Княжеский крест

– Не бойся, сынок, не наломаю, – неожиданно прозвучал голос отца, который подошел сзади, проводив Александру с детьми в княжеские палаты. – С татарами говорить с норовом – только себе вредить. Мне надобно получить от татарских ханов ярлык на правление княжествами. А ради этого я буду мудрым как змей и прост как голубь. Я думаю заключить с татарами мир, в битве нам с ними тягаться еще рановато. Надо еще Русь объединить, только тогда мы будем силой, которая станет противостоять им. Иначе они придут и разорят, и пожгут наши земли, города и поселения.

– Неужели, батюшка, ты хочешь с татарами мир водить, а не бить и уничтожать их любым способом? – возразил Андрей. – Я никогда не смирюсь с этими косоглазыми и буду уничтожать их всеми силами.

– И будет с твоей стороны очень глупо. Как только татары узнают, что ты с ними собираешься воевать, сразу же пошлют тьму, а может быть, и не одну. И вряд ли ты со своей дружиной устоишь против них. Только навлечешь на себя беду, – сказал Константин.

– Хватит, сыны мои, говорить, пойдемте в гридницу. Надо гостей наших угощать. Вон Александр с дороги устал и, наверно, есть хочет. Про татар можно говорить сколько угодно, только нам от этого лучше не будет. О них мы потом поговорим поподробней. Константин почти два года у них находился. Все про них знает, потом обо всем нам расскажет, – и, обняв сына за плечи, повел его в княжеские палаты, увлекая за собой остальных сыновей.

– Я ведь не распорядился, чтобы мою дружину покормили, заговорили совсем меня братья с этими татарами, – вдруг остановился Александр.

– Не волнуйся, сын, я уже распорядился, чтобы твои воины хорошо покушали и напоены были медами.

Александр с благодарностью посмотрел на великого князя, ответил:

– Ты, как всегда, отец, прежде всего думаешь о дружине, чтобы они были сыты и хорошо отдохнули.

– Да уж, сын, вся моя жизнь прошла в походах, поэтому привык заботиться о своих ратниках. А у тебя витязи как на подбор. Я смотрю, что многие из них, еще когда ты был подростком, в твоей малой дружине служили. Я сам набирал крепких ребят твоего возраста. А сейчас стали настоящими богатырями. Уделил бы мне десятка два таких витязей для сопровождения в татарское логово.

Александр молчал, не говоря ни да ни нет.

– Что молчишь?

– Я не думаю, отец, что у тебя в дружине хорошие воины извелись, – улыбаясь, ответил молодой князь, – я сам у тебя хотел попросить на помощь часть твоей дружины для будущего похода.

– Никак в поход опять собрался? Кого же громить в этот раз?

– Литовцы опять зашевелились. Делают набеги на Смоленскую, Витебскую, Псковскую и Новгородскую земли. Надо проучить литовцев и отбить у них охоту грабить наши земли.

– Папские воины тоже не успокаиваются. Все мечтают от Руси отхватить лакомый кусочек, – грустно сказал Ярослав и добавил: – И время-то выбрали такое, когда мне надо ехать в Орду.

– Я один с ними справлюсь, вот тебя провожу и сразу же в поход двинусь.

– Ладно, Александр, хватит о наших врагах, идем в палату, там уже столы накрыты с шипучими медами и яствами. – Потом с грустью вдруг сказал: – На могиле вашей матери и жены моей Феодосии побывать бы. Да далеко до Новгорода, не ускачешь. А хотелось бы перед дальней дорогой. Уж больше года как она умерла, а я все еще не нахожу себе места. Славная была княгиня, помогала мне вести все хозяйственные дела, а сейчас все в запустении. Вот приеду от татар, надобно все приводить в порядок.

Отец и сын вошли в гридницу, где были накрыты широкие столы, где красовались уже зажаренная дичь, разные закуски, сладости, вино и русские меды. Княжеские скоморохи грянули веселую музыку. Заиграли сопели, ударили бубны и накры, закрутились в веселой пляске шуты. Князь Ярослав любил веселую музыку, и скоморохи это знали, поэтому старались угодить великому князю.

Ярослав Всеволодович и Александр сели за стол, за которым уже сидела вся княжеская семья. Великий князь произнес:

– Давно мы уже вместе не собирались, чтобы повеселиться и от души поговорить. Кто знает, придется ли еще нам всем пировать за одним столом, один Господь ведает.

