Мой любимый прокурор

Не успел аромат сего достойного представителя армии бездомных раствориться в воздухе, как появилась мусорная машина. Никто из бригады мусорщиков, естественно, и подумать не мог, что данный контейнер с отходами может служить в качестве спального вагона, поэтому бак опорожнили, как обычно, не особенно интересуясь его содержимым.

Ульрих открыл глаза, и долго любовался проплывающими живописными облаками. Память не торопилась возвращаться к нему, давая возможность молодому человеку почувствовать всю прелесть беззаботного состояния, когда не существует ни проблем, ни страхов, ни прочих инсинуаций, которые в комплексе и составляют весь этот комок нервов, называющийся жизнью.

Неизвестно, сколько бы Молдридж провалялся бы вот так на мусорной свалке, в счастливом неведении обыкновенного земного грешника, если бы в одном из облаков он не разглядел пробивающийся солнечный луч, который так был похож на крупный алмаз. Он тут же все вспомнил. Вспомнил до того момента, когда перед его глазами неожиданно выросла кирпичная стена. После этого свет потух, и только сейчас опять включился. Ульрих пощупал свой лоб, и обнаружил огромную шишку. Затем приподнялся, и удивленным взглядом окинул окружающий ландшафт. Вокруг простирались бесконечные горы мусора. «Очевидно, на меня напала банда отморозков, – размышлял Ульрих. – Ударили по голове, ограбили, а потом привезли сюда и бросили. Перед этим я наверняка отчаянно защищался! Без сомнения я парочку этих уродов вырубил. А может даже и всех! Хотя, нет. Кто-то же меня сюда притащил! Ага, я понял! К ним подоспела подмога, а я уже к тому моменту изрядно устал, и поэтому не смог справиться со всеми. Именно так и было!»

Будь у нашего так называемого героя больше времени, он с удовольствием развивал бы свои фантазии аж до позднего вечера. Но времени у него не было, он и так его потерял более чем достаточно, а потому фантазии пришлось отложить. Потом, когда решатся неотложные текущие дела, он непременно дорисует мысленную картину своих героических подвигов.

Ульрих проверил карманы, убедился, что все вещи на месте, абсолютно не удивился этому обстоятельству, поздравил себя с тем, что, как видно, отпор грабителям он дал довольно таки серьезный, учитывая, что они ничего у него не взяли, и, почесывая в затылке, попробовал сообразить, куда же ему направляться, поскольку на городской мусорной свалке он оказался впервые, к тому же не по собственной воле, и в состоянии, при котором запомнить дорогу просто нереально. Проблуждав по незнакомым окрестностям минут сорок, Ульрих, в конце концов, выбрался на трассу. Только с третьей попытки ему удалось остановить какую-то машину. Его внешний вид мало гармонировал с обликом порядочного интеллигентного человека, а исходящие от него запахи тем паче. И тот сердобольный водитель, который, все-таки, остановился, дабы помочь ближнему своему добраться до пункта назначения, тоже по достоинству оценил замусоленный пиджак молодого человека, оторванные пуговицы на рубашке, а так же торчащую из кармана брюк кожуру от банана. Он любезно предложил пассажиру занять место в кузове, откуда доносилось мелодичное хрюканье двух очаровательных свинок. Ульриху выбирать не приходилось, и он, не говоря ни слова, присоединился к милым животным.

Вот уже несколько часов Мойра сидела на скамейке у фонтана и безучастно слушала бред какого-то типа. Она уже не ждала Ульриха, она поняла, что фокус, как говорится, не удался. Скорей всего этот пижон Молдридж не поверил в те сказки, которыми должна была его нагрузить Сесиль. Очевидно, ее театральные способности оказались никудышными. И что теперь делать, девушка просто не представляла. Хоть бери, и выходи замуж за первого встречного. К примеру, за этого недотепу, сидящего рядом, который битых два часа нудит ей на ухо о каких-то формулах. Мойра более внимательно взглянула на собеседника, в надежде отыскать в нем что-то привлекательное. Но кроме дорогого галстука и шикарных наручных часов ее больше ничего не заинтересовало в этом субъекте. Нет, справедливости ради надо сказать, что и вся остальная одежда Сальваторе Моренго, как представился незнакомец, имела очень впечатляющий вид. Просто Мойра привыкла оценивать мужчин, которые первый раз попадались ей на глаза, в самых сжатых формах, не распыляясь на длительный осмотр всех деталей. Ее логика, в этом вопросе, была безукоризненна. Если у клиента, как она мысленно именовала любого мужчину, имеющего хоть отдаленную перспективу стать ее сексуальным партнером, галстук и наручные часы в полном порядке, то бишь не дешевка, то тогда и все остальное соответствует ее требованию.

