Мой любимый джокер

– Ма, я танцевать хочу! – со слезами на глазах воскликнула девочка.

– Знаешь о больной девочке, которая жила в Японии? – вдруг спросила мама, не обращая внимания на слёзы дочери.

– Нет. А что с ней случилось? – сквозь слёзы спросила Инга.

– Она давно умерла. Но она боролась за своё желание жить и дети всего мира ей помогали.

– А что у неё болело?

– Кровь.

– А разве кровь болит? Она же просто капает, если порежешь руку!

– Она по другому болит, и это очень плохая болезнь. Той девочке однажды приснился сон. Для того, чтобы выздороветь, ей необходимо было вылепить из пластилина несколько тысяч журавликов. Если она сумеет их сделать, то останется в живых. Об этом узнали дети во всём мире и многие захотели помочь бедной больной девочке выжить, и стали сами лепить из пластилина журавликов и отправлять в Японию.

– Ты тоже лепила журавликов? – со слезами на глазах спросила Инга.

– Да, и я лепила. Бабушка говорила мне, что мои журавлики улетели в Японию и помогали девочке бороться с болезнью.

– А что, она могла умереть?

– Да.

– А несколько тысяч, это сколько?

– Много, доченька.

– Пойдём скорее домой. Будем журавликов делать. Мы тоже можем ей помочь, правда?! Мы балерин в журавликов перелепим, а ты потом пошлёшь девочке в Японию посылку с моими журавликами?

– Конечно, мы с тобой это сделаем вместе. Только балерин оставим, и купим новый пластилин.

В класс, впервые после болезни, Инга вошла, чуть прихрамывая, и тут же обнаружила, что тот вредный мальчишка, который подставил ножку, сидит за её партой.

– А, ну, давай отсюда, это моё место, меня сюда в первый день учительница посадила! – неожиданно для себя, разозлилась Инга, а мальчик вдруг покраснел и покорно отодвинулся на другой конец скамьи.

– Ты садись сюда. Я больше не буду, – тихо сказал он и виновато опустил голову.

– Иди отсюда. Не хочу с тобой сидеть и маме расскажу про тебя! – сердито сказала Инга, но заметно успокоилась, заняв облюбованное место за партой.

– Не разрешат пересесть. Меня сюда тоже училка посадила.

– Кто? – не поняла Инга.

– Ну, эта, Анна Павловна… Она сказала, чтобы я без её разрешения не пересаживался…

Удовлетворённая ответом вредного мальчишки, сопевшего рядом, Инга больше не обращала на него внимания. Она приготовилась к уроку, как учила её мама, и стала ждать звонка. Мама обещала, что обязательно должен прозвенеть звонок и Инга должна встать, когда в класс войдёт учительница.

– Посмотри, что у меня есть, – вдруг подтолкнул её мальчик. – Смотри, смотри!

– Что это? – удивилась Инга, увидев большой блокнот, лежавший на его стороне парты.

– Наклейки.

– Что за наклейки? – мимо воли, заинтересовалась Инга.

– Их на спичечном заводе на спички наклеивают. Глянь, какие интересные.

– Ух, ты!.. – воскликнула Инга, рассматривая интересные маленькие картинки, аккуратно разложенные между листами блокнота.

– Хочешь, подарю?

– Зачем?

– Ну, чтобы и у тебя была такая красота. Хочешь? Я потом ещё наменяю.

– Хочу! – неожиданно для себя, ответила Инга.

– Сейчас, я тебе выберу парные, а ты спрячь их куда-нибудь.

– Куда?

– В букварь под обложку. Дома в блокнот переложишь, чтобы уголки не замять.

– Зачем? – удивилась Инга.

– Меняться будем.

Они так увлеклись наклейками, что не услышали звонка и не заметили, как в класс энергично вошла учительница.

