Замочная скважина

Танюша знала, что беспокоить маму Светланка не решится.

– Вот бы посмотреть на такую комнату… – мечтательно протянула Танюша.

– Как ты посмотришь? Не придешь ведь и не скажешь – дайте комнату посмотреть, – отозвалась Светланка.

– А если сказать, что мама за солью послала или за мукой?

– Мама узнает. Нам попадет.

* * *

Танюша почти забыла о своем желании посмотреть волшебную комнату балерины. Из разговоров взрослых она узнала, что та повесила на стену всего одно зеркало, да и то треснувшее – грузчики разбили. А палку так и не поставили.

Нет, была еще одна новость. Балерину звали Муза.

– Какое красивое имя! – ахнула Светланка.

– Дурацкое имя, – ответила Ольга Петровна. – И кличка у ее собаки дурацкая. Дездемона! Все с претензией, все такие непростые, прямо куда деваться! Не подойдешь!

– Да, мамочка, – привычно согласилась Светланка.

Еще одним потрясением для сестер стало то, что прекрасная балерина оказалась очень злой и страшной. В смысле, совсем некрасивой. Не то что тетя Лида. Даже страшнее тети Раи. И на носочках балерина не бегала. Выходила гулять с собакой в стоптанных тапочках. А ноги ставила некрасиво, как будто у нее косолапость в обратную сторону, наружу.

* * *

Все соседи были добрыми. Израиль Ильич угощал девочек карамельками, а его жена Тамара Павловна всегда приветливо улыбалась и хвалила то бантики Танюши, то платье Светланки. Она всегда давала и сахар, и муку, если мама затевала пирог и посылала одну из сестер к соседке за недостающим продуктом.

Тетя Рая тоже была добрая, правда, ее Маринку Танюша терпеть не могла. Тетя Рая иногда забирала Танюшу из садика, когда Ольга Петровна задерживалась на работе, и разрешала подольше покачаться на качелях перед домом, но эти лишние минуты не приносили Танюше радости – она должна была терпеть Маринку, которая елозила по качелям и сдвигала ее почти к самой перекладине, так, что она чуть не падала. К тому же Маринка любила качаться сильно, а Танюша – медленно. Тетя Рая же раскачивала сильно, и Танюша умирала от страха.

Даже красавица тетя Лида была доброй, хоть Ольга Петровна ее на дух не выносила. Лида однажды подарила Светланке свой шарфик, а Танюше на Новый год – красивые ленты.

И только балерина Муза была злой. Она кричала на детей за то, что те слишком громко разговаривали, ругалась по пустякам с соседями. Однажды ей показалось, что тетя Рая ее залила. Она пришла к соседке всклокоченная, со смешной повязкой на голове и начала кричать, что та устроила в ее квартире потоп. Тетя Рая ахнула, побежала в ванную, на кухню, но вода везде была выключена. Муза потребовала, чтобы Рая спустилась к ней и сама убедилась в том, что у нее с потолка льется вода. Тетя Рая вытерла руки о фартук и спустилась.

Когда они зашли в квартиру, которая была заставлена тазиками, кастрюлями, а весь пол был уложен тряпками, Муза опять начала кричать, что тетя Рая будет делать у нее новый ремонт. Тетя Рая стояла и смотрела то на потолок, то на Музу. Квартира была совершенно сухая. Кастрюли стояли пустые. С потолка ничего не лилось.

– Тут же сухо, – сказала тетя Рая.

– Где сухо? Да я сейчас милицию вызову! – верещала Муза.

– Может, мы соседей позовем, пусть они скажут, – осторожно предложила тетя Рая, глядя на Музу с подозрением. Как медсестра, пусть не врач, но все-таки человек с медицинским образованием, тетя Рая быстро сообразила, что к чему: у балерины явно проблемы с головой, и зрачки странные, и поведение. Но тетя Рая быстро себя одернула – кто она такая, чтобы ставить диагнозы.

– Зови! – воскликнула балерина.

