Прощённые долги

– Вполне возможно! – перебил Уссер. – Нельзя быть самонадеянными, даже при наличии телохранителей из «девятки», имеющих подготовку на уровне начальника смены охраны. Да что там! Прицепил микрофон под столешницу – и слушай в охотку все наши излияния! За всеми не углядишь. После провала на Пулковском шоссе, где легавые отбили один автобус с оружием, на квартиру начальника службы безопасности «базарных», Зураба Сакварелидзе, нагрянули с Литейного специалисты по скрытому наблюдению. Всю квартиру перерыли, стены просверлили, технику разобрали… Вполне возможно, что именно таким образом им и удалось узнать секретные данные. Конечно, перед нынешней встречей мои люди хорошенько всё здесь посмотрели, – торопливо заверил Семён Ильич вконец перепуганного Мациевича. – Но, говорю, ручаться ни за что нельзя. Хаким гарантирует, то поезд тронется минута в минуту. Только форс-мажорные обстоятельства могут помешать нашим планам. Так и передайте покупателям. За качество «травки» Хаким тоже отвечает головой. – Уссер повернулся к старику, и тот важно кивнул. – Кстати, даже если в ментовке пронюхают, что такой состав следует по территории Азербайджана или России, то будут долго выяснять, кому и как его задерживать. Обезвредить мины без схемы они определённо не смогут. Скорее всего, вам нечего бояться, пан Лешек. У ментовской агентуры при всех раскладах остаётся слишком мало времени. Схему минирования через «жучок» они не получат – точно. Она существует в одном экземпляре, который хранится у меня в сейфе. – Уссер взял листы кальки до стола и спрятал в папку. – Кстати, шифр тоже знаю только я…

Али Мамедов тем временем вызвал по рации сопровождение Мациевича, и охранники тут же появились. Один из них принёс Лешеку светло-серое, ещё летнее пальто на шуршащей шёлковой подкладке и шляпу тонкого жемчужного фетра.

Застегнув пуговицы, Мациевич остановился у порога.

– До встречи, пан Уссер. Благодарю за угощение. Надеюсь, что наши клиенты останутся довольны.

– Взаимно! – расцвёл Семён Ильич. Он встал, подошёл к Мациевичу и обнял его. Охранникам он небрежно пожал руки.

Филипп тоже поднялся, чтобы размяться – ему надоело сидеть на одном месте. Он долго смотрел в синевато-чёрное, туманное окно, за которым трудно было что-либо различить. Потом глаза привыкли, и Готтхильф заметил в тусклом свете фонарей пьяных посетителей ресторана, хохочущих проституток и окружённого «быками» Мациевича. Лешек вместе с охраной уселся в свой лимузин «Шевроле-корвет», который медленно тронулся с места. Вроде бы, гость остановился в «Пулковской», а, значит, путь ему предстоял не близкий.

– Мне тоже надо идти, – подал голос Хаким. Говорил он, как всегда, медленно, тягуче. – В Баку нужно лететь. Времени совсем мало. Хочу всё сам проверить…

– Не смею вас задерживать, – с готовность. Ответил Уссер. – Алик, вызови охрану господина Хакима!

– Одну минуту! – И Мамедов опять взял со стола рацию.

На старика надели чёрное простое длинное пальто. Он взял прислонённую к спинке кресла трость, сверкнув золотым перстнем на узловатой, покрытой тёмными пятнышками руке. Хаким завёл глаза под лоб, пробормотал несколько слов по-арабски, внимательно взглянул на каждого из остающихся, а потом вышел.

Вид его «мальчиков» потряс даже Уссера с Готтхильфом. Каждый из них, ростом под два метра, с отсутствующим взглядом и чёрным ёжиком волос над низким лбом, напоминал мастера японской борьбы сумо. Сам Хаким больше был похож на пришедший из глубины веков призрак, чем на живого человека, и потому проводили его с громадным облегчением.

