Женщина по имени Москва

Арина Ломтева

Женщина по имени Москва

«Покайтесь и обратитесь, чтобы ваши грехи были уничтожены».

Деян 3:19.

I

В прихожую вошли две женщины. Судя по внешнему сходству, мать и дочь. Их встретила пожилая, но довольно привлекательная женщина с высоко зачёсанными тёмными волосами, увешанная бусами и браслетами.

– Здравствуйте, – поздоровались с ней посетительницы.

– Здравствуйте, присаживайтесь, – хозяйка жестом указала на два стульчика, стоявших возле стены, а сама уселась за небольшой столик, застеленный бархатной зелёной скатертью. На нём лежала раскрытая старая Библия и такие же старые карты. Женщины, заняв указанные места, ожидали, когда гадалка зажжёт стоящую здесь же в небольшом медном подсвечнике свечу и перетасует карты.

– С чем пожаловали? – Спросила хозяйка.

– Дочь и внучка у нас пьёт. Только пятнадцать лет, а уже наравне с взрослыми пиво литрами дует. Ведёт себя отвратительно, взрослых не признаёт, дерзит, ещё и гуляет, – Посетовала посетительница, та, что постарше.

– Значит, мало занимались дочерью и внучкой, – лаконично заметила вещунья.

– Легко судить о чужих детях, – едко заметила посетительница помоложе, – Вообще-то мы вашего мнения не спрашивали!

– А вы не хамите! – Попросила гадалка, – Не я к вам пришла в дом, а вы ко мне!

Женщина постарше ткнула молодую локтём в бок и выразительно на неё посмотрела. Та с подчёркнуто отсутствующим видом принялась рассматривать старые цветные обои.

Гадалка же углубилась в общение с картами.

– Дарья Леонидовна, – робко начала мать, – Вы на Лену не сердитесь. Она нервная. Сами понимаете, такое с дочерью… Мы уже что только не делали, и по-хорошему пытались договориться, и ругали её, и дома закрывали, ничего не помогает!

– И не поможет, – подняла на них глаза гадалка, – На вашей совести большой грех, и через внучку вы его отрабатываете. Приворотами занимались?

– Н-н-нет… – Неуверенно ответила женщина.

– Ну как же нет, если да? – В упор посмотрела на неё Дарья, – Много лет назад вашей дочери понравился красивый состоятельный мужчина, разведённый, правда, и она его приворожила, если не сама, то при помощи какой-нибудь шарлатанки-симулянтки.

– Мама, да кого ты слушаешь? – Поморщилась дочь, – Не видишь, бред несёт!

– Бред у вас в голове, – заметила Дарья, – Я имею право отказать вам в гадании. Пойдёте сами справляться со своей проблемой.

– Лена! – Укоризненно посмотрела на женщину мать. Та снова замолкла.

– Кроме приворота, на вас лежит ещё один грех, – продолжала между тем гадалка, снова перетасовав и разложив в три ряда карты, – Женщину, которую любил ваш муж, и с которой планировал создать семью, вы решили извести, поэтому сделали на неё порчу, да не просто порчу, а на смерть! Туз треф остриём вверх и Валет пик прямо возле её карты. Это очень сильная порча. И в этом случае да, делал её профессионал, причём по всем правилам! Не надо на меня так смотреть, будто я у вас миллион украла! – Эти слова Дарья адресовала злобно глянувшей на неё Елене, – Не хотите слушать, уходите! В вас столько зла, что мне уже плохо! Даже кот и тот сбежал! Фараон, ты где?

На зов хозяйки из кухни в прихожую вышел розовый морщинистый сфинкс. Женщина помоложе глянула на него и снова поморщилась. Она терпеть не могла лысых котов и собак.

Сфинкс, словно почувствовав её отношение, опять скрылся в кухне. То, что он с самого начала появления женщин сбежал в кухню, было нетипичным для его поведения, учитывая, что во время сеанса он обожал полежать на столе возле карт или запрыгнуть на плечо к хозяйке. Дарья его не сгоняла. У неё были свои приметы верного гадания, в том числе и присутствие кота возле колоды карт.

– Так а кто порчу напустил-то? – Сделала удивлённый вид мать.

– Вашей дочери виднее, кто напустил порчу на её соперницу. С той женщиной, а не этой, хотел жить этот мужчина. Ту он любил, а вашу дочь нет. Теперь счастья нет ни у той, ни у этой. На чужом горе своего счастья не построишь, – Дарья собрала карты, ещё раз их перетасовала и разложила «ёлочкой», – У той женщины тоже плохи дела. Порча сделана не только на неё, но ещё и на её ребёнка! Девочка – ровесница вашей Тани. Та женщина не раз была на грани смерти, но небеса отводят от неё беду, как могут. Есть, всё-таки, высший разум. Ох и натворили же вы делов…

В эту минуту Елена резко встала и вышла, громко хлопнув дверью.

