Пьер и Мари

Елена Новаженина

Пьер и Мари

Глава 1

Знакомство

1908 год, Санкт – Петербург.

Маша шла по вечернему городу, поёживаясь от холода. Возле одного из магазинов она увидела щуплого, плохо одетого мальчика. Он смотрел, как казалось девочке, на большую стеклянную витрину. Когда Маша поравнялась с мальчуганом, она заглянула ему в лицо и увидела неподвижный, ничего не говорящий взгляд. Мальчик стоял, уставившись в одну точку. На появление Маши он никак не среагировал.

– Ты замёрз? – спросила Маша.

Мальчик вздрогнул и перевёл взгляд на неё. Его глаза смотрели как-то необычно. Он молчал.

– Ты что здесь делаешь? – снова спросила Маша, – ты кого-то ждёшь?

– Я слепой, – ответил мальчик, и смотрю в сторону света. Я знаю, это витрина магазина.

– Ты шутишь? Ты действительно слепой? – Маше не хотелось в это верить, – вот почему ты так странно смотришь, ты меня не видишь!

– Не вижу, но чувствую и слышу. Ты девочка, тебе лет десять – двенадцать, так? – ответил мальчик.

– Да. Я Маша, мне скоро будет двенадцать лет. А тебя как зовут?

– А я Пётр, слепой вот уже три года. Умею немного писать и читать, вернее умел, когда был зрячим. Раньше у меня были книги, а теперь они мне не нужны, тем более что читать их для меня некому.

Пётр говорил чётко, размеренно, лицо его было серьёзно, и вёл он себя совсем не по-детски. Маша прониклась к нему жалостью.

– Где ты живёшь, Петруша, – она по-сестрински обняла мальчика, желая расположить его к себе.

– Сейчас уже нигде, – ответил тот.

– Пойдём со мною, малыш, – обратилась Маша по-взрослому к мальчику. Она взяла его за руку и повела с собой.

По дороге дети разговорились. Девочка узнала, что Пете десять лет, он сирота, жил с дедушкой, который работал сторожем у одного барина. Сегодня дедушка умер, его место занял другой человек, и Петя остался без крова и без единой близкой живой души.

– Теперь ты не один, – утешала мальчика Маша, – теперь у тебя есть я. Будем жить вместе. Как-нибудь перезимуем, а летом легче будет.

Маша сама была сиротой, и зарабатывала тем, что нянчила ребёнка в доме местного судьи. Жила она в ветхом домишке, на окраине города, в бедном квартале. Домик этот ей достался от дяди Евгения Фёдоровича Рысакова, ныне покойного. Дядя Женя, как звала его Маша, в своё время был известным цирковым артистом – метателем ножей. Он в совершенстве владел этим искусством; мог метать ножи даже с завязанными глазами, и одновременно обеими руками. У него была отличная зрительная память и быстрая реакция. Кидал ножи он молниеносно и руки его не дрожали.

Пока Евгений был жив, они с Машей ездили с цирком по миру, жили безбедно и интересно. Рысаков слыл щедрым, поддерживал других артистов труппы, которые постоянно просили у него денег взаймы, и никогда не возвращали долги. Он же, в свою очередь, никогда ни с кого этих долгов не требовал. Зато Маша его любимая единственная племянница ни в чём не нуждалась. У Евгения Рысакова не было своей семьи. Он был выходцем из аристократической среды, и имел прекрасное образование, но почему и как стал цирковым артистом, никто не знал, кроме Маши. Но она свято хранила семейную тайну. Евгений оставил свою прежнюю жизнь и не хотел к ней возвращаться. Он всей душой полюбил цирк и выбрал беспокойную судьбу артиста. Он не мог, да и не хотел возвращаться в тот мир, в котором не было места бедным, сирым и оставленным. Рысаков жил среди простого, циркового люда, понимая, его нужды. Он понял, что не может уже мыслить и чувствовать как «они», те, кто был так далёк от него, кто на его выступлениях сидел на самых дорогих, элитных местах, бесцеремонно разглядывая артиста в бинокль. Рысаков старался убежать от своего прошлого, и ему это удалось.

