След черной звезды

– Мы с Алиской потерялись в каком-то городке, в паре часов на электричке отсюда, не помню, как называется. Там бухали с местными неформалами, какими-то Белым, Зо, Нефом, ещё кем-то, имён не помню. Вообще мало что помню. Утюжили город. Потом в каком-то парадняке, в лифте, вписались, переночевали. Я проснулась: лифт открыт, на улице день, рядом никого и куда кто делся – не знаю. Вышла на улицу, там Неф сидит, на лавочке, во дворе, «Беломор» курит и тоже не знает, куда кто делся. Мы вдвоём на вокзал потусовали, Нефу в деревню было нужно, а я не знала, куда податься. В первую попавшуюся электричку забилась на автопилоте, лишь бы поспать. Проснулась здесь. Хорошо хоть ментам не попалась.

– Мы на вокзале столкнулись, – вставил Лёва. – Меня туда понесло по дороге в библиотеку, хотел диски посмотреть в магазине. Иду, а на лавочке сидит девчонка и окликает меня: «Я тебя знаю, ты Марчелло». А ведь меня так давно уже никто не зовёт. Я и вспомнил…

– Да дальше можете и не рассказывать, всё и так ясно, – проговорила, наконец, Дэни. – Пока твоя мама, Лёва, была здесь, ты вписывал Слоника у себя в подвале. А когда мама уехала в санаторий, ты перетащил её сюда. Как, давно?

– В подвале – месяц уже, – тихо ответила Надя. – А здесь неделю.

– То-то от Лёвы неделю ни слуху ни духу… Ох, чёрт вас, милые мои, побери, что же делать теперь будем?

– Не знаю я, – Надя сжала кулаки. – Меня всё там достало, я не хочу туда возвращаться. Родители и себя, и меня до сумасшедшего дома довести решили, ругаются без конца, скандалят, даже жрут раздельно, из-за чего я вообще голодная хожу. Лучше бы уж разводились, а то друг друга ненавидят, а на мне всё срывают. Я уже в психушке успела поваляться, после того как последний раз сбежала, меня мать туда сдала. Из дома каземат сделали, посадили под домашний арест, ключи отобрали, на четыре замка заперли. Так я как-то подумала: убегу через балкон, разобьюсь, так хоть мучения закончатся. Вещи какие-то в рюкзак бросила, пару денег стащила. А прямо перед окном у меня здоровенный тополь растёт. Как я на него залезла, не знаю, чуть не сорвалась, а этаж седьмой. Чуть руки-ноги не переломала…

– Тебя ищут?

– Не знаю, – у Нади на глазах выступили слёзы. – Ищут, наверное…

– Да даже если и ищут, что с того?! – взорвался вдруг Лёва. – Даже если ищут, здесь ведь всё равно не найдут, здесь её искать в голову никому не взбредёт!

– Лёва, дурень, включи мозги! – вскрикнула Дэни в ответ, но опомнилась. – Простите, ребята, нервы ни к чертям… Да, никому не взбредёт. И сейчас всё почти хорошо. Но, Лёва, не будет же Надя вечно у тебя в подвале сидеть! Документов у неё никаких. Зима на носу. Мама твоя скоро вернётся. А ещё – Надя несовершеннолетняя. И если её найдут с тобой, ты можешь загреметь в места не столь, причём надолго и всерьёз…