3

В этом году зимние холода наступили рано. Было только начало декабря, а морозы ударили крепкие. Реки и озера покрылись толстым слоем льда, что значительно облегчало путь через реки посланникам папы Иннокентия IV в Орду и далее в Каракорум в монголо-татарскую империю. От длинной и утомительной дороги, которую проделали кардиналы и монахи-иезуиты, все очень устали. Они молили Бога, чтобы она скорее кончилась. Путники ехали в крытых повозках и верхом на лошадях. Изнуренные дорогой лошади медленно тащились по равнине. Кругом была унылая степь, запорошенная снегом. Только иногда в оврагах и по берегам попадающихся речушек виднелись ивы и небольшие кустарники да высохшие камыши у берегов озер. Сухой ковыль, еще не спрятавшись под мелким снегом, колыхался под дуновением ветра, пробиравшего путников до костей. Католики кутались в свои плащи с капюшонами, надев под них все теплые вещи, которые у них были. Но холод проникал повсюду. Путники, чтобы не замерзнуть совсем, часто выскакивали из своих повозок и шли рядом, чтобы согреться при ходьбе, а когда была возможность, останавливали свой караван, ставили повозки кругом, зажигали костер, грелись и готовили горячую пищу. Путь их был нелегок. Кроме всех трудностей, которые они встречали на своем пути, им часто докучали татарские разъезды, рыскающие по бескрайней степи в поисках добычи. Тогда служителям церкви приходилось с трудом отбиваться от наглых и назойливых татар и даже вставать в оборону, вытащив оружие из-под плащей. Каждый иезуит прекрасно владел мечом и мог постоять за себя, но до кровопролитной драки дело не доходило, так как кардиналы сразу же приводили толмача, который сопровождал их в пути. Тот объяснял им, что это посланники римского папы, и показывал подорожную, при – сланную ханом Бату главе церкви Иннокентию, для свободного продвижения послов. Тогда татары требовали от путников подарков. На этот случай у монахов были заготовлены всякие безделушки из меди и цветного стекла.

Всякая дорога, какая бы она ни была длинная, заканчивается. Уже к полудню путники на горизонте увидели татарскую столицу.

Вильгельм Рубрук велел всех предупредить, чтобы были готовы ко всяким неожиданностям. Из рассказов монахов он уже знал, что татарские воины, которые рыщут вокруг города, способны на все. Он обратился к кардиналам и монахам:

– Братья, сейчас начинается самое трудное. Ведите себя спокойно, не вступайте с воинами хана в разговоры, будьте осторожны. Не вздумайте обнажать оружие против татарских воинов. Иначе все для нас может кончиться очень плохо. Все разговоры будем вести через толмача.

– А если они полезут в наши повозки и начнут грабить, что тогда делать?

– Конечно, они будут вести себя как победители и, действительно, постараются взять у нас что-нибудь. Поэтому давайте всякие безделушки и заготовленные для такого случая недорогие яркие ткани, но самое главное – берегите, чтобы они не отобрали подарок хану Батыю от нашего папы римского.

– Да уж мы его и так упрятали на дно телеги, заложили шкурами, – ответил, кутаясь от холода в свой плащ, кардинал Иоанн де Поликарпо.

Вильгельм Рубрук повернулся и, обратившись к иезуиту Вергилио, попросил:

– Пересядь на верховую лошадь, объезжай все возки и попроси всех, чтобы были настороже.

В это время Плано Карпине, выглянув из возка, испуганно сообщил:

– Ну вот, к нам и гости пожаловали!

Все притихли, растерянно поглядывая друг на друга, кардинал Вильгельм, взглянув на своих спутников, улыбнулся и мужественно сказал:

– Что приуныли? Ничего не бойтесь. Привыкайте к бесцеремонности воинов великого хана Бату.

Послышался топот копыт, всхрапывание лошадей. Караван остановился, а татарские свирепого вида всадники закружили вокруг возков, потрясая короткими копьями, кричали:

– Кху, кху, кху…!

Монгольские воины, одетые в длиннополые шубы, с остроконечными меховыми шапками на голове, с темными безбородыми лицами, раскосыми глазами, кружили вокруг крытых телег на небольших лохматых лошадях с длинными гривами.

Вильгельм Рубрук, обращаясь к толмачу, спросил:

– Узнай у них, чего они хотят и где их военачальник.

