Планета Женщин

Лариска, наконец, закончила свой бесконечный душ – она, негодяйка, всегда сидела там дольше, чем время позволяло, но подруги к этому как-то уж привыкли, воспринимая как неизбежное зло – и пришла к Любаше на кухню, завёрнутая в роскошное толстое бирюзовое махровое полотенце. Эти полотенца, разных цветов, привезла Надюша, дочь Любаши.

Ещё учась в мединституте, Надюша познакомилась с молодым человеком, который приехал с американской делегацией по линии помощи Чернобылю. Они продолжали переписываться и перезваниваться последующие несколько лет, а по окончании института Надюша поехала к нему в гости, и он сделал ей предложение, которая та и приняла недолго думая. Отгуляли свадьбу: одну в Штатах, другую дома – и Надюша улетела за океан.

Сейчас она проходила резидентуру в одном из госпиталей города Детройта. Стив, её муж, уже давно закончил своё обучение и работал в том же госпитале нейрохирургом. Жили они в одном из северных пригородов, который считался «районом для богатых», в большом красивом доме, купленном молодой семьёй вскоре после свадьбы. Зарплата мужа позволяла. Нейрохирург всё-таки!

Лариска села на своё любимое место между столом и кухонными шкафчиками, прислонилась к стенке и вздохнула с удовольствием:

– Ах, хорошо! Если бы не Натка, ещё бы час не выходила из душа. Просто гидротерапия какая-то! У тебя напор воды что надо. Не то, что у нас, – и она состроила грустные глаза в сторону Любаши.

Глаза её были цвета полотенца. Как давно уже было подмечено знакомыми и друзьями, глаза Лариски обладали удивительной особенностью: они меняли цвет в зависимости от освещения, времени дня, цвета одежды и интерьера, начиная с просто серого и заканчивая темно-зелёным, почти малахитовым. А сейчас полыхали в сторону Любаши бирюзой.

– Первый этаж – вот и напор хороший. Зато если чья-нибудь кошка наш подъезд с кустиком перепутает – угадай кто страдает? Вот именно! Так что преимущество, как ты понимаешь, сомнительное… А ты что, решила опять ходить кудрявой? – полюбопытствовала Любаша, заканчивая протирать плиту. Мокрые тёмные кудри подруги спускались ниже плеч, капли воды скатывались по смуглой спине и впитывались в полотенце или капали на плитку пола.

Ларискины волосы были от природы кудрявыми. Каштановые с рыжинкой локоны неизменно спускались почти до середины спины, являясь предметом зависти тех представительниц прекрасного пола, которые таковых не имели и были обречены пожизненно на бигуди и химические завивки. Лариска же свои волосы ненавидела с детства: каждодневное расчёсывание непокорных кудрей мамой было сущей пыткой, особенно после мытья. Когда же Лариска подросла, то смогла, наконец, оценить их удобство. Уход за ними заключался в «помыла и расчесала». И всё! Кудри укладывались сами собой и высыхали в рекордно быстрый срок.

А сравнительно недавно Лариска начала выпрямлять волосы, используя специальный гель, фен, круглую профессиональную щётку и, увы-увы, полчаса драгоценного времени. Первый раз волосы так уложил её парикмахер, совершенно очаровательный молодой человек с женскими манерами и безупречным вкусом. Лариска его просто обожала. Он предложил попробовать что-то новенькое, она с готовностью согласилась – и очень здорово получилось в результате! Лариске, во всяком случае, нравилось. Правда, младшая дочка, увидев маму без кудрей, подошла к ней, обхватила руками крепко-крепко и сказала: «Мамочка, давай ты не всегда будешь с прямыми волосами». «Почему, глупыш? Тебе что, не нравится?» – присев перед ней на корточки, спросила удивлённая Лариска. «Нравится, – ответила та. – Только так ты вроде как не моя мама». Лариска тогда громко рассмеялась и пошла в душ. С тех пор она выпрямляла волосы через раз.