Надя молчала, только слёзы всё текли и текли по её щекам. Лёва рванулся к ней, обнял, она вцепилась в него, словно срывающийся с обрыва в надломленную веточку старой горной сосны, и зарыдала – тихо, глухо, страшно. Дэни, оставив их одних, вышла в кухню, подошла к окну и прижалась лбом к холодному стеклу. Им, таким «большим и умным», легко кричать с пеной у рта и раскладывать всё по полочкам, что лучше, что хуже. А каково ей, Наде? Она же всё равно ребёнок, несмотря на всё пережитое, от которого и взрослому больно и страшно. Ребёнок, которому одиноко и очень плохо, просто невыносимо там, где человек должен чувствовать себя лучше всего, где ему должно быть теплее, уютнее, роднее – дома, где мать и отец. Как может такое случаться на Земле? Как может возникнуть такой абсурд? Почему внешне хорошая, благополучная семья превращается в ад кромешный для каждого из её членов, как только захлопывается дверь за последним гостем? Откуда берутся это непонимание, эта злоба, эта ненависть между родителями и детьми, эта боль ссор и конфликтов, эти недомолвки, эта ложь, этот страх перед возвращением домой? Кто виноват в этом? Кого призывать к ответу? Кого казнить? Как этого избежать? Снова вопросы, на которые ответа не найдёшь, а за уютной стеной детства не спрячешься.

…Пришлось звонить маме, просить разрешения остаться ночевать у Лёвы. Мама разрешила, что было странно, только сказала с укоризной: «Если вы опять за своё, то на голове не стойте, да глупостей не натворите». Дэни что-то кольнуло внутри. Как объяснить, если тебя не хотят и не могут понять? Мама, прости меня за свои тревоги, за то, что не могу тебя от них уберечь, да ты сама себя от них уберечь не хочешь, ведь это правда…

– Ты пойдёшь завтра в университет? – спросил Лёва. Дэни кивнула и мельком глянула на часы: только что стукнуло двенадцать, Надя уже спала, а они, два полуночника, сидели в кухне и глотали чёрный чай, прекрасно сознавая то, что проснутся завтра с опухшими лицами. Лёва ополоснул чайник, засыпал новую порцию заварки, залил кипятком и тихо сказал:

– Через две недели моя мама возвращается. Опять Надю в подвал вписывать… Не могу больше. Психоз какой-то маниакально-депрессивный. Такое со мной было только в самый первый раз, с тобой, когда мы вдвоём тусовались две недели не пришей кобыле хвост, да и вообще всё, что было… – Слово «любовь» для них давно стало табу применимо друг к другу, поэтому Лёва проглотил его. – И то, тогда всё по колено было детям горьким, всё было так просто, пьяно. Знаешь, Дэни, ведь мозгам всё ясно: надо просто везти Надю домой, падать её родителям в ноги, пытаться до них достучаться, поговорить, объяснить. Боюсь, просто боюсь. А она – ещё больше. Говорит, что её съедят.

– Лёвушка, прости за вопрос, но что у вас происходит?

– У нас тупик. Ей пятнадцать, а я это постоянно забываю. Вчера лежал ночью, заснуть не мог, смотрел на неё, представил, что её может не быть рядом, так меня просто затрясло…Какой дурдом, Боже мой, какой дурдом! Сказал бы мне кто два года назад, что такое будет ещё возможно в моей жизни, да еще с ней…

Лёва умолк, стиснув в ладонях кружку с чаем. Дэни тоже молчала. Какие, к чёрту, слова? Какие, к чёрту, мысли? Ведь всё ясно – осталось только набраться смелости, чтобы сделать всё правильно. В мыслях родилось жуткое ругательство, просыпалось девятиэтажным матом и улетело прочь. Дэни глотнула чая и прошептала:

– Всё будет хорошо. Этому ребёнку нужен тайм-аут. А тебе, похоже, нужна она. Лишь бы вы оба не ошиблись… Куда ты меня спать положишь? – уже обычным голосом спросила она. Лёва очнулся:

– Диван в зале устроит?

– Нет проблем. Только одеяло дай потеплее. Я последнее время стала просто дикой мерзлячкой.

– Брутальные последствия брутальной юности, – криво усмехнулся Лёва и продолжал уже серьёзно: – Вот сейчас, с Надей, вспомнил нас в том же возрасте. Если бы не остановились, где были бы сейчас?

– А что, мало тебе ответов по городу ползает? Пить вместе начинали, в одном возрасте, а где теперь мы – и где они. Хотя, что лучше – ещё неизвестно.