Филипп так и не отходил от окна. Он соображал, под каким бы предлогом смыться. Какая бы ни была блестящая его память, схему минирования цистерн она долго хранить не могла. Надо было поскорее оказаться в машине и зарисовать то, что удалось увидеть на кальке. Скорее всего, Уссер не будет настырно задерживать гостя у себя, потому что хочет остаться наедине с Мамедовым. Этот восточный принц, как и следовало ожидать, соблазнил племянницу Семёна Нору Келль, а, значит фактически вошёл в их семью.

В Петербурге Хакима возила голубая «Хонда-аккорд», которая, сорвавшись с места, улетела по Невскому к Адмиралтейству. Старик хитрил – не так уж он и торопился в аэропорт; но в данном случае это не имело особого значения. В конце концов, у каждого здесь были свои тайны, за которые они щедро платили чужими жизнями. Главное было сохранить в неприкосновенности свою собственную.

– Разрешите тоже покинуть вас, Семён. Думаю, что нужды во мне у вас уже нет. Я обещал быть дома в одиннадцать. У меня проблемы – невестка суррогатом отравилась…

– Ах, вот оно что? – Уссер очень удивился. – А я думал, что Регина Рейновна ревнует. Такой завидный муж – только гляди за ним!

– Как раз этой проблемы у неё нет, хотя других – навалом! – ухмыльнулся Готтхильф.

– Она вас великодушно простит, – напророчил Уссер. – Раз вы снова сошлись, значит, испытываете влечение друг к другу.

– Я сам себе не прощу того, что не разговаривал нормально с дочерью уже две недели…

Готтхильф был недоволен тем обстоятельством, что за рулём его автомобиля сегодня будет сидеть чужой человек, а не Тим. Тот умчался в Сестрорецк, в сороковую больницу, куда отвезли супругу Татьяну, отравившуюся метанолом. Филипп Семёну не лгал – всё действительно так и произошло. Вчера в Песочный явился какой-то мальчишка на мопеде и крикнул через забор, что тетя Таня лежит без сознания, вся холодная, и еле дышит.

Тим немедленно предположил, что жена из-за отсутствия нормального алкоголя наглоталась какой-то отравы. И вместе с сыном Генрихом на «Волге» брата поехал выручать её. Готтхильф, обругав их всех, включая брата, русскими и немецкими словами, вызвал резервного водилу из Питера. Ведь надо же постараться, при Тимкиных-то данных жениться на алкоголичке! Ладно, что сын получился не идиот, но зато хулиган и двоечник…

– Вы так дружны с дочкой? – удивился Уссер. – Обычно отцы стараются быть от детей подальше. Ей же всего тринадцать, кажется…

– Да, но Магда – замечательная девчонка! Я завтра хотел лично отвезти её в школу, поговорить по дороге. Регина закрутилась в Песочном с хозяйством, и надо помочь. Говорит, что легче целый месяц ходить с иностранцами по Эрмитажу, чем один день проработать на подворье. А ведь в Эстонии её предки были именно крестьянами, вернее, фермерами.

– Что ж, Филипп, счастливого вам пути! – искренне пожелал Уссер. – Вам бы батраков завести, а не самим ломаться…

– Нет уж, лишние люди всегда доставляют неудобства, – возразил Филипп.

– Дело ваше, – покладисто произнёс Уссер. – Я позвоню вам утром. Алик, охрану Филиппа Адольфовича сюда…

На сей раз уже Али Мамедов проследил, как в сторону Марсова поля завернул ставший в ночи чёрным «БМВ-Зет-1»…

* * *

– Ну что ж, Алик, а мы продолжим свои труды праведные. – Уссер погасил недокуренную сигару. – Кликни-ка Солодовникова и Шурдута. Кроме того, мне срочно нужен Воронин. Где бы ни был, пусть сейчас же едет сюда.

– Вас понял.

Мамедов, избавившись от гостей шефа, скинул пиджак и засучил рукава голубой рубашки, обнажил жилистые, заросшие густым волосом руки. Совсем недавно распахнутые глаза его сузились, и выражение злой сосредоточенности сменило взгляд наивного романтика. Гибкий стан Али, казалось, можно было завязать узлом.

