bannerbanner
Три детектива
Три детектива

Полная версия

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
1 из 2

Игорь Бойко

ТРИ ДЕТЕКТИВА

Философский детектив

Пролог

Всякий уважающий себя писатель, которому любознательный читатель дорог почти настолько же, насколько он (читатель) дорог самому себе, всегда ищет возможность обратиться к нему прежде, чем он (читатель) ещё не стал таковым, и объяснить ему то, до чего читатель сам ни в жизнь не додумается.

В этом смысл и назначение всякого пролога, хотя, как по мне, он вовсе не нужен. Но, если встать на другую точку зрения (тоже правильную), отсутствие пролога может показаться придирчивому читателю очевидным признаком великой лености и душевной вялости автора, а то и просто знаком недостаточно сильного уважения к поклонникам увлекательной литературы.

Не будем спорить с читателем, поскольку он всегда прав, и посмотрим, о чём пишут в прологах, а если и не пишут, то всё равно подразумевают. Вот, например, известные писатели Иванов, Петров и Сидоров прозрачно намекают, что их прекрасные книги приключений целиком сотканы из крупиц собственного бесценного, хотя и малопоучительного (по моему мнению), жизненного опыта. В то же время, ничуть не менее известные писательницы Чижова, Орлова, Соловьёва со своей стороны недвусмысленно дают понять, что их захватывающие детективы только выглядят высосанными из пальца. На деле же всё не совсем так просто. Просто эти литературные богини не успели по разным несущественным причинам обзавестись достаточным знанием жизни. Но вскоре, нет сомнения, эти благополучные дамы быстро наверстают всё упущенное и порадуют нас новыми шедеврами своей ничем не скованной творческой мысли. И всё же нет у меня полной уверенности, что Агата Кристи, если она специально воскреснет для данной цели, одобрительно отзовётся об их продукции. Скорее всего, старой леди не понравится, что детективы упомянутых дам похожи друг на друга, как птенцы одного помёта. Я же, в отличие от великой прародительницы, вижу в данном обстоятельстве не промах, а, наоборот, трезвую работу уверенной руки мастера (если хотите, мастерицы), удовлетворяющей самым простым и экономным образом законные естественные требования общества, отдающего свои симпатии литературе, нисколько не утруждающей мозги.

Когда я приступал к этой книге – созданию моего пытливого разума, последнему в моём творчестве по времени, но, отнюдь, не по значению, – я заранее, ещё не написав ни одной строчки, уже предвидел все замечания, возражения и просто обидные отзывы моих доброжелательных критиков. Более всего они будут поругивать меня за то, чего в этом труде нет, хотя справедливее было бы винить за то, что в нём есть.

Для того, чтобы недобросовестные критиканы не попали впросак, и не стали безосновательно вопить, что в книге начисто отсутствуют любовные сцены, сообщаю, что такие сцены здесь имеются (две или три), правда, ближе к концу, чем к началу. Если ревнители сложившихся правил потребуют смертельной опасности, то и такое найдётся, правда, наибольшая беда будет грозить – и в этом я замечаю некоторую собственную непоследовательность – не самым симпатичным героям.

А как насчёт погони? Будет, уверяю вас, и погоня, потому что без погони детектив – не детектив, а неизвестно что. Не очень долгая погоня, но, безусловно, удачная. Так что основное требование к погоням будет с полным знанием дела выполнено, если не совсем по результату, зато по замыслу наверняка.

В хорошем детективе проницательный читатель должен оставаться до самого конца в совершеннейшем неведении, кто здесь окажется главным злодеем. Вот тут у нас всё в порядке. До самой последней страницы, предупреждаем, самый толковый любитель криминального чтива ни о чём не догадается, и тайна преступления, есть основания надеяться, грозит умереть вместе с автором.

Вот это и есть вершина детективного жанра, на которую доселе мало кто взбирался.

Однако я ни капельки не сомневаюсь, что именно вы, тот, кто в данный момент держит эту книгу в руках, без труда сообразите, кто был истинным виновником переполоха. Если бы это было не так, я ни за что не посмел бы писать этот примечательный детектив.