– Не понял.

– Нет, с точки зрения медицины всё ясно: алкоголизм, разрушение физического здоровья, деградация личности, вероятность рождения детей с отклонениями в развитии. Да, превращаешься в инфузорию туфельку – но как порой хочется себя ею почувствовать! Когда, помню, сидишь на уроке, спать хочется до одури, похмелье мучит, и думаешь лишь об одном: чтобы перегар никто не учуял. А что там учитель грузит, и какая там оценка тебе за четверть светит – ну до фонаря… Эх, до чего же тошно!

– От чего именно? – Лёва поймал себя на мысли, что они никогда не сходили с ума одновременно: если он сам начинал психовать, она становилась хладнокровнее удава, но стоило ей самой сорваться, как он тут же твёрдо вставал на землю и превращался в оплот благоразумия. А Дэни говорила и говорила, словно слова заменяли ей слёзы:

– Да от себя самой в том числе. Такое ощущение, что ложишься в гроб, в котором на уровне глаз вырезано маленькое окошечко, и через это окошечко смотришь на мир. Заколдованный какой-то круг. В своём мирке, как бы он ни был хорош и комфортен, рано или поздно начнёшь задыхаться. А изменить его не так-то просто, и вырваться оттуда – тоже… Короче, помнишь наш диагноз?

Лёва рассмеялся, разряжая тем самым атмосферу. Совсем недавно, в каком-то депрессивно-суицидном разговоре они впервые за долгое время коснулись запретной темы – отсутствия с обеих сторон личной жизни – и сделали вывод, что это не такая уж и мелочь, от которой можно легко отмахнуться… Мелочь. Теперь Лёва с особой силой почувствовал, насколько всё это не мелочь, насколько это важно – найти и не потерять. Пусть это не навсегда, такими словами нельзя швыряться, но сейчас ничего нет важнее. Не потерять. И спасти, как они с Дэни когда-то спасли друг друга. План готов и всем ясно, что надо делать. Лишь бы смелости хватило. У обоих.

* * *

Зима началась очень сурово. В последних числах ноября на город обрушились сильные морозы, посыпался снег. Улицы резко опустели. Даже в центре города мало кого можно было встретить по вечерам, кроме счастливых обладателей собственных машин; все остальные торопились как можно скорее добраться домой, укутаться во что-нибудь мягкое и тёплое, и сесть поближе к горячей батарее. Аля стояла на остановке, ждала троллейбус и уже начинала едва ли не вслух ругать всё на свете: мороз минус двадцать, перебои в движении транспорта по выходным, недостаточно тёплую одежду, не спасавшую от пронизывавшего насквозь ветра, пятиклассников, которые сегодня всерьёз её разозлили… Конечно, кричать на детей – это не выход, но Аля ничего не смогла с собой поделать, ей изменило даже привычное хладнокровие, чуть матом на детей не загнула. Впрочем, всё равно осталось доработать этот учебный год, а там – на вольные хлеба, о профессии учителя можно будет забыть, идти хоть оформителем, хоть посуду расписывать, где подрабатывала студенткой, хоть фотографом в ателье. Бобби и так уже ругает на чём свет стоит эти её два года «последипломной практики», и если сначала Аля ещё пыталась возражать ему (или себе), говорила, что это нормально, нужно, полезно, совсем не страшно, то теперь её аргументы иссякли. Среди её одногруппников, что в училище, что в университете, было много ребят, действительно хотевших идти работать учителями рисования и черчения, и пошли люди, и работают, и довольны теперь, хотя работа (точнее, зарплата и атмосфера в коллективе, хотя у художников в этом плане гораздо все веселее и позитивнее) собачья. А были и те, кто не хотел, но идти оказалось больше некуда, и теперь эти не хотевшие срывали на учениках своё зло неудачников… Действительно, получается, что куда ни кинь, всюду клин.