Тетя Рая прошлась по соседям и позвала всех к Музе. Так сбылась мечта Танюши – она попала в квартиру балерины. Она пошла за мамой, а та в суматохе не оставила ее дома. Остальные дети тоже были тут – сбежались на приключение.

Танюшу поразила не столько квартира – квартира как квартира, самая обычная, и зеркало оказалось не такое огромное, как она себе навоображала, и вообще оно было посередине треснувшее, – сколько сама Муза. А точнее, ее прическа. Балерина оказалась почти лысой. Тугая повязка на голове прикрывала проплешины. Сзади топорщились жидкие волосенки.

– Смотри. – Танюша дернула за руку Светланку, но та уже все увидела и стояла, онемев от разочарования.

– Ну что тут у вас случилось? – вошла в квартиру Лида.

– Муза говорит, что я ее заливаю, – ответила тетя Рая и обвела квартиру рукой: мол, смотрите сами.

Соседи переглянулись, но промолчали. Муза в это время схватила тазик и понесла его на кухню так, как будто он был тяжелый и полон воды.

– Да помогите же! – закричала она. – Тут скоро по колено воды будет! Чего вы стоите?

Соседи с интересом смотрели на Музу и молчали. Тетя Рая покрутила пальцем у виска. Лида кивнула. Израиль Ильич тяжело вздохнул.

– Может, в психушку позвонить? – спросила тетя Рая.

– Зачем сразу в психушку? – ахнула Тамара Павловна. – Вдруг у нее временное помутнение? Такое бывает с творческими людьми.

Ольга Петровна хмыкнула.

– А мне-то что делать? – спросила тетя Рая.

– Ничего, – ответила Лида. – Вы же ее не заливаете!

– Вот вы ей об этом и скажите! – предложила тетя Рая.

– Муза, дорогая, послушайте, – начал Израиль Ильич, когда балерина вернулась с тазом, схватилась за тряпку и начала ее выжимать. Тряпка была абсолютно сухая, но Муза трясла руками так, как будто она была мокрая.

– Что? – выпрямилась она.

– У вас тут сухо. Абсолютно. Ничего не льется. Вам это только кажется. Может, вам успокоительное выпить и прилечь?

Муза посмотрела на него, как на сумасшедшего. Потом перевела взгляд на Ольгу Петровну, которая кивнула в подтверждение.

– Тут сухо? – спросила Муза у Лиды.

– Естественно, – брезгливо подернула плечиками та.

Муза посмотрела на потолок, на кастрюли и вдруг заорала:

– Вы сговорились! Ты, – она ткнула пальцем в тетю Раю, – всех их подговорила! Вы думаете, я сумасшедшая? Вы хотите меня в психушку сдать и квартиру отобрать? Вот вам! – Муза показала всем кукиш, плюнула себе на руку и снова выставила кукиш.

Валерка засмеялся. Лида даже не оглянулась на сына. Тетя Рая шикнула на мальчика.

С тех пор Муза считала, что соседи находятся в сговоре и мечтают выгнать ее из квартиры. Она ни с кем не здоровалась и давала вволю полаять своей собаке Дезке. Когда рядом не было соседей, Муза кричала на расшалившихся детей и обещала оторвать всем ноги, вызвать милицию или рассказать родителям о безобразном поведении. За это дети прозвали балерину Музой-Медузой.

Впрочем, к сумасшедшей балерине тоже быстро привыкли и перестали обращать на нее внимание. Она больше не скандалила, не звала соседей и только по шуму, раздававшемуся из-за ее двери, можно было понять, что она борется со своими страхами один на один: то переставляет мебель, то кричит на невидимого собеседника, то поет песни. Когда она затихала, кто-нибудь из соседей, обычно тетя Рая или Тамара Павловна, из самых лучших побуждений на цыпочках подходили к двери и прислушивались. Когда же за дверью раздавался привычный крик или грохот, отходили – все в порядке, жива.