– Ремезов, прекрати фокусничать. Ты хочешь, чтобы я опять забрала у тебя блокнот? – над партой вдруг нависла тень учительницы и протянулась безжалостная рука, пытаясь забрать волшебный блокнот с такими замечательными картинками. – А ты, девочка, если будешь себя плохо вести, пойдёшь в коридор. Как тебя зовут?

– Инга… – в страхе прошептала Инга.

– Хорошо, Инга, а как твоя фамилия?

– … Юрская… – замешкавшись, ответила Инга, пытаясь закрыть книгу, из которой предательски высовывался уголок наклейки.

– Так, вот, Инга Юрская, если ты на уроках тоже будешь отсутствовать и заниматься посторонней ерундой, школа пройдёт у тебя в коридоре. Поняла? Маме скажешь, чтобы зашла.

Инга пока ничего не поняла, но растерянно кивнула в ответ.

– Это же надо! Месяц пропустила, и не интересно ей! – возмущалась учительница. – Ты, хоть, буквы знаешь?

Вопрос удивил Ингу. Они с мамой уже давно весь букварь выучили и перешли к интересным детским книжкам. Инга любила читать стихи и волшебные сказки, когда мама готовила обед и с завидным терпением слушала чтение дочери. В награду Инга получала любимые вкусные блюда и прогулки в парке, где были качели, песочники, лестницы и горка в виде бегемота. Но Инга не станет рассказывать вредной тётке об этом. Она будет сидеть, и молчать, и ничего не расскажет. Она обиделась.

– Инга Юрская, с тобой учительница разговаривает. Ты обязана встать и стоя слушать взрослого человека. Навсегда запомни это правило. Встать! – вдруг до крика повысила голос учительница. Инга вздрогнула всем телом и неловко подскочила. Она тогда ещё не знала, что взрослые умеют кричать. – Вот, так! – удовлетворённо выдохнула учительница, будто только что проделала тяжёлую работу. – Запомни, девочка, на уроке надо делом заниматься, старательно учиться, поняла?

Инга молча кивнула, собираясь заплакать, но, взглянув на соседа, вдруг улыбнулась, и, спрятав улыбку, снова кивнула.

Проследив за Ингой, учительница всплеснула руками.

– Ну, что ты делаешь, Ремезов?! – справедливо возмутилась Анна Павловна. Вредный мальчишка, достав из носа огромную козявку, сначала долго и с интересом её рассматривал, а потом старательно вытер руку о нижнюю часть парты.

В тот день Инге совсем не понравилось ходить в школу, о чём она сразу же рассказала маме. Улыбнувшись, мама стала рассказывать дочке, зачем дети должны посещать школу. И дело оказалось вовсе не в учёбе, а в общении Инги со сверстниками и учительницей. Предстояло научиться спокойно воспринимать удары судьбы в сложной обстановке школьных будней. К занятиям в школе девочка была отлично подготовлена, но друзей у неё не было. Семья совсем недавно приехала в город. В детский садик Инга никогда не ходила и с детьми общалась только по вечерам на детской площадке.

В тот день Инга была до глубины души возмущена отношением к ней учительницы. В тот день ученица первого класса Инга Юрская бегло, без запинки прочитала предложенный Анной Павловной текст, на следующем уроке быстрее всех решила задачу, а на последнем уроке Толик, так звали соседа по парте, вдруг закудахтал курочкой, когда учительница, указав на букву «К», спросила у детей, какая это буква. Анна Павловна с большим трудом успокоила разбушевавшийся класс, а Толика выставила за дверь до конца урока.

Много лет прошло с тех пор, но детская обида на учительницу не забывалась. Стёрлись детали, но первый день, проведенный в школе, часто неприятно всплывал в памяти.

