноту в общении с директором. То безуспешно пыталась играть роль важного руководителя, то, наоборот, по-детски просила помощи. Ильясов держался враждебно и презрительно, порой насмешливо, и не упускал возможности поддеть ее едким замечанием. Яна нервничала, злилась, не могла быстро подобрать правильные слова в ответ. Директор всегда появлялся в самый неподходящий момент, из ниоткуда, мигом оценивая ситуацию:

– Эй, что тут у вас? Договора на землю? Так они у меня в сейфе. Слышь, подруга, а тебе они на кой?

В присутствии работников он хамил неприкрыто, как будто специально провоцировал, а Яна заводилась мгновенно и отчаянно.

– Что значит, на кой? Вы вообще понимаете, для чего я сюда приехала? Мне документы проверить нужно, в технологии процессов разобраться, финансы распланировать.

– Вот и разбирайся в процессах, а куда тебя не просят, не лезь. Ты же специалист? Или как там – эксперт? Вот и давай, расскажи нам, как бизнес вести, как комплекс отремонтировать, а то без тебя, видишь, не справляемся.

Победно разворачивался и уходил, оставляя Яну в недоумении, не давая опомниться. Директора провожал дружный согласный хохоток, а он уже орал на весь коридор кому-то из своих братков:

– Прислали тут пигалицу, ни черта не смыслит, только под ногами путается. Надо же – финансовый эксперт, Вайсман, видно, совсем из ума выжил. Прикинь, этой кукле такие бабки делить доверил. Я бы ее и пирожки продавать не поставил.

Рядом с Тимуром скользкой тенью крутился его лучший друг, именовавший себя исключительно Евгением Андреевичем. При упоминании о нем Палыч всегда презрительно сплевывал:

– Какой еще Евгений Андреевич? Женька Кислый – бандит и вор, клейма негде ставить, присосался к Тимуру, хуже пиявки, не отодрать.

Кислый в отличие от Ильясова производил совершенно отталкивающее впечатление: мелкие колючие глазки, землистое нечистое лицо, вечно искривленный рот. Он передвигался разболтанной походкой, все время озираясь. Цеплялся к сотрудникам, раздавал указания направо и налево, те недовольно, но подчинялись. Его не любили, но побаивались, а Яна при виде Кислого испытывала смешанное чувство брезгливости и опасения. Он вел себя еще более нагло и развязно, чем Тимур. Только завидя ее, начинал паясничать:

– А че, Тимыч, нормальная чмара, тощая только, но ниче, подкормим, – довольно хохотал, пытаясь ущипнуть за бок.

Яна молча отстранялась, пытаясь пройти мимо, но он не унимался:

– Эй, куда побежала? А ну ка, цыпа-цыпа-цыпа, иди сюда.

Она не останавливалась, Кислый забегал вперед, перегораживая путь, хватал за плечи, наклонялся, душно пыхтя в ухо.

– Чего ты дикая такая? Я ж тебя не съем.

Яна возмущенно отталкивала:

– Эй, вы что себе позволяете?

Тимур вдалеке посмеивался, а Кислый делано оскорблялся:

– Повежливее, девочка. Нам тут с тобой еще работать и работать. Ты ж нам вроде как помогать приехала, – весело осклабился, – только вот не знаю, что умеешь? Стриптиз танцуешь?

Яна взрывалась:

– А ну, убери руки, а то как заору! Отойди, я сказала, милицию вызову, понял?

Они с Тимуром как будто специально донимали ее каждый день, насмехались и ерничали, доводили до слез, которые она из последних сил сдерживала и выплескивала только вечером в колючей берлоге холодной квартиры. Засыпая, снова и снова прокручивала в голове обидные нападки, но в этих мысленных спорах уже не молчала, а отвечала, метко, хлестко, с каждым разом все увереннее, и наконец одерживала вверх и уже во сне видела, как в светлых глазах Ильясова плавится свинец, взгляд становится мягче, в нем уже сквозит растерянность, неуверенность и еще что-то неуловимое, очень странное, неожиданное. Она пыталась понять, разгадать, что это, и каждый раз почти удавалось, но за сотую долю секунды до разгадки она просыпалась от резкого звука своего будильника.