Правда, Тамара Павловна однажды поплатилась за свою сердобольность: в квартире Музы было тихо, даже Дезка не лаяла, и она, не сдержавшись, подошла к двери и приложила ухо к замочной скважине.

– Ага! Попалась! – Дверь резко открылась, и Тамара Павловна упала в квартиру, подмяв под себя балерину. Пока Тамара Павловна пыталась подняться, Муза кричала, что было мочи:

– Помогите! На помощь! Убивают!

– Да никто вас не убивает, – пыталась успокоить и поднять балерину Тамара Павловна.

– Помогите! – продолжала орать и брыкаться Муза, уворачиваясь от ее рук. Рядом, захлебываясь слюнями, тявкала, как заполошная, Дезка.

– Ну что тут опять? – первой прибежала на крики тетя Рая.

– Вот она! Убить меня хотела! Под дверью стояла и караулила! – Муза грозно показывала на перепуганную Тамару Павловну, которая мысленно зареклась подходить к квартире балерины и к ней самой ближе, чем на десять метров. – Милицию! Вызывайте милицию! – верещала Муза под лай Дезки, которая уже хрипела от возмущения. – Нет! Я сама вызову! И ты от меня никуда не уйдешь! – Муза втолкнула Тамару Павловну подальше в комнату, рванула к себе тетю Раю и заперла дверь. Ключи она засунула в штаны и понеслась к телефону. – Милиция, милиция! Меня убить хотят! – кричала Муза в трубку, которую пыталась вырвать тетя Рая. Но балерина оказалась хваткой и сильной для своего веса и роста.

Дежурный, видимо услышавший шум борьбы, выслал наряд. Милиция приехала быстро, с мигалками, оружием на изготовку – все как положено. За это время около квартиры балерины собрались соседи.

– Томуся, ты там? – кричал Израиль Ильич.

– Да, здесь.

– Муза, откройте дверь, мы во всем разберемся! – увещевал балерину Израиль Ильич.

– Открою только милиции! – орала в ответ Муза. – А убийцу я взяла в заложники.

– Тогда хоть Раю выпустите. – Израиль Ильич пытался говорить спокойно.

– Она сообщница! Они все подстроили! – кричала Муза.

– Бедная, бедная женщина, – стонал Израиль Ильич. – Лишь бы она ничего Томусе и Рае не сделала.

– Да что она двум здоровым сильным женщинам сделает, эта чокнутая пигалица? – пыталась успокоить его Ольга Петровна.

– Психические больные бывают очень сильными и изобретательными…

К счастью, милиционеры быстро все поняли. Муза и их в квартиру не пускала и требовала доказательств, что они настоящие милиционеры, а не переодетые. Удостоверение, которое участковый прикладывал к дверному глазку, Музу не убедило. Когда участковый принял решение взламывать дверь, звуки вдруг стихли.

– Что там? – ахнул Израиль Ильич. – Почему так тихо? Она их убила? Что она там натворила?

За это время соседи успели рассказать участковому про галлюцинации, которыми страдала балерина, про потоп, которого не было, и про то, что она – творческая личность. Участковый кивал.

Наконец дверь открылась. На пороге стояла перепуганная Тамара Павловна в порванной юбке.

– Музе плохо. Мы ключи из ее штанов вытащили. Рая с ней. Надо «Скорую».

Участковый вошел в квартиру, где над Музой сидела тетя Рая и уже звонила в «Скорую». Балерину били судороги. Ее забрали в больницу. Соседи судачили у подъезда.

– А что вы хотите? В тридцать восемь лет ее отправили на пенсию, – защищал балерину Израиль Ильич. – Это же самый расцвет! Молодая еще женщина! И пенсия у нас сами знаете какая. Не проживешь.

– Давно надо было в психушку позвонить, – отвечала Лида. – Она вчера моего Валерку недоумком назвала.

– А ее собачонка опять чуть не покусала Танюшу. Она ее специально натравливает, – поддержала соседку Ольга Петровна.