За суетой школьных будней и проблем Инга не замечала течения времени. Девочку преследовало слово «надо», и она старалась выполнять домашние задания так, чтобы учительница больше не кричала на неё. Совсем скоро Инга стала одной из первых учениц в классе. Такой статус влёк за собой множество приятных и не очень приятных моментов. Похвалы учительницы нравились и подстёгивали Ингу к новым победам. Перешёптывания одноклассников за спиной удивляли и настораживали. Хорошо, что рядом в то время была мама, и можно было по дороге домой получить нужный совет.

Были и очень приятные воспоминания. В четвёртом классе, в канун восьмого марта. Придя в школу и заглянув под парту, Инга обнаружила подарок! В темноте отделения для портфеля скромно поблескивала маленькая бутылочка каких-то духов и целлофан, в который был завёрнут крохотный букетик подснежников. Инга до слёз была тронута вниманием соседа по парте. Перед самым звонком в класс вбежал возбуждённый Толик. Что-то не на шутку взбудоражило мальчишку.

– Привет, – поздоровался Толик и принялся рыться в портфеле, готовясь к уроку.

– Толя, спасибо! – прошептала Инга. Толик лишь кивнул, вытирая пот со лба.

А в прошлом году Толика забрали в милицию. Инга ходила вызволять друга. Оказалось, Толик собрался подарить Инге букет красивых роз на день её рождения. Денег на покупку букета, конечно же, не оказалось, и он решил вопрос просто. Сорвал цветы на городской клумбе. Там же хулигана и задержали с поличным. Милиционер оказался знакомым и, первым делом, позвонил Инге. Попросив у мамы денег, она помчалась выручать, попавшего в беду, товарища. Было стыдно врать в милиции о том, что кто-то умер и цветы просто необходимы на похороны. В милиции, будто, поверили, деньги взяли и Толика отпустили, предварительно взяв с него клятвенное обещание, что больше такого, ну, никогда не повторится!

По дороге домой Инга ругала друга за невыносимо гадкий поступок, А он, сорвав розу с первой попавшейся по дороге клумбы, с улыбкой протянул боевой трофей Инге.

– Я верну тебе деньги, – бесшабашно махнув рукой, пообещал друг. Потом он молча шёл рядом, не обращая внимания на правильные речи подруги, но как же приятно было ощущать, что только из-за неё Толик готов на отчаянные поступки, как же приятно было держать в руках маленькую розочку, только, что сорванную другом лишь для неё одной!

А тогда, в первом классе, Инга понятия не имела о том, что Толик всегда будет защищать её от настойчивых нападок одноклассников, и всегда, в самые трудные моменты, которые так часто будут встречаться в её жизни, будет спешить на помощь.

Инга и не заметила, как быстро пролетело время. Первые дни в школе были самыми трудными для маленькой девочки, привыкшей всегда чувствовать мамину поддержку. Вот уже и нога перестала болеть и Инга могла прыгать во дворе на скакалке. А первый урок физкультуры напомнил о балетной школе.

– Ма, теперь уже можно идти в балетный класс? Я сегодня прыгала в длину и всех девчонок перепрыгнула! – с гордостью сообщила девочка по дороге домой.

– Как твоя ножка поживает, не болит больше? – с сочувствием спросила мама.

– Не-е, уже совсем не болит. Ма, я танцевать хочу!

Вечером мама куда-то звонила и с кем-то долго разговаривала, а на следующий день, после занятий в школе, Инга с мамой пошла в балетный класс.

Добросовестно накрапывал мелкий противный осенний дождик. Был такой день, когда не знаешь, следует воспользоваться зонтом, или нет. Особой надобности в такой предосторожности не имелось. Дождевые капли летали в воздухе, и зонт не особенно помогал. Мама, на всякий случай, всё же, раскрыла свой большой красивый зонт, и, обняв дочь, спокойно шла по двору.

На мокрой от дождя скамейке сидел Толик и что-то сосредоточенно мастерил. Инга выскользнула из-под маминого крылышка и подбежала к новому другу.

– А что ты делаешь? – с интересом спросила девочка, перегнувшись через спинку скамейки.