Автор.

Глава, предшествующая первой

Лунный свет

Полная луна стояла против открытого окна, и от того в комнате было светло.

Это была прекрасная летняя ночь, полная шорохов и тайн, ночь, достойная давно позабытых языческих праздников.

Можно было не слишком таиться, потому что сегодня на даче никого, кроме Мадам да их двоих с Петром, не было. По привычке всякого добросовестного сторожа Петро в этот час спал особенно крепко, но Василий двигался тихо и осторожно. Всё-таки на такое дело он шёл в первый раз.

Вот и тот самый фикус. У Руководителя их было много, потому что со времён его полубеспризорного детства фикусы представлялись ему непременным спутником и даже лучшим символом благополучия и богатства. Теперь, уже дорвавшись до великой власти, Руководитель всё ещё испытывал благоговение перед этими довольно заурядными растениями и держал их на своей богатой даче в большом количестве: и в кадках и в горшках разных размеров.

Этот был в большом горшке.

Василий осторожно потянул растение, и оно легко вынулось вместе с землёй и корнями. На дне посудины открылся вышитый беленьким бисером мешочек из оленьей кожи. Теперь уже можно было рассмотреть спрятанное внутри.

Лунный свет упал на бесценные кристаллы, и они радостно откликнулись ему тоненькими разлётными многоцветными лучиками, вспыхивая по уголкам маленькими яркими звёздочками. Эстет сказал бы, что это было изумительно красиво.

Счастье всегда недолговечно. А большое счастье приходит лишь на миг. В позвоночник Васи больно упёрся «Макаров», и Петро каким-то чужим, напряжённым голосом сказал:

– Положи это на подоконник, подними руки, так чтобы я их видел, и медленно отходи в сторону.

– Да что ты, Петро? – враз осипшим голосом сказал Василий и тут же, как учил инструктор, когда они ещё вместе служили в особом полку, резко присел и, не теряя темпа, качнулся вперёд на руки, а затем со всей силой ударил назад ногой старого друга, столь некстати появившегося со своим безжалостным пистолетом.

Точнее – хотел ударить. Но Петро учился у того же самого инструктора. Он только немного повернулся, и предназначенный ему страшный удар провалился в пустоту. Раздался негромкий звук, словно ребёнок хлопнул в ладоши (глушитель был хорошим), и в крепкую шею невезучего Васи впился небольшой кусочек свинца. Он летел со страшной силой, разрывая позвонки, сосуды, нервы, мышцы, соединительные ткани, разрушая всё, что называется жизнью.

Луна равнодушно смотрела в окно. Ей было видно, что на земле произошло ещё одно преступление. Ещё одно звено, не последнее, добавилось к бесконечной цепи поступков, противоестественных и позорных.

Глава первая

Пропавшая реликвия

Любознательный читатель вправе спросить:

– Где это всё произошло?

Прямо поставленный вопрос требует столь же прямого ответа. И если бы автор располагал им, то тут же без утайки всё бы сразу и выложил. Увы, в этой занимательной истории с самого начала много неясностей. Есть, конечно, надежда, что читателю, у которого хватит мужества и терпения добраться до конца книги, всё там и откроется. Если же этого не произойдёт, нужно будет перечитать данную повесть ещё и ещё раз. Но если и после такого подвига останется Невыясненное, придётся с грустью признать, что читатель совершенно напрасно потратил своё время, а автор – своё.

Так где же это всё случилось?


Астрономы, которым всё интересно, установили существование зеркальной Вселенной, где всё происходит совсем, как у нас, только при этом левое и правое меняются местами. Наша непросвещённая публика по своему обыкновению полностью переиначила это удивительное знание на свой лад и уверовала, что все оценки событий в зеркальном мире меняются местами с нашими суждениями с точностью до наоборот. Поэтому всё наше хорошее у них, без всякого сомнения, считается плохим, зато наше плохое в тех краях старательно возводится в ранг истиной добродетели. Затруднение состояло лишь в том, что современная много чего достигшая наука так до сих пор и не научилась отличать прямой образ от его зеркального отображения. Точнее, она пока не может надёжно сказать, кто есть кто, поэтому всегда остаётся невыясненным вопрос, в своём ли мире мы находимся или, упаси бог, в зеркальном, который от нашего ничем по существу не отличается, потому что правое и левое являются относительными понятиями, зависящими только от положения наблюдающего. А положение бывает разное.