Маше тоже пришлось поработать на арене, она была ассистенткой дяди. Девочка всецело доверяла ему, становясь к деревянному щиту. Правда некоторым знатным особам не нравилось, что ребёнок участвует в таких опасных выступлениях, но всё только этим и ограничивалось. Выступления проходили блестяще, и вместе с популярностью Рысакова росла и популярность всей труппы. Но всё хорошее когда-нибудь заканчивается. Полтора года назад Евгений сильно заболел. Проболев около месяца, он узнал, что его собираются уволить. Неокрепший Евгений пришёл в цирк и встретился с директором. Тот, опуская глаза начал оправдываться убытками. Тогда Рысаков пригрозил, что уйдёт в другой цирк, с его-то популярностью это не составит труда. И прижимистый старик, испугавшись, с улыбкой стал уговаривать Евгения остаться в труппе, зная, что выступления Рысакова приносят немалую прибыль. Привыкший обворовывать своих артистов недоплачивая им жалование, хитрый Штейнер представил, что он может потерять. Он уверял Евгения, что тот может лечиться столько, сколько надо. Вскоре, не привыкший считать деньги Рысаков, понял, что им с Машей придётся туго из-за его необдуманных трат. Ему пришлось выйти на работу, но болезнь сильно подорвала его здоровье и могучий, как казалось, организм начал «давать сбои».

Понимая, что он является единственной опорой для Маши, Рысаков начал обучать её своим опасным трюкам, предчувствуя, что жить ему осталось недолго.

– Я научу тебя всему, что сам умею, – говорил он Маше, – я научил тебя грамоте, ты неплохо владеешь французским и английским языками, но этим ты не сможешь зарабатывать сама, что бы жить так, как ты привыкла. А в цирке всегда есть работа. На твои выступления будут приходить хотя бы только из-за того, что ты Рысакова – ученица знаменитого мастера, не говоря о том, что у тебя есть талант к этому делу. У тебя, Маша твёрдая рука, ты смелая и решительная, трудней найти ассистента, но и эта задача выполнима. Поверь, ты не останешься без хлеба и крыши над головой. Да это не женская работа, – продолжал убеждать девочку Евгений, – но прибыльная. Люди всегда любили, и будут любить зрелища, и твоё умение искусно метать ножи всегда будет востребовано. Просто, девочка моя, – говорил Рысаков, расхаживая по комнате и вороша руками густую шевелюру вьющихся волос, – я не знаю чему ещё тебя научить. Жонглировать, ходить по канату и ездить верхом ты и так умеешь, да таких артистов хватает, а вот хороших метателей ножей нужно поискать. К тому же, – Евгений пристально посмотрел в глаза девочки, – я вижу, что именно к этому делу лежит твоя душа. Ты так же как я и твой покойный отец, мой любимый младший брат, любишь риск. Ты очень похожа на него, Маша, и не только внешне. Правда тебе досталась от матери рассудительность и это неплохо, имей я все эти качества, ты бы была сейчас одной из самых богатых наследниц столицы. Но я был преступно безрассуден. Надеюсь, когда-нибудь ты простишь меня за это.

Евгений любил Машу как собственную дочь и очень переживал из-за того, что ему нечего ей оставить, кроме ветхого домика, который он когда то купил, что бы выручить продавца. И кто бы мог подумать, что это всё, чем он владеет. Он, известный артист, который никогда не считал денег, и давным-давно потерял счёт должникам, которые делали вид, что ничем ему не обязаны. У Рысакова не было никаких накоплений и банковских счетов.

Евгений сидел на камне у обрыва над рекой, и смотрел на закатное небо. Маша прижалась к нему сзади, обнимая руками за шею. Ей было тяжело видеть, как её любимый дядя, молодой, красивый и сильный последние дни почти не смеётся. А в глазах его безграничная тоска, а порой даже трагизм. Девочка прижалась лицом к курчавой голове Рысакова и вдыхала до боли родной запах его волос. Они, долго и молча, смотрели на багровое светило, величественно покидающее небосвод. Евгений вспоминал детство, родительский дом, в котором сейчас жили его дальние родственники, вспоминал брата Александра, отца Маши и ту, из-за которой он всё потерял в прошлой жизни. Если бы всё можно было вернуть! Тогда бы Маша жила в родовом поместье Игнатьевых, потому что именно так звучала настоящая фамилия артиста Рысакова. Но с прошлым покончено навсегда, и для многих, знавших его прежним, Эжен Игнатьев был мёртв. Да и поздно было воскресать. На то, что бы доказать свою принадлежность к известной дворянской фамилии нужно было время и деньги. Ни того, ни другого у Рысакова почти не осталось. День ото дня он терял силы, приближаясь к кончине своей цирковой карьеры, что было для него равносильно смерти.