– Ага, лень возиться с феном. Лучше с тобой посижу. Опять же, тёте Маше я больше кудрявой нравлюсь… Слушай, ты где плитку такую классную для ванной отхватила? Всё в тон, и каёмочка, и узор по центру идёт, и на полу тоже. Как из журнала! Я тоже хочу!

– Да на работе у себя, где ещё? Ты лучше спроси, во сколько мне это обошлось, – Любаша посмотрела на подругу интригующе.

Лариска выпрямилась на табурете, с любопытством повернувшись к подруге:

– И во сколько?

– В почти ничего, вот во сколько! Мой босс как прослышал, что я ванную собираюсь ремонтировать, все свои личные каталоги на поверхность вытащил, я их и не видела никогда. Выбирай, говорит, себестоимость только оплатишь, а работу обеспечу бесплатно. Я, честно говоря, опешила немного: он мне всегда симпатизировал, ну а тут, старый козёл, видно, пронюхал, что я с Митюнчиком окончательно разошлась – вот и начал удочки закидывать. Безобразник! – Любаша притворно возмущённо покачала головой.

Лариска хихикнула:

– Ну, а ты что?

– Ты же знаешь, у меня к этому делу подход простой: что он там себе имеет в виду – это его личная проблема, – и Любаша утвердительно кивнула головой. – За себестоимость – ну и спасибо огромное.

Она наконец закончила убирать, опустилась на табуретку по другую сторону стола и продолжила с комическим видом:

– Он там пытался, правда, что-то промямлить насчёт ресторана и, может, финской бани после – ты ж понимаешь! О да, конечно, говорю. С огромным даже удовольствием! Какой там у вашей жены номер мобильного телефона? Хотела бы с ней обсудить детали нашего похода в баню. Он, бедный, покраснел, потом побледнел и потихонечку замял разговор о ресторане. А я, не будь дурой, «не отходя от кассы», так сказать, выбрала подходящую плитку и сама же с собой – за его подписью, конечно – заключила контракт. Вот так!

Лариска смеялась, качая головой и щуря глаза от удовольствия:

– Ну, мать, ты неисправима! Бедный твой хозяин со своим разбитым сердцем! Ты меня с ним познакомь. Может, у него и для меня специальные каталоги найдутся? А я уж так и быть: в качестве благодарности в лобик его поцелую!

– Иди уже, иди, вытирайся и одевайся, – со смехом отмахнулась от Лариски подруга и провела в отведённую для неё спальню.

Любаша работала главным экономистом в частной строительной фирме, которая возводила особняки для так называемых «новых русских». Переманили её туда сравнительно недавно. Фирма была преуспевающей. Хозяин был стареющий, но молодящийся и периодически кобелящийся еврей, который отправил своих детей в Штаты, а сам ехать наотрез отказался. «Что мне там делать? – поднимал он недоумевающе широкие брови и очень по-еврейски разводил в стороны пухлые ладошки. – Это я здесь гешефты делаю, а там что? Дедушка на лавочке? Так ыто, здесь буду, пока здоровье есть».

Любаша проработала с ним слегка больше года, и хотя работа была не всегда в радость – каждый день иметь дело с «новыми русскими», врагу не пожелаешь! – но деньги платили хорошие и поэтому приходилось закрывать глаза на многие вещи. В том числе и на постоянные домогательства со стороны как клиентов, так и сотрудников фирмы.

Впрочем, в этом не было ничего удивительного. Любаша всю жизнь была магнитом для представителей сильного пола. В юности мужчины в её присутствии просто млели, особенно те, что постарше. Она не было красавицей типа тех, что из журналов мод, нет. В её внешности всё было неправильно. Но вот это «неправильно» и делало её совершенно неотразимой.

Глаза Любаши были небольшими, но пронзительно синими и разреза такого чудного, что, раз посмотрев, забыть их было просто невозможно. А если ещё тушь и тени добавить – о чём Любаша никогда не забывала – держитесь, мужики! Нос – очень изящный, с тонко и прихотливо вырезанными ноздрями и кончиком. Когда она волновалась, ноздри эти трепетали и слегка раздувались, делая её лицо непокорным и очень чувственным. Если кто-то и пытался держать бастионы, именно в этот момент они обычно и падали, сдаваясь с готовностью на милосердие соблазнительницы. Все эти милые черты завершались фарфоровой прозрачной кожей и изящной фигурой с хрупкими покатыми плечами и стройными бёдрами, как у какой-нибудь звезды гарема или любимой жены султана.