– Вот невоспитанная… – Покачала головой мать.

– Какую вырастили, – констатировала Дарья и пару секунд молча смотрела на ошарашенную клиентку, – А вы ведь знали, что она положила глаз на мужчину, который собирался создавать семью с другой женщиной! Также вы прекрасно знали, что та женщина носила под сердцем его ребёнка!

Посетительница молчала.

– Чего вы молчите?! Или говорите, или уходите! Мне эти молчанки не нужны! У меня ещё клиенты сегодня! – Вышла из себя Дарья.

– Ну да, я тоже виновата… – Опустила голову женщина, – Я искала специалиста по чёрной магии. Боже, что же я натворила!

– Ну вот! Бесполезно меня обманывать! Ещё и овцой прикидываетесь, не знаете, кто приворот напустил! Всё вы знаете!

– Что же теперь делать? – Растерянно спросила посетительница.

– Понятия не имею. На ушах постойте. Может, осенит идея, – пожала плечами гадалка.

– Надежда остаётся на церковь… – Тяжело вздохнула женщина.

– Тут одной церковью не отделаешься, – возразила Дарья, – В вашем случае не только в церкви нужно покаяние. Вам в ногах нужно валяться у той женщины, вымаливать прощение! А в церкви ставить свечи о здравии её и её ребёнка. Только так вы сможете спасти свою Таню. Вы видите, через сколько лет сработали проклятие и порча, которые вы наслали?! Торопитесь. Один упущенный день, и будет поздно. Ни одна мать не простит смерть своего ребёнка.

– А что, очень серьёзно больна девочка? – Спросила женщина.

– Есть болезни, которые понятны и либо излечимы, либо неизлечимы: рак, цирроз печени, ангина. А есть болезни непонятные. Человек сгорает, и всё. Он бредит, его знобит, у него жар… Врачи думают, что это ангина или воспаление лёгких, пичкают его лекарствами, делают уколы, но тщетно. Человек умирает.

– Где же мне искать эту женщину? – Растерянно спросила посетительница, – Может, они и в Москве-то не живут.

– Живут. Она всю жизнь работает в одном и том же месте. Перемены места жительства или работы я по картам не увидела, – ответила Дарья.

Женщина тяжело вздохнула и спросила:

– Сколько я вам должна?

– Сколько совесть позволяет, столько и должны. Я цену не устанавливаю. Каждый даёт столько, сколько может. Можете вообще ничего не давать. Как вам угодно.

Посетительница хотела спросить что-то ещё, но передумала. Она вытащила из кошелька сотенную купюру и положила на столик. «А ещё хотят, чтобы всё у них было хорошо, – подумала про себя Дарья, – жадные донельзя, подлые, ещё и на судьбу жалуются». Впрочем, она вспомнила, что роптать на маленькое вознаграждение за гадание нехорошо, и, вздохнув, открыла дверь. Посетительница ещё раз поблагодарила за гадание и тихонько, словно крадучись, вышла.

II

В квартире было темно, тихо и тепло. Женщина поднялась с кровати и босиком прошла в другую комнату. Там спала её больная дочь. Девочку уже неделю мучили озноб и высокая температура. Она горела, тряслась в ознобе и часто бредила. Мать присела к ней на краешек кровати и легонечко провела ладонью по её лицу. Лоб был горячий. Женщина тяжело вздохнула, отвернула край одеяла и прилегла рядом. Девочка даже не пошевелилась. Её буквально полчаса назад отпустил озноб, и она, наконец, уснула. Женщина прижалась к ней и закрыла глаза. Через какое-то время она стала засыпать.

Ее звали Москвой. Она родилась и всю жизнь жила в городе-герое Москве. Москва-город был благосклонен к ней. Казалось, между Москвой-столицей и Москвой-девочкой, девушкой, женщиной существовала незримая связь. Обе цвели, хорошели с каждым годом. Развивалась, расширялась, наполнялась новыми домами, высотными зданиями Москва-столица, становясь современным престижным европейским городом, росла, хорошела Москва-девочка, превращаясь из наивной малышки с огромными испуганными глазами в привлекательную девушку, эффектную женщину, заботливую любящую маму.

Москва была матерью-одиночкой. Родила девочку в осознанном возрасте, для себя. От мужчины, которого любила и которого стала презирать по банальной причине – за предательство.