– Дороги назад нет, как нет для меня и будущего, – сказал Евгений сам себе, затем обратившись к Маше, продолжил, – помни, девочка моя, что Бог, давший мне тебя и хранивший до этих пор, и впредь тебя не оставит. Верь в это! Ты, возможно, не будешь купаться в роскоши, но не будешь и голодать. Не забывай благодарить Создателя за всё, что ты имеешь в этой жизни. Но самое главное, Маша, что дано человеку, это любовь. Верь в неё и береги в сердце любовь ко всему, что тебе дорого. Человек только тогда остаётся человеком, когда любит Бога и принимает всё, что от Него дано.

Евгений встал, взял девочку за руку и, перед тем как уйти, ещё раз посмотрел на почти скрывшееся солнце. Этот закат был в его жизни последним. Наутро артист Евгений Рысаков, он же Эжен Игнатьев, умер, оставив десятилетнюю Машу круглой сиротой.

После смерти Евгения Маша ушла из труппы. Не потому, что ничему не научилась, нет, она не могла находиться в знакомом и любимом с детства цирке, там всё напоминало о дяде. Евгений был самым близким и родным для неё человеком, поэтому несколько дней после похорон Маша ходила, как потерянная, а потом просто ушла, решив разом порвать с прошлым. Ей это не сразу удалось. Маше было очень одиноко, правда её навещали какое-то время некоторые друзья Евгения, подбадривали, утешали, звали в труппу, но у каждого свои заботы и вскоре о ней забыли. Девочка снова осталась совсем одна.

Маша начала показывать лёгкие акробатические трюки на рынке, прохожие кидали ей мелочь из жалости, она ещё не оправилась от перенесенного потрясения, и была очень голодна, так как несколько дней не ела. Просить милостыню она не стала, а собрав последние силы, решила заработать, выступая на рыночной площади. Девочка сильно ослабла и однажды просто потеряла сознание. В этот момент её увидел, проходивший мимо судья Селиванов. Он сжалился над девочкой и забрал её к себе. Маша согласилась у него работать, но упорно отказывалась от предложения жить тут же в доме судьи.

– У меня есть свой дом, благодарю вас, но я не бездомная, – настойчиво заверяла судью Маша. Так началась новая веха её жизни.

Дети пришли домой, когда уже совсем стемнело.

– Проходи, Петруша, – Маша ласково пригласила мальчика в дом, я зажгу свечу, у меня есть керосиновая лампа, но я стараюсь не расходовать керосин. Думаю тебе не слишком темно?

– Я слепой, и мне всё равно свеча или лампа, я вижу только слабую светлую точку, ответил мальчик.

– Если ты видишь свет, значит не совсем слепой, я знаю одну старушку, она абсолютно ничего не видит, никаких светлых пятен. А ты что-то видишь, значит, тебя можно вылечить, – рассуждала Маша, быстро собирая на стол нехитрый ужин, – ты только не отчаивайся. Мне дядя Женя всегда говорил, что главное верить в лучшее и не опускать руки.

В эту ночь Маша долго не могла уснуть. Она всё прикидывала, как ей предстоит жить, ведь теперь ей нужно будет кормить ещё и Петю. Девочка несколько раз вставала, чтобы подоткнуть одеяло, она всё переживала, как бы Петя не замёрз. Была ранняя осень, но уже начинались утренние заморозки, а дрова приходилось экономить. Маша вспомнила последний разговор с дядей. Это было ночью, перед его смертью. Картины той ночи вставали не раз в её памяти, особенно в тяжёлые моменты. Вот и сейчас, она словно видела всё наяву.

Евгений несколько раз позвал Машу слабым голосом, девочка крепко спала, но всё же услышала его и встала.