– А ты здорово похож на одного нашего мусорка, – бросив на Мамедова косой взгляд, произнёс Уссер. – И голос точно такой же. Прямо двойня, в натуре…

– На какого мусорка? – Али вздрогнул, и лоб его заблестел от пота.

– Не бойся! – засмеялся Уссер. – Я же говорю – только похож. Иначе шиш бы я разрешил своей племяннице с тобой спать. Есть на Литейном такой Саша Минц, по кличке Каракурт. Он не родня тебе?

– Минц? – Али дёрнул заросшей губой. – Нет, шеф, у меня здесь родственников нет. Я – коренной бакинец.

– Ну, ладно… А всё-таки интересно. Вызывай ребят…

Через десять минут в гостиную, предварительно постучав, вошли два молодых человека. Один был плотный, высокий, с расчёсанными на косой пробор рыжеватыми волосами и веснушчатым лицом; одетый в кожаный пиджак и серые джинсы. Когда он остановился у накрытого столика, где шеф закусывал «Мартини» жареными орешками, из-под пиджака высунулась кожаная наплечная кобура.

Али Мамедов, отложив огрызок груши и отставив свой бокал, подошёл к нему и грубо дёрнул ремень. Кобура пропала, а парень виновато потупил глаза.

– Ты, Паша, тут не в Афганистане! – Али поднял его подбородок на кулак. – «Пушку» на пузо не вешай!

В воспитательных целях Мамедов несильно нажал костяшками пальцев на адамово яблоко Павла, но тот всё-таки закашлялся.

Другой вошедший, такой же здоровенный, только с чёрными усиками над полными губами, проверил свой внешний вид, проглотил слюну и встал по стойке «смирно». Этот был тоже в кожанке, но джинсы выбрал синие. Оба смотрели не на шефа или его фаворита, а на погашенную хрустальную люстру, подвески которой всё равно переливались.

Али усмехнулся и сел рядом с Уссером в кресло уехавшего Готтхильфа.

– Вот что, братцы! – Семён Ильич исподлобья изучал напряжённые лица ребят. – Всегда полезно поговорить с умными людьми. Мои предположения подтвердились, поэтому в эту ночь вам спать не придётся. Ничего, наверстаете в другой раз. Ляляки все в сторону, иначе будет худо. Итак!

Уссер постучал костяшками пальцев по столу. Тень скользнула по его лицу, красноватому при свете торшера.

– Сейчас у нас начало одиннадцатого. Паша, ты сию минуту звонишь на телецентр и узнаёшь, там ли Андрей Озирский. По моим сведениям, он не так давно туда приехал. Скажи, что ты из милиции, и он тебе нужен. Разумеется, не ему лично, а тому, кто снимет трубку. Если пойдут его звать, тут же исчезай. На всякий случай, расставь посты около его квартир – в Ульянке и на Фонтанке. Он сейчас в процессе переезда – на два дома живёт. Куда двинет ночевать, я не знаю. Мать с детьми ещё не перевёз на новое место, потому что ремонт не закончен. Если он не появится ни там, ни там, кровь из носу, но узнай, куда его чёрт унёс. Озирского мы не должны сейчас терять из виду ни на минуту. Каждый шаг его будет контролироваться моими людьми. Ночью не так много народу по улицам шляется, так что особого труда это не составит…

Уссер немного помолчал, отпил ещё вермута, чтобы промочить пересохшее горло. Трое его слушателей почтительно молчали.

– Паша, плёнки не жалей. Фотографируй каждого, кто покажется тебе подозрительным. Андрей может сперва войти к себе в дом, а потом выйти. В таком разе сейчас же садитесь к нему на хвост и не отпускайте, пусть хоть конец света будет. Я тебе всех своих людей отдаю на эту ночь.

– Понятно, шеф! – Парни одновременно наклонили головы.