– Несчастная одинокая женщина, – сказала Тамара Павловна.

– Сама виновата, – жестко заметила Лида.

– Неужели у нее никого из родни нет? А детки? Или родственники? Хоть дальние? Мне ее жалко. – Тетя Рая была полна сочувствия к соседке.

– Вам всех жалко, – хмыкнула Лида.

– Она не виновата. Им рожать нельзя, – произнесла Тамара Павловна со знанием дела. – Фигура, форма, карьера.

– Вот я и говорю – сама виновата, – заявила Лида. – А сейчас кому она такая страшная и чокнутая нужна?

– И зеркало у нее разбитое висит, – добавила тетя Рая. – Не к добру это.

– Господи, теперь еще с сумасшедшей соседкой жить! – вдохнула Ольга Петровна. – Мало нам своих проблем, так еще эта!

* * *

Муза вышла из больницы, и жизнь потекла своим чередом. Балерина с Дезкой появлялась во дворе как раз в то время, когда из подъезда выходили дети, спешащие в садик. Она спускала собаку с поводка, и Дезка как сумасшедшая носилась по двору, истерично лаяла и бросалась на всех, кого видела. Дети шарахались, падали и со всех ног улепетывали от собачонки, а Муза стояла и мечтательно улыбалась.

– Да я ей в следующий раз башку сама оторву! – ругалась тетя Рая, когда рыдающая Маринка жаловалась на собаку, показывая разодранное пальто.

– Колбасы ей, что ли, отравленной подбросить? – говорила Лида, слушая, как Дезка заходится лаем, который был слышен на всех этажах.

Это случилось неожиданно для всех. Ничего не предвещало. Все было как всегда. Балерина поздно вечером стояла под окнами и выла. Потом она начала бегать по соседям, стучать, звонить в двери, бить ногами. Она кричала так, что становилось страшно – откуда в таком тщедушном теле столь мощные легкие?

Разбуженные криком, испуганные соседи выскакивали из квартир.

– Убийцы! Вы все! Ненавижу! – Муза плевалась, кидалась с кулаками на всех и даже вцепилась в волосы тете Рае.

– Господи, что случилось-то? – ахнула Тамара Павловна.

На полу, на лестничной клетке перед квартирой Музы, лежала Дезка с перекушенным горлом.

– Какой ужас! – брезгливо, но со скрытым облегчением сказала Лида. Соседи стояли и смотрели на труп собаки.

– «Скорую», «Скорую» вызывайте! – громко вернул всех к действительности Израиль Ильич.

– Кому? Собаке? – пошутила Лида. Израиль Ильич закатил глаза и показал на Музу.

Балерина лежала на измазанном кровью полу и билась в истерике. Она вздрагивала, хватала воздух ртом и билась головой об пол.

– Плитку так всю расколотит, – опять пошутила Лида.

– Господи, ну что вы такое говорите? – ахнула Тамара Павловна, сняла с себя кофту и подложила балерине под голову.

– Ну и зря, – прокомментировала Лида, – ей все равно, а кофту придется выбросить. Жалко. Новая же.

Тамара Павловна посмотрела на Лиду с негодованием, но ничего не сказала. Ей тоже было жалко кофту, которую купила аж в самой «Березке» за сумасшедшие деньги, но она решила не мелочиться и быть выше этого.

Музу увезли. Пол отмыли от собачьей крови, смешанной с кровью балерины – та все-таки разбила себе голову, а заодно и плитку. Труп Дезки вынесли на дальнюю помойку.

С Музой в больницу уехала тетя Рая, хотя рвалась Тамара Павловна, но ее остановил Израиль Ильич. Тетя Рая, которую ждали с нетерпением все соседи, не расходились, рассказала, что Муза давно состояла на учете в психоневрологическом диспансере – вялотекущая шизофрения, из-за этого ее и отправили на пенсию. Врачи обещали подлечить, проколоть, подержать и отпустить. Муза была не опасна для общества.