Толмач выскочил из возка, замахал руками и громко стал кричать по-татарски.

Вскоре от всадников отделился воин на пегом жеребце, подъехал вплотную и заговорил с толмачом.

– Что он говорит? – с нетерпением спросил кардинал.

– Он говорит, что он нукер Бурунтай непобедимого Синхана. Что его воины вправе как победители взять у нас все, что они захотят, а если мы будем сопротивляться, то нас лишат жизни и отдадут собакам на съедение.

Видя, что дело принимает крутой оборот, кардинал взял подорожную от Бату-хана, вылез из возка и подошел к всаднику, который значительно отличался от своих воинов. На голове у него был шлем, из-под добротной шубы видна была чешуйчатая кольчуга, на боку пристегнут кривой меч. В руках он держал короткое копье. Завидев кардинала, он с любопытством стал разглядывать своими раскосыми жадными глазами Вильгельма, как бы оценивая его. И, видимо, одетый в простой грубой шерсти плащ с капюшоном, подпоясанным простой веревкой, служитель церкви не произвел впечатления на начальника монголо-татарских воинов. Он усмехнулся и, показывая на кардинала, спросил у толмача:

– Что он хочет сказать багатуру непобедимого великого Бату-хана?

Кардинал стал говорить, обращаясь к знатному воину и показывая подорожную от хана Батыя:

– Мы прошли долгий и трудный путь от самого моря. Мы служители католической римской церкви и пришли к вам с миром по приглашению самого Бату-хана. Мы устали от долгого пути и просим непобедимого багатура проводить нас к великому и всемогущему владыке Бату-хану.

Воин нагнулся, взял из рук кардинала подорожную, внимательно осмотрел ее, зацокал языком, произнес:

– Кху, кху …! – и, обернувшись к своим воинам, крикнул.

Татарские воины, которые уже полезли в возки и стали прибирать к рукам все, что им понравилось, тут же замерли, кто где находился.

– Что он им сказал? – с удивлением спросил Вильгельм у толмача.

– Внимание и повиновение, – ответил переводчик.

Знатный воин, обращаясь к кардиналу, заговорил, толмач тут же переводил:

– Хорошо, мы вас проводим к великому хану, и больше вас никто не тронет, но то, что мои воины успели взять у вас, не возвращается. Непобедимые воины не должны никому возвращать свою добычу, – повернувшись к своим воинам, что-то крикнул, те быстро вскочили на своих лошадей, напряженно ожидая, что им скажет начальник.

Только католики, окруженные татарскими воинами, двинулись в путь, как неожиданно из-за холма выскочил всадник, мчавшийся во весь опор.

Сначала никто не понял, что это за человек мчится в бешеной скачке. Завидев путешественников, окруженных татарскими воинами, он свернул в обширную балку, поросшую деревьями и кустарниками. Через некоторое время появилась еще группа всадников. Увидев караван, сопровождаемый татарскими воинами, они остановили разгоряченных коней, восклицая:

– Ай-вах, ай-вах…! – и торопливо заговорили на своем языке. Знатный воин, выслушав их, стал кричать на преследователей, часто употребляя слово «Мишка». Те, понуро опустив головы, смиренно выслушивали его. Затем знатный воин показал им, где скрылся всадник, резко крикнул что-то по-татарски.

Плано Карпине, обратившись к переводчику, спросил:

– Что там у них случилось?

– Они говорят, что русский пленный Мишка подкараулил и удушил татарского воина. Переоделся в его одежду, взял его оружие, коня и пустился в бега. Бурунтай очень недоволен тем, что сбежал хороший мастер, что только он знал секрет изготовления булатных крепких и острых мечей. Показал, куда ускакал беглец. Затем крикнул им, что если они не поймают беглеца, то все будут казнены.

– Да, – только и мог вымолвить Карпине, выслушав речь переводчика, и добавил: – Жестокие законы у варваров, поэтому немудрено, что они берут любые города и крепости. Нашим бы рыцарям у них поучиться.

– Нашим рыцарям против этих варваров в степи не устоять. Бату-хан со своим войском почти беспрепятственно прошел всю Европу до самого моря, еще бы немного – и дошел до Рима, если бы не разругался со своими ханами из-за власти, а те, обидевшись на него, покинули войско и увели назад в степь своих воинов, – сказал Карпине.