– Мне нужно узнать, с кем встретится Озирский сегодняшней ночью. Поэтому вы оба его ищите, ройте носами землю, блюйте юшкой, но чтобы всё было в порядке! По рации держите связь с Али. Вопросы есть?

– Нет! – гаркнули в две глотки бравые ребята.

– Тогда приступайте! – Уссер махнул рукой в сторону окна. – По пустякам нас не беспокойте, но и не забывайте свой шесток. И притом надо, чтобы Озирский – ни сном, ни духом… Свободны.

Когда Шурдут и Солодовников ушли, Семён Ильич закашлялся и сплюнул в платок. Али услужливо подал ему высокий тонкостенный стакан с водой.

– Вот базука-то, Алик, а делать нечего! Благодарю. – Уссер отдал Мамедову пустой стакан. – Воронина нашли?

– Скоро будет. – Али сел в низкое кресло и вытянул вперёд длинные ноги. – Повезло, что удалось его застать. Это не всегда получается.

– Его хаза где? – Уссер достал из кармана маленькую бутылочку, открыл её и понюхал.

– У Володарского моста, на улице Бабушкина. Двухкомнатная «сталинка», съёмная. Надо куда-то баб водить, если к ним нельзя…

– Конечно, – согласился Уссер. – «Тачка» у Воронина какая?

– Наша «Волга» двадцать один ноль девяносто девять. Неплохо для начала.

В дверь постучали – энергично и вместе с тем корректно. В охраняемой квартире были только свои, многократно проверенные, и потому Уссер с Мамедовым даже не вздрогнули.

– Заходи! – крикнул Семён Ильич и снова раскашлялся.

Дверь тихо скрипнула, и в комнату ступил Игорь Воронин, о котором они только что говорили. Высокий, белокожий, с точёным носом и маленьким ртом, с копной волос цвета спелой ржи, он как нельзя лучше соответствовал своей роли в труппе Уссера.

– Садись, Игорёк, закуривай. Выпить не предлагаю – тебе всю ночь работать. Быстро ты доехал – я не ожидал.

– «Коку» ему, наверное, можно, – пожалел Воронина Мамедов. – А то нехорошо получается. Сидит человек у накрытого стола и ничего не пьёт…

Воронин, в отличие от других, достоинства не терял, подобострастия не демонстрировал. Открыв сигарный ящик, он выбрал себе «Мальборо» и наклонился к зажигалке Али.

На звон колокольчика вошла усталая Валерия и через две минуты принесла «кока-колу». Игорь моментально открыл банку и разом всё выпил – видимо, у него тоже пересохло в горле. Уссер смотрел на него и думал, что перед таким молодцем не устоит ни одна современная девица. Его высоковольтный поцелуй пережигает любые женские предохранители. Кроме того, в лице Воронина преступный мир приобрёл столько же, сколько потеряла сцена, и Семён сам откровенно наслаждался его игрой.

– Али приказал явиться срочно, – пожал плечами Воронин. – Серьёзное дело намечается?

– Серьёзнее некуда, – подтвердил его догадку Уссер. – Ты должен как можно скорее встретиться со своей любовницей и провести у неё ночь.

Воронин удивлённо приподнял тяжелые веки. Серые глаза его были тусклыми, почти больными.

– С кем именно? У меня их много.

– С Дашей Грачёвой, – пояснил Семён Ильич. – Как она тебе, нравится?

– Не особенно, шеф, – честно признался Воронин. – По своей воле ни за что не стал бы с ней встречаться.

– Почему же? – Уссер даже отвесил челюсть. – Знойная девушка, изящная, как лоза! И молоденькая – ещё семнадцати нет… Или как раз неопытная юность мешает?