– Машенька, присядь, – Рысаков отодвинулся на кровати, освобождая место, что бы девочка могла сесть с ним рядом, – я ухожу от тебя. Прости! Не плачь и держись молодцом. Ты сильная, умная девочка, ты справишься, – он обнял наклонившуюся к нему Машу и посмотрел ей в лицо. Вид у него был измождённый, но Евгений старался держаться, как мог, – Ты остаёшься одна, но не совсем. У тебя есть Небесный Отец, – Евгений показал взглядом наверх, ему трудно было говорить, но он, что есть сил, подбадривал девочку, – Он тебя не оставит. А потом, когда ты вырастешь, – тут он ненадолго замолчал, – ты встретишь хорошего человека. Вы полюбите друг друга и всегда будете вместе. Запомни Маша люди все разные и надо любить и принимать их такими, какие они есть. Переделать человека под силу только Богу. Научишься прощать, научишься и по настоящему любить, и тогда ты будешь не одна идти по этой нелёгкой жизни.

Эти слова навсегда запали ей в душу.

Маша заснула под утро. Слабый свет проник в дом, освещая его изнутри. Дом был небольшой, но уютный. Чистые деревянные некрашеные полы были устланы домоткаными дорожками, что остались от прежних хозяев. Кухня, служившая одновременно и прихожей и две небольшие комнаты, тоже были прибраны. Маша была хорошей хозяйкой и любила наводить чистоту, хотя мусорить в доме было некому. Она занималась этим по привычке, часто распевая любимые песни. Так она меньше чувствовала одиночество. В кухне у окна стоял деревянный стол, накрытый полотняной скатертью. Эту скатерть Маша забрала из «гримёрки» Рысакова в цирке, когда в последний раз приходила туда. Тётя Аня, жена старого клоуна Бома, которая кормила в цирке животных, убирала манеж и делала много другой работы, уговорила Машу забрать хотя бы скатерть, понимая, что всё разойдётся между членами труппы, а у девочки не останется ничего на память. Она сунула скатерть Маше в руки, уговаривая забрать и остальные вещи. Но девочка её плохо понимала, она тогда не хотела вообще ни о чём думать. Ей было невыносимо находиться в цирке. Неосознанно скомкав скатерть, девочка опрометью выбежала вон. Теперь эта скатерть, подаренная Евгению одной из многочисленных поклонниц, украшала кухню. Пожалуй, это была единственная приличная вещь в доме, но Маша об этом не думала.

Глава 2

Снова в цирке

Прошло три года. Всё это время Маша работала у Селиванова, нянчила его сынишку. Петя всегда был рядом. Судья разрешил Маше приводить к себе в дом слепого мальчика. Селиванов подарил Пете несколько рельефных книг и научил его читать по Брайлю. Это были книги «Святое Евангелие», «Русские народные сказки», «Житие святых» и учебники по истории и географии. Петя был безмерно рад этому подарку. Вскоре мальчик освоился в доме судьи, и даже помогал ему, посильно, в делах. Петя был открытым и беззлобным, и судья ему доверял так же, как и Маше. Но девочку всегда тянуло в цирк. Она всё же не смогла порвать со своим прошлым, ведь его нельзя было стереть из памяти. Судья уговаривал Машу остаться у него и продолжить домашнее обучение, но она рвалась в цирк, пообещав навещать его и продолжать самостоятельно заниматься. Селиванову пришлось отпустить её и нанять для сына гувернантку. Цирк для Маши был вторым домом, и она вернулась в труппу.

Старик Штейнер взял девочку в акробатическую группу, но не разрешил выступать с номером метания ножей. Он замахал на неё руками, мол, ребенку нельзя доверять такие опасные трюки. Петю он принимать на работу вовсе не хотел, узнав, что мальчик слеп. Маша уговаривала директора разрешить Пете жить при цирке, доказывая, что мальчик не будет обузой, и им будет достаточно тех средств, которые она заработает. Она привыкла заботиться о Пете, и не смогла бы оставлять мальчика одного дома надолго, ведь труппа часто выезжала на гастроли. Вот она и решила, во что бы то ни стало, пристроить Петрушу в цирк. Она знала о скупости директора, и оказалась права. Штейнеру понравилось, что можно заполучить работника, ничего ему при этом не платя. Тогда он разрешил Пете находиться в цирке, выполняя любую работу по силам, быть, как говориться, «мальчиком на побегушках».