На некоторое время путники замолчали, каждый думая о своем. Наконец, первым заговорил иезуит Вергилио:

– Трудна будет наша миссия у татар.

– Никто не говорит, что легкая, но ради Иисуса и нашей веры мы должны вытерпеть все и, если понадобится, не пожалеть даже своей жизни! – высокопарно произнес кардинал Карпине.

Рубрук на эти слова ярого служителя церкви усмехнулся и спокойно произнес:

– Не надо, братья мои, жертвовать жизнями. Надо ульстить татарских ханов, ухитриться сделать так, чтобы они поверили в нас как в своих друзей. И самое главное – научиться влиять на их политику в нашу пользу. Нам надо стать нужными ханам людьми и сделать так, чтобы они не помышляли о новом походе по Европе, где находится наша паства. А стремиться стравить татар с непокорными княжествами Литовским, Галицким и особенно Новгородским.

Вскоре караван стал въезжать в город. Послышалась незнакомая разноязычная речь. Лай собак. Крики торговцев и менял. Жалобные стоны рабов, подгоняемых плетьми надсмотрщиков.

Католики стали выглядывать из своих возков, с интересом и удивлением рассматривать жилища жителей Орды. Это были круглые, плетеные из прутьев сооружения с отверстиями наверху, из которых кое-где шел дымок. Почти все эти домики стояли на колесах с навешанными у входа пестрыми тканями. Причем домики эти имели довольно внушительные объемы.

– Неужели они свои жилища постоянно возят на колесах? – с немалым удивлением воскликнул Вергилио.

– Да, эти домики на колесах, татарам в них удобно кочевать. Эти жилища у них называются юртами. Они покрываются войлоком, пропитанным салом, чтобы скатывался снег и дождь. Войлок они пропитывают еще известью или землей, поэтому юрты у них черные или белые, – пояснил католикам толмач.

Возки, окруженные татарскими воинами, долго ехали между юртами. Вильгельм с нетерпением спросил у толмача:

– Скоро ли мы прибудем на место? И неужели мы будем жить тоже в этих юртах?

– Орда – большое поселение, поэтому мне неведомо, когда мы прибудем на место. Это зависит от того, куда вас определят ханские начальники. А жить вы будете, конечно, в юрте. Там вам понравится. Эти домики теплые, внутри они обтянуты шкурами и коврами. У них каменных домов, как у вас, нет. Есть только Золотой дворец, выстроенный китайскими мастерами для Бату-хана, и то он предпочитает жить больше в юрте, чем в своем дворце. Вон взгляните на Золотой домик Бату-хана, – указал переводчик.

Все выглянули из возка и увидели в пелене низко стелющегося дыма, идущего из юрт, величественный Золотой дворец хана. Он был искусно выстроен мастерами с множеством башенок, с балкончиками и террасами.

– Просто великолепно! – воскликнул иезуит Вергилио и с удивлением добавил: – И хан предпочитает этому великолепному дворцу юрту?

– Татаро-монголы кочевники, и они с малых лет привыкли жить в юртах, постоянно передвигаясь по степи. Поэтому для них милее их жилья из войлока и шкур нет. Хан также привык жить на вольном воздухе и говорит, что в помещении он задыхается, ему кажется, что стены на него давят. Он иногда посещает свой Золотой дом на колесах, но спать ложится обязательно в юрте. Скоро вы обо всем узнаете и многому перестанете удивляться, – пояснил толмач.

Караван возков неожиданно остановился у трех юрт, стоящих рядом.

Бурунтай позвал переводчика и долго говорил ему по-татарски, то и дело показывая на юрты и путешественников. Затем он что-то крикнул своим воинам, и около десятка монголов соскочили с лошадей и заняли места у юрт для охранения. Сам же военачальник с остальными всадниками легкой рысью отправился по своим делам.

– Что он тебе сказал? – спросил переводчика кардинал Вильгельм.

– Велел располагаться в этих юртах. Здесь мы будем жить. Как только устроимся, татарские воины разожгут нам огонь и станут стеречь наш покой, – ответил переводчик.

– Что нас охранять? – с удивлением спросил кардинал.

– Если не будут охранять, то любой воин великого хана вправе зайти в вашу юрту и взять, что ему попадет под руку. Так что к утру у вас заберут все, даже одежду снимут, если она им понравится, – пояснил переводчик Гавино.