– В её случае никакой опыт не нужен – всё заложено от природы, – со знанием дела ответил Воронин. Он потряс пустую банку из-под кока-колы, а потом налил себе воды. – Она вообще-то на любителя. Таких называют ненасытными. Её не нужно завоёвывать, даже в шутку, как других. Дарья всегда готова отдаться – хоть посреди Невского. Лично мне противна такая животная страсть. Если Дарья теряет человеческий облик сейчас, то в какую же маньячку она превратится потом? Такие женщины незаменимы для импотентов, которые уже не в состоянии никого возбудить. А эта заводится с полуобъятия. Она ведь целка была, когда я её впервые трахнул. А вела себя, как последняя шлюха. Ни стыда, ни страха – я даже сам чуть не лопухнулся. Думал – девушка, уговаривать придётся, да ещё ничего не выйдет. Не успел брюки расстегнуть, а она уже голая стоит… Впрочем, – подвёл итог Воронин, – я всегда исполню ваш приказ. Мне за это деньги платят.

Уссер, закинув ногу на ногу, с сальной улыбкой слушал Игоря и вспоминал, как полгода назад они встретились. «Авторитет» переманил к себе одного из самых крутых рэкетиров с Невского, мастера спорта по боксу, знающего толк и в русском рукопашном бое. Игорь был бригадиром, время от времени проверяющим работу рядовых бойцов.

Семён Ильич заметил его в марте, прогуливаясь мимо развешанных на ограде у «Катькиного садика» картин вольных художников. Тогда же и обратил внимание на рослого красавца, который подрулил к тротуару на серой «Волге». Воронин явился напомнить зарвавшимся неплательщикам о том, что жизнь у всех одна.

Уссер прервал сакраментальное выяснение отношений и предложил Игорю куда более приятную, совсем не пыльную работёнку – подсадного любовника. Воронин, посоветовавшись со своим паханом, стоявшим на иерархической лестнице куда ниже Уссера, согласился. Разумеется, пришлось передать хозяину солидную сумму в качестве выкупа. С тех пор Воронин служил Уссеру верой и правдой, и ни разу не пожалел о своём решении.

Две недели назад, когда после августовских событий все стояли на ушах, Семён Ильич поручил Игорю очень ответственную миссию – соблазнить младшую сестру Всеволода Грачёва, заместителя начальника того самого отдела, которым раньше командовал Захар Горбовский. А сейчас, когда новый шеф, Геннадий Петренко, уехал в заграничную командировку, Всеволод исполнял его обязанности. Стало быть, информация об эшелоне мимо него пройти никак не могла.

Грачёв должен был встретиться с Озирским ночью или ранним утром, потому что такое дело не терпело отлагательств. Андрей в последнее время часто навешал квартиру Всеволода на Кировском проспекте, и сегодня тоже должен был непременно появиться там. Но прежде ему нужно было встретиться с агентом. Для того чтобы узнать на сей счёт как можно больше. Уссер и поставил на ноги весь свой личный состав.

– Я слышал, что её папаша объездил всех баб на Литейном, да и в других местах отметился тоже. Настоящий, блин, Казанова, хоть и герой Великой Отечественной войны! – вспомнил Али Мамедов. – Как говорится, яблочко всё в яблоньку. Ты уж потерпи, дружок, сделай всё, как ей надо. А шеф тебя вознаградит, и найдёшь себе нормальную «тёлку». Расслабишься, душой и телом отдохнёшь…

Али между делом щёлкал кнопками прибора, похожего на маленький плейер, а потом присоединил к нему наушники.

– Надеюсь, – вздохнул Воронин. – А что я должен делать? Ну, кроме того самого?

Мамедов протянул ему приёмник, взглянул на Уссера. Тот опустил веки, доверяя молодому другу провести инструктаж.

Али мимолётно улыбнулся:

– Видишь, Игорь? Машинка ничем не отличается от японского плейера. На самом же деле это самое на данный момент совершенное подслушивающее устройство, тоже японское. Привет от покойного Валентина Додонова. Спальня Даши, ты говорил, граничит с комнатой её брата? Или я что-то путаю?

– Не путаете, это действительно так.

– И тахта твоей возлюбленной стоит как раз около общей стены? – продолжал Мамедов вкрадчивым голосом.

– Да, но у Грачёва в комнате я не бывал. Они не в столь хороших отношениях с сестрой, чтобы она меня ему представляла.