– Корабль, – гордо ответил мальчик. В руках он держал довольно большую доску от тарного ящика и размышлял, в какое место на ней вбить большущий гвоздь, продетый в дырку пустой катушки.

– Зачем тебе такой огромный гвоздь? – полюбопытствовала Инга.

– Это не гвоздь. Это мачта. Только куда её вбить не соображу.

– Для чего вбить?

– Мачта же нужна кораблю! К ней парус надо приделать из промокашки.

– По середине прибей, тогда корабль не перевернётся. Папа говорит, что во всём надо искать середину и отталкиваться от этой точки.

– Давай вместе, – предложил мальчишка и с надеждой посмотрел Инге в глаза.

– Не-е, сейчас не могу, в балетный класс опаздываю! – скороговоркой ответила Инга и собралась убежать к маме.

– Хорошо тебе, а меня училка тогда выгнала и больше не пустила. Злющая такая была из-за тебя.

– Толь, а пойдём с нами, хочешь? – вдруг, неожиданно для себя самой, предложила Инга. Мальчик отложил доску на скамейку и внимательно посмотрел ей в глаза.

– Так, не пустят же! – вздохнул он как-то обречённо, и было видно, что ему очень хочется пойти, но…

– Пустят, пустят! – радостно взвизгнула и захлопала в ладоши Инга. – Моя мама за тебя попросит. Ты же больше не будешь «подножки» подставлять, правда? Ты же обещал!

– Обещал, а она не поверила… – снова вздохнул Толик.

– Ты танцевать хочешь?! – возбуждённо закричала Инга.

– Ещё как!..

– Пойдём, пойдём с нами, а потом корабль вместе построим, и в той большой луже, что у въезда во двор, запустим его в плавание!

Мама незаметно подошла к ребятам и, держа над ними раскрытый зонтик, внимательно слушала их беседу. Почувствовав, что дождь закончился, Инга посмотрела на небо. Но вверху было не небо, а раскрытый зонтик. Мама стояла рядом.

– Ма, пусть он с нами пойдёт, он больше не будет безобразничать, он же хороший мальчик, он мой сосед по парте, – затараторила Инга, обнимая мать за ноги.

– Мы не можем забрать с собой этого мальчика. У него есть папа и мама. Они не будут знать, куда пошёл их сын. Беспокоиться будут.

Инга с надеждой взглянула на друга.

– Как ты? – спросила она шёпотом.

– Не знаю… У меня папки нету, а мамка вечером с работы придёт, кричать будет…

– Чего она кричать будет? – удивилась Инга.

– Уроки будем делать…

– А сейчас у тебя кто-нибудь дома есть? – спросила мама.

– Не-а. Сеструха в садике. Мамка ключ дала. Во!.. – из-за пазухи Толик вынул огромный ключ, привязанный к резинке. Такую резинку мама обычно вдевала в трусики Инге.

– Знаешь, если хочешь, мы заберём тебя с нами и с учительницей я договорюсь. Сейчас зайдём к тебе домой, напишем записку, где нас искать, и мама тебя ругать не будет, – сказала мама, а Толик недоверчиво взглянул на чужую тётю.

– Точно возьмёте меня?! – радостно воскликнул мальчуган и, не дожидаясь ответа, подхватил доску и инструменты, и вихрем помчался к парадному. – Я здеся живу, догоняйте!

В балетный класс дети вошли вместе, держась за руки. Учительница, Элеонора Тарасовна, окинула внимательным взглядом вошедшего за Ингой Толика, потом строго взглянула на маму. Мальчик сжался в комок, ожидая криков, но его почему-то никто не ругал.

– Ты опять сюда явился?! – строго спросила Элеонора Тарасовна.

– Я больше не буду… – шмыгнул носом мальчик.

– Ты кто? – задала новый вопрос учительница.

– Я – Толик Ремезов. Честно, я больше никода, никода…

– А сюда чего пришёл? – перебила его учительница.

– Танцевать.

– Хочешь танцевать, значит…

– Очень – выдохнул Толик. Он думал, учительница закричит и снова вытолкает из класса, но Элеонора Тарасовна уже переключилась на Ингу и её маму.

– Ребёнка водить каждый день. Она слишком много пропустила. Догонять очень тяжело. Дома придётся заниматься. Тебя, сорванец, это тоже касается, – повернулась она к Толику. – Понял?!

Резкая форма обращения к нему учительницы заставила мальчика вздрогнуть, но взгляд он не опустил. Толик выглядел испуганным, но огромное желание танцевать не давало возможности расслабиться.

– У-гу! – снова шмыгнул носом Толик, и глаза его радостно заблестели. Он уже давно понял: его не выгонят сегодня!

– Становитесь в строй, мелюзга! А вам придётся подождать за дверью, – обратилась учительница к маме. – Так, дети, приготовились… Слушаем музыку, и…

В тот день у Инги и Толика ничего не получалось. Они не могли повторять нужные движения в комплексе упражнений разминки. Расстроенная Инга села на пол в углу класса и стала внимательно следить за тем, что делали другие дети. Она и не подозревала, что танцевать так сложно!

Толик же бойко пытался успеть за остальными. Он смешно подпрыгивал, уморительно наклонялся, неловко бежал, когда это требовалось, но вскоре и он устал и присоединился к Инге.

– Не получается… – вздохнул он, тяжело дыша, и подсел к подруге.

– А мы посидим, посмотрим и сделаем, как они… – рассудительно сказала Инга.

– Выгонят… – уверенно прошептал Толик и махнул рукой.

– Не-е, не выгонят! Мы же с мамой… – уверенно прошептала Инга в ответ, и слова её прозвучали как самый убедительный аргумент.

Прошло несколько изнурительных дней занятий. Инга больше не садилась в углу. Больше она не отставала от остальных детей, а во дворе показывала Толику нужные движения, громко отсчитывая ритм.

Школьные годы весело пролетели, оставив в памяти неизгладимый след о весёлом озорном детстве и ранней юности. Училась Инга легко и получала только хорошие отметки. И никто из учителей не жаловался маме на дочь.

Толик всегда был рядом и старался не отставать. И не беда, казалось Инге, что он много списывал. Это было так естественно. Их дружба была крепкой и надёжной, а школьная малышня дразнила их женихом и невестой. И не было бы ни облачка на их горизонте, если бы не тот страшный случай на последнем занятии в балетной школе, круто изменивший судьбы обоих.

Почему-то правый пуант назойливо растирал ногу. Инга несколько раз переобувала его, но так и не смогла добиться необходимого удобства. Воспоминания не отвлекали от проблемы.

«Потом посмотрю, что там мешает», – подумала девушка.

В тот момент Инге предстояло высоко подпрыгнуть, чтобы Толик выполнил поддержку и закружил Ингу в волчке.

Неожиданная резкая боль в большом пальце правой ноги не дала возможности подпрыгнуть достаточно высоко, чтобы партнёр удобно подхватил её, как было необходимо. Но Толик не сдаваясь, пронёс партнёршу несколько шагов, аккуратно опустил девушку на пол и придал её гибкому телу вращательное движение.

Инга помнила только противный сухой треск. Потом воцарился густой, полный мрак. Она не видела, как суетились перепуганные несчастьем люди, как вызывали скорую помощь, как врачи привязывали к временным шинам сломанные ноги, как везли в больницу.

Очнулась в палате. Обе ноги были в гипсе и подвешены к какому-то сооружению, подъёмным краном, возвышавшемуся над кроватью.

Мутными глазами взглянула на унылый пейзаж, попробовала двинуть ногой и от жуткой боли снова провалилась в пропасть беспамятства.

Когда снова пришла в себя и убедилась, что унылость пейзажа над кроватью не наваждение, горько заплакала. Она вспомнила всё. В больничной белой тишине всхлипывания молодой балерины далеко разнеслись по пустым коридорам.

Неожиданно бесшумно у кровати появилась, озабоченная чем-то, молоденькая медсестра.

– Очнулась! – радостно констатировала медсестра. – Которые сутки уж…

– Лучше бы умереть! – перебила Инга. Она даже не почувствовала, какое впечатление её громкий шёпот произвёл на девушку-медсестру.

– Что, вы, зачем вы так?! Доктора сказали, поправитесь, если не умрёте. Ну, не умерли же, значит, поправитесь!

– Это что такое?! – вскричала Инга, указывая на «подъёмный кран».

– У вас тяжёлые переломы костей обеих ног. И вам повезло, что оперировал Алексей Валериевич. У него ручки золотые. За что ни берётся, всё в золото превращает.

– В золото для кого, для него?

– Ну, что вы, ну, зачем вы так?! Посмотрите, как срастутся ваши переломы, будете в полном боевом порядке! – уверяла медсестра. С самого того момента Инга поверила девушке и стала ждать чуда.

В больницу к Инге приходила целая делегация от балетного класса. Принесли цветы и много фруктов. Сообщили о том, как прошли долгожданные спектакли, особенно «Жизель». Рассказали, кто танцевал вместо неё в том спектакле. После ухода ребят, Инга проплакала весь день, а ночью не смогла уснуть. Она осязала, не понимая всей серьёзности своего положения, что это – конец. Конец всем мечтам и надеждам. Её уже ждёт совсем другая жизнь, жизнь калеки! Об этом она с особым надрывом души сообщила всем, кто посетил её той ночью.

После этого случая к Инге никого не пропускали, чтобы не расстраивать, и без того потрясённую случившимся несчастьем, молодую балерину. Только тётя Люда, любимый, милый Люсик, имела неоспоримое право посещать больную. Мама с папой находились далеко от дома и ничего не знали о несчастье, которое случилось на последнем занятии с их доченькой, с папиной принцессочкой! Сообщения к ним не доходили, там шла война.

Тёплым летним днём тётя Люда забрала Ингу из больницы. В то тяжёлое время глаза бедняжка не просыхали от слёз. Девушку нельзя было успокоить ни сказками, ни музыкой, ни телепрограммами. Инга отчётливо понимала, что назад дороги нет, и никогда не будет. Балетный класс и сверкавшая огнями и так манившая сцена, навсегда отодвинулись в прошлое корявой лапой несчастного случая. Инге обещала молоденькая, совсем неопытная медсестричка выздоровление и «полный боевой порядок». Она поверила и так ждала чуда! Но как же обещание было далеко от жуткой действительности!

«Полного боевого порядка» не случилось, и чуда не произошло. Ингу выписали из госпиталя. В родной дом девушка вошла на костылях, а Алексей Валериевич не обещал больной ничего утешительного.

– Вы хорошо отделались, юная леди. Могло быть гораздо хуже. Постепенно начнёте ходить, а пока потерпите костыли. О балете придётся забыть, но вы так молоды… – как же больно было слышать такие слова. Инга свято верила в чудо, но с чудом вышло недоразумение.

С карьерой балерины Инга распрощалась навсегда. Только новые балетные тапочки и подготовленный к выступлению костюм больно напоминали о былом счастье.

Однажды, лёжа в постели, Инга попросила подать ей пуанты. Тётя Люда принялась отговаривать племянницу, сетуя, что не убрала с глаз подальше любимую вещь. А потом, вдруг, вытащила из-под шкафа новенькую коробку и, обтерев случайную пыль, поставила Инге на колени.

С трепетом девушка сняла крышку и, склонившись, застыла над коробкой. Крупные слёзы катились по её лицу, Инга даже не замечала ручейков, нахально струившихся по щекам. Её душа в те мгновения прощалась с балетом… Людмила не выдержала напряжения тяжёлой минуты и выскочила из комнаты, вытирая на ходу слёзы, а бывшая балерина со слезами на глазах любовалась тем, что увидела внутри коробки. Потом она робко слегка прикоснулась к непокорным ленточкам, откровенно свисавшим с края картонки, и, заливаясь слезами, будто котят, принялась гладить дрожащими руками дорогие сердцу пуанты.

Неожиданно для самой себя, взяла в руки правую балетную туфельку и принялась её внимательно рассматривать…

Вдруг что-то маленькое с тихим грохотом выкатилось на пододеяльник и покатилось на пол. Инга не успела поймать рукой крошечный непонятный предмет.

– Тётя! – возбуждённо заорала Инга, забыв про слёзы. На пороге неслышно возникла заплаканная Людмила.

– Ты чего так орёшь? Скоро обедать будем, – сказала тётя, вытирая мокрые руки о кухонное полотенце.

– Тётя, посмотри, что-то выпало отсюда и покатилось на пол! Вон оно, вон оно! Что же это?! – возбуждённо выкрикнула Инга и встряхнула пуант над пододеяльником. И опять что-то маленькое, подленькое выкатилось изнутри тапочка на белое полотно пододеяльника.

– Что это?! – удивилась Людмила. – Подожди, не шевелись, я посмотрю, что упало… Откуда оно выпало? – немного погодя, спросила женщина, разминая что-то маленькое в руках.

– Что это?! – возбуждённо выкрикнула Инга, не в силах сдержать нахлынувшие чувства.

– Вот, смотри!.. Откуда такое могло взяться! – Людмила протянула ладонь так, чтобы Инга смогла лучше рассмотреть найденный маленький предмет.

– Так это же… гречневая каша! Подожди, я ещё потрясу… – воскликнула Инга в крайнем возбуждении и удивлении, и принялась трясти пуант над пододеяльником.

На белое полотно выкатилось ещё одно зёрнышко гречневой крупы. Оно беззвучно покатилось по белой ткани пододеяльника. А Инга вместе с тётей, словно завороженные, наблюдали за его движением и не верили своим глазам.

– Так вот, почему я свалилась! Мне же что-то натирало ногу, а я понять не могла! Кто же мог так?… – воскликнула девушка, в отчаянии откинувшись на подушку. Инга была неприятно удивлена и напугана своей находкой. – Хотела бы я сейчас посмотреть в глаза той дуре!

– Всё узнаешь в своё время. Не дура она вовсе. Только зла никому не желай. Слава Богу, живая осталась, и ноги тебе не отрезали, – прошептала тётя, судорожно сглотнув, и погладила расстроенную девушку по красивым волосам, буйной волной спадавшим на худенькие плечи.

– И мамы нету!.. – всхлипнула Инга.

– Девочка моя, ты уже выросла. Без мамы обходись. Сама должна барахтаться в жизни. А маме я сообщила о несчастье. Скоро, наверное, приедет.

– Ой, как будет хорошо! – захлопала в ладоши Инга, заплаканными глазами ясно взглянув на тётю.

Но мама так и не смогла приехать, лишь её письмо случайно нашло адресата. Каждая буква этого случайного письма кричала об ужасе, о диком сожалении, о том, что случилось такое несчастье, а она, мама, не может находиться рядом со своей любимой девочкой. Там, куда послали в длительную командировку отца, шла война. В связи с тяжёлой военной обстановкой домой мама выехать не могла.

Инга терпеливо ждала возвращения мамы, но с каждым прожитым днём всё отчётливее понимала: мама не скоро сможет вернуться домой. Там война. Письма от родителей приходили теперь с большими перерывами, а потом перестали приходить вообще. Каждый раз Инга с надеждой смотрела в руки приходившей днём тёте, но долгожданных конвертов тётя не приносила, только пожимала плечами, отвечая на вопросительные взгляды племянницы.