Мороз откровенно зверел, вместе с ним зверел ветер, и эта гремучая смесь насквозь пронизывала и тёплую куртку, и джинсы, и зимние ботинки, а пальцы в тёплых вязаных перчатках просто коченели. Аля глянула на часы: было уже без десяти девять, она торчала тут, на остановке, уже двадцать пять минут. Как же холодно… Стоп! Кто это идёт к остановке, глядя перед собой и словно ничего вокруг не замечая? Пальто, знакомые волосы из-под шапки выглядывают, да и походка – не перепутаешь… ничего себе встреча!

– Дэни, куда торопишься?

– Аля, ты?!

Аля… Дэни… Старшая сестра и младшая сестрёнка – они не называли друг друга иначе ещё два года назад. И ровно два года не виделись, не виделись вообще, с тех самых пор, как Дэни закупорилась в себе и перестала общаться с кем-либо из старой тусовки, кроме Лёвы, а Аля протерла, наконец, глаза и позволила себе поверить, что Бобби смотрит на неё не только как на друга и собутыльника, а также наплевать на то, что он младше больше чем на два года…

– Давно ждёшь рогатых?

– Двадцать… шесть минут уже. Ничего, скоро что-нибудь придёт. А ты откуда идёшь в такое время?

– Из университета, как ни странно. У меня тренировка по «Что? Где? Когда?» была, а потом мы с ребятами в курилке на полчаса заболтались, вот и … Родители и так волноваться будут, а тут ещё и транспорт тормозит! А ты?

– А я с работы, как ни странно. Пятый класс, вторая смена, «портрет моего соседа по парте».

– Как ты, рассказывай. Как Бобби?

– Бобби… – Аля улыбнулась широкой улыбкой. – Ты даже не представляешь, как хорошо, что я тебя встретила! Понятия ведь не имею, как тебя найти, хоть и живём в одном доме. У нас свадьба через две недели.

– Серьёзно? – ахнула Дэни.

– Серьёзней некуда.

Тут, наконец, подкатил троллейбус. Конечно, в нём было не теплее, чем на улице, но он вёз домой, вёз быстро, к горячей ванне и тёплому пледу. Дэни и Аля устроились рядышком на сидении.

– Слушай, младшая сестрёнка, – спросила вдруг серьёзно Аля, – как это так получилось, что наши дорожки разошлись, что мы так долго не виделись? С моей стороны оправданий два, первое – в нашем доме четырнадцать подъездов, а я никогда не знала ни номера твоей квартиры, ни твоего телефона, как это ни странно, и второе – косвенное, я работаю и, кроме шуток, очень занята, мы ещё ремонт затеяли. Но ты-то куда пропала?

– В прорубь упала, – Дэни виновато улыбнулась. – Виноват, исправлюсь. Ты же знаешь, я всё время боюсь кого-то напрячь, оказаться не вовремя или не к месту. А если совсем честно, то… у меня был какой-то период добровольного затворничества, я почти ни с кем не общалась, кроме Лёвы и своих интеллектуалов, всё это время, разве что в переход иногда вылезали, а так – дом, учёба, тренировки, книги, гитара и ничего больше. Короче, проснулся вредный эгоизм.

– Да, для тебя вредный. Понять можно, но мы без тебя очень скучали.

Дэни снова улыбнулась:

– Я же пообещала, что исправлюсь. Квартира шестьсот шестьдесят семь, я верно помню?

– Совершенно. И телефона по-прежнему нет.

– Мой возьми. Не смейся, это не визитная карточка, это для подобных случаев, когда ручку достать проблема. Так насчёт свадьбы – это не шутка?

– Куда там шутка. Пятнадцатого декабря пойдём в ЗАГС, сочетаться законным браком.

– Как же это вы отважились?

– Чёрт его знает, – Аля тихонько рассмеялась. – У Бобби контакт какой-то не так сконтачил, щёлкнуло в голове что-то, он и пристал: давай поженимся, мои родители души в тебе не чают, чего мы мурыжиться будем. Вот и решили – не мурыжиться.