– Боже упаси! – испугался Уссер. – Этого как раз не нужно. А что, они ругаются меж собой?

– Сам я не слышал, но похоже на это. Дарья говорила, что брательник её всегда был не сахар. А уж когда стал замом начальника отдела, вообще с катушек полетел. На домашних шипит, весь смурной шляется. Дарья мечтает, чтобы он поскорее свалил к своей марьяне в Купчино. Лилия её, вроде, звать. Кажется, хотят брачеваться. Когда Севка дома, Дарья прямо-таки задыхается. Она очень боится, что братец меня у неё обнаружит и на месте пристрелит…

– Ого! – восхищённо сказал Мамедов. – Ничего себе! Он что, способен на такое? Прямо в своём доме?

– Дарья уверена, что он бешеный, и способен на всё. Так что я реально рискую. – Воронин явно набивался на премию.

– Ну и деточки у Михал Иваныча, один другого краше, – покачал головой Уссер. – Он тоже бешеный был, мочил, как на фронте. И припадки его колотили частенько. Ты уж, Игорёк, как-нибудь там поосторожнее. Проберись незамеченным – мне афганистаны не нужны, особенно этой ночью. Возможно, что ничего особенно и не случится, но всё-таки… Алик, продолжай. – Уссер зевнул. – Что-то мне спать хочется. Устал сегодня…

– Ты там особенно не вырубайся, возьми себя в руки. – Мамедов надел наушники и вдруг счастливо, ослепительно улыбнулся. – Вот это техника! Слава человеческому гению… Я, представьте себе, слышу, о чём беседуют два алкаша в подворотне. Один другому не отдаёт одолженный червонец, и. кажется, назревает драка. А это ведь гораздо дальше, чем просто за стеной. Порядок, Игорь! Акустика превосходная – я даже не ожидал. Думал, что сказки рассказывают. Значит так, берёшь машинку в постель. Время от времени будешь прослушивать соседнюю комнату – особенно если туда кто-то пожалует. Мощность можешь убавить, а то шумы улицы будут помехой. Дарье скажешь, что привык в это время слушать музыку. Тщательнейшим образом запоминай всё, что там услышишь. Как только сможешь, сразу же уходи оттуда и докладывай мне о результатах. Семён Ильич нуждается в отдыхе, но в любом случае я ему сообщу. Поскольку задание крайне ответственное, с Дарьей ничего не пей. Сошлись на спортивный режим. У неё дома, надеюсь, никто не догадывается о твоём существовании?

– Думаю, что никто, – уверенно ответил Воронин. – Она всегда приводит меня в свою комнату поздно вечером. Мамаша считает свою доченьку скромницей, и сама – великая ханжа. Бабке вообще всё до фени. Вот только брата я опасаюсь, но он появляется вечером или ночью, а рано утром опять уезжает. Мы с ним, по счастью, всегда разминаемся.

– Ладно, кончаем пролог, начинаем первое действие! – скомандовал Мамедов. – Сейчас же найти Дарью, упади ей в ноги, изобрази бешеную страсть. Делай, что хочешь, лишь бы сегодня попасть к ней в постель. И непременно в квартиру, иначе смысла нет! Где девушка сейчас, ты знаешь?

– Думаю, что в кафе «Бродячая собака». Для училища-то уже поздно.

– Что это ещё за кафе такое? – заинтересовался Уссер.

– У Малого оперного театра. Там собирается молодёжь – непризнанные гении, – пояснил Али Мамедов, плеснув себе коньяк на донышко бокала. – А Даша что в нём забыла? Вроде, в «Собаке» тусуются литераторы…

– Она показывала там свои статейки по искусствоведению. Кроме того, имеет там друзей-приятелей. Дома Дарье скучно, а в кафе она, как рыба в воде.