Мойра тяжело вздохнула и грустно отвела взгляд в сторону. Ну никак этот Сальваторе Моренго не способен был заинтересовать ее, как мужчина. И никакой галстук тут не поможет. Подобное с Мойрой случалось редко, но все же случалось. Правда, она могла вспомнить всего единственный такой случай. Но то, во-первых, было давно, и она практически ничего еще не понимала в жизни, а во-вторых, мало того что он брызгал слюной при разговоре, так еще и регулярно портил воздух где только можно.

В отличие от последнего примера, Сальваторе, вроде, и говорил нормально, и аромат издавал, не то, что бы притягивающий, но уж во всяком случае, не отталкивающий. И все же Мойре, за эти несколько часов, он успел изрядно надоесть. С самого начала он показался ей отвратительным, и с каждой минутой это чувство только усиливалось. Она давно уже послала бы его ко всем чертям, а то и подальше, но ей сейчас на душе было настолько паршиво, что оставаться одной ей было просто невыносимо. Нужен был хоть кто-то рядом, кто помог бы ей на какое-то время отвлечься и не думать об этом уроде, об этом Молдридже.

«Интересно, кого она сейчас больше ненавидит, это недоразумение, находящееся радом, или ту сволочь, которая так и не появилась, и которую она своими руками готова задушить?» Эта промелькнувшая мысль заставила девушку иронично улыбнуться. Улыбнулась она лишь краешком губ, но этого оказалось достаточно, чтобы Сальваторе заметил эту перемену в лице прекрасной незнакомки, потому как она до сих пор так и не сообщила ему своего имени, и отнес сие на свой счет, как первую победу в отношении такой недоступной особы.

– Я, конечно, извиняюсь, – осмелился Моренго еще на одну попытку, – но, все-таки, как вас зовут?

Мойра посмотрела на него таким пронзительным взглядом, что Сальваторе стало немного не по себе. Он никак не мог понять, почему уже битых два часа он добивается хоть какой-то благосклонности от этой пигалицы, а в ответ натыкается только на непреодолимую преграду абсолютного равнодушия к своей персоне. Что у него такого отталкивающего? Подумаешь, не хватает двух пальцев на одной руке, и трех на другой! Разве это так важно?! Вставной глаз? Так это почти незаметно, особенно если сильно не присматриваться. Что еще?… А, ну да, вместо левой ноги – деревянный протез. Ну и что?! Ведь все остальное практически в норме!..

– Зачем тебе знать, как меня зовут? – парировала в ответ Мойра. – Ты меня совершенно не интересуешь.

– Это я уже понял, – бросил Сальваторе. – Непонятно только одно: почему?

– Разве это так важно для тебя? – пожала плечами девушка. – Ты такой видный парень. У тебя наверняка отбоя нет от женщин. А я, вся такая несуразная. Обыкновенная серая мышка. Ну присмотрись внимательно! Крашеные волосы, искусственная грудь, волосатые ноги. Ты не смотри, что она у меня сейчас гладкие и стройные, это все обман. К утру они снова зарастут и станут кривые. Это патология на генетическом уровне, и медицина здесь бессильна. Деформация происходит сама собой. Никто объяснить сей феномен не в силах. Как только я просыпаюсь, тут же начинаю брить свои уродливые ножки, и в процессе этого они почему-то выравниваются. А когда ложусь спать, начинается обратный процесс…

Мойра несла всю эту чушь на полном серьезе. Вернее, сам вид у нее был серьезный, а внутри она заливалась таким смехом, что если бы он вырвался наружу, то не исключено, что стекла ближайших витрин магазинов просто-напросто разлетелись бы вдребезги.

Она вообще не имела никакого желания общаться с этим наивным господином, вообразившим себе, что у него может с ней что-то получиться. И это Мойра еще не разглядела, что у Сальваторе стеклянный глаз и деревянная нога; заметила только недостачу пальцев на обеих руках, и уже этого было для нее более чем достаточно, дабы у нее возникли неприятные чувства к собеседнику. Что ж поделать, ну не могла она терпеть физических калек, особенно, когда это сразу заметно при встрече. Моральные инвалиды – еще, куда ни шло! Сумасшедшие там, слегка (но именно слегка), или, к примеру, не совсем адекватные в плане маниакальных отклонений, тоже, разумеется, в легкой форме… это еще переварить она могла. А вот нехватка каких-либо конечностей, для Мойры Фиш было самым существенным недостатком.

В принципе, она хотела послать Сальваторе куда подальше, сразу же, как только тот к ней подсел. Но потом решила, все же, повременить с этим, рассчитывая, что вот-вот появится Ульрих, и возможно приревнует, увидев ее с другим; а это могло подтолкнуть его к более решительным действиям в отношении предложения руки и сердца. Мало ли с каким настроением он мог появиться! Вполне возможно, что по дороге в его голову закрались бы кое-какие подозрения на счет наследства, и тогда он попытался бы прояснить этот вопрос, а значит, существовала вероятность, что правда всплывет наружу раньше времени, и тогда все усилия окажутся напрасными. Но минуты ожидания плавно переходили в часы, Сальваторе нес какую-то ерунду, а Мойра продолжала бросать в одну и ту же сторону откровенные взгляды, с надеждой, что Ульрих наконец-то нарисуется на горизонте. Она совершенно не слышала, о чем лепетал ее, так называемый кавалер. Кажется, он в основном говорил о себе и о своей маме. А еще о каких-то научных экспериментах, связанных с риском для жизни; только не уточнил, для чьей именно жизни, своей или окружающих. Впрочем, окинув его внимательным взглядом, можно было и так дать приблизительно правильный ответ. Но, как уже отмечалось чуть выше, Мойре совершенно было наплевать и на самого кавалера, и на душещипательные истории из его прошлого.

Окончательно устав от напрасного ожидания, и еще больше устав от Сальваторе, Мойра решила куда-нибудь пойти и поправить нервную систему. Для нее это значило: надраться вдрызг, чтобы наутро ничего не помнить. Но первым делом ей нужно было избавиться от назойливого ухажера, а иначе он приклеится к ней, как банный лист, а этого ей только и не хватало. Не долго думая, Мойра попробовала решить эту проблему очень просто. Начать нести какой-нибудь неописуемый бред, от которого любой нормальный человек не позднее чем через минуту будет от нее бежать, куда глаза глядят. Кому ж интересно проводить время в обществе ненормальной особы! Однако толи Сальваторе оказался не таким пугливым, толи со своей деревянной ногой он не в состоянии был быстро реагировать на экстремальную ситуацию, но только он не пустился наутек от подозрительной особы, по которой, судя по тому, что она начала нести, плачет психушка, а наоборот, очень внимательно отнесся к проблеме своей собеседницы, и было совершенно не понятно, кто кого, в конце концов, разыгрывает. А Мойра, наблюдая совсем не ту реакцию со стороны кавалера, на которую с полным правом могла рассчитывать, в итоге разошлась не на шутку, постепенно войдя во вкус бредовых фантазий.

– По существу, можно сказать, что я оборотень, – продолжала она вешать на уши Сальваторе несусветную чушь. – Правда, у меня не растут клыки и шерсть только на ногах, но, думаю, это временно, и со временем мое ночное преобразование будет иметь полное перевоплощение в соответствующего монстра. Кстати, я как-то заметила, что мне нравится вкус человеческой крови. Однажды я кувыркалась в постели с одним парнем, и в момент страсти так впилась зубами ему в шею, что прокусила артерию. И что ты думаешь! Прежде чем осознать, что делаю, я успела высосать у него добрых пол литра крови. Между прочим, во время оргазма, кусаться я просто обожаю. И чем сильнее оргазм, тем больше вероятность, что я могу у партнера что-то откусить. Так что, дорогуша, ковылял бы ты отсюда, подобру-поздорову. Не ровен час, понравишься еще мне, и тогда я за твою жизнь не ручаюсь.

Сальваторе для приличия выдержал короткую паузу, а затем, совершенно не изменившись в лице от полученной информации, спокойным тоном изрек:

– Это все, конечно, очень интересно, и в некоторых местах даже захватывающе, тем не менее, позволю вновь побеспокоить вас все тем же вопросом: как ваше имя?

– Стало быть, ты не поверил в то, что я тут сейчас наплела, – ухмыльнулась Мойра, уже несколько другими глазами взглянув на собеседника. Нельзя сказать, что он ей начал нравиться, но то, что она уже не так презрительно к нему стала относиться, было очевидно. И в первую очередь ее подкупила его реакция. В том смысле, что как раз реакции-то и не было. Ни один мускул не дрогнул на его физиономии, когда она раскрывала ему правдивые оттенки темной стороны своей сущности.

Мойре вдруг пришла в голову одна мысль. А что, если у этого субъекта, ко всему прочему, еще и паралич лицевого нерва? Потому и эмоций на его лице нет.

– Согласись, – позволил себе Сальваторе перейти на «ты», – что поверить в твою историю не так-то просто. – Черты его лица разгладились, в зрачках блеснул задорный огонек, и это доказало, что никакого паралича у него нет, а есть скрытый эмоциональный потенциал; скрытый глубоко внутри, и который выпускается маленькими дозами, в зависимости от обстоятельств.

Мойра по достоинству оценила этот нюанс в собеседнике, и на какое-то мгновение даже забыла о его физических недостатках. Но тут же вновь обратила на это внимание, и ее первоначальное отношение к сидящему рядом типу возобновилось.

– Да мне плевать, поверил ты или нет, – фыркнула она. – Я просто дала тебе понять, чтобы ты не тратил попусту время и поискал себе другую дуру на сегодня.

– Ты считаешь себя дурой? – не преминул уточнить сей факт Моренго.

– Конечно, – откровенно ответила Мойра. – Особенно последние несколько часов. Вместо того чтобы, как порядочная девушка, честно ждать своего жениха, в полном одиночестве погрузившись мысленно в счастливое семейное будущее, я развлекаюсь с каким-то проходимцем.

– Прости, я понятия не имел, что ты кого-то ждешь. Вижу, сидит симпатичная девушка, совершенно одна, и грустит. Почему, думаю, не составить ей компанию. Тем более что мне, в данный момент, так же одиноко и грустно.

Сальваторе глубоко вздохнул, однако это ни в коей мере не затронуло в душе Мойры те чувствительные струны, которые, при всей ее холодной расчетливости, у нее должны были быть. И они наверняка были, только, скорей всего, не для этого случая.

– Эта сволочь скоро появится, – глухо изрекла она, сильно сжав кулачки, отчего ее коготки больно впились в кожу.

– Я так понимаю, что имеется в виду один молодой человек, который пока еще носит статус твоего жениха, – не удержался от иронии Сальваторе.

– Да пошел он к черту! – выпалила Мойра, не в силах больше сдерживать свой гнев. – Пусть только появится, я ему устрою…

– Ну не стоит так уж нервничать и принимать решения сгоряча, – попробовал Сальваторе накинуть на себя личину миротворца и предупредить возможный конфликт, если вдруг действительно с минуты на минуту появиться тот, о ком, в данный момент, говорилось. – К тому же, в твоем положении. Это он виноват? – многозначительно кивнул Моренго, указывая на живот девушки.

– Что значит, виноват! – вспыхнула Мойра. – Уж не думаешь ли ты, что я из тех девиц, которые могут позволить себе залететь? Как только у тебя язык повернулся такое ляпнуть! Виноват! В каком смысле, виноват?! Я что, похожа на гулящую девку?! Да моему воспитанию может позавидовать любая коронованная особа! Не веришь?

– Верю, верю, – поторопился оправдаться Моренго. – Я совсем не то хотел сказать. Как-то вырвалось…

– То-то, – произнесла девушка, постепенно трансформируя суровый взгляд в более благосклонный. – Я с Ульрихом познакомилась при таких романтических обстоятельствах, что даже в самых популярных любовных романах не найдешь подобного. Это был настоящий фейерверк чувств!..

– А при каких, все-таки, обстоятельствах вы познакомились, разрешите узнать? – с любопытством изрек Сальваторе.

– Так я тебе и выложила всё! – жестко парировала Мойра.