– Как это – не опасна? – возмутилась Ольга Петровна. – Очень даже опасна! Вспомните, как она вас в квартире держала!

Тетя Рая пожала плечами.

Израиль Ильич тем временем расследовал обстоятельства смерти несчастной Дездемоны. Кто-то из прохожих видел, как собачонка, спущенная с поводка, убежала за пределы детской площадки и добежала до катка. Там ее и загрыз Рекс, который никогда не укусил ни одного ребенка.

– Что теперь делать? – спрашивал Израиль Ильич. – Рекса нужно пристрелить.

– С ума сошел? – ахнула Тамара Павловна.

– А вдруг он на кого-нибудь еще нападет? Хозяина у него нет, вкус крови он уже почувствовал.

– Она и Рекса достала, эта собачонка, – заявила Лида. – На людей он никогда не нападал. Сами звоните в живодерню, если вам надо. А я пошла спать.

– И я пойду, что-то мне совсем нехорошо, – сказала Ольга Петровна, – голова раскалывается.

Так всё и оставили. Муза лежала в психушке, Рекс спал под машиной, а соседи наслаждались тишиной и спокойствием. Только тетя Рая ворочалась у себя в комнате без сна.

Музу действительно выпустили примерно через месяц. Она вернулась спокойная, уравновешенная, тихая и неприметная.

– Это она под таблетками, – уверяла Лида. – Пока держится, до следующего приступа.

– Жалко ее, – сказала тетя Рая.

– Жалко у пчелки в жопке. Жди, когда она на тебя с ножом кинется, – ответила Лида.

Каждое утро балерина выходила гулять, взяв в руки поводок. Пустой. Просто поводок. Без собаки. Стояла у подъезда минут десять и возвращалась домой. Точно так же, с пустым поводком, она выходила по вечерам.

– Не могу на нее смотреть, сердце разрывается, – сказала однажды тетя Рая, зайдя за сахаром к Тамаре Павловне.

– Да, несчастная женщина, – кивнула та в ответ.

– Может, ей щенка подарить? – предложила тетя Рая.

Это предложение, поначалу показавшееся безумным, соседи обсуждали два месяца. Ольга Петровна была категорически против.

– Опять начнется вой и визг, никакого покоя! – убеждала она тетю Раю. – За щенком уход нужен, его воспитывать надо. А Муза – больная на всю голову. Она с собой-то справиться не может!

– А вдруг ей это на пользу пойдет? – размышляла тетя Рая. – Займется щенком, мы хоть спокойно поживем.

– Может, кошку? Все сумасшедшие любят кошек, – подала идею Лида.

– Муза не любит кошек, – ответила тетя Рая.

– А вы откуда знаете?

– Она же не кошку себе завела, а собаку!

Последнее слово осталось за Израилем Ильичом:

– Давайте подарим, хуже уже точно не будет, дальше некуда. А Рая права, Музу нужно переключить.

И соседи на Новый год подарили Музе маленького щеночка, самого обычного. Дворняжку. Тетя Рая увидела его в коробке в подземном переходе у метро и не удержалась, взяла. Соседи собрались и дружно пришли вручать подарок.

– Лучше бы мне щенка подарили! Я тоже хочу! – чуть не плакала Танюша.

– Мне еще только собаки в доме не хватало, – отрезала Ольга Петровна.

– Зря мы это затеяли, плохая идея, – вдруг пошел на попятную Израиль Ильич. – Надо было с врачами проконсультироваться. Вдруг для нее это будет стрессом? Положительные впечатления провоцируют эмоции больше, чем отрицательные.

– Полностью с вами согласна, – отозвалась Лида.