– Почему так все происходит? Неужели у татар нет никаких законов и ограничений? – возмутился Вергилио.

– Конечно, есть, и очень строгие. За воровство друг у друга их лишают жизни. Если человек выдает себя за посла, а не является им, его тоже лишают жизни, – ответил переводчик.

– Тогда почему же они нас могут обокрасть?

– Потому что вы еще не встречались с Бату-ханом. И встреча эта может закончиться для вас трагически, а может и хорошо. Если же он вас примет с честью, то вы будете под защитой самого хана. Тогда он может оказать вам великую милость, подарить коня или женщину в жены, даже из своего гарема.

– Женщины для нас великий грех! – возмутился Карпине.

– Грех не грех, а отказываться от подарков нельзя, иначе можете навлечь на себя большую беду. А также если будут подавать кумыс в пиале, не вздумайте отказываться. Пейте и хвалите напиток, если даже он вам покажется неприглядным и не очень приятным на запах и вкус, – с улыбкой пояснил переводчик Гавино. И добавил: – Не один знатный князь лишился жизни за несоблюдение татарских обычаев. Таких людей выносили из ханского шатра убитыми.

– Откуда ты, Гавино, знаешь все про этих варваров? – поинтересовался кардинал Иоанн.

– К татарам я попал еще с первыми братьями, которых послал папа для знакомства с татарской страной, и мне пришлось жить среди татар два года. Мне легко давался их язык, и через несколько месяцев я свободно мог изъясняться с местным населением.

Пока переводчик рассказывал прибывшим католикам, как надо вести себя с ордынцами, простые монахи перенесли все имущество с возков в юрты.

В это время татарские воины откуда-то принесли дрова и разожгли костры прямо в юртах. Дым потянулся в верхние отверстия круглых домиков.

Вильгельм Рубрук, откинув полу одной из юрт, вошел в свое новое жилище. В помещении было уже довольно тепло, правда, пахло чем-то кислым. По бокам юрт лежала постель – шкуры животных и пуховые одеяла. На костре уже стоял котел с нарезанными кусками свежей баранины. Путешественники стали располагаться, от усталости ноги гудели, и тянуло ко сну.

Вильгельм велел всем устраиваться, кому где нравится. А вскоре в котле закипело мясо, и через некоторое время татары выложили его на большое блюдо и пригласили католиков откушать. Уставшие путники, насытившись мясом, стали укладываться спать.

Вильгельм, уже залезая под несколько шкур и одеял, сказал:

– Давайте, братья, будем отдыхать. Завтра мы должны быть бодрыми и полными сил. Еще неизвестно, какие сюрпризы готовит нам эта варварская страна и эти странные, не похожие на нас люди.

4

Михаил, завидев караван возков в сопровождении татарских воинов, на всем скаку свернул в обширную балку, поросшую кустарниками и деревьями. В ней было легко уйти от преследователей, скрыться в густых зарослях и где-нибудь затаиться. Но беглец не стал прятаться, он спешил как можно дальше уйти от погони. Тем более он знал, что татарские воины будут его догонять до тех пор, пока не изловят. Им без него возвращаться было нельзя, за невыполнение приказа военачальника их ждала незавидная участь – смерть. Беглец понимал: чем он дальше уйдет от преследователей, тем больше шансов у него. По открытой степи ему нельзя было продолжать свой путь, там он был как на ладони. Его могли перехватить не только преследователи, но и рыскающие по степи отряды монгольских воинов. Нужно было ждать темноты, чтобы продолжить путь дальше. Наконец, отыскав укромное место в густой чаще, в глубоком овраге, Михаил решил перевести дух, дать отдохнуть себе и, самое главное, – лошади. Ведь она была его последней надеждой, и ее надо было беречь больше, чем себя.

Михаил Романович привязал коня к толстой иве, отвязал притороченный полосатый мешок. Положив его у пенька, наломал побольше веток и надергал сухой травы, которую бросил пегой низкорослой монгольской лошадке. Погладил ее по длинной гриве со словами:

– Давай, родная, набирайся сил. Вся надежда на тебя. В степи в это время года человек без лошади – покойник.

Беглец набросал на пенек и рядом с ним побольше веток, а сверху травы. Присел. Затем стал рыться в мешке, ища чего-нибудь съестного. И действительно, на свою удачу, среди всякого барахла нашел большой кусок вяленого мяса и бурдюк, в котором что-то булькало. Сбежавший кузнец открыл сосуд, попробовал на вкус, думая, что там кумыс, но, к своему удивлению, обнаружил, что это вино, на что с восторгом проговорил вслух:

– Видно, хорошо татарин поживал, коли вино в бурдюке возил! Мне это все сгодится.

Михаил с жадностью стал есть вяленое мясо, запивая вином. Работая в кузнице хана Батыя, он жил впроголодь. Надсмотрщики не очень-то заботились о пропитании рабов. Обычно вечером приносили обглоданные кости, оставшиеся после еды хана, его приближенных, жен, слуг и охранников. Горячую воду ремесленники кипятили тут же в котле, бросая туда травы. Правда, летом татары давали много кумыса, который хорошо поддерживал силы рабов.

Пленник уже давно искал подходящий момент, чтобы сбежать из татарской неволи, хотя знал, что всех, кто сбегал, татары возвращали назад и привозили на аркане уже мертвыми, чтобы другим неповадно было. И все-таки сегодня он решился бежать, так как представился случай.

А вышло так: в кузницу заехал татарский воин, он слез с коня, вытащил кривой меч и попросил пленника подточить его. Михаил взялся точить лезвие оружия. Татарин присел на чурку и задремал.

Кузнец приоткрыл дверь, огляделся вокруг. Рядом с кузницей не было никого. И он решился. Резко ударил плашмя мечом татарина по голове. Безжизненное тело воина распласталось на земляном полу. Дальше кузнец действовал быстро. Он снял с воина его одежду, переоделся, натянул на самые глаза меховую татарскую шапку, вскочил на коня и помчался в степь. Уже когда беглец считал, что опасность миновала, он неожиданно нарвался на конных воинов, которые, видимо, были из одного десятка убитого татарина. Они окликнули его:

– Мусук, Мусук….!

Беглец, не останавливая коня, продолжал мчаться дальше.

Татарские воины, заподозрив неладное, помчались за ним. Их было трое. Самое главное для него было – держаться на расстоянии от них, чтобы они не набросили на него волосяной аркан, которым большинство татарских воинов владели в совершенстве. И это ему, кажется, удалось.

Теперь он ожидал темноты, с наступлением ночи татары перестанут его искать. Вдруг затрещали кусты и недалеко, в двадцати шагах, он увидел своих преследователей. Михаил взял лук со стрелами. Его он заранее, на всякий случай, положил около себя. Вложил стрелу, натянул тетиву и метко выстрелил в ехавшего первым воина. Попал прямо в голову. Монгол опрокинулся и сполз на землю. Вторая стрела сразила татарского воина в грудь. Третий же преследователь, выхватив кривой меч, помчался на сбежавшего пленника. Он, взяв копье, резко кинул в нападающего. Удар смертельного оружия был так силен, что пробил железную кольчугу всадника и глубоко вошел в тело. Тот упал в густые заросли кустарника, запутавшись ногой в поводьях своей лошади.

Сбежавший кузнец был опытным воином. Еще при первом нашествии татаро-монголов он, находясь в рязанской кня – жеской дружине, мужественно защищал город, затем сражался вместе с Евпатием Коловратом. А когда их дружина была разбита, то восхищенный мужеством русских воинов хан Батый даровал им жизнь и отпустил на волю. Потом он попал в великий град Киев, где защищал до последнего вздоха город в дружине Данилы. И уже раненый попал в плен к татарам.

Беглец поймал лошадей погибших татарских воинов, к седлам которых приторочил в кожаных мешках съестные припасы. Снял с монголов шубы, шапки, забрал оружие. Лошадей привязал арканами к седлам друг за другом, так как знал, что, меняя лошадей, он может уйти от любой погони.

Сегодня для бывшего пленника все складывалось как нельзя лучше. Он запасся едой, питьем, оружием и полными колчанами стрел, что давало ему возможность отстреливаться не от одного десятка воинов. Уложив свои трофеи, Михаил посмотрел на погибших монгольских воинов, произнес:

– Вы уж простите меня, сердешные. Ничего не поделаешь, так пришлось. Или бы вы меня погубили, или я вас.

Он взглянул на быстро темнеющее небо, на котором уже высыпали бесчисленные звезды. Вскочил на коня, сказал вслух, обращаясь к лошадям: