Эхо времени

«Похоже, будет гроза» – подумалось ему. Крутя головой, поискал, где бы укрыться. Однако вокруг были только невысокие кусты. Там, вдали за далеким спуском виднелась скалы. Но до них все-таки было далеко, чтобы успеть до грозы. Решил никуда не идти, а соорудить шалаш. Благо сухих веток от кустов вокруг было предостаточно. Несмотря на обилие материала, только-только успев под красным кустом закончить строительство шалаша, как рванул ветер, едва не разметав его убогое укрытие, и вслед за ним ослепительно сверкнуло, тут же раздался оглушительный раскатистый грохот и стеной хлынул ливень. Сверканье молний, грохот грома, шум ливня создавали ощущение бушующего за ветками шалаша ада. От ужаса вначале вжался в набросанные на землю ветки. Но гроза бушевала долго. И надежда, что и в этом аду можно выжить, все больше и больше проникала в душу.

Шалаш от ливня, стеной сваливающегося с небес, защищал слабо. Промок почти сразу. Но струи воды, просачивающиеся сквозь щели шалаша, были теплые и хорошо освежали разгоряченное тело, смывая пыль, гарь, пот и въевшуюся в кожу сажу. Немного пообвыкнув к разгулу стихии, бушевавшей за стеной шалаш, поднял голову к одной из струй, прорывавшейся сквозь щель шалаша, и стал взахлеб пить восхитительную влагу небес, с наслаждением утоляя всю накопившуюся за день жажду.

Потихоньку грохот громовых раскатов стал отдаляться. Да и молнии уже не сверкали так часто. Ливень явно переходил в дождь, все еще довольно сильный, но уже не прорывавшийся струйками сквозь щели шалаша. В шалаше стало светлее. Через некоторое время шум дождя почти стих. Выглянул наружу и ничего не узнал. Стремительные потоки ревущей, перекатывающей камни воды неслись по склону, обходя островок земли с кустом и его жалким убежищем. Небо было сплошь затянуто низкими черными тяжелыми тучами. Шел мелкий моросящий дождь. Воздух, еще совсем недавно раскаленный, тяжелый, сухой, теперь был прохладным и сырым. Вокруг стремительными мутными ручьями, перекатывая мелкие камни, неслись потоки воды, увлекая за собой кучу веток травы и другого мусора. От сырости воздуха, мокрой одежды становилось холодно. Надо было что-то делать, чтобы не замерзнуть. С тоской оглядевшись вокруг, перепрыгивая ручьи, стал собирать пучки мокрой травы и веток и стаскивать их к шалашу. Эта работа немного согрела.

Но день заканчивался. Темнота, прячущаяся в ущельях далеких гор, вывалилась наружу и быстро погасила остатки дня. Едва успев кое-как натаскать в шалаш травы и веток, уже в почти полной темноте стал пытаться хоть как-то устроить себе ночлег. Трава была скользкой, мокрой, холодной и грязной. Из травы торчали ветки, больно упиравшиеся в тело. Повозившись еще какое-то время, удалось зарыться в эту сырую кучу, свернуться сжаться в комок. Так было чуть теплее. Усталость, мучения и переживания дня быстро сдернули осознание окружающего мира. Веки сомкнулись, и он погрузился в сон.

Сколько спал, сказать было трудно, проснулся от острого ощущения холода. Все тело била дрожь. Открыл глаза, Темнота, но не та полная, черная, когда засыпал. А призрачно прозрачная. Выглянул из шалаша и замер. Небо, усыпанное яркими переливающимися звездами, простиралось над головой. Воздух застыл, тишина было полной, осязаемой. Только время от времени раздавалось цоканье осыпающихся редких капель с высоких ветвей соседних кустарников. Дрожа всем телом и стуча зубами от холода, выбрался наружу. И вдруг в отдалении, среди кустов, нет скорее над невысокими кустами, возникло бледное сияние. В этом дрожащем пятне света отчетливо проступили контуры человека. Человек был странного вида, в струящейся всеми цветами радуги ниспадающей одежде, скрывающей все его тело, кроме рук и головы. Даже, несмотря на сравнительно большое расстояние до него, он казался большим. Одной рукой он как бы придерживал края ниспадающей одежды, в другой был длинный сияющий предмет. Очень похожий на ножи его племени, только несравненно длиннее. Лица на таком расстоянии невозможно было разглядеть, тем более что от головы исходило достаточно сильное ровное сияние. Но почти физически ощущался пристальный взгляд, направленный на него.

«Сияющий?!» – пронеслось в голове. Вроде бы да, но слишком отличен от тех, которых ему доводилось видеть у гор.

Легкое движение руки с сияющим ножом, и по земле, кустарникам огненными сполохами побежала надпись, и в голове, нет, не в ушах, а именно в голове прозвучало: «Иди и передай свое уменье».

Еще движенье рукой и сполохи исчезли, только струя теплого воздуха от них обдала тело, враз высушив одежду и согрев тело. Еще мгновенье, и видение поблекло и растворилось. И если бы не сухая одежда, то он был точно уверен, что все ему померещилось. Но тело и одежда были сухими, и это укрепляло сознание в реальности свершившегося.

Глаза привыкли к темноте ночи тоже не сразу. Только спустя некоторое время скорее ощутил, чем увидел, что ночь стала плотнее, темнее. Небо, только что сиявшее россыпями звезд, было почти черным. И лишь кое-где робко просвечивало искорками звезд, которые быстро исчезали под темной громадой туч, заволакивающих небо. Потянуло свежим ветром. Он нес запах сырой земли, дождя, с чуть-чуть уловимым привкусом гари. Возвращаться в сырой, мокрый шалаш не было никакого желания. Идти в темноту ночи, по скользкому, размытому дождем склону, среди мокрых и жестких кустарников – еще меньше. Постоял. Рассвет накатывался быстро. Возникшая на горизонте едва различимая полоска света, стала распространяться по небосводу все резче и резче обозначаю темную тяжесть облаков, затянувших небо. Горизонт обозначился расплывчатой цепью далеких гор. Затем и весь мир вокруг стал быстро наполняться светом, вырывая из отступавшей темноты пятна мокрых кустарников, размытые русла недавних ручьев, все в комьях грязи, травы и веток. Мир просыпался, наливаясь светом, красками и осязаемостью. И вот из-за далекой в дрожащей синеве цепи гор показался ослепительный красноватый край солнца, на мгновение как бы задержался, удивленно рассматривая открывающийся перед ним простор, и стал быстро выкатываться на небосвод. Тяжелые, низкие облака, почти полностью затянувшие небо, окрасились пурпурными мазками, эффектно оттеняя темную синеву основы. День начинался.

5

Вместе с рассветом проснулось и чувство голода. Вспомнил о котомке. Но прежде надо было хоть немного отмыть засохшую на теле грязь, глину, траву и листья. Однако поблизости воды не было видно. Махнув рукой нба свое желание, полез в шалаш за котомкой. Шалаш обдал потоком холодных капель. Вылез. По рукам, шее, лицу потекли грязные струйки. Пришлось снять одежду и, разоряя шалаш, стал вытаскивать из него ветки с поникшими листьями и обтирать им тело. До чистоты обтереться так и не удалось. Тонкий слой грязи покрыл все тело и никак не желал сползать. Поняв бессмысленность дальнейшего занятия обтиранием, сгреб одежду, подхватил котомку и голышом стал спускаться вниз, в долину. Грязь на теле стала подсыхать и неприятно стягивать кожу. Но быстро идти было трудно. Кусты царапались, еще не высохшая от дождя почва на склоне предательски скользила под ногами. Приходилось выбирать участки с уцелевшей травой. Это отнимало немало времени. Поэтому, когда спустился к подножию горушки, день был в полном разгаре. Солнце окончательно скрылось за облаками, но ветерок, дувший со стороны долины, тем не менее, теплел. Да и от ходьбы согрелся.