– Не хочу лезть не в своё дело, но родители Бобби случайно не поставили ему среди прочих условие, что отпустят его к тебе жить, только если у вас в паспортах воцарятся законные штампы?

– Не совсем. Просто на таких условиях они помогли нам с ремонтом. Ты ведь помнишь, у меня разве что потолок не обваливался, а по всему остальному помойка рыдала горькими слезами. А что, случай не первый?

– Так ведь у нас в стране фетишизация разного рода штампов и официальных документов. Готовитесь?

– Я же сказала, ремонт у меня затеяли. Уже почти всё закончили. Потолки и обои переклеили, батареи перекрасили, полы, окна поменяли полностью. Родители Борькины нам новую сантехнику проставили, подбросили денег на обои и на отделку немного. Вот… Линолеум в кухне постелили вместо моей облупившейся краски. А всю последнюю мою зарплату истратили на ковровое покрытие, нашли дешёвое, но такое замечательное, увидишь! Бобби его сейчас к полу прибивает – гвоздями!

– Прямо сейчас? – уточнила с улыбкой Дэни. Аля кивнула:

– Да, именно прямо сейчас! Обещал добить сегодня комнату, чтобы нам было, где спать, надоело у его родителей ночевать. Ладно, сестрёнка, это всё мелочи. Официально приглашаю тебя на свадьбу, письменный вариант на днях найдёшь в почтовом ящике. Готовь наряд! Только умоляю, в джинсах не приходи, мама Бобби с ума сойдёт от такого неуважения к традициям!

– Может, мне ещё вечернее платье надеть, дабы проявить уважение?

– Не ёрничай ты, и не бросайся в крайности. Все наши так же среагировали. Думаешь, мне самой такая охота в свадебное платье закупориваться, хоть оно у меня и простенькое будет? Не намечается пышного торжества, потому что денег нет. Родители Борькины небольшой банкет в кафе проставят, конечно, но именно небольшой.

– Для официальных лиц, так сказать?

– Что-то вроде, ведь будут их близкие родственники, что здесь, в городе, живут. Обещали, что больше десяти гостей подобного рода не появится. У меня так вообще никого родных не осталось. Вот. А вместо второго дня – сейшен у нас дома, как в старые добрые времена, чаша красного вина по кругу и концерт. Тут уже будут только все наши: Дэм с Валеттой, Сид, Лёша-анархист, Светка с Рэдом, Мона-Лиза, Макс Ассордин… Короче, ты всех помнишь, и без тебя все скучали… Смех и грех, жили в одном доме всё время и столько не виделись… Ты с Лёвой придёшь?

– Думаю, что он захочет. Ты ему приглашение напиши, брось в мой ящик, я ему передам, его всё равно сейчас в городе нет.

– А как он вообще? Я его не видела ещё дольше, чем тебя. У него всё нормально?

– Ох, Аля, и не спрашивай, – Дэни только махнула рукой. Тут объявили их остановку, и девушки, выбравшись из троллейбуса, пошли в сторону своего огромного, изогнутого буквой «S» дома. – Мы с ним друзья, если это тебя интересует, даже скорее брат и сестра, близнецы, которые срослись мозгами. И ещё рискну держать кулаки за судьбу ещё одной пары…

Мечты идиота. Мечты идиота – сумасшедшие, прожигающие изнутри, перерубающие связь с реальностью и уносящие в неведомые дали. Куда они могут привести? И как больно потом возвращаться обратно на землю, осознавая, что всё это – только мечты…