Он был постоянным клиентом банка, в котором она работала. Красивый, харизматичный, твёрдый характером, в то же время способный быть любящим и нежным, для Москвы он был мужским идеалом. Она же в свою очередь была для него воплощением всего, что, по его мнению, должно было быть в настоящей женщине. Он буквально носил её на руках. Те, кому было известно об их отношениях, искренних и красивых, были шокированы, узнав, что он бросил свою Москву ради другой. Шёл 2006 год. «Банк Москвы» только-только поднимался на ноги, нарабатывал клиентуру и зарабатывал авторитет. Москва работала там уже пятый год с тех пор, как окончила университет. В женском коллективе банка у неё было достаточно недоброжелателей, вернее, недоброжелательниц. Их основная масса попала в банк отнюдь не по способностям, а «по блату». Да и внешними данными они не особо выделялись. И только Москва и ещё одна девушка на первом же собеседовании завоевали расположение и доверие управляющего. К тому же Москва была настоящей красавицей: изумрудные глаза, густые тёмные волосы, красивые с очаровательной щербинкой зубы, пышная грудь… Управляющий был от неё без ума, собственно, как и вся мужская половина банка. Впрочем, сама Москва никогда не кичилась своей красотой. Она понимала, что ей нужно оставаться верной самой себе и не размениваться на подкупающие ухаживания начальников, поклонников, богатых клиентов банка. Москва давно привыкла рассчитывать на себя и на свой ум. Больше ей рассчитывать было не на кого. Прабабушка, бабушка и мама давно умерли. Ушли, можно сказать, одна за другой. Сначала совсем старенькая прабабушка, затем мама – из-за осложнений, вызванных воспалением лёгких, потом, через три года, бабушка – в силу возраста и тяжёлых переживаний. Москва поклялась себе и им у них на могиле, что никогда не поменяет фамилию Московская ни на какую другую. Фамилия досталась ей через маму и бабушку ещё от прабабушки. Мария Московская была очень богата и красива. Ходили даже слухи, что её любил сам Сталин. А для маленькой Москвы после своей смерти она была ангелом-хранителем. Именно она назвала правнучку Москвой в честь любимого города и «в тему» фамилии. Именно она смотрела маленькую Москву в последние годы своей жизни, не доверяя её воспитание непутёвым, как она говорила, дочери и внучке. С ней же у трёхлетней малышки Москвы была самая тесная духовная связь…

Ещё когда умерла мама, но была жива бабушка, Москва поступила в Московский государственный университет. Через пять лет она окончила его с красным дипломом и пришла работать в «Банк Москвы». Всем этим Москва очень гордилась и частенько рассказывала об этом своей дочурке. Наташка обожала мамочку. Она считала её умницей, красавицей, самой замечательной мамочкой на свете и страшно гордилась тем, что была на неё похожа. Москву тоже радовал тот факт, что Наташка была в неё как красивыми правильными чертами лица, так и ярко-зелёным цветом глазок и роскошными тёмными волосами. Ей не хотелось бы, чтобы о мужчине, который её предал, напоминала даже внешность любимой дочки. А как мерзко он поступил, через третьи уши узнав, что у Москвы будет ребёнок… Обругал её всякими непристойными словами и поклялся, что не даст на алименты ни копейки, хотя сама Москва даже словом о них не обмолвилась – не хотела унижаться, выклянчивая крохи. Москве не впервой было сталкиваться с предательством, но от такого удара ножом в спину она не могла прийти в себя очень долго. На почве стресса у неё едва не случился выкидыш. В другой раз, будучи на седьмом месяце беременности, она по рассеянности оступилась и упала, получив сильное сотрясение мозга. Тогда у Москвы была настоящая истерика. Ей казалось, что на неё наслали порчу, чтобы она потеряла ребёнка и умерла сама. Москва, как и все беременные женщины, была очень суеверна и безумно боялась сглаза, порчи и прочей нечисти. К тому же, по некоторым сведениям, она узнала, что у неё есть соперница, которая ненавидит её лютой ненавистью и проклинает как её, Москву, так и её ещё не родившегося ребёнка… Если бы не близкие подруги, Москва стала бы верным и преданным клиентом психиатров. Не к чести последних будет сказано, многие из них ограничивают свою помощь душевнобольным людям лошадиными порциями психотропных препаратов и постоянными внушениями, что они – ненормальные и их место в психбольнице…

Девочка родилась маленькая, но здоровенькая. Роды проходили мучительно долго. Москва кричала диким криком. Ей казалось, её тело раздирают изнутри гигантские раскалённые ножницы. Боли были настолько чудовищны, что в какой-то момент она потеряла сознание. В тот же самый миг Москва вдруг увидела перед собой лик святой Матроны Московской. Святая сочувственно улыбалась исстрадавшейся женщине, мысленно просила её потерпеть еще совсем немножко. Спустя некоторое время пришедшая в себя Москва терялась в догадках, действительно ли к ней приходила святая Матрона, или это был всего лишь плод её воспалённого от мучительных болей мозга.