Главная проблема Любаши заключалась в том, что за оболочкой этакой салонной львицы-гейши-куртизанки скрывалась очень сильная, чуткая и преданная женщина, готовая одарить своего избранника беспредельной любовью и верностью. Только вот попадались ей чаще всего самые настоящие отбросы мужского пола. Те, которым львицу или гейшу подавай, а чувства там – о чём вы говорите, какие чувства?!

Митюнчик был её самым последним разочарованием. И самым болезненным. Он был хорош собой, любезен с окружающими. «Герой-любовник» – слегка иронично называла его в глаза и за глаза Натка, никогда так и не приняв по-настоящему. Сомнений своих она, правда, с подругой особенно не делила. Зачем? Та сама должна увидеть. Когда мы прислушиваемся к чужому мнению, тем более если это касается сердечных дел?

И вот теперь эта страница Любашиной жизни была позади. Какая счастливая и сильная женщина, считали окружающие, глядя на её улыбающееся лицо, даже не подозревая о бессонных ночах с мокрой от слёз подушкой и размышлениями о прошлых ошибках и несправедливости судьбы.

Чужая душа – потёмки, тем более женская. Особенно, если у женщины хватает гордости и чувства собственного достоинства не выпускать на поверхность то, что скрывается в кромешной темноте. Обносит она себя защитным панцирем, о который разбиваются зависть, ревность и недоброжелательность. Но также не позволяет этот панцирь выпустить наружу боль, которая продолжает терзать раненное сердце, от чего боль эта становится только сильнее.

Любаша вздохнула и отогнала прочь непрошенные мысли, вызванные рассказом о любвеобильном начальнике.

В дверях кухни появилась Натка, тоже закутанная в большое полотенце, только жёлтое.

– Ну ты даёшь! Прям как солдат: ать-два и готово! – прокомментировала влетевшая всед за ней Лариска, уже успевшая переодеться в лёгкий спортивный костюм. Она тут же начала колдовать над плитой, готовя в турке свой знаменитый кофе. По кухне заструился богатый аромат свежесмолотой «Арабики».

– О-о, как пахнет! А я коньячок к кофе привезла, Хенесси. Попробуем?

– Давай, тащи.

Натка принесла пакет, в котором, кроме коньяка, обнаружились также сервилат, финский сыр, чёрная икра и, как всегда, тушь «Ланком»: одна для Любаши, другая для Лариски.

– Натка, тебе делать нечего! Полный холодильник еды! А вот за тушь спасибо. Неплохо вы там живёте, в Москве! – Любаша обняла подругу.

– Да ну, не проблема… Как я могла забыть про сыр? Нужно было раньше достать, специально для мамы Веры везла, её любимый. А с тушью очень хорошо получилось. У нас в ГУМе в «Ланком» распродажа была, заведующая мне позвонила, ну и – вот! – Натка громко чмокнула Любашу в лоб и ушла в спальню переодеваться.

Потом они долго красились, разговаривая обо всём на свете. Время сборов подруги любили ничуть не меньше, чем сам поход в ресторан. Часы эти были наполнены предвкушением праздника, превращая каждый взмах кисточки туши, каждый поворот тюбика помады в акт волшебства. Даже голоса менялись, звуча юно и звонко, особенно когда когда все трое заливались счастливым смехом, что случалось ежеминутно. Ведь самые близкие и родные люди собрались! Ничего плохого, всё только положительное и замечательное!

По негласному договору время это никогда не использовалось для обсуждения проблем. Оно было увертюрой к ещё ненаписанной симфонии вечера. А как известно, в увертюру что заложишь, то в конечном продукте и получишь! В общем, спасение утопающих находится в руках самих утопающих. Или что посеешь, то и пожнёшь. Вот подруги и сеяли правильное настроение, чтобы вечер получился настоящим праздником. А на обсуждение проблем у них останется целая ночь после ресторана.

