bannerbanner
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
2 из 3

– Мой дядя, брат отца, офицер вермахта, член партии с 1935 года…

– Очень хорошо. Общайся с ним больше. Ступай в класс.

Дитмар не стал уточнять, что его отец, профессор биологии Мюнхенского университета, разорвал все отношения со своим младшим братом, когда узнал, что тот принимал участие в слете национал-социалистов. И Дитмар, будучи еще подростком, принял и одобрил позицию отца. По большому счету, юношу мало интересовали политические баталии, борьба за власть, идеи национал-социализма, партийные вожди и их пламенные речи.

До сих пор лично его все это коснулось дважды: первый раз в связи со ссорой отца и дяди, а второй… Случилось это три с половиной года назад, на волне кампании антисемитизма, раздуваемой приспешниками Гитлера. В один чудесный осенний день, вернее был уже довольно поздний вечер, к Дитмару прибежал его лучший друг Йозеф Гольдман.

– Я пришел к тебе попрощаться. Сегодня вечером мы уезжаем.

– Уезжаете? Зачем? Куда?

– Посмотри, что творится вокруг. Евреям нельзя больше оставаться в Германии.

– Вас… выгоняют?

– Нет. Нас просто убивают. Вчера разбили магазин моего дяди в окрестностях Мюнхена, некоторых знакомых уже вызывали в комендатуру, а кое-кто и исчез в неизвестном направлении. Так что ждать больше нельзя. Нашу семью пока не тронули, потому что отца знают многие, даже заместитель коменданта был когда-то его студентом.

– Я все понял. Мне очень стыдно за то, что я немец. Но надеюсь, надолго весь этот кошмар не затянется. Не все же, в конце концов, сошли с ума? И куда вы хотите уехать?

– Сначала в Швейцарию, а потом – в Штаты. Я сообщу тебе, когда будет адрес, на который можно будет писать…

Йозеф уехал, и Дитмар был рад, что его семья вовремя успела скрыться от лап озверевших националистов. Но с того времени никакой весточки от Йозефа он не получил и такого друга и собеседника, как он, больше не встретил. Теперь единственной его отрадой оставались книги, обсудить которые было просто не с кем.

Дитмар усмехнулся про себя: «А что, если у братьев Кляйстеров поинтересоваться, как им понравилась новая книжка такая-то или, как они находят пьесы Бертольда Брехта?» От одной мысли об этом Дитмару стало смешно. Он не сомневался, что единственной книгой, которая могла присутствовать в доме этой многодетной семейки тупоголовых нацистов могла быть «Майн кампф» Гитлера.

Вернувшись домой, Дитмар не стал расстраивать отца рассказом о визите к директрисе. Профессору Бауэру и самому пришлось пережить в последнее время немало потрясений. Один за другим исчезали без следа его коллеги – преподаватели и профессора Мюнхенского университета. Заметно поредели и ряды студентов в аудиториях. Оставшиеся предпочитали не обсуждать появление новых пустых стульев – такие разговоры могут подтолкнуть и их самих следом за пропавшими…

Единственной отрадой для профессора был сын Дитмар – его единственный поздний ребенок, которого после смерти жены он воспитывал один. Отец и сын прекрасно понимали друг друга, для этого им не нужно было много слов и долгих объяснений. Иногда одного слова или взгляда было достаточно, чтобы угадать намерения другого. Это именно то, что называется родственные души, к тому же скрепленные кровным родством.

Профессор Бауэр не без оснований рассчитывал, что сын пойдет по его стопам. Дитмар серьезно интересовался научными исследованиями отца и его коллег, читал всю, попадавшую в Германию, литературу по вопросам генетики и наследственности.

Благо, нацисты всячески стимулировали науку, призванную стать теоретической основой идеи превосходства нордической расы над всеми остальными. А научным сотрудникам кафедры приходилось подтасовывать данные в официальных отчетах, для того, чтобы иметь возможность продолжать нормальную исследовательскую деятельность.

Евгеника в переводе с греческого – рождение лучших. Это скандальное направление человеческой мысли ищет пути улучшения наследственных качеств человека, используя генетические принципы. С приходом к власти в Германии нацистов ей стало трудно оставаться чистой наукой: за развитием евгеники пристально следила политика, она превратилась во всемерно поддерживаемую и развиваемую государством программу.