У самого подножия сверкнула большое пятно лужи. Вода в луже была мутная, коричневая от глины. По поверхности плавала трава и древесный сор, качаясь на слабых волнах ряби, поднимаемой ветерком. И все-таки это была вода. Скинув с себя одежду, решительно направился к центру лужи. Вода, поначалу показавшаяся холодной, передавала телу ощущение свежести. Лужа была хоть и широкая, но мелкая. В середине едва достигала колен. Дно было ровным, травянистым. Дойдя до середины сел и стал смывать с тела, рук, лица грязь. Нестерпимо захотелось пить. Поколебавшись, нагнулся и стал осторожно пить, отгоняя мусор и листву. Вода сильно отдавала глиной, травой и деревом, но освежала. Долго сидеть в луже не пришлось. Обдуваемое ветерком тело стало быстро мерзнуть. Вылез на берег. Полез в котомку, достал бурдючок и еще некоторое время наполнял его водой. Потом обул сандалии, подобрал котомку, одежду и пошел нагишом, надеясь в пути пообсохнуть.

Идти вначале было трудно. Мокрые сандалии чавкали, нога неприятно скользила по подошве. Стебли высокой и все еще мокрой травы неприятно стегали по голым ногам. Пришлось остановиться и натянуть на все еще влажное тело одежду. Тем не менее, одежда быстро согрела. Хотелось есть. Не переставая идти, запустил руку в котомку, достал пригоршню ягод и отправил их в рот. Ягоды наполнили вяжущей терпкостью рот, но чувство голода не унималось. Запуская раз за разом руку в котомку, он продолжал жевать ягоды, пока не появилось громкое урчание и неприятные ощущения в животе. Враз пропало желание есть ягоды. Пошарив по дну котомки, вытащил кусок размякшей лепешки, густо облепленный ягодами. Отломил кусок. Тщательно очистил от ягод и с наслаждением съел. Лепешка немного успокоила и утолила чувство голода. Через некоторое время мысли опять вернулись к оставшемуся куску лепешки. Чтобы их отогнать ускорил шаг. Хороший темп действительно отодвинул все мысли о хлебе насущном на задний план. День был хоть и теплый, но сумрачный. По такой погоде шагалось легко. К тому же высокая и жухлая трава предгорий сменилась низкой травянистой растительностью, пятнами покрывавшую высохшую от отсутствия влаги землю. Шел без отдыха почти целый день, только время от времени прикладывался к бурдючку, с наслаждением отпивая маленькими глотками теплую и с глинистым привкусом воду.

Вечер, и за ним навалившаяся темнота ночи, застали как-то внезапно. Прямо посреди бескрайней степи. Он даже толком места для ночлега выбрать не успел. Свалился на сухую землю с торчащими местами колкими пучками сухой травы. Выпил немного воды и пожевал горсть ягод. Не осознав, выплюнул ли косточки или нет, уснул. С голодухи и усталости спал так крепко, что проснулся, когда совсем рассвело и что-то противно щекоча, ползало под одеждой по спине. Инстинктивно хотел вначале сунуть руку под кожаную жилетку, но вовремя остановился. Схватился руками за ее края и рывком рванул с себя. На землю выпал большой скорпион. Он встал на лапы, задрав кверху клешни и изогнул дугой тело с шипом на конце.

Давить скорпиона не стал. В конце концов, сия тварь ему ведь не причинила вреда. А могла бы. Тряхнув жилетку на всякий случай, еще раз осмотрев себя, пятясь, отошел от скорпиона, все еще стоящего в боевой позе, повернулся, подобрал котомку и пошел дальше, навстречу начинавшемуся новому дню. Небо было все так же затянуто низкими облаками, Но дождя не было. С близких гор дул ветерок, прогоняя остатки дремоты.