Где-то сейчас мчится сквозь ночь поезд, а в поезде, в плацкартном вагоне – Лёва и Надя. Почему-то Дэни была уверена, что они не спят… какой, к чертям собачьим, сон! Когда сегодня днём провожала их, видела, как у обоих тряслись руки, и дрожал голос. Конечно, страшно. Запасной выход у них был: они могли вернуться сюда и жить с мамой Лёвы (после того памятного разговора они ещё целый месяц тянули резину с отъездом, и мама Лёвы успела довольно близко познакомиться с Надей, и хоть и не поверила, что это у них серьёзно с её сыном, решила дать детям шанс). Но – оставалась одна существенная деталь: Надя ещё несовершеннолетняя, никаких документов у неё нет, шестнадцать ей исполнится только через полгода, в июне, и в течение этих полугода родителей этой лягушки-путешественницы ещё могут оштрафовать за то, что их дочь находится вне дома после одиннадцати вечера. Да и без этого, если посмотреть на ситуацию со стороны, так волосы дыбом встанут. Представьте себе, господа, что ваша пятнадцатилетняя доченька после уже имевших место троек в году (а когда-то была круглой отличницей, и учиться любила), пьяных дебошей, исчезновений из дома с какими-то подозрительными личностями, и прочих художеств подобного рода, снова сбегает из дома, на этот раз через балкон и на полгода, а потом возвращается с неизвестным парнем не очень-то внушающего доверия вида (хотя они давно уже перестали эпатировать публику своей манерой одеваться) и представляет его: «Мама, папа, познакомьтесь, это мой жених». Лёва отдавал себе отчёт, что родители Нади разве что только не убьют его на месте, и что будет очень хорошо, если всё пройдёт в форме обычного скандала, без осложнений в форме с погонами. И легче от этого осознания никому не становилось.

– Далия! Как ты меня напугала, боже мой!

В кухне вспыхнул свет. На пороге стояла мама. Дэни тут же спрыгнула с подоконника – она знала, что мама не любит этой её привычки. Мать только покачала головой:

– Ложись спать, девочка, уже почти час.

– Мама, я сейчас лягу. Просто спать не хочется, почитаю ещё.

– Ведь не встанешь завтра.

– Встану, ты ведь разбудишь. А первой парой всё равно бассейн, мне туда не надо, поэтому лишний час сна в запасе. Неужели я тебя разбудила? Я ведь не шумела, нет?

– Нет, отец уже десятый сон видит, так что ты не шумела. Это я просто ещё не спала, вот и заметила, как ты вошла сюда и не вышла, опять кофе на ночь глотать?

– Извини, мамочка. Только не могу обещать, что больше не буду.

– Хотя пора бы. Ладно, пошли спать.

– Мама, подожди. Хочу спросить одну глупость.

– Ох, опять двадцать пять. Спрашивай, Далия.

– Мама, как бы вы с папой среагировали, если бы я вам объявила, что выхожу замуж?

– Как-как? – мать подняла брови. – Я не ослышалась?

Дэни тихо рассмеялась и обняла маму:

– Не волнуйся, мамочка. Ты же знаешь, что я монахиня. Просто интересна твоя реакция.

– Далия, милая, не задавай глупых вопросов.

– Нет, мам, серьёзно. Что бы ты сделала?

– Не знаю, Далия, не знаю. Если бы за Лёву твоего, то мы бы с отцом решили, что вы оба окончательно сошли с ума. А если бы за кого-то другого – что ж, пришлось бы потребовать предъявить жениха.

– Предположим, он стоял бы рядом со мной. И вы видели бы его впервые.

– Тогда заодно предположим, что он тоже из ваших тусовщиков, длиннохвостый, в чёрном и так далее?

– Да, предположим… мам, ты только не беспокойся, у меня никого нет, честно, просто интересно. Лично меня такое в ближайшее время не ждёт, а с Лёвой мы вообще давно просто друзья. Так что бы ты сделала? Учитывая…

– Что ещё учитывая?

Дэни опустила глаза:

– Учитывая все мои выходки когда-то.

Мама помолчала немного. А потом посмотрела на дочь снизу вверх (Дэни вымахала ростом метр восемьдесят три и была выше матери больше чем на голову) и тихо ответила:

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.