Нацисты распоряжались плодами евгеники по-своему. Началось с принудительной стерилизации психически больных, а также немногих метисов, рожденных немками от солдат-негров французской армии, оказавшихся в Германии в конце первой мировой войны. Затем приступили к тотальному уничтожению в лагерях смерти всех цыган и евреев, независимо от пола и возраста.

Работы профессора Бауэра и его коллег послужили одним из стимулов зарождения и развития генетики человека и ее важной части – медицинской генетики. Поставленные евгеникой цели – освободить генотип человека от вредных наследственных задатков и обогатить его ценными для физического и умственного развития генами – благородная задача, решением которой занимаются ученые и сегодня. Цели, поставленные перед евгеникой ее основателями и ею не достигнутые, перешли в ведение медицинской генетики.

Для настоящих ученых в те времена тяжело было сознавать, что евгеника, хотя и в извращенном виде, используется, чтобы оправдать страшные преступления. Посещали такие мысли и профессора Бауэра. Но что мог он сделать? Отказаться от работы? Объявить во всеуслышание, что теория расового превосходства – бред и подтасовка научных данных в угоду политикам? Это означало подписать приговор не только себе, но и многим сотрудникам кафедры. Имел ли он на это право?

Душевные терзания доводили профессора до исступления. Месяц назад его сыну исполнилось восемнадцать, и у него появилась еще одна головная боль. Похоже, что «блицкриг», о котором вещал фюрер полгода назад, затягивается на неопределенное время, а армии требуются новые и новые солдаты.

Профессор каждый день с замиранием сердца просматривал содержимое почтового ящика. Пока пронесло, но долго ли будет еще везти? В один прекрасный день придет повестка, и его мальчик – такой талантливый, с тонкой и ранимой душой – должен будет стать «пушечным мясом» в войске, которое бесноватый фюрер с упрямством шизофреника и психопата толкает все дальше на восток.

От армии не спасет Дитмара ни врожденная аномалия почек, ни плохое зрение. Медицинская комиссия, которую проходят все мальчишки после шестнадцати, признала его здоровым и годным для строевой службы.

Когда профессор попробовал поинтересоваться у знакомого военного врача, как можно доверить оружие человеку с таким зрением, тот пожал плечами:

– А что делать? Не мне тебе рассказывать – восемьдесят процентов немцев имеют проблемы со зрением! А кто же воевать будет, если мы всех близоруких по домам распустим? Ничего, в очках увидит мишень!

– …или сам станет удобной мишенью, пока будет высматривать в очках местонахождение противника!

Доктор ничего не ответил. Собственно, ответа от него никто не ждал. Он тоже делает свою работу и тоже боится оказаться завтра среди штрафников на передовой восточного фронта.

Профессор вспомнил разговор с военврачом – вот она, «превосходная раса», почти вся сраженная аномалиями зрения. И ему, как генетику и антропологу, таких дефектов известно немало. Впрочем, как и у любого другого народа – есть характерные, накапливающиеся веками мутации. Причем, чем более «чист» генотип нации – в смысле, без примесей генотипов других этнических групп, то есть без смешанных браков и потомков от них – тем эти мутации чаще проявляются. Но не дай Бог произнести такое вслух! Ведь это удар по колоссу на глиняных ногах – теории превосходства арийской расы над другими народами! А цель их научных исследований – доказать обратное. Благодаря этому они до сих пор и существуют, имея возможность заниматься настоящей наукой, а не только придумывать всякую ерунду для отчетов.

Партийные соглядатаи их работой довольны – им даже пообещали финансирование для расширения работ. А сегодня профессор Бауэр получил официальное письмо из канцелярии Генриха Гиммлера с приказом подготовить группу из молодых ученых и способных студентов для работы на «Специальных научно-исследовательских объектах». Из туманного текста письма профессор понял, что «объекты» расположены в скандинавских странах и призваны стать практическим подтверждением их липовой теории.

«Будут выводить идеальных арийцев или клонировать эсэсовских уродов? Ну если естественным путем скрещивать – это еще куда ни шло, хотя сильно смахивает на селекционную станцию по производству породистых коров. Но если выращивать человеческие дубли из одной клетки…

Гиммлер давно интересуется состоянием научных исследований в этой области. Еще бы – несколько научных статей по генетике, наложенные на его агрономическое образование и болезненное воображение породили старательно культивируемую им идею. Когда он вызывал меня два месяца назад для беседы, задавал вопросы – можно ли, например, из его пальца вырастить его копию? Что с него возьмешь – дальше опытов по регенерации дождевых червяков и скрещивания коров познания Гиммлера по биологии не пошли. Впрочем, тем лучше для нас – будь он более компетентным в этом вопросе, наши высосанные из пальца отчеты не проходили бы так запросто на «ура».