Наконец сборы были закончены, косметические принадлежности сложены в объёмистые косметички, недопитая бутылка коньяка убрана в бар, и подруги вышли из дома.

Было ещё светло, солнце золотило мягким предвечерним светом здания и лица прохожих. Первая нежная зелень робко покрывала ветви деревьев, но клумбы были уже расчищены и красные тюльпаны наполняли душу ликованием: весна, весна!

– Пошли в парк на полчасика, – предложила Любаша. – В ресторан ещё рановато, а в парке так красиво. Когда мы ещё туда выберемся?

Парк в их городе был выдающийся. Сотни лет тому назад он принадлежал князю Паскевичу. Князь выстроил там для себя роскошный дворец, который до недавних пор использовался как Дворец Пионеров, а сейчас являлся действующим музеем. Также были возведены Петропавловский собор, часовня и усыпательница для семьи князя. Все строения удивительным образом сохранились, несмотря на то, что во время Отечественной войны большая часть города была просто стёрта с лица земли.

Петропавловский собор использовался для астрономических исследований и служил Планетарием до перестройки. Теперь же, заново отреставрированный и обновлённый, он опять стал центром верующих православных, и во время религиозных праздников, особенно пасхи и рождества, жизнь здесь била ключом.

Любаша жила буквально в трёх минутах ходьбы от парка. Подруги прошли мимо моста через реку, на другой стороне которой находился городской пляж, с которым были связаны многочисленные воспоминания юношеских лет. Там подруги загорали и плавали, спасаясь от зноя раскалённого асфальта и с неудовольствием пропуская те дни, когда лекции вторгались в природой отпущенные райские деньки. Там же готовились к экзаменам, знакомились с ребятами, читали книжки, обедали свежезажаренными пирожками с ливером, а на десерт мороженым в вафельном стаканчике. Хорошее было время! Юность. «Помните, как…» – Натка начала вспоминать какую-то проделку, участницами которой были все трое. «А помнишь, как потом…» – подхватила Любаша, добавляя красочные детали к рассказанному. Они расхохотались, наперебой вспоминая забавные истории, случившиеся много лет назад.

Прошли мимо памятника воинам, погибшим в годы Великой Отечественной войны, остановившись на минуту у Вечного Огня. У всех троих отцы воевали, кто в регулярных войсках, кто в партизанах.

Перешли маленький мостик, остановившись на мгновение, чтобы полюбоваться лебедями, скользящими величественно внизу по глади Лебяжьего пруда. Когда они были маленькими, родители часто приводили их к этому пруду, и девочки кормили лебедей, бросая им кусочки принесённого из дому белого хлеба. Маленькие ручки не всегда добрасывали комочки хлеба до воды, и тогда на помощь приходили взрослые.

Когда-то давно, если хотелось встретить знакомых, достаточно было придти в этот парк в выходные дни. Весь город был там. Люди приветствовали друг друга, останавливались, обменивались новостями или сплетнями. Сейчас всё меньше и меньше знакомых лиц можно было увидеть вокруг. Только парк оставался всё тем же – восхитительно красивым и неизменно таинственным, с вековыми деревьями, многочисленными спусками и подъёмами, длинными аллеями, ведущими неизвестно куда и чем-то интересным, ожидающим тебя в конце каждой такой аллеи: будь то дворец с группками туристов вокруг и громогласым экскурсоводом; или кинотеатр с ларьками у входа, предлагающими мороженое и газировку; или городок аттракционов, наполненный весёлым шумом и гамом, которые являются неотъемлимой принадлежностью таких мест. Когда-то и они сами катались на этих лошадках и качелях. Намного позже приводили сюда своих маленьких дочек и с любовью наблюдали за их счастливыми мордашками, гордо возвышающимися над плывущими по кругу лошадками, окрашенными в странные цвета.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.