Мужчина-акушер, привыкший каждый день созерцать муки рождения новых жизней, похвалил Москву за стойкость, вытер выступившие у неё на глазах слёзы и бережно положил ей на грудь девочку. Мамочка не могла не заметить ее тёмненькие волосики, для новорожденной достаточно густые. Не ушла от маминых глаз и затерявшаяся в складочках на коротенькой шейке небольшая светлокоричневая родинка. Такая же родинка была чуть ниже шеи у самой Москвы.

Измученная и ослабленная, но счастливая, Москва тихонечко поцеловала головку своего маленького розовенького сокровища, после чего уснула глубоким сном.

Так в Москве-столице стало на одну москвичку больше, на маленькую Наташку Московскую…

Москва проснулась от того, что Наташка пыталась выползти из одеяла. Мучимая жаром, она хотела пить.

– Натусь, тебе плохо? – Спросила мама.

– Я пить хочу. А ещё мне очень жарко, – пожаловалась девочка.

– Лежи, дорогая. Я принесу тебе попить, – Москва поднялась, включила в комнате маленький ночник и пошла в кухню. У неё начало жечь в уголках глаз. Врач, которой никак не удавалось выявить причину ухудшения самочувствия девочки, настаивала на том, чтобы её положили обследоваться в больницу. Москва сопротивлялась этому, как могла. Самой ей не раз приходилось попадать в больницу, планово или срочно, и во всех случаях ей не везло с врачами. Видя, что она весьма обеспечена, деньги они сдирали с неё по полной, а лечили через пень-колоду. В онкологической больнице, где Москва лежала с подозрением на рак груди, вообще был мерзейший случай. Медсестра зашла к ней утром в палату и, увидев, что она ещё спит, швырнула ей на кровать эпикриз с заключением о том, что она абсолютно здорова, завернулась и ушла. Через час она снова зашла в палату. Видя, что Москва до сих пор спит, медсестра бесцеремонно тряхнула её за плечо и велела освободить палату в течение часа. Москву задело такое хамское отношение медперсонала, и она написала жалобу на имя заведующего отделением, которого в своё время щедро одаривала хорошими конфетами и кофе. Тот, видимо, забыл об этом, потому что посоветовал Московской заняться другими делами, нежели писать кляузы. Для Москвы его слова были, как пощёчина.

Настрадавшись от бездушия людей в белых халатах, Москва и мысли не допускала, чтобы с Наташкой обошлись точно также. Поэтому, о больнице она даже слышать не хотела. Ей одна только мысль была невыносима, что кто-то будет обижать там её девочку, кричать на неё или насильно колоть лекарствами. Поэтому, теперь, когда Наташка сгорала буквально на глазах, несчастную мать охватило отчаяние. Она всё отчётливее слышала внутренний голос, который настойчиво твердил ей, что сама она ребёнка не вылечит, не сможет…

Тяжело вздыхая, Москва погрела дочке легенький клюквенный кисель. Она сварила его ей, потому что девочка совсем потеряла аппетит, а этот напиток хотя бы как-то восполнял ей силы.

Пока Москва грела питьё, Наташка задремала. Услышав, что в комнату зашла мама, она снова открыла глаза.

– Кто на меня смотрит из темноты блестящими глазёнками? – Ласково спросила Москва.

– Твоя доченька, – ответила Наташка и, при помощи мамы приподнявшись и опёршись на подушки, взяла у неё напиток. Пока она пила, Москва смотрела на неё и грустно улыбалась.

– Натусь, я так не хочу отдавать тебя в больницу…

– А если я не поправлюсь? – Вопросительно глянула на маму девочка.

– Не говори так, – у Москвы дрогнул голос, – Я тебя вылечу, подниму на ножки, и у нас с тобой всё будет хорошо, – с этими словами она поцеловала девочку в ушко. Когда та допила кисель, Москва выключила ночник и улеглась к ней под одеяло. Мама и дочка обнялись и стали засыпать.