Шлось легко. Отдохнувшие за ночь ноги легко и непринужденно несли тело по еще свежей от ночной прохлады и слегка влажной степи. Даже есть не хотелось. Первое желание перекусить появилось вместе с чувством усталости ближе к полудню, когда уже четко различались горы с темными пятнами то ли кустарников, то ли деревьев у их подножий. Поднявшись на очередной пригорок, ошалел от открывшегося перед ним вида. Внизу, в лощине, изгибаясь, текла неширокая речушка. Ее берега густо обросли тростником, кустарником и невысокими деревьями, так что сквозь их спутанную гущу лишь кое- где проглядывала вода.

Наконец-то вода!

В бурдючке только чуть-чуть бултыхалась теплые глинистые остатки влаги, которые он весь день берег как самую драгоценную ношу. А теперь столько воды!

Чуть ли не бегом спустился с пригорка и хотел сразу ринуться в реку. Но не тут-то было. Жесткие ветки кустарников, густо переплетенные тростником и еще какой-то полуводяной растительностью, наглухо перекрыли путь к воде. Пришлось отступить и пойти вдоль русла надеясь найти более-менее сносный проход к воде. От нетерпения он почти бежал, иногда проскакивая, как ему казалось, приемлемые участки. Но возвращаться не хотелось, и он продолжал свой лихорадочный полубег. Увы, берег был достаточно однородно заросшим. Пришлось остановиться и перевести дух. Стал прикидывать, где бы можно было найти подходящее место. На этом почти плоском участке поля вряд ли – скорее подальше, ближе к горам, где местность начинала бугриться пригорками. Там наверняка найдутся свои ложбинки, по которым дождевые ручьи несут свои воды в речку и скорее всего там то и можно будет пробиться к берегу.

Надежды оказались верными. Действительно, за очередным невысоким пригорком открылась неглубокая лощинка, примыкавшая к самому берегу реки с широкой песчаной отмелью. Пройдя по лощинке и подойдя к берегу, он с тревогой обнаружил, что песок на берегу был изрядно изрыт многочисленными следами. Следы были свежие. Не дольше нынешнего утра. Сын полей, проведший всю свою недолгую жизнь бок о бок со скотиной, и немало повидавший во время выпасов разных хищных тварей, он прекрасно разбирался в следах, чтобы понять, что сюда на водопой ходили в основном антилопы, дикие буйволы, зебры и еще какие-то копытные животные. Но были и широкие разлапистые следы, скорее всего львов или львиц и мелкие следы шакалов. Правда, их было немного. Но и этого было достаточно, чтобы в душе поднялась настороженная тревога. Успокаивало лишь то, что сейчас, близко к полдню, на водопой животные вряд ли пойдут, и скорее всего в засаде хищников тоже нет. Надо было спешить быстрее помыться, набрать воды и сматываться с этого места.

Вода в реке была мутной и довольно холодной. Течение было сильным, так что отдельные бурунчики то тут, то там возникали на поверхности воды. Дно вначале песчаное, вскоре совсем недалеко от берега перешло в галечное. Присел. От перепада температуры душа и тело сжались, но быстро пришел в себя. Стало приятно от ощущения прохлады и упругой ласки струй воды, обтекавших тело. Блаженное состояние было быстро прервано тяжелым всплеском воды, донесшимся из зарослей тростника. Скорее инстинктивно, чем соображая, вскочил и бросился вон из воды. Обернулся. Между расходящимися по поверхности воды кругами совсем рядом с берегом появились два движущихся бугорка. От них веером расходились волны, создавая впечатление достаточно большой скорости их передвижения.

«Крокодил!». Схватив одежду, отскочил от края воды. Почти сразу, с шумом рассекая воду, раскрыв пасть на берег стал быстро выползать крупный крокодил. Пришлось отбежать подальше от берега. Крокодил остановился на краю песчаного берега. Тяжелый взгляд из вертикальных прорезей неподвижных глаз уперся прямо мне в лицо. Все замерло. Стало понятно, что путь к воде здесь отрезан. Надо идти дальше.

Оделся. Неспеша, двинулся от реки к горам. Очень хотелось есть. Взобравшись на пригорок, осмотрелся. По краю крутого спуска к реке росло несколько полувысохших деревьев. Среди редкой блеклой резной листвы то тут, то там свисали высохшие длинные стручки.

Он немного знал толк и в плодах, и в травах. Женщины племени часто брали пацанов, когда ходили в горы за плодами, травами, семенами. От них он научился распознавать съедобные и ядовитые растения, шелушить метёлки трав, выковыривать коренья, ловить всяческую мелкую живность, всех этих жучков, паучков, саранчу и даже мышей, тушканчиков, сусликов. Он не знал, что это за стручки, но в памяти всплыло, как с пацанами они рвали что-то похожее, раскрывали их и ели терпкие, жесткие горошины, в изобилии высыпавшие из этих стручков. И сейчас, раскрыв один из них, высыпал на ладонь черные сморщенные семена. Однако попытка разгрызть сразу горсть семян закончилась ничем. Семена оказались невероятно жесткими. Пришлось прибегнуть к камню, чтобы размолотить эти неподатливые зерна. Растирание зерен оказалось трудным и долгим занятием. Размалывать сколь-нибудь большую горсть не получалось, так как большая часть семян предательски выдавливалась из-под камня целыми и невредимыми. Оставшиеся перетирались в тонкий слой коричневатой пыли, которую потом сметал в жидкие кучки, столь малые, что никакого чувства сытости не появлялось даже после размалывания значительного числа стручков. А вот нарастающая горечь во рту проявлялась все отчетливее. Занятие оказалось столь утомительным, что, в конце концов, сгреб оставшиеся стручки в кучу и в сердцах стукнул по ним изо всех сил камнем. Семена веером брызнули из-под камня. Но в тот же миг камень в руке раскололся на части. Не на бесформенные куски, а на несколько лучеобразных частей. С удивлением разглядывая эти части к своей радости отделил два копьеобразных, с рваными острыми краями. Взяв один из них в руку, ощутил, как плотно и ровно он лег в ладонь. Кусок был почти как его нож, только каменный. Ощущение радостной силы шло от камня и наполняло тело. Радость от такой находки был столь велика, что он воздел к небу руки с зажатым в кулаке приобретением и издал низкий гортанный крик, похожий на воинственный клич его племени.