Но, одно дело – писать на бумаге хитросплетенные псевдонаучные выводы, пересыпая их для пущей важности латынью и цитатами из монографий всемирно известных ученых, а другое дело – каким-то образом доказать это на практике. Единственное, что успокаивает – такие эксперименты быстро поставить невозможно – срок развития эмбриона, как ни крути, девять месяцев, пока все этапы закончатся, могут пройти годы.

А за это время, как говорил Насреддин, «то ли осел сдохнет, то ли я, то ли падишах». В запасе есть несколько лет. Долго ли протянет «тысячелетний рейх»? Хотелось бы надеяться, что не очень…»

Такие мысли посетили профессора после прочтения письма. Поразмышляв еще немного, он встал и пошел в комнату к сыну. Тихонько постучал в дверь – он всегда так делал, потому что считал, что любому – даже самому маленькому ребенку – нужно собственное жизненное пространство, частная сфера, которую никто без его позволения не имеет права нарушать.

– Сынок, что нового в школе? – спросил профессор, увидев сына в привычном положении – склонившегося над книжкой. Про успехи он привык не спрашивать – с этим неожиданностей у Дитмара никогда не было.

– А-а! Ничего интересного! – махнул Дитмар рукой в сторону невидимой гимназии.

– Проблем нет? – продолжал отец.

– Проблем? Сейчас одна проблема, по крайней мере – у меня, как выдержать бесконечные сборища и марши.

– Все же лучше, чем на фронте под пулями… Я как раз об этом и хотел с тобой поговорить. Есть возможность внести тебя в список «брони» как подающего надежды молодого ученого для работ по практическому обоснованию теории превосходства арийской расы.

– Ты хочешь, чтобы я занимался этой бредятиной? Не мне тебе говорить – невозможно обосновать то, чего в природе не существует.

– Но до сих пор наша кафедра работает благодаря тому, что мы смогли «доказать» теорию. Точно так же можно сварганить и практику. Только для этого требуется гораздо больше времени – и нам это на руку. А главное – я хочу, чтобы ты был подальше от фронта…

– Но мне еще надо закончить гимназию…

– Я договорюсь, чтобы ты сдал экзамены экстерном. Надеюсь, для тебя это не составит проблемы?

– Конечно, нет.

– Группа должна быть укомплектована через месяц. За это время постарайся уладить все вопросы с гимназией, а остальное – мои проблемы… – всегда строгий и сдержанный отец впервые дал выход своим эмоциям, не сдерживая слез, он прижал сына к себе и прошептал: – Я хочу, чтобы ты остался жив, мой мальчик…

Глава 3

– Фрау Вальд? Вас из Комиссариата полиции беспокоят. Элеонора Шур из «русского» отдела.

– Элеонора? Рада вас слышать. Как криминальная обстановка в городе? Надеюсь, русское население Дюссельдорфа еще не дискредитировало себя окончательно в плане законопослушания?

– Алина!? А я вас сразу не узнала! Смотрю, вроде фамилия знакомая, но сами знаете, передо мной каждый день мелькает полно дел. Так и получается, что знакомых фамилий – тысячи. Сразу вспомнить – в связи с чем то или иное имя мимо меня проходило, не всегда возможно.

– Я понимаю! Мне тоже приходится общаться с разными людьми… Была бы рада услышать, если вы позвонили, чтобы просто поболтать. Но, судя по тому, что вы не знали, чей номер набираете, понимаю, что произошло нечто, о чем я пока не подозреваю… Сколько же мы не виделись?

– Года два, я думаю…

– Точно! Почти два года назад вы с комиссаром полиции Штраухом занимались делом об убийстве Полины Берг.

– Сегодня у меня тоже не очень приятная новость. Вчера был найден труп переселенца из России Дмитрия Коновалова…

– Честно говоря, это имя мне ни о чем не говорит… А каким образом вы вышли… на меня?

– Дело в том, что именно ваш номер телефона оказался последним, который набирали из дома, в котором нашли труп Коновалова. Хозяева дома – Юрген и Магдалена Хольц.

– Странно, и эти имена я слышу впервые… Может, просто ошиблись номером? А в какое время был звонок?

– Сейчас посмотрю… так… около одиннадцати вечера.

– Как я сразу не подумала! В это время мне звонила одна девушка, гувернантка из Бразилии. Мы с ней только вчера познакомились в клубе для молодых мам. Она хотела ко мне приехать. Сказала, что обнаружила мертвого шофера или садовника и испугалась. Я, честно говоря, подумала, что этот мужик просто пьяный, а она боится его…

– Гувернантка, говоришь? Лучана Маркес?

– Да. Кажется, так ее зовут. А-а что?

– Дело в том, что она исчезла из дома Юргена и Магдалены Хольц, прихватив с собой их дочь Инес. Мы подняли на ноги всю полицию, разыскиваем молодую женщину с девочкой полутора лет. Есть предположение, что она каким-то образом имеет отношение к гибели Коновалова. В общем, было похоже на несчастный случай, но эксперты сразу определили, что это инсценировка, причем очень примитивная. Так что, сейчас речь идет уже об убийстве – преднамеренном или нет, пока не ясно. Но есть версия, что это – дело рук Лучаны Маркес, поэтому она сбежала и будет прикрываться ребенком в случае обнаружения.

– Какой ужас! Никогда бы не подумала, что она способна на такое. С виду симпатичная, образованная. И девочку любит, а не просто, как няня-робот сопли ей вытирает и памперсы меняет… Может, это совпадение? Она хотела ко мне вечером приехать, потому что испугалась… так она мне сказала.

– Больше не перезванивала?

– Нет! Я все приготовила к их приезду…

– Их?

– Ну, да! Она сказала, что приедет с девочкой, потому что никого больше нет в доме, и она не может оставить малышку одну, хоть та уже и спит.

– Но ведь она могла позвонить в полицию!

– Я ей тоже так сказала, но она мне ответила, что без согласия хозяев не будет этого делать, к тому же, у нее, вроде, виза просрочена…

– Ничего у нее не просрочено! Мы уже проверили все данные этой девицы. У нее виза на год, как и у всех, работающих в системе Au pair. Так что она еще месяцев пять могла о визе не вспоминать…

– Зачем же она меня обманула? И не приехала? К чему было тогда звонить?

– Это все вопросы интересные, но главное сейчас – даже не убийство, а поиск ребенка. Если твоя знакомая – убийца, то жизнь маленькой Инес находится под угрозой… ой, извини, я перешла на «ты»…

– Все правильно, давай на «ты». Раз уж я оказалась, хоть и косвенно, причастной к этому делу, помогу, чем смогу. Попробую по своим каналам разузнать что-нибудь. А… убитый, он кто, откуда?

– Дмитрий Коновалов, приехал из Сибири три года назад вместе с женой Ириной. Она русская немка. У него – это второй брак, первая жена умерла семь лет назад. Ему недавно исполнилось пятьдесят семь, крепкий такой был мужичонка. Физической работы не боялся, хотя по специальности – врач. В доме Хольцев работал около года. Они были довольны, никаких претензий друг к другу не возникало. Вот пока и все.

– А как он погиб?

– Его нашли в гараже с раной на затылке. На первый взгляд похоже на несчастный случай. Он лежал на спине, на полу разлито машинное масло, он мог поскользнуться и упасть на железку, которая оказалась у него под головой. Но эксперты определили, что если бы он упал на эту штуковину, то она пробила бы ему голову совсем по-другому. Извини за натурализм, но у нас работа такая, что приходится говорить все, как есть. Короче, Коновалов получил этот удар, находясь в вертикальном положении. А это совершенно меняет дело…

– И… и вы подозреваете, что Лучана могла его убить?

– Во всяком случае, на сегодня других кандидатур нет. Впрочем, и мотивов, по которым ей была бы выгодна смерть немолодого и небогатого выходца из России, мы тоже не видим. По крайней мере, пока.

– Вам уже так много известно… И это за одну ночь?

– Совершенно верно. В полицию позвонила Магдалена Хольц в районе полуночи. Они с мужем вернулись из театра и в гараже сразу же обнаружили труп садовника. Пока полиция доехала, выяснилось, что пропала няня с девочкой. Юргену Хольцу пришлось вызывать неотложку, у него прихватило сердце.

– И как он?

– Сегодня еще новых данных не поступало. Сейчас ведь только десять часов утра. Но если ничего страшного, его уже могли выпустить домой…

– Элеонора, могу я попросить тебя по старой дружбе?

– Конечно!

– Сообщи мне, когда найдут девочку! Я имею в виду малышку Инес. Хорошо? Мой сын так хорошо с ней вчера играл… Кто бы мог подумать, что случится такое…

– Без проблем! И ты звони, напоминай о себе. А если вдруг узнаешь что-то интересное – будем весьма признательны!

Алина положила трубку и пошла в детскую. «Что-то Михаэль заспался сегодня, – думала она по дороге, – надо пораньше его укладывать спать, чтобы не вошло в привычку!»

Алина всегда относила себя к «совам», поскольку могла не только заниматься разными делами до поздней ночи, но и любила после таких бдений поспать до полудня. Недавно она прочитала о каком-то новомодном учении, объясняющем образ жизни «сов» элементарной распущенностью, а распорядок «жаворонков» – правильным и естественным, соответствующим природным ритмам.

Алина отнеслась к этому открытию скептически, сделав про себя заключение, что такое мог придумать только человек, вынужденный всю жизнь вставать рано на работу и обозлившийся за это на все человечество. Себе она еще в московские времена позволяла периодически утренние поблажки. Благо, журналисту всегда найдется повод, чтобы отсутствовать на работе пару-тройку часов, а при острой необходимости – и дней.

Первые два года жизни в Германии она отсыпалась за всю прошлую и, как выяснилось позже, будущую жизнь. Потому что с появлением Михаэля оставаться еще и редактором журнала она смогла только за счет удлинения своего рабочего дня прибавлением к нему ночных часов. Так что «совой» Алина оставалась только с вечера, а вот с утра волей-неволей ей приходилось перерождаться в «жаворонка». При этом ей еще безумно повезло, что сынуля не просыпался рано утром, как это нередко случается с другими детьми, а контроль над ночными неожиданностями взял на себя муж Маркус.

Алина заглянула в детскую и улыбнулась: «Оказывается, Михаэль уже не спит, а просто тихонечко сидит в своей кроватке и играется. Какой золотой ребенок!»

Ее сердце наполнилось гордостью – это она произвела на свет такое чудо и верх совершенства, необыкновенного красавца и умника! Где-то в глубине сознания Алина отдавала себе отчет, что в этих размышлениях она далеко не оригинальна – такие мысли приходят на ум практически любой нормальной мамаше, когда она смотрит на своего малыша. Но запретить себе думать об этом она не могла, перерождаясь при этом из современной эмансипированной женщины в самую банальную квочку-наседку.

Михаэль увидел маму и улыбнулся. Алина подошла к кроватке, поцеловала малыша в макушку и взяла его на руки:

– Сейчас переоденемся и пойдем кушать!

– Кушать! Кушать! – радостно повторил Михаэль.

Алина сразу же после рождения Михаэля объявила своему мужу, что с ребенком будет разговаривать исключительно по-русски. Прочитав массу литературы на тему «Какой язык выбрать в двуязычной семье», она пришла к выводу, что самое разумное, когда каждый родитель разговаривает с малышом на своем родном языке. Сначала, конечно, ребенок путает слова, но награда за маленькие неудобства ждет его в будущем – овладев в совершенстве двумя языками, юноша или девушка добавляет бонусы своей карьере.

Среди знакомых Алины и Маркуса Вальд немало «смешанных» семей.

«Дурной пример заразителен», – пошутил как-то на эту тему Маркус. Эти слова отразили любопытную тенденцию – неженатые друзья и знакомые Маркуса все чаще стали обращать свои взоры в сторону Восточной Европы, а подруги Алины из Москвы зачастили с визитами, целенаправленно обозначенными как «поиск мужа».

Из этих встречных потоков потенциальных женихов и невест сложились по счастливой случайности несколько семейных пар. Делать долгосрочные прогнозы не в правилах Алины, но она надеялась, что созданные с ее легкой руки семьи имеют шанс на долгое совместное будущее.

Не все попытки завершались успешно, но по количеству соединенных сердец она вполне могла конкурировать с небольшим брачным агентством. Одно время Алина даже начала подумывать: а не заняться ли этим всерьез? Но потом поняла, что за деньги сватовством она заниматься не будет, а по просьбам знакомых и так это регулярно делает. Хотя такая деятельность сопряжена с определенным расходами, Алина для себя решила, что это будет ее маленьким благотворительным фондом.