III

Наташа частенько спрашивала маму, где папа. На это Москва отвечала, что у многих детей есть и мама и папа, а у некоторых только мама. Любопытная доча допытывалась, почему так получается. Москве нечего было на это ответить, и она молча гладила её по голове. Впрочем, Наташке хватало и одной мамы. Они жили душа в душу, за исключением тех случаев, когда девочка могла что-нибудь натворить. Тогда Москва становилась строгой мамой: могла отругать, а то и больно шлёпнуть или загнать в угол. Но такие случаи были редкостью.

Наташка была у Москвы желанным ребёнком. Когда УЗИ показало Москве, что у неё будет дочка, её радости не было предела. Ей всегда хотелось девочку.

Рана от предательства любимого человека болела, не переставая, острой болью. Немного затихала душевная боль тогда, когда Москва брала на руки свою малышку. Она забывала обо всём, когда, лёжа в постели, кормила Наташку грудью и нежно перебирала кончиками пальцев её тёмненькие волосики, когда ночью прижимала к себе её сонное мягонькое тельце…

А через полгода девочку крестили в главном храме столицы, в Храме Христа Спасителя.

Многие предсказывали Москве, что она будет сумасшедшей мамой. Так и было. Москва залюбливала свою маленькую красавицу до безобразия, не отказывала ей абсолютно ни в чём: в выходные таскала с собой по гостям или часами возилась с ней дома, сидя с ней на мягком толстом ковре и примеряя ей новые платьишка или кофточки, придумывая ей новые причёсочки.

Нежно любящая и ласковая, Москва могла быть с девочкой и достаточно строгой. Так она не разрешала ей ещё в раннем детстве по пустякам хныкать, капризничать или громко требовать желаемую игрушку или сладость. К тому же мама с маленьких приучала дочку к тому, что если она хотела кого-то о чём-то попросить, то непременно должна была сказать «пожалуйста», как и за оказанную услугу – «спасибо».

К четырём годам Наташа уже хорошо говорила, и Москва требовала от неё, чтобы она внятно произносила слова, а не дурачилась и не лепетала, как многие дети. Если Наташа говорила «Я хотю кусять», Москва присаживалась перед ней на корточки и ласково, но настойчиво просила повторять эту фразу до тех пор, пока не услышит внятного и членораздельного «Я хочу кушать». Дочка выдуривалась, лепетала что-то невнятное, жевала слова, а мама, глядя ей в глаза, снова и снова просила её повторить «Я хочу кушать». Если девочка продолжала и дальше упрямиться или кривляться, Москва делала вид, что рассердилась, и отправлялась смотреть телевизор. Наташка выходила из себя, орала, топала коротенькими пухлыми ножками, даже начинала плакать, но Москва на эти детские фокусы не реагировала. В конце-концов, поняв, что мамочку подобными фокусами не возьмёшь, девочка сдавалась и подходила к ней, чтобы уже внятно попросить дать ей покушать. Москва «таяла», целовала её и вела на кухню кушать.

Не меньше, чем за чистотой речи, следила Москва и за порядком в Наташкиных игрушках. Куклы, мишки, собачки, детская посудка лежали у неё в тумбочке. Москва регулярно заставляла девочку убирать игрушки на место после того, как та поиграет. Наташка убирала их, но весьма своеобразно: беспорядочно закидывала одну за другой в тумбочку и потом быстренько закрывала это безобразие створкой, чтобы его не увидела строгая мама. А Москва один раз решила-таки проверить, какой порядок держит её дочурка в своих куклах, и открыла тумбочку. То, что она увидела, повергло её в шок. Торчащие из тумбочки ноги кукол ужасали своей наготой, лежавшие вповалку плюшевые мишки бессовестно давили жалобно выглядывавших из-под них Петрушку и Чиполлино, а некоторые предметы игрушечной посудки вообще были сломаны. Москва одной кучей вывалила все это на ковер и заставила дочку сложить все обратно, предварительно больно отшлепав её по мягкому месту. Обиженная Наташка обливалась горючими слезами, но делать было нечего. Пришлось ей наводить порядок в своём хозяйстве.

А какая вредина была Наташка в садике… Москва краснела каждый раз, когда приходила вечером её забирать. То её доченька разбила кому-то нос, то у кого-то из мальчишек отобрала машинку, то обижает детей из младшей группы. Москва делала вид, что жутко сердится, и при всех больно шлёпала Наташку по мягкому месту. Наташка же стояла с важно-надутым видом, будто она не обычная девчонка, а премьер-министр. Сама же Москва прикладывала неимоверные усилия, чтобы не расхохотаться. Похождения егозы дочи её веселили.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.