6

Увы, как часто чувство радости и ощущение свободы словно будит в окружающей действительности отчаянное сопротивление, ответную негативную реакцию. И теперь. Не успело отзвучать ответное эхо от ближних скал, как раздался отчетливый, хотя и далекий львиный рык. Этот рык, как ушатом холодной воды обдал разгоряченное тело и враз заставил сжаться и замереть за деревом, откуда боязливо выглядывая, старался разглядеть среди высокой жухлой травы самого льва. Через некоторое время трава у берега зашевелилась, и среди ее стеблей показалось гибкое тело под цвет этой травы львицы. Кошка явно направлялась к песчаной отмели. Через мгновение она увидела все еще лежавшего на берегу крокодила. Села и слегка повернув в сторону голову, издала рык. Крокодил не шелохнулся, только широко раскрыл пасть. Через некоторое время из травы вынырнула еще одна львица, а за ней котенок. При виде крокодила львица с котенком остановились. Тогда первая львица неспеша, словно с ленцой приблизилась к пасти крокодила. Крокодил сделал выпад. Но еще за мгновенье до выпада кошка, словно по интуиции, слегка отпрянула назад и тут-же лапой стукнула по пасти крокодила. От неожиданности и силы удара пасть слегка сомкнулась, крокодил зло шлепнул хвостом по песку, но не сдвинулся с места. Кошка немного отошла назад, а затем с боку сделала выпад, вновь ударив крокодила по пасти, но уже ближе к глазам. Крокодилу такая тактика явно пришлась не по себе. Не закрывая пасть, он стал пятиться к воде, время от времени молотя хвостом. Отойдя к краю воды, крокодил замер, села и львица, словно в пренебрежении и равнодушии к крокодилу повернула голову ко второй львице. Последняя, вместе с детенышем, двинулась к воде. Крокодил своей открытой пастью сделал движенье в сторону новой львицы, но тут-же получил удар от первой по пасти. Больше крокодил не позволял себе вольностей, и настороженно с открытой пастью наблюдал за львицей. Напившись воды, вторая львица с детенышем подались обратно. Первая, сопроводив взглядом котенка, поднялась, зашла сбоку от крокодила и прыжком двумя или тремя ударами лап заставила крокодила захлопнуть пасть и ретироваться в реку. Разворот крокодила в сторону реки был столь стремителен, что кошка от последующего удара хвостом крокодила полностью увернуться не успела и была отброшена на приличное расстояние. Боль и поднявшаяся ярость бросили кошку на погружавшегося в воду крокодила. Но в воде силы были не равные, и холодная вода быстро отрезвила кошку. Она с шумом выпрыгнула на берег, развернулась, и принялась судорожно лакать воду. При этом даже издали было видно, как напряжено все тело, готовое к броску при появлении ненавистного обидчика. Напившись, зло и громко рыкнула в сторону реки, развернулась и ленивой трусцой скрылась в зарослях травы. Стало тихо. Внутреннее напряжение от близости смертельной опасности спало. Но интуиция подсказывала, что рано расслабляться. И точно. Среди тишины в отдалении с другого берега реки послышался нарастающий топот множества копыт. Через некоторое время на крутом противоположном берегу с шумом раздвигая кустарники, появился табун зебр. Зебры храбро скатывались вниз, в реку, и, преодолевая течение, стремились непременно выплыть на песчаную отмель. Большинству это удавалась, но последние, видимо более уставшие, с течением справлялись плохо, и их сносило в сторону от отмели. Одну из таких зебр отнесло достаточно далеко, и она пыталась выбраться на берег сквозь заросли тростника, но это получалось плохо. Внезапно она отчаянно забарахталась, силясь выдернуть заднюю ногу, словно попавшую в капкан. Эти отчаянные усилия в какой-то мере увенчались успехом, и на поверхности воды стала появляться пасть крокодила, намертво вцепившегося в ногу зебры. Остальной табун, уже выбравшейся на берег и с шумом пивший воду, внезапно вздрогнул, сбился в кучу, и круто развернувшись с нарастающим темпом понеся вдоль реки. За ним среди травы, словно сторожевые псы, огромными прыжками неслись три львицы. Одна из львиц на бегу заметив барахтающуюся в зарослях тростника зебру, остановилась и в несколько прыжков бросилась на нее, вцепившись в шею. Зебра рухнула в прибрежный тростник. Крокодил, опять потащил дергающуюся в конвульсиях зебру в реку. Но не тут-то было. Кошка, тоже намертво вцепившаяся в зебру, никак не хотела отдавать добычу. Спустя короткое время на помощь охотнице пришли и остальные львицы. Втроем, вцепившись в зебру, они стали тянуть ее на берег. Крокодил отчаянно молотил хвостом по воде тоже не отпуская добычу. Такое перетаскивание продолжалось недолго. Раздираемое тело зебры не выдержало, и крокодил с куском ноги в пасти ушел под воду. Остатки туши львицы вытащили на берег, подальше от воды. Началось пиршество. В тишине раздавалось только негромкое урчание и треск раздираемой плоти с редким хрустом ломаемых костей. Потянуло свежатенкой и кровью. С каким бы наслаждением присоединился бы он сейчас к этой трапезе. Но чувство страха и понимание, что стоит ему обозначить свое присутствие, как сразу-же разделит учесть зебры, приковывали к земле. Совершенно непонятно откуда и как вокруг пирующих львов стали появляться огромные птицы с голыми длинными шеями. Они садились близко к туше и как то бочком-бочком подбирались к ней стараясь ухватить кусок. Но тихий рык ближайшей львицы, недовольной нахальными визитерами, заставлял их отскакивать от туши. Но проходило мгновенье и все вновь повторялось. Наконец львицы насытились. Отодрав от полуобголоданной туши по большому куску мяса львицы одна за другой подались восвояси. Тут же тушу облепили стервятники.