Ребята, по-прежнему, жили вместе. Петя заметно подрос, Маша тоже вытянулась. Старый дом совсем обветшал, но всё ещё служил пристанищем для двоих сирот, когда то обретших друг друга холодным осенним вечером. Когда же труппа отправлялась на гастроли, и дом пустовал, за ним присматривала старушка соседка.

Маша снова оказалась там, где жила с детства, где, когда то, работал Евгений. Она выросла «цирковым ребёнком» и ей нравилось работать на манеже. Но больше всего ей хотелось метать ножи. С годами она овладела в совершенстве этим искусством. Но Штейнер о ножах ничего не хотел даже слышать, а Маша всё же не теряла надежды.

С тех пор, как она вернулась в труппу, прошло три года. Маша выросла красавицей. Петя тоже подрос и возмужал. Умер старый директор, он же хозяин цирка, и его место занял новый. Это был молодой Штейнер, сын старика Штейнера, который вернулся из Германии, где учился в магистратуре. Маша подходила и к новому директору всё с той же просьбой, разрешить ей выступить с номером метания ножей. Молодой Штейнер был очарован красотой девушки, но выступать ей с этим номером не разрешил. Он считал, что девушка в таких трюках может быть только ассистенткой.

– Кидать ножи, милая моя, это привилегия мужчин, – говорил он Маше, – женщина в этом номере может быть только у щита.

Штейнер очень дорожил репутацией цирка и не хотел ничем рисковать. Маша же не считала это риском и продолжала оттачивать своё мастерство. Но это в свободное от работы время. На арене она выступала в группе акробатов. К тому времени Маше уже исполнилось семнадцать лет, шёл восемнадцатый, и девочка чувствовала себя вполне взрослой.

Ясным весенним утром Маша, как обычно, отрабатывала свои номера. Петя стоял вплотную у стены старого деревянного сарая, а Маша кидала ножи. Она сохранила набор ножей Евгения, и не продавала их, даже когда им приходилось очень туго, девочка всё ещё надеялась, что ножи ей пригодятся. Маша метнула последний нож.

– Блестяще! – сказала она сама себе, – Петь, как ты думаешь, увидят ли когда-нибудь зрители наш номер? – спросила она друга, который привычными движениями вынимал ножи из досок. За долгие годы тренировок он привык к звуку летящего ножа, вонзающегося в старое дерево.

– Скоро эта стена будет похожа на решето, – сказал он Маше со смехом, – столько на ней дыр, и старых и новых. А выступать с этим номером мы будем, я уверен, Штейнер тянет, набивая себе цену. А предложи ты ему половину от своего жалования, так он, хитрая крыса, сразу согласится, – отвечал Пётр, подавая Маше ножи.

– Дай то Бог! – отвечала Маша со вздохом, – но половину он и так забирает, недоплачивая нам ещё больше, чем его отец. Когда же это кончиться!

– Брось, Маша, зачем тебе деньги, ты же привыкла жить скромно, – со смехом спросил Петя.

– Затем, глупенький ты мой, что тебе можно будет вернуть зрение. Я слышала про такие операции и верю, что нам это по силам, только немного денег подкопить.

– Маша, я не чувствую в этом необходимости, тем более есть вещи поважнее, – спокойно и убедительно отвечал Петя, – дом нужно подлатать, купить тебе новые туфли, у этих подошва совсем сносилась, – убеждал юноша подругу, держа в руке старые Машины туфли, – к тому же они вот-вот развалятся.

– Ты, конечно, прав. Ах, если бы нам с тобой удалось выступить хоть раз с нашим номером! У нас бы появились поклонники, которые бы нам щедро платили, – Маша задумалась, Петя кашлянул, что бы вернуть её к действительности.

– Мечтаешь или вспоминаешь? – спросил он её.

– И то и другое, – тихо ответила девушка, – когда то мы жили в роскошных гостиницах, переезжая из города в город, у меня были самые красивые наряды. Я не жалею о потерянном богатстве, – уверенно сказала она другу, – но как сейчас мне не хватает той беспечности и уверенности в завтрашнем дне. Если бы дядя был жив, он бы непременно помог нам, потому что он всегда кому-нибудь помогал.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.