Чисто случайно, не без помощи умелых экстрасенсов, которым, к счастью, ныне нет числа, нам удалось всё-таки выведать, что мы – это всё-таки мы, а не они, и кое-что разузнать, как там у них в зеркальной Вселенной всё это выглядит. Нам повезло: сведущие люди, когда мы к ним приступили, не стали стесняться своих знаний и пояснили, что дела обстоят не совсем так, как мы думаем, а кое в чём полностью противоположно. Хотя всё остальное – тютелька в тютельку.

Поэтому трудно сейчас сказать, действительно ли описанные здесь события происходили у нас, а если происходили, то в какое время. У них же всё, о чём здесь рассказывается, произошло в самом конце будущего столетия или чуть раньше. Так утверждает магистр Алькофрибас Назье, всем известный извлекатель квинтэссенции. Впрочем, он может и ошибаться. Поскольку этот магистр большой шутник.

Конечно, мы не можем здесь ручаться за приведенные факты. Но всё остальное верно.

Кстати.

Люди почитают одних писателей, а читают совсем других.

– Это у нас или в зеркальном мире?

– У нас – да, а у них – не знаем. Хотелось бы выяснить.


– Вы уже слыхали последнюю новость?

– Ещё нет, а что?

Вот какими вопросами обменивались шёпотом жители Вышеславова королевства. Говорили тихо, опасаясь, что их услышат те, которые любят всё слушать, и поймут их не совсем правильно.

– Так знайте же: у нашего короля пропала корона. Ещё совсем недавно она мирно покоилась на подушечке малинового бархата в королевском кабинете, а теперь её там, как обнаружилось, не стало.

– Подумать только! Вот до чего мы докатились! O tempora, o mores!

– Цицерона можете цитировать сколько угодно, но вот про корону никому не рассказывайте. Потому что – секрет.

– Разумеется – ни звука.


Если прислушаться к философам, то материя – это вещи, склонные к исчезновению. Вот только что были под рукой, а потом, глядишь, их не стало. Долго потом ищешь и не всегда находишь. Возмущаться и сопротивляться бесполезно – просто мир наш так устроен. Говорят, и зеркальный тоже.

На этот раз исчезла корона.

Вообще-то этой драгоценной регалии полагалось храниться в государственной сокровищнице и появляться на свет только во время особо торжественных церемоний (кто-то в королевской семье родился, кто-то отошёл в мир иной, кто-то надумал жениться или, например, армия одержала блистательную победу, по какой причине был устроен торжественно богатый и довольно обременительный для казны приём иностранных гостей и местной элиты). Так оно раньше всегда и было. Но вот король Вышеслав, взошедши на престол, дерзко нарушил этот похвальный и предусмотрительный обычай и теперь постоянно держал бесценную корону не в пропыленных сундуках Алмазного фонда, а прямо на каминной полке в своём кабинете, чтобы она у него всегда была на виду прямо перед носом.

А зачем?

Была ли в том суровая необходимость или просто взыграло мелкое тщеславие венценосной особы? Историки в этом обязательно разберутся. Мы же изложим здесь свою версию, единственно правильную.

Всё дело, как мы считаем, было в том, что верховная власть и всё хорошее, что к ней прилагается, достались Вышеславу не по естественной линии отца-деда-прадеда, как это принято у всех приличных и от того процветающих монархий, а совершенно случайно: волею каприза Фортуны (не без того), но всё же больше интригами и игрой тайных, могущественных сил, замыслы которых не были до конца понятны даже их смекалистому избраннику.

А если власть попадает не в те руки, это большая беда или не слишком?