– Ясно. – Мамедов выпил коньяк и поднялся с кресла и передал Воронину приёмник. – Игорь, пойдём, я тебя провожу. – Спрячь подальше – вещь бесценная. Постарайся побыстрее вернуться – ещё будешь нужен. Ни в какие разборки с Грачёвым не ввязывайся – можешь всё испортить Живее спроворь дело, будь другом. Как говорится, в Израиль – и обратно. – Мамедов ударил Воронина ладонью по плечу, подмигнул ему и закрыл дверь.

Когда Али вернулся в комнату, Уссер курил сигару, глядя в окно. Он услышал шаги и заговорил, даже не обернувшись.

– Может быть, к Грачёву приедет не Озирский, а кто-то другой. Да и с Андреем, вполне вероятно, встретится не тот, кто выведал информацию. – Семён Ильич позвякал брелоком с ключами от сейфа, надетым на палец. – Но вряд ли у них что-то получится без чертежа. Ничего, Алик, если вы будем иметь хоть одного человечка из агентуры. В итоге он попадётся к нам в руки. Через некоторое время, если у Воронина всё сложится, мы возьмём в оборот посвящённое лицо и постараемся сделать его разговорчивым. Когда возвращается Татарин?

– Двадцать первого. Семён Ильич. – Глаза Мамедова опять подёрнулись поволокой.

– Вот и отлично! Дадим ему в помощь своих ребят, которые крови не боятся, и пусть они занимаются агентом. Ну что, доктор Мамедов, устали, небось? – хитро подмигнул Уссер.

– Да, день был тяжёлый, – не стал отрицать Али.

Он потянулся, с наслаждением разминая плечи т торс. В это время в комнату вихрем ворвался кудрявый темноглазый мальчик лет семи. Бойко топая ножками, он накинулся на Семёна Ильича и ткнулся губами в его щёку. Следом за ним не спеша вошла высокая, стройная женщина с лицом Мадонны, одетая в очень красивый пеньюар – изумрудно-бирюзовый с лебединой опушкой по рукавам и вороту. В ушах женщины мягко светились крупные дымчатые жемчужины.

– Оскарчик выполняет ежевечерний ритуал – желает дедушке спокойной ночи и целует его…

Женщина, не стесняясь ни Уссера, ни мальчика, обвила руками шею Мамедова и прижалась к нему грудью. В высокой причёске красавицы переливались крохотные стразы, а тело трепетало под тонким атласом.

– Алик, пойдём в спальню? Я по тебе соскучилась!

Она обернулась к Уссеру, который играл с прехорошеньким мальчиком. Дядя, понимающе глядя на племянницу, всё-таки остановил её.

– Нора, подожди немного, нам нужно закончить разговор. А потом он будет весь твой. – Уссер бережно спустил мальчика с рук. – Иди, внучек, не шали, маму слушайся. Если будешь умницей, дедушка сделает тебе ко дню рождения шикарный подарок!

– Какой подарок? – встрепенулся ребёнок. – Дедушка, ну скажи!

Он запрыгал на одной ножке вкруг кресла Уссера. Нора поймала его и увела спать, но сама в это время ласкала взглядом Али.

– Что же это за подарок, сынок, если ты за три недели будешь знать?

Нора продолжала увещевать ноющего сыночка уже в коридоре. Уссер, продолжая по-отечески улыбаться, посмотрел на Мамедова новым, родственным взглядом.

– Любит тебя племянница… А с мужем у неё так и склеилось. На Элеонору трудно угодить, так что поздравляю. Может быть, вскорости я вас и благословлю. Станем одной семьёй, соединим капиталы. Меня интересует твоя богатая нефтью родина. Тебя, надеюсь, привлекает возможность развернуться в Питере. Между прочим, Нора уже закидывала удочку насчёт свадьбы. Ты с прежней женой развёлся, Алик?

– Ещё в прошлом году, – пожал плечами Мамедов. – Гульнара подала сама, я не настаивал. – Он взял с кресла свой белый пиджак, закинул его за плечо. – Её отец, человек советской формации, терпеть меня не может. С сыном видеться не разрешает. Ренату уже два с половиной года, а я помню его только новорождённым…