Она просто еще не успела придумать, при каких именно романтических обстоятельствах судьба свела ее с Молдриджем. На мгновение ее память прокрутила то счастливое утро первой встречи с Ульрихом. Проснувшись в каком-то затрапезном дешевом гостиничном номере, Мойра долго не могла вспомнить физиономию, которая удобно расположилась рядом на подушке и тихо себе посапывала. За исключением некоторых коротких моментов, или, точнее, пробелов, вчерашний вечер очень четко восстановился в ее воспоминаниях. Но вот только этой небритой морды там не было. Ну не зафиксировалась она в этих воспоминаниях! Из чего добропорядочная девушка, воспитанная в духе королевских традиций, сделала вполне логичный вывод: небритая сопящая физиономия совершенно незнакома ей по причине как раз тех самых пробелов. Не особенно переживая по такому незначительному поводу, Мойра растолкала грузное тело и попыталась провести допрос с пристрастием. Должна же она была узнать, в конце концов, детали столь загадочного проникновения в ее кровать неопознанного объекта! А заодно уж и познакомиться. Как-никак, а ночь-то провели вместе!

Окончательно очнулся Ульрих только от ощутимой звонкой пощечины. У Мойры не было особого желания выбирать методы воздействия на только что проснувшегося, но ничего еще не соображающего, похотливого самца. Сразу же после оплеухи Молдридж, как истинный джентльмен, представился даме, и попросил принести баночку с рассолом, для поправки своего самочувствия. Просьба была удовлетворена наполовину. Девушка, разумеется, принесла рассол, однако в руки молодому человеку не дала, а просто вылила все содержимое банки прямо ему на голову. По ее мнению это должно было дать более сильный эффект. Что, в общем-то, и произошло. Выпить банку рассола, это еще не факт, что интерес к жизни тут же возвратится. А вот вылитый на голову продукт стратегического значения, предназначенный сугубо для внутреннего потребления, то тут, как говориться, уже не до сантиментов. Ульрих вскочил как ошпаренный, хотя баночка появилась из холодильника. Скорей всего, его впервые, в такой откровенной форме, обливали рассолом. А иначе, чего бы ему было так нервничать? Он буквально взорвался! Теперь его дорогой шикарный костюм безвозвратно испорчен! И Ульрих инстинктивно ощупал себя. Каково же было его удивление, когда на нем не только костюма не обнаружилось, а вообще ничего, не считая одного носка на левой ноге. Молодой человек прикрылся руками, как мог, и попробовал смутиться, но у него ничего не получилось, что говорило об определенном опыте попадания в подобные ситуации. Он сначала поискал костюм одними глазами, а затем, не получив должного результата, подключил к этому процессу все остальное тело. Нашелся костюм аж под кроватью. Но только на статус шикарного он вряд ли уже претендовал. Да и костюмом, по большому счету, сваленное в кучу тряпье тоже вряд ли можно было назвать. Погоревав немного над этими тряпичными останками, Ульрих разразился проклятиями и высказал все, что он думал о Мойре, о ее матери, о бабушке, и так далее, пока гнев слегка не улегся, после чего он безвольно плюхнулся в кресло, уткнувшись лицом в раскрытые ладони. Его горе было совершенно понятно. Единственный приличный костюм, которым он обладал, и в котором, не то что не стыдно было появиться на той или иной тусовке, а даже престижно, потому как костюмчик и в самом деле принадлежал к категории шикарных, оказался безнадежно испорченным и восстановлению уже не подлежал. А ведь как здорово он помогал своему владельцу в вопросах знакомства с самыми разнообразными особами женского пола! Только подумать, скольких наивных головок сей костюмчик ввел в заблуждение своим неотразимым внешним видом! И сколько женщин обманулось в своих ожиданиях относительно обладателя такого классного прикида, когда после бурно проведенной ночи неожиданно узнавали, что у Ульриха за душой ничего нет, окромя, разумеется, костюма, составляющего все его состояние. Понятно, что это было еще до того, как он занялся нелегальным бизнесом, основанном на утешении богатых вдов.

Хотя Мойра и не помнила, как Ульрих ее подцепил, зато теперь она прекрасно понимала, что главную роль в этом сыграл не он сам, а то, что было на нем одето. Ей не хотелось анализировать, что в том состоянии, в котором она пребывала прошлым вечером, ее мог захомутать любой, у кого нашлось бы кое-какая мелочь на самый дешевый номер в самой захудалой гостинице, и у кого хватило бы сил дотащить ее до кровати.

Как ни странно, но Мойра Фиш не вычеркнула Ульриха Молдриджа из своей жизни. Кем-то особенным он тоже для нее не стал, зато в качестве знакомого, симпатичного, под определенным углом зрения, парня он ее вполне устраивал. К тому же она подсознательно чувствовала, что этот тип не всегда будет нищим, а еще подымится в финансовом плане, и тогда, чем черт не шутит, она, не исключено, заинтересуется им всерьез.

Однако Мойра никак не могла предположить, что будет уговаривать Ульриха жениться на ней, когда, в сущности, он еще ничего из себя, ровным счетом, не представляет. Да и вообще будет ли когда-нибудь представлять, тоже было под большим вопросом. Но так случилось, что бедной девушке нужно было срочно выйти замуж, и лучшей кандидатуры, чем Ульрих, она, в данный момент, найти не могла. Впрочем, как мы уже заметили, она не сильно-то и старалась в этом вопросе. И хотя размышления, как отмечалось чуть выше, с ее стороны носили длительный характер, тем не менее, это никоим образом не повлияло бы на окончательный выбор. Просто из всего ее списка возможных претендентов Ульрих как нельзя лучше всех подходил на эту роль. А если уж совсем откровенно, то он был единственным, на кого Мойра могла рассчитывать, относительно задуманного ею замужества. Ульрих был холостяком, тогда как все остальные уже носили обручальные кольца; кто на пальце, кто в кармане, но это уже детали.

И вот она сидит на скамейке, со сломанным каблуком, общается с каким-то мужиком, и надеется еще на появление Ульриха… Но надежда это с каждой минутой все больше и больше таяла, образуя у ног девушки жижу из выпавших в осадок иллюзий.

– А что, если я наберусь наглости, и приглашу тебя куда-нибудь поужинать? – осмелился Сальваторе перейти в решительную атаку. – Как ты на это смотришь?

– Отрицательно, – последовал конкретный ответ. – Я не хожу ужинать, с кем попало, да еще и «куда-нибудь».

– Мне кажется, я не совсем уже кто попало, – выдвинул свой аргумент представитель сильной половины человечества. – К тому же, если «куда-нибудь» не устраивает, то приглашаю в «Антарес».

Этот ресторан считался самым крутым, а потому не удивительно, что Мойра не смогла пропустить это предложение мимо ушей, а стало быть, и мимо себя. Она еще ни разу не была в «Антаресе». Сей элитный пищеблок принадлежал к очень уж дорогим заведениям, и ни один из клиентов Мойры – впрочем, давайте будем деликатны, – ни один из ее кавалеров не в состоянии был, в финансовом плане, имеется в виду, позволить себе подобную роскошь. А даже если кто-то и имел такую возможность, то, очевидно, не считал Мойру достойной на такие пожертвования. И действительно, зачем пускать ей в глаза золотую пыль, когда вполне можно было обойтись обыкновенной пылью, и потратиться на нее гораздо скромнее, тем более что конечный результат все равно будет тот же.

Услышав такое заманчивое предложение, Мойра уже совсем по-другому взглянула на Сальваторе. Он ей даже начал, некоторым образом, нравиться. В один момент куда-то исчезли все его физические недостатки, а о моральных его недостатках она еще понятия не имела, а значит и зацикливаться на них не стоило. Девушка уже готова была дать согласие, как вдруг за ее спиной раздался очень знакомый голос, который, по причине некоторой взволнованности, связанной с перспективой провести этот вечер по особенному, в особенном месте, она не сразу узнала.

– Надеюсь, я не опоздал.

Мойра обернулась, и увидела Ульриха. Сальваторе тоже его узрел, и теперь с любопытством разглядывал молодого человека, так некстати появившегося, и имеющего довольно таки экстравагантный внешний вид.

– Я вижу, ты без меня не скучаешь, – включил Ульрих естественную, как для жениха, невзначай заставшего свою любимую в столь подозрительной компании, ревность.

– А, это ты, – с фальшивым равнодушием протянула Мойра.

Она совершенно не представляла, как реагировать. С одной стороны, ее план удался, Ульрих здесь, и, судя по его возбужденному состоянию, сейчас, без сомнения, сделает ей предложение руки и сердца, а с другой стороны, уж слишком заманчивым был шанс оторваться сегодня в «Антаресе». Когда еще представится такая возможность! В конце концов, ведь объяснение в любви и последующий вслед за этим поход в церковь вполне можно перенести и назавтра.