Большинство людей, проживающих на нашей шарообразной планете, так и не научилось понимать или хотя бы догадываться, насколько легко руководить толпой, или, более корректно, – человеческим обществом. Думаете, для этого обязательно нужны Тамерланы и Вашингтоны? Ошибаетесь! Сойдут фигуры и помельче. Иногда к высшей власти пробиваются такие незначительные создания, что даже в сильный микроскоп их как следует не разглядишь. Да и не нужно разглядывать! Потому что дело вовсе не в них. Главное, чтобы действовала Система. А что это такое, то великая тайна есть, и не нам с вами её разгадывать.

– Должен признаться, что я почти ничего не знаю о Вышеславе.

– Тогда я постараюсь вам рассказать. Если вам станет скучно, остановите меня. Чудесное восхождение Вышеслава началось с того времени, когда прежний король Пшебыслав, окончив свой многотрудный земной путь, устремился всей душой, как ему и положено, прямиком на небеса. Но отправился он в этот значительный и безвозвратный путь совершенно бездетным, не позаботившись оставить после себя очевидного и соответствующего наследника. С его стороны это был крупный государственный промах. За такими просчётами обязательно следуют долгие смуты и вызывающие дикую разруху претензии на освободившийся престол со стороны неисчислимых подозрительных личностей.

В этот раз случилось то же самое.


Возможно, найдётся много рвущихся к беззаветному труду летописцев, готовых с величайшим прилежанием, ничего не упустив и почти не добавив ненужного, талантливейшим образом описать безалаберные годы, последовавшие за звоном колокола, возвестившим, что затянувшееся правление Пшебыслава прервано щелчком ловких ножниц престарелых богинь, которые долго и нудно без видимых признаков усталости прядут и тянут бесчисленные нити жизни ради короткого удовольствия одним махом перерезать их в самый неподходящий, по нашему мнению, момент.

Мы не последуем за упомянутыми нами безупречными рыцарями пера по многим причинам. Во-первых, мы не уверены, что наши умеренные достоинства хоть сколько-нибудь соизмеримы с их недюжинным мастерством и непревзойдённой выучкой, с их поразительным умением выуживать потрясающие жемчужины из такого болота, в которое мы не сможем заставить себя не то что с головой окунуться, но хотя бы забрести по щиколотку, даже если употребим при этом ради успеха предприятия всю отпущенную нам силу воли. Во-вторых… впрочем, достаточно и во-первых.

Платон сжёг свои юношеские поэмы из-за того, что они показались ему хуже гомеровских. Нам бы тоже следовало проявить такую же похвальную скромность, но мы не решились. Далеко нам до основания Академии!

И вот к власти пришёл…

Попробуйте окончить начатую фразу, если вас сразу же перебивают:


– А не можете ли вы сказать мне, что такое власть?

– Ну конечно, могу. Власть это…ну и хитрец же вы! Специально ведь притворились, чтобы поставить меня в затруднительное положение. Поскольку это понятие, если его ограничить одним словом, не имеет строгого определения, хотя даже самому простенькому ежу понятно, о чём идёт речь.

– В чём-то, сударь, вы правы, но согласиться с вами полностью никак не могу. А хотите, я вам скажу?

– Конечно, хочу.

– Видите ли, власть – это внеличное презрение.

– Очень странные слова вы говорите.

– Нисколько. Человек, получивший власть, неизбежно презирает всех, кто внизу, уже в силу одного того, что они не сумели подняться к вершине. И это презрение вовсе не связано с тем, что у властелина оказалась на редкость чёрная или извращённая душа. Это чувство является всего лишь натуральным признанием того тривиальнейшего обстоятельства, что остальные, толкущиеся у подножья пьедестала, не заслуживают уважения, поскольку нет на то никаких причин.

– Возможно вы и правы, хотя я не уверен, что правильно вас понял. Попробуем всё-таки продолжить.

И вот королём был объявлен Вышеслав. Объявила его Система к общему неожиданию и даже к исключительному удивлению большинства своих сограждан – ведь неделю назад мало кто подозревал о самом его существовании в этой многострадальной державе. Но от удивления, если верить медицине, ещё никто не умирал, поэтому общество в тот момент не лишилось ни одного из своих достойных членов.