Жертвовать деньги – один из красивых жестов цивилизованного мира, покупающего себе таким образом буллу о прощении за еще одну пару туфель, двадцать пятую сумочку, стоимость которой могла бы покрыть годовой расход на питание голодающего ребенка в какой-нибудь Уганде. Добрые тети, отказывая себе в столь необходимой сорок первой паре обуви, переводят денежки бедным и страждущим. Правда, и тут практичные немцы пытаются не прогадать – пожертвованные официально деньги в конце года просто-напросто списываются с доходов при уплате налогов.

Из принципиальных соображений Алина никогда не занималась «слепой» благотворительностью и не подавала милостыню – ни живя в Москве, ни переехав в Дюссельдорф. С московской нищенской мафией ей пришлось очень близко соприкоснуться во время одного из журналистских расследований. С тех пор при виде кормящих матерей с сонными младенцами и чумазых хромоножек у Алины возникало совершенно не то чувство, на которое рассчитывали постановщики и гримеры, выпуская этих артистов на улицы Москвы.

Что касается попрошаек в Германии, то все эти молодые бездельники, проводящие большую часть своей жизни в вокзальных переходах, не оставляют и капли сомнений по поводу того, на что именно будут потрачены опрометчиво пожертвованные им деньги. На них будет приобретена прямо здесь же, на вокзале, очередная доза наркоты. С едой, одеждой и ночлегом любому страждущему поможет «Красный крест» или другая благотворительная организация, а человек, не имеющий работы, может существовать на содержании социального ведомства хоть всю жизнь. Высокие налоги, которые приходится платить законопослушным немцам, к счастью, не полностью идут на зарплату чиновникам и бюрократам, что-то остается для оплаты жилья и прожиточного минимума нуждающимся.

…Михаэль продолжал рассуждать на тему завтрака, путая русские и немецкие слова:

– Дай йогурт! Дай зафт!

– Сейчас будем кушать! Имей терпение! Будет тебе йогурт и сок, и все что хочешь, только умоемся сначала и поменяем памперс!

– Играть! Хочу играть! Инес! Инес!

Алина испуганно посмотрела на сына: с чего бы он вдруг вспоминал несчастную малышку, оказавшуюся заложницей странной гувернантки из Бразилии? Хотя, ничего удивительного, Михаэль и Инес так хорошо вместе играли вчера… Понятно, что мальчику запала в душу эта симпатичная улыбчивая малышка.

Алина постоянно возвращалась мыслями ко вчерашнему дню, разговору с Лучаной. Надо вспомнить весь диалог дословно! Вдруг среди слов, которым вчера она не придала никакого значения, прячется разгадка событий, случившихся прошлой ночью в доме семейства Хольц.

«Хорошо бы разузнать об этой семье побольше. Придется подключить мужа – он живет в Дюссельдорфе с рождения, многих знает, даже если не знаком с кем-то лично, то, наверняка, среди знакомых или знакомых его знакомых найдется кто-то, кто общается с этой семьей. А я, со своей стороны, могу таким же образом разузнать о погибшем Дмитрии Коновалове. Полицейским уже многое известно – но все это сухие факты: где родился, где учился, где работал, кто жена… А мне интереснее побывать, скажем, в распределительном лагере, куда направляются вновь пребывающие в Германию переселенцы и эмигранты. Случайные знакомые выдают порой самые неожиданные свидетельства… Или соседские старушки… Вот неиссякаемый кладезь бесценных сведений! Само собой, что настороженное отношение к иностранцам, живущим по соседству – кто знает, чего ждать от этих русских? – стимулирует их наблюдательский пыл. Возможно, накладывает след и внушаемая им в детстве мысль – следи за соседом и докладывай на него куда следует. Тем самым ты покажешь себя истинным патриотом… Идеи, внушенные в детстве, даже заглушаемые в зрелом возрасте голосом рассудка и совести, в десятикратном масштабе начинают всплывать в искореженных склеротическими бляшками и затуманенных старческим маразмом мозгах. Конечно, здравомыслящий полицейский доносы восьмидесятилетней старушки на своего соседа всерьез не принимает. Но иногда все-таки после фильтровки в этих сведениях можно выловить и золотую рыбешку…»

На страницу:
2 из 3