Провинциалка

Антонина Глушко

Провинциалка

киноповесть

Раскаиваться хорошо, но не делать зла еще лучше.

Г. Флобер

ПРОЛОГ

События 1986 года

Виктора Николаевича Рогова советского дипломата в Южной Корее разбудил резкий телефонный звонок. Часы показывали глубокую полночь – без двадцати минут три. Кто мог звонить в такую пору?

Ночь обостряет и усиливает звуки, особенно поздние, а неожиданные телефонные звонки вселяют в человека тревогу и страх. Пока Виктор шел к кабинету телефон надрывался от крика.

– Рогов у телефона, – назвался он, собираясь услышать от дежурного по дипломатическому корпусу, о какой-либо ерунде типа: из Москвы пришла директива с…

– Виктор! Виктор! Я пропал! Спаси, умоляю! Срочно приходи!

Услышал он знакомый голос атташе Мешкова Валентина Егоровича, своего соотечественника, с которым был в дружеских отношениях. Кроме него у Виктора никого не было в посольстве, с кем можно было откровенно поболтать на родном языке.

Ему до чертиков надоели «тиу-хуа-цинь-минь» – опостылевшее корейское чириканье. Хотя чистенькая ухоженная страна нравилась ему, с ее трудолюбивым и честным народом. Однако, ностальгия о родине невыносимо мучила Рогова. А когда уже становилось нестерпимо трудно, шел к Мешкову, и за бутылкой вина отводил душу, болтая на родном языке.

Конечно, есть и другие соотечественники, однако лишь с этим растяпой, Виктор мог полностью расслабиться не боясь, что его подставят либо донесут. Мешков прочно сидел у него на крепком крючке, срывание с которого для того было смерти подобно. А виноват в этом был сам Мешков с его неутомимой страстью к женскому полу.

Ладно бы к нормальным женщинам, ну завел бы тихую любовницу и помалкивал себе, так нет же: у него высокие моральные семейные устои. Не может, видите ли, изменять собственной жене. Встречаясь с проститутками или просто со случайными распутными особами, считал это не изменой, а легкой шалостью.

И Виктор, и Мешков уже второй год находятся на дипломатической службе в Южной Корее, а вот их семьи живут в Советском Союзе. У Виктора – во Владивостоке, по случаю лечения жены от бесплодия. Порок супруги Рогов тщательно скрывает, во всем обвиняя себя в причине ее болезненного состояния.

Работая на высоких партийных должностях, считал, появление ребенка в семье может стать помехой карьерному росту. Он просто не разрешил жене родить, когда у той наметилась беременность, а принудил к аборту. После операции у нее, как сказали врачи, детей больше не будет.

Та на почве страшного известия теперь постоянно изводит его упреками, надо отдать ей должное – справедливыми. По этой же причине жена и не поехала с ним за границу, а осталась на родине, прикладывая тщетные усилия по лечению бесплодия, просаживая дипломатическую зарплату мужа.

Работая учительницей младших классов, женщина жестоко страдала, глядя на чужих детей. С ней все чаще стали происходить нервные припадки, переходящие в неуправляемые истерики. Муж с трудом уговорил ее оставить работу. Рогов готов был на все, только бы угодить супруге, горько осознавая свою непростительную вину перед ней.

Теперь ему и самому до зубовного скрежета хочется иметь в семье собственных детей. Однако Господь покарал человека за надругательство, совершенное им над собственной женой, что привело здоровую молодую женщину, некогда способную нарожать кучу ребятишек, к пустоцветению.

У Мешкова другая причина отсутствия рядом с ним его семьи: в Москве у него отличная четырехкомнатная квартира в центре города, жена – коренная москвичка, мать двоих детей, не пожелала отправляться вслед за супругом. Талантливая профессиональная пианистка, не рискнула оставлять работу в театре музыкальной комедии, из-за сомнительной службы мужа у голопузых китайцев, как называет женщина всех азиатов.

– Мы поболтаемся – поболтаемся там, да и заявимся обратно в Москву. А что будет с нашей квартирой? Что будет с моей работой? С обучением детей в школе? Знаешь, Мешков, – так небрежно называла она своего супруга, отлично зная его лучше, нежели он сам себя, и все его закидоны, – времена жен декабристов давно канули в прошлое, остались лишь прагматичные советские женщины, – заканчивала она, уже смеясь, стараясь смягчить свою железобетонную логику.

Здраво рассуждала дальновидная женщина и, как показало время, оказалась права. Так и живут соломенными бобылями два дипломатических советских представителя в чужой, далекой стране.

– Виктор, спаси, все, я пропал! Никто мне не поможет кроме тебя! – услышал он вопли Мешкова, после того, как снял телефонную трубку.

– Ты знаешь, сколько сейчас времени?! – не на шутку рассердился Рогов. – У тебя что пожар?

– Хуже! Хуже! Приди, умоляю!

Коллеги жили в одном корпусе дипломатической резиденции. Это огромное, немного мрачноватое сооружение, с элементами восточных пагод, а вот внутреннее обустройство соответствовала всем европейским стандартам. Здесь жили кроме советских, дипломаты других стран, аккредитованных в Южной Корее.

Чтобы попасть в нужные апартаменты, вовсе не обязательно выходить из здания, для этого достаточно пройти вдоль длинных коридоров, чтобы оказаться в нужном месте.

– Не можешь потерпеть до утра? – упрямился сослуживец. Виктору так не хотелось покидать уютную постель. Хотелось еще поспать, вчера пришлось допоздна задержаться на службе с представителем военного ведомства Кореи по поводу непрекращающихся провокаций со стороны неспокойного Северного соседа, а тот, как известно, является дружественной страной Советскому Союзу. Прямо таки, едва не целуются от любви друг к другу, с иронией ухмыльнулся Виктор Николаевич.

Стоя у телефона, он разговаривал с закрытыми глазами, старался не прерывать сонное состояние.

– Витечка, миленький, приходи! – Рогову послышались слезные всхлипы Мешкова.

«Добегался, дебил. Видать действительно припекло придурка, коль заголосил навзрыд, – теперь всерьез забеспокоился он за нерадивого коллегу. – Что на сей раз, отмочил этот гулена?».

– Иду, – с неохотой проговорил Виктор и положил трубку.

Деяния коллеги отлично известны дипломату Рогову: пьянство в рабочем кабинете, загулы в замызганном борделе, где в полном смысле его раздевали до трусов. Виктору приходилось на собственном автомобиле с тонированными стеклами тайно доставлять гуляку к себе в номер, грязного, едва шевелившего языком, отмывать и приводить в норму.

Проступков предостаточно, многих и разнообразных, которые не служили украшением советского диппредставителя в чужой стране. Удивительно, но похождения Мешкова, кроме Рогова, каким-то образом оставались тайной для окружающих.

Хотя здесь не было никакой тайны, едва попав в переделку, он тут же навешивал свои проблемы на Рогова. Тому, будучи дипломатом, а значит рангом выше Мешкова, поневоле приходилось подчищать допущенные ляпы нерадивым соотечественником. За моральный облик подчиненного в первую голову спросят с него.

И полетят они без оглядки в горячо любимый Советский Союз, который вряд ли встретит их, как доблестных сыновей.

Надо отдать должное Валентину Егоровичу, в периоды между загулами, он отлично исполнял дипломатическую миссию. Имел от руководства благодарственные поощрения и неоднократно отмечался с положительной стороны правительством Кореи.

Однако же вот такая зигзообразная судьбина у мужика в его отношениях с женским полом и взглядом на мораль. Как показывает его личностная «деятельность» исправляться и изменять своим привычкам он не собирается. Это свыше его сил.