Коронация была, как и положено, пышной, но зевакам, вынужденным целый день простоять в истомившейся толпе, она показалась бы довольно скучной, если бы в самый торжественный момент не выяснилось, что историческая корона слишком велика для маленького черепа удачливого кандидата. Тогда расторопные прислужники быстренько и почти незаметно для посторонних глаз, всунули в неё салфетку. Всё сошло бы хорошо, но один край ослепительно белого полотна всё же вылез из под золотого обруча и лихо свесился на красное от волнения ухо помазанника. Иностранные послы, привыкшие владеть своими чувствами, решили, что в этой стране так и надо, а свои люди посмеялись и сказали:

– Вот так у нас всегда. А почему, то нам неведомо. А неведомо, оттого что умом наш народ не понять и никакой линейкой или циркулем не измерить.

А потом венценосный вождь пожелал, чтобы корона, так неожиданно свалившаяся ему на голову, не была отправлена обратно в сокровищницу, а нашла себе оправданный приют в его рабочем кабинете. Один мимолётный взгляд на неё уже поднимал настроение и заставлял любую мысль избранника плясать среди трёх основополагающих столбов:

– Ух ты!

– Во даём!

– Ну и ну!

И вот она пропала.


Интересно, откуда у всех (кроме меня и ещё пары человек) такое уважение к государственной короне? Ведь по своему первоначальному, если хотите – историческому, назначению это всего лишь шапка, сознаюсь – довольно богатая и примечательная, но всё ж всего лишь шапка. Берусь утверждать, что излишне тяжёлая, недостаточно тёплая, весьма старомодная, а к тому же сильно раздражающая некоторых лиц, считающих, что и у них есть определённые права на этот головной убор.

О чём тут ещё говорить? Немного необычная шапка, и только.

И вот она пропала.

Абсурд какой-то: пропала корона. Разве можно в такое поверить? Это хорошее настроение может пропасть или, например, породистая собака. Или билет в оперу. Или чертежи сверхсекретного самолёта. Такое всем понятно. Потому что не противоречит мировому порядку вещей.

И всё же пропала.

Ещё вчера была, а сегодня исчезла. Одна только вмятина от неё на бархатной подушке осталась. Но вмятину на голову не оденешь.

Не так ли?

Кошмар!

А какое у нас сегодня число?

Тринадцатое.

А день какой?

Понедельник.

Ну тогда всё понятно – день по всем статьям неудачный. Непонятно только одно: куда корона девалась?

Король поскучнел, заволновался, подбежал к телефону и вызвал Дубовца, министра чрезвычайных происшествий.

Уж чем страна Вышеслава была богата, так это чрезвычайными происшествиями. Ну разумеется, здесь в виду пожары не имеются. Никогда они не были пугающими и никогда не считались чем-то чрезвычайным, поскольку каждый день что-то где-то обязательно и верно горело. Чрезвычайными считались только ежегодные наводнения, повторявшиеся с изумительной точностью, обрушение мостов (каждый месяц не менее двух, но редко более десяти), а также регулярные взрывы артиллерийских складов (заблаговременно рассчитать время очередного катаклизма не удавалось ни одному математику).

Нет сомнения, поиски пропавших корон не входили в круг первоочередных обязанностей хлопотливого министерства, но король больше всего доверял именно ему, поскольку только эта организация никогда не имела за собой вины за случившееся. И впрямь, кого, например, можно строго судить за несвоевременное землетрясение?

Вот почему Вышеслав первым позвал Дубовца.

Означенное лицо с трудом протиснуло своё расплывшееся тело в золочёную дверь королевского кабинета – при этом одна пуговица всё же отскочила от мундира и поспешила закатиться под диван (как её теперь оттуда достанешь?) – и с тревогой уставилось на перекошенную от горя внешность властелина.

– Корону спёрли, – с большой грустью сказал Вышеслав и уронил слезу.

– Как так? – удивился Дубовец.

– А вот так! – с оттенком мрачного удовлетворения ответил король, ощутив в этот миг при всей значительности потери некоторую сладость превосходства знающего над неведающим.

– А кто спёр? – это был вполне естественный, хотя, признаемся, немного глупый вопрос. Но придумывать умный вопрос времени не было.

– Если бы я знал, – убедительно объяснил король, – я бы тебя не стал беспокоить.

– И то верно, – согласился главный чрезвычайник (он всегда умел облекать свои мысли в самые простые и доступные уму формы. Содержание мыслей такую операцию охотно допускало).

– Короче – ищи! – сказал Вышеслав и более ничего не прибавил за неимением подходящих слов. Его душили слёзы.

И пошёл Дубовец искать.

Искать он не умел. Зато знал, кто умеет это делать.

Глава вторая

Детектив Гавличек ищет корону

Закон и преступление появились в один и тот же день.

Всем наскучившая диалектика утверждает, что оба они – две стороны одной и той же медали, отчеканенной в тот самый день творения, когда на свет появились первые разумные существа. Спорить тут не с чем, и есть много оснований полагать и закон и преступление совсем уж неразделимыми братцами на манер сиамских близнецов (а почему бы и нет?). Естественно, при таком подходе большой ошибки быть не может, хотя иногда остаётся лёгкое подозрение, что без некоторого преувеличения здесь не обошлось.

Если нет закона, то нечего и преступать. Ведь никто не станет поднимать высоко полы пальто, чтобы переступить через несуществующую лужу.

А если никто ничего не преступает, то, получается, и закон становится вовсе ненужным.

Увы, существует и то и другое: и закон и преступление. Оба они являются насилием над личностью. Всякое насилие требует подчинения и беспощадно к тем, кто не хочет подчиниться.

Избавиться от преступлений можно только решительным упразднением законов (кто знает другой способ, пусть укажет). Но человечество на это никогда не согласится.

Вот так и получается, что преступления всегда были, есть и будут независимо от того, нравится нам это или нет. Самый распространённый вид преступлений – кража. Крадут всё, что удаётся украсть. У кого больше возможностей, у того больше и стремлений.

После этого самые удачливые говорят: «Имеем что имеем!».

Можно ли украсть власть?

Вот какие странные мысли иногда приходили в голову отставному детективу Гавличеку.

Беспредельная любовь к истине не позволяет нам согласиться с теми, кто утверждает, что старого сыщика звали Индржихом.


Похищение драгоценностей не является в истории человечества исключительным событием. Если внимательно почитать книги, из тех, что сегодня пользуются наибольшим спросом, то выходит, что в процессе развития цивилизации энергичные люди только тем и занимались, что перемещали ценные вещи и деньги из одного места в другое, по возможности не уведомляя при этом их истинных хозяев (чтобы те не слишком огорчались). В отдельных, особо печальных случаях такие деяния происходили и с уведомлением. Тогда это называлось грабежом или разбойным нападением. За такие шалости полагалась отдельная статья.

Похищали всё, что под руку попадало, всё, что плохо лежало, а если и хорошо лежало, то всё равно старались умыкнуть. Такое стихийное перераспределение благ являлось несомненным условием (и следствием) прогресса, и когда оно достигало, не без помощи сомнительных теорий, особо крупных размеров и общего участия в нём, то принимало научно обоснованное название социальной революции.

Справедливость требует отметить, что королевские короны воровали редко. По той причине, что этого добра не так уж много на свете, да и не всегда понятно, что делать с украденной короной, если нет законных оснований возложить её на собственную голову. В силу того, что данное явление было чрезвычайно редким, учёные криминалисты так и не разработали надёжной методики поиска пропавших корон. Кстати, и бесчисленно воруемых кошельков тоже (диалектика?). Вот так великое и малое идут рука об руку, лишний раз напоминая, что всё на свете относительно.

Интересно, кто первый сказал, что всё на свете относительно? Гарантирую, что то был не Эйнштейн.


Удалившийся на покой детектив первой категории Гавличек решал важный, почти классический вопрос, поставленный перед ним его настойчивой спутницей жизни – варить или не варить (на обед пельмени)? С одной стороны – кушать хочется. С другой – хорошо бы похудеть. А то вон сколько одежды в шкафу висит, но почти все пиджаки в последние годы перестали сходиться на брюхе. А всё из-за того, что бросил курить.

На страницу:
1 из 2