Это было слишком. Схватив камень, ринулся к туше и он. Стервятники свое место под солнцем просто так уступать не хотели и при попытке отогнать их от туши поднимали крылья, вытягивали шеи и злобно клекотали. Только после того как камнем уложил одну из таких злобных тварей, остальные как то нехотя отлетели, немного уступив пространства у туши. Больше обращать внимания на стервятников времени не было.

«Кого еще сюда может привлечь запах свежеразделываемого мяса?»

И лихорадочно ища более-менее приемлемый кусок среди разорванной плоти, он быстро сообразил, что, только перевернув останки на другую сторону, можно будет найти что-то подходящее. Ухватившись за остаток задней ноги зебры, рывком перевернул тущу, вернее ее заднюю часть. Ляжка, вся вымазанная грязью, была нетронутой. Размахнувшись, попытался всадить камень в эту ляжку. Шкура оказалась достаточно прочной, и только острие камня немного вошло внутрь. Пришлось медленно, с большим трудом вспарывать шкуру, добираясь до мяса. Затем так же медленно вырезать большой кусок мяса, отделяя его от костей. Перепачканный кровью, взмокший от этой работы, он, только после того как отделил кусок от остальной туши, с удивлением осознал, что птицы плотно облепившее то, что оставалось от зебры, даже и не пытались как-то ему мешать. Напротив, ухватившись острыми кривыми клювами во вспоротую им шкуру и упираясь сильными когтистыми лапами, они достаточно умело и сноровисто продолжали раздирать шкуру. Птицы явно приняли его в свою компанию. Но размышлять по этому поводу было некогда, итак довольно много времени провозился, отделяя свою порцию мяса. Схватив кусок и котомку, ринулся к воде. Прежде всего, пока крокодил уплыл со своей добычей, надо набрать в бурдюк как можно больше воды. Мясо, которое мешалось в руках, опустил в воду. Вода в бурдюк, булькая, набиралась медленно. Кровь от куска мяса тем временем тоже медленно расходилась по воде, пока не достигла струи реки и подхваченная потоком потянулась мутным шлейфом вниз по течению. Аромат струи не оставался долго незамеченным. И вот уже по поверхности реки потянулись шлейфы от быстрого движения под поверхностью воды крупных тел, направлявшихся явно к тому месту, где он набирал воду. Пришлось, схватив бурдюк, кусок мяса, и на бегу подхватив котомку срочно ретироваться как можно дальше от воды. И вовремя. Только, только успев отбежать от воды на несколько метров как из реки, с шумом расплескивая воду, почти одновременно появились два крокодила. Дальше размышлять было некогда. Что было сил бросился прочь, стремясь быстрее покинуть песчаный берег и выбраться на траву, где крокодилам его уже было не достать. Это удалось. Хотя за спиной явно слышался приближающийся скрежущий под когтистыми лапами топот. На траве скорости убегающего и преследователей были столь разительны, что крокодилы прекратили преследование и остановились. Но ненадолго. Их внимание привлекла суетливая возня птиц, да и запах свежего мяса. Приоткрыв пасти, они разом двинулись к остаткам тущи. Птицы держались стойко. Лишь, когда до пасти крокодилов оставалось всего ничего, они как то бочком-бочком отлетали в сторону.