Многое повидал Виктор в своей жизни, но представшее его взору в номере советского атташе Мешкова Валентина Егоровича могло присниться лишь в кошмарном сне: на ковре в гостиной лежала обнаженная молодая кореянка. Ее черные прямые волосы утопали в луже крови, расплывшейся зловещим ореолом вокруг размозженной головы, образуя багровую корону.

– Что это?! – в ужасе ахнул Виктор.

– Вот! Вот! – показывал пальцем на мертвое тело, трясясь в слезной истерике, зажимая рот обеими руками заикался Мешков.

– Догулялся, козел, мать твою! – Виктор уже догадывался, что могло здесь произойти. Вокруг валялись пустые бутылки от спиртного, кожура бананов, грейпфрутов, шоколадные обертки.

– Она хотела открыть мой сейф! Понимаешь? Она шарила у меня по карманам, она искала ключи от моего сейфа! Она хотела открыть его! Она шпионка! – цепляясь за одежду Виктора, лепетал догулявшийся до ручки Казанова хренов.

– Какой сейф?! Какие тайны?! Очнись! Ты что у себя в кабинете?! Опомнись! От пьянства и загулов ты совершенно лишился разума. Она просто хотела тебя, как обычно обворовать, вот и шарила по карманам, в поисках денег. Нашел шпионку! А вот ты сам скоро действительно станешь хорошей приманкой для врагов народа и станешь шпионом, – нарисовал Виктор незавидную перспективу гулене, чем напугал того до смерти.

– Ты что, Виктор! Какой из меня шпион?! Ты же меня знаешь! – заблеял преступник, покаянно бия себя в грудь – Все, все завязываю навсегда с этими продажными тварями! – Выставив ладони рук перед собой, словно отбиваясь от чего-то невидимого и отрицательно мотая головой, зарекался МЕшков. – Только помоги мне, Витенька, миленький, что мне делать?! Ведь я убил человека, хотя и проститутку, но мне светит вышка. О-о-о! – завыл советский атташе, обхватив голову руками, раскачиваясь из стороны в сторону.

– Хватит передо мной разыгрывать представление кающегося грешника. Надо было раньше думать, когда поднимал на человека орудие убийства. Бери бумагу и ручку, садись за стол и пиши, как было дело.

Мешков с ужасом уставился на Виктора.

– Нет, нет! Повинную писать не буду, лучше сам застрелюсь, – замахал руками стервец, пятясь от Рогова, с побелевшим, перекошенным от ужаса лицом.

– Повинная здесь не поможет, тебя все равно расстреляют, – «утешил» убийцу коллега. – Ты МНЕ напишешь признание в убийстве девушки. Я сам буду тебя удерживать от глупостей. Как только устроишь очередной загул, твое признание тут же будет положено на стол представителю КГБ.

При упоминании грозного комитета, Мешков едва не рухнул в обморок. Одно лишь это слово наводило смертельный ужас, и тут же вырисовывались необозримые заснеженные сибирские лесосеки, это в лучшем случае, в худшем – на лбу начертанный зеленкой крест.

– Я согласен! Я согласен! Только помоги! Ты же меня знаешь, я вовсе никакой-то там убийца. Ведь мы много лет… Витя, ты ведь мне поможешь? – заискивающе, протягивая руки к своему предполагаемому спасителю, лепетал гулена. На Мешкова отвратительно было смотреть. Залитое слезами посеревшее от страха лицо, трясущиеся губы, кающийся взгляд побитой собаки.

– Напишу, все тебе напишу, только помоги избавиться от этого кошмара! Он стал лихорадочно рыться на письменном столе в поисках бумаги и ручки.

– Обязательно укажи, чем ты прихлопнул девушку. Не вздумай городить забор относительно шпионства. Так прямо и напиши: привел, мол, проститутку в номер и убил ее по собственному желанию.

– Но у меня не было такого желания, – стал, было слабо протестовать убийца на «несправедливость» обвинения со стороны дознавателя. – И не сразу я ее убил. С твоих слов складывается впечатление, будто я какой-то маньяк-убийца, тем и занимаюсь, что привожу девушек к себе с единственной целью убивать. – Заступился несчастный за свою личность.

– Лирику оставь при себе. Она тебе пригодится, при написании мемуаров для своих детей.

– О, Господи, мои дети! Позор, какой позор, я навлек на их святые головки! Несмываемое родовое пятно! Простите, детки, своего грешного отца, если можете! – заламывая руки, причитал кающийся преступник.

– Довольно театра! Пиши! – прицыкнул на него Рогов.

Бумага под диктовку была составлена, с указанием места и времени происшествия, орудия убийства, способа избавления от трупа, и с полными паспортными данными Мешкова.

– Виктор, а что мне делать вот с этим? – Валентин Егорович робко указал пальцем на то, что сейчас лежало не только на ковре, но и на его грешной душе.

– Как что? Делай так, как ты написал в «признании». Я тебе все подробно продиктовал: что и как. Это сейчас уже твои проблемы. Сумел убить, умей избавиться от трупа. – Виктор равнодушно положил сложенный в четверо листок с признанием в боковой карман пиджака, и добавил: – вот так.

– Как это вот так?! Я для чего тебя позвал?! Только за тем, чтобы написать признание? Вот это друг, называется! – стал возмущаться Мешков такой несправедливостью, на его взгляд со стороны коллеги. Виктору уже порядком надоела вся эта бодяга с убийством.

– Повторяю в устной форме: ты относишь девушку в ванную… – начал «советник».

– Что?! Ты хочешь сказать, что я буду труп держать у себя в ванной? И действительно поступлю так, как написано в покаянии?! – ужаснулся убийца, перебив Рогова.

– У тебя есть другие варианты? Тогда действуй и не проси у меня совета. Свои советы я тебе только что продиктовал.

– Но я посчитал это просто шуткой с твоей стороны! – ахнул Мешков, до конца еще не осознавая весь ужас им содеянного.

– Какая шутка! Ну, ты артист! У тебя есть какие-то иные соображения, как избавиться от трупа? – строго спросил Виктор.

– Нет, никаких других соображений нет, – чистосердечно признался душегуб.

– Вот и действуй, желаю успеха. – Рогов, не взглянув на труп, направился к выходу, оставляя гуляку один на один с предметом его преступных вожделений.

Пройдет много лет и Мешков добровольно, без принуждения расскажет о совершенном им злодеянии со всеми подробностями человеку, перед которым станет более виновен, нежели как убийца, потому как из-за собственной трусости изломал человеческую судьбу. Расскажет все, чтобы избавиться, наконец, от мучительного чувства вины, страха, покаяться в страшном грехе, которому, как он потом поймет, ему не будет прощения. Но это будет очень и очень нескоро.

ГЛАВА 1

– Танечка, да не переживай ты за меня, моя родненькая. Все будет хорошо. Тебе, как медику известно: ничего серьезного у меня нет. Так, небольшое недомогание. Анализы мои хорошие, кровь в норме, ты же сама в этом убедилась. Не волнуйся, доченька. Вот только немножко отлежусь, и все будет хорошо, – успокаивала Анна Сергеевна Таню.

То, что свалило с ног эту женщину, называется не болезнью, а тоской, несправедливостью, нанесенной ей жизненными обстоятельствами, а если точнее, то ее собственным мужем, но об этом было известно лишь ей одной. Эту тайну она тщательно скрывала от дочери.

Таня терялась перед недугом матери. Ту словно что-то съедало изнутри. Вроде бы ее организм был в норме, никакой патологии во время обследования выявлено не было, однако женщина продолжала таять на глазах, словно свечка.

«К бабке-ворожке, что ли сходить, как советовал мне заведующий отделением?» – цеплялась девушка за последнюю надежду вернуть здоровье своей доброй и любимой мамочке.

Врачи городской больницы, где Таня работает медсестрой после окончания Уссурийского медицинского училища, в один голос заверяют: с ее матерью все в порядке. Органы функционируют нормально, никаких отклонений в организме нет. Они теряются чем можно лечить такую пациентку.

Недуг матери Таня стала замечать еще года три назад. Собственно это и послужило тому, что она поступила учиться не в мединститут во Владивостоке, где пришлось бы обучаться не менее шести лет, а в Уссурийское медицинское училище на фельдшерское отделение, которое окончила менее чем за три года.

Девушка сейчас об этом нисколько не жалеет, она имеет возможность помогать своей мамочке, постоянно быть рядом с ней.

Вот вылечит свою родненькую и тогда не исключено, что снова сможет возобновить учебу в мединституте, теперь, правда, уже в Университете, рассуждала Таня.

Несмотря на юный возраст – ей едва исполнилось двадцать лет, девушка уже довольно проницательный человек. А, став медиком, ее проницательность усилилась. Таня начала догадываться, материнская болезнь не телесная, а как говорят верующие люди – душевная. Она подтачивает и сжигает человека изнутри испепеляющим огнем.

Испробовав все имеющиеся лечебные средства, в том числе и «бабушку-ведунью» с ее травяными отварами, Таня поняла – лечение бессильно. Стала самостоятельно искать причину возникновения материнского недуга. Припомнился случайно, подслушанный ею родительский разговор:

– …Аннушка, ведь ничего не изменилось. Все остается по-прежнему. Ты же сама не пожелала уехать со мной.

– Зачем этот позор мне на голову? Я что ли виновата в том, что ты сделал меня калекой?

– Я каюсь в своем грехе, и знаю, что мне нет прощения. Я тебе тысячу раз говорил, что виноват, виноват и несу этот крест, словно Иисус на Голгофу.

– Для тебя уже Голгофа достигнута и без креста, ты обрел то, чего лишил меня в свое время.

Таня тогда ничего не поняла из того разговора и не придала ему значения. После него мама стала вялой, словно со сна, а однажды случайно заметила, как та, стоя у плиты, помешивая в кастрюле ложкой, незаметно смахивала слезы. Спрашивать у матери об их отношениях с отцом Таня не решилась.

Своих родителей она очень любила, считая их идеальной парой. Да и вообще, на взгляд Тани, у них была замечательная, благополучная семья. Единственным, отрицательным показателем благополучия была папина служба. Он редко наведывался домой, но на то была веская причина, оправданная особенностью его работы. А кто сейчас живет так, как ему хочется?

Таня утром вернулась с ночного дежурства. А это значит, что сегодня она целый день будет дома. И хотя мама предлагала ей прилечь отдохнуть, однако у нее совершенно не было желания спать. У девушки было распрекрасное настроение. И было отчего.

Во-первых, мамочка не лежала в кровати, как обычно, а одетая сидела в кресле и смотрела телевизор. Это уже отличный показатель. Значит, Таня быстро приготовит еду, и они вместе с нею позавтракают за одним столом. Во-вторых…, во-вторых…. Девушка, подошла к кухонному окну, прижала руки к груди, закрыла глаза, и счастливо рассмеялась. Ей вовсе не хотелось спать, несмотря на бессонную ночь. Но, какую! Она тряхнула головой, словно отгоняла мысли, с которыми вовсе не хотелось расставаться, развернулась и принялась за стряпню.

Ей хотелось петь! И она тихонько запела. Она была счастлива, счастлива, улучшившимся самочувствием мамочки, а еще … Таня боялась назвать вслух то, что поселилось у нее в сердце, в душе, в ней самой.

Вадичка… Смешной забавный, а теперь она уже точно знала – любимый Вадичка, она так называет его мысленно. Вслух же произносит Вадик и никак не иначе. То есть официально. Вадик.

Неожиданный больной поступил в отделение их больницы, как раз в ее дежурство. Того пострикала медуза. Состояние пациента было очень тяжелым, он находилось на грани глубокой комы. Температура зашкаливала за сорок. Тело покрылось красной сыпью и вспухло, словно его долго хлестали крапивой. Врачи суетились, боялись потерять парня. Опасались отека гортани, а это удушье. На всякий случай был вызван лор-хирург.

В случае если не подействуют капельницы и другие медикаментозные средства, пострадавшему придется вскрывать гортань. Лицо больного представляло сплошной багровый отек. Глаза не просматривались. Сам он тяжело и хрипло дышал, находясь в бессознательном состоянии. Был срочно вызван аллерголог для консультации. Взяты пробы на выявление аллергенов.

В больничном коридоре, толкалась толпа молодых людей, которые вызвали «Скорую» на пляж, что на станции Санаторная, где приключилась непонятная болезнь с их товарищем. Молодые люди страшно напуганы, они не могли понять причину случившегося.

Это были москвичи – члены студенческого, молодежного отряда направлявшиеся на рыбную путину на остров Шикотан. Два дня, отведенные им на отдых после перелета во Владивостоке, молодежь решила посвятить купанию в Тихом океане. Никто из них не знал, как опасны его теплые прибрежные воды, кишевшие «крестовиками» – ядовитыми медузами. Одной из них и был обожжен несчастный студент. Жизнь парня висела на волоске.

Четверо суток, не отходя от пострадавшего, врачи боролись за его жизнь. И выходили, спасли москвича от смерти и инвалидности.

– Как тебя звать, прелестное дитя? – к концу пятых суток, продрав заплывшие глаза, сквозь багровые отеки, прошепелявил пострадавший, онемевшими губами. – Меня зовут Таня, я ваша медсестра, лежите спокойно.

Она деловито шарилась вокруг немощного, с какими-то трубками и проводами. Поправила подушку, решительно провела руками по простыням, на которых лежал пострадавший. Вадим, попробовав шевельнуть руками, понял – те привязаны. От одной из них куда-то вверх к пузырькам, перевернутыми пробками вниз, укрепленными на штативах, тянулись прозрачные трубки. Открылась дверь и в палате появилась пожилая женщина в зеленоватом халате.

– Евдокия Семеновна, принесите, пожалуйста, судно больному, он пришел в себя.

Вадим данную просьбу медсестры к вошедшей, по всей вероятности нянечке, проигнорировал вниманием, совершенно не соотнося ее к собственной персоне. Спустя некоторое время, на пороге вновь появилась нянечка, наперевес с предметом неизвестного назначения.

«Прелестное дитя», поправив простынь на койке больного, взяла незнакомый предмет из рук няни, и решительно направилась в его сторону. Вадим сразу понял, что такое в руках у медсестры и, осознал, что за этим последует.

– Нет! Не надо! – вдруг вполне сносным вскриком огласил он палату.

– Как не надо? Это ради вашего здоровья, вы пришли в сознание и вполне можете управлять своими действиями, – заявила опешившая Таня от решительного отпора со стороны пациента.

– Нет, не дамся! – стал тот протестующе елозить задом по койке, свободным местом на всем его теле. Остальные части обвивались резиновыми змеями, безжалостно впившимися острыми жалами в его плоть.

– Как наш пострадавший? – появляясь в дверях, спросил, представительный мужчина в белом халате, и таком же колпаке, по всей вероятности доктор.

– Ваш лечащий врач Николай Иванович, – представила Таня вошедшего, взглянув на больного.

– Что здесь происходит? – спросил Николай Иванович, приближаясь к койке страдальца.

Врач почувствовал в палате напряжение по лицу медсестры, растерянному виду нянечки и угрожающей позе больного, насколько это возможно было проявить в его состоянии.

– Больной отказывается пользоваться судном, – пояснила медсестра.

– В чем дело, молодой человек? В стенах лечебного учреждения необходимо строго выполнять рекомендации лечащего персонала, – «прочел» врач выдержку из больничного Устава.

– Я стесняюсь Таню, я ее полюбил, – заявил распухший больной.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.