Муза взяла на руки щенка и чмокнула его в нос. Она казалась совершенно счастливой – улыбалась, благодарила, приседала в поклоне. Цветы, которые ей преподнес Израиль Ильич, приняла красивым, отрепетированным жестом, переложив букет на локоть. И даже сделала фуэте. Соседи вежливо похлопали. Все прошло мирно, спокойно и даже, можно сказать, счастливо. Муза сказала, что у девочек, особенно у Танюши, прекрасная выворотность, а у Маринки – гибкость. Она поставила их к книжному шкафу напротив зеркала, велела держаться за полку, и принялась показывать движения и па. Девочки, с сосредоточенными лицами, пытались встать в позицию и старательно вытягивали шеи. Муза хлопала в ладоши, кричала «браво» и обещала, что будет заниматься с ними прямо дома, бесплатно, разумеется, чтобы всем было хорошо – и им польза, и ей отдушина.

– Не к добру это, плохая примета, – тихо сказала тетя Рая Ольге Петровне. – Зеркало разбитое, а они в него смотрятся.

– Перестаньте, все хорошо будет, – отмахнулась Ольга Петровна.

Даже Израиль Ильич успокоился и признал, что тетя Рая была права, подарив щенка. Терапия в действии. Лида принесла шампанское, Тамара Павловна – бокалы. Выпили за старый год, проводили, выпили за новый и загадали желания. Обнялись, расцеловались.

Уже вернувшись домой, Танюша со Светланкой, в пижамах, пытались повторить поклон и фуэте. Крутились по комнате, пока Ольга Петровна на них не прикрикнула, потому что они топали как лошади.

– Когда мне Валерка подарит цветы, я тоже их так приму, – заявила Танюша, отставляя попу и раскидывая руки.

– У меня лучше получается, – сказала Светланка, крутанулась вокруг своей оси и, не удержавшись, упала на пол.

– Давай упросим маму взять и нам собаку, – предложила Танюша.

– Лучше котенка. Я кошек больше люблю, – возразила Светланка.

– Хорошо, давай попросим котенка.

– Мама не разрешит ни за что.

– Когда я вырасту, заведу себе и кошку, и собаку, – заявила Танюша.

– Я тоже, – поддержала Светланка.

Первого января все встали поздно. Первыми проснулись Ольга Петровна, потому что девочек нужно было кормить завтраком, тетя Рая, которую разбудила Маринка, и Лида, потому что Валерка с утра решил поиграть в комнате в футбол.

Тетя Рая пошла выносить мусор. Она никогда не выносила мусор по вечерам, считая это плохой приметой. Мусоропровод был один на два этажа, нужно было или спуститься, или подняться на пролет по лестнице. Перед дверью Музы она увидела щенка, лежавшего на коврике, с неестественно вывернутой шейкой. Щенок, еще вчера скуливший, был мертв.

Теперь уже тетя Рая ходила по соседям, стучала и звонила в двери.

– Ну что еще?

– Там щенок… – выпучив глаза, сообщала тетя Рая.

Соседи собрались перед квартирой Музы.

– А вдруг с ней что-то случилось? – голосила тетя Рая.

– Спит, наверное, – пожала плечами Лида.

– Я ей звонила, – не успокаивалась тетя Рая, – не открывает.

– Надо ломать дверь, – заявил Израиль Ильич.

– Господи, первое января! В этом доме будет когда-нибудь покой? – взмолилась Ольга Петровна.

Перепуганные дети стояли над трупом маленького щенка.

– Уберите его кто-нибудь! – крикнула Лида. – Здесь же дети!

– Сейчас в ЖЭКе никого нет. Все отсыпаются, не отвечают, – сказал Израиль Ильич.

– Давайте сами дверь откроем, – предложила тетя Рая.

– Я не смогу. У меня и инструментов нет, – сказал Израиль Ильич.

Кое-как через час добудились местного слесаря, который, матерясь и проклиная все на свете, взломал дверь. Соседи ввалились гурьбой в квартиру Музы.

Балерина сидела на диване как ни в чем не бывало.

– Муза! – ахнула тетя Рая.

– Это не Дезка, – улыбнулась Муза и вдруг рухнула на пол так, что задрались полы халата, приоткрыв тощие, с торчащими венами и неестественно развитыми икрами ноги.

Израиль Ильич отвернулся. Слесарь выругался.

* * *

Муза легла в психбольницу надолго, и через некоторое время около подъезда остановился грузовик, из которого вышли сумрачная женщина и огромного роста, краснолицый, улыбающийся мужик. Он закурил, а женщина стала выгружать тюки, крякая и тужась. Мужик даже не сделал попытки ей помочь, разглядывая дом и сплевывая в сторону.

– Ну, ничего! Жить можно! – заявил он радостно, отшвыривая бычок. – Пошли, что ли?

«Кто это?» – спросила тетя Рая сама у себя и пошла вслед за странной парочкой, хотя собиралась в магазин.

Мужчина с женщиной остановились перед дверью Музы.

– Закрыто, – спокойно сказала женщина, – а ключей нет.

– Да тут на соплях все держится, – обрадовался мужчина и легонько толкнул плечом дверь, которая тут же распахнулась. Они вошли в квартиру, а тетя Рая стояла у себя на этаже, не зная, куда идти – то ли к соседям, поделиться новостью, то ли в магазин за колбасой.

Впрочем, сохранить какую-то новость в тайне в подъезде было невозможно, так что тетя Рая пошла в магазин, справедливо рассудив, что колбаса важнее, а жильцы никуда не денутся и скоро все выяснится.

Женщину звали Валентина, мужика – Петька. Валентина приходилась Музе дальней родственницей – то ли троюродная тетка по материнской линии, то ли еще кто. Петька был мужем Валентины. Валентина давно собиралась перебраться в Москву из деревни, но со своей дальней родственницей, которую видела один раз в жизни, не общалась даже по телефону и все не знала, как позвонить да что сказать. А тут как раз из больницы сообщили, что Муза у них, с очередным приступом. На этот раз все серьезно. Когда выйдет – неизвестно. Так что для Валентины сложилось все как нельзя лучше. «Не было бы счастья, да несчастье помогло», – подумала она и принялась паковать вещи.

Петька работал водителем автобуса. Между рейсами пил, бил Валентину и гулял так, что ни одной нетронутой им бабы в их округе не осталось. Кто-то соглашался добровольно, кого-то он насиловал, совершенно не считая при этом, что насилует. Бабы молчали – что возьмешь с этого детины? Проще отдаться. Не в милицию же бежать, где все Петькины закадычные друганы, пьют вместе. Так что Петька насильничал совершенно безнаказанно, пребывая в полной уверенности, что бабам он нравится.

Валентина же при попытке вправить мозги мужу получала в глаз, отлетала в угол кухни, и на этом все разборки заканчивались. Она надеялась, что в Москве Петька устроится на работу и будет меньше пить, а может, и гулять перестанет – к городским женщинам побоится приставать.

Валентина тогда долго уточняла у медсестры психбольницы, надолго ли Музу положили. Та ответила, что пока непонятно. Но месяца два точно продержат, а там – кто знает. Состояние тяжелое.

Валентина для себя решила, что поживет в квартире у Музы, пока та в больнице, а за это время найдет квартиру для съема, устроится на работу, переедет… Чего жилплощади пропадать? Да и родственники какие-никакие. В общем, со своей совестью Валентина договорилась быстро. На удивление быстро согласился переехать и Петька, которому опостылела старая работа, местные бабы и дешевая водка. Столица открывала перед ним новую жизнь.

Пока Валентина грохотала на кухне, переставляя тарелки, выбивала ковер, двигала шкафы, снимала со стены разбитое зеркало – тьфу, плохая примета – в общем, обустраивала квартиру под себя, Петька несколько дней пил столичную водку, закусывая столичной колбасой. Так бы продолжалось и дальше, если бы водка у него не кончилась, а денег на бутылку Валентина не дала. Петька махнул кулаком, Валентина привычно отлетела в угол кухни, но денег все равно не дала. Уперлась: