Посланник Ориона

Людмила Милославец

Посланник Ориона

В этой тленной Вселенной в положенный срок

Превращаются в прах человек и цветок,

Кабы прах испарялся у нас из под ног -

С неба лился б на землю кровавый поток.

Омар Хайям

Семь шагов по Земле…

А судьба словно когти вонзила.

Семь шагов я к тебе не успею пройти.

Ты далеко ушла, и как я не спешил бы,

За туманом веков мне тебя не найти.

Семь шагов по судьбе…

Смерть-невеста уж машет рукою.

Не сумел избежать рокового венца.

Сердце сжалось – я хотел быть с тобою.

И моя ль в том вина или воля Творца?

Семь шагов до тебя…

Время вышло, я знаю.

Нам разлуки вовек пут гнетущих не снять.

Семь шагов в тишине… в сердце дверь закрываю,

Потому что в судьбе не сумел ничего поменять.

Глава 1

Большое поселение Норфолк распласталось старой нестиранной тряпкой на берегу Атлантического океана и одним краем опускалось в его солёные воды. Дома, на любой вкус и достаток, располагались вкривь и вкось, как заблагорассудилось хозяевам. Извилистые улочки, застроенные кое-как, вели к единственному значимому месту города – порту. Здесь было сердце Норфолка. Оно билось, не останавливаясь ни на минуту. Шум его доков не замолкал никогда. Скрип кранов и сходней заглушался протяжными песнями грузчиков. Ругань перемежалась с солёными шутками и смехом. Драки – неистовой пляской матросни и визгом продажных девок из портовых кабаков.

Мне нравилось бывать здесь. Наблюдая за тяжёлой работой докеров, вслушиваясь в их песни и перебранки, я забывал на время о своих переживаниях. Люди, занятые делом, не обращали на меня внимания, а я, находясь среди них, мог учиться контролировать свои вампирские наклонности.

Моим излюбленным местом в порту была таверна мадам Жюмирель. Я приходил сюда, чтобы посидеть среди разномастной публики её заведения «Ржавый якорь». Госпожа Оливия Жюмирель, весёлая, но властная женщина, была вампиром-суккубом родом из Онфлера. В её таверну часто наведывались вампиры, и если бы не железная рука мадам Оли, как её называли посетители, то частые стычки между необычными клиентами могли бы выдать нашу сущность. Она умела усмирить даже необузданных новичков. Её слово было законом для всех.

Увидев меня в первый раз, она всё поняла, и первая за долгое время, поговорила со мной, объяснив, как можно контролировать жажду. Муки, которые я испытывал каждый раз, когда приходил в себя после очередного убийства, были невыносимы. И я метался из города в город, из штата в штат, не зная покоя. Мадам Оли смогла найти слова, заставившие меня принять мою новую сущность. Пусть не смириться, но всё же понять, что со временем можно научиться перестать ненавидеть себя и весь остальной мир.

Раньше я никогда не задумывался над тем, как питаются обычные вампиры. Я знал, что всеядные могут пить любую кровь. Инкубы и суккубы предпочитают соответственно женскую или мужскую. Зомби же вообще питаются плотью убитых ими людей. Но то, что у людей кровь разная на вкус и запах, я не догадывался.

У каждого вампира свои предпочтения. Кто-то любит людей постарше – их кровь выдержанная, как старое вино. Кто-то предпочитает помоложе – у них она, как шампанское бурлит и пенится от неукротимых страстей.

У меня тоже есть свои пристрастия – мне нравится кровь молодых благопристойных женщин. Это уже не невинные девушки, но ещё и не многоопытные дамы. Их кровь, перебродившая от томительного ожидания, становится сладкой от чувственных переживаний первых лет замужества. Они трепетны и настороженны, и от этого кровь пьянит, как элитный коньяк.

Прошло несколько лет, прежде чем я научился немного контролировать жажду. Пьяный разгул закончился. Теперь я почти всегда мог укрощать свои страсти. Но пару раз, когда мне встретились женщины с необыкновенно притягательным запахом, я терял самообладание. Это было как наваждение, как удар по натянутым нервам. Впоследствии я даже не мог ясно вспомнить, что со мной происходило. Одурманенное состояние длилось несколько дней, как будто я пребывал в глубоком наркотическом опьянении. Теперь я понимал, о чем говорил Арман больше ста лет назад.

Я вошёл в «Ржавый якорь» и остановился на пороге. Разношёрстная публика была уже изрядно навеселе. Официантки, две молоденькие красивые вампирши, порхали между столиками, обслуживая подвыпивших мужчин и ловко уворачиваясь от их похотливых рук. Табачный дым и кухонный чад повисли под потолком тёмным облаком, колеблясь и двигаясь, как живые. Всё смешалось в шумном пьяном угаре: питье и закуска, вампиры и люди. Многие из людей не доберутся сегодня до дома. Многие из вампиров ночью повеселятся вволю.

– Мишель де Морель, рада видеть вас! – воскликнула мадам Жюмирель и поплыла навстречу мне, покачивая юбками, как бригантина парусами. Ею мощная высокая фигура, затянутая в платье, сшитое по моде семнадцатого века, выделялось ярким пятном на общем сером фоне. – Прошу, ваш столик всегда свободен. – Мадам Оли улыбнулась и протянула мне руку как старому знакомому.

– Мадам, – я склонился к её руке, – рад встрече.

– Давненько вы не заглядывали к нам. Путешествовали?

– Да. Захотелось посмотреть, как живут на другом конце континента. Я был в Русской Америке.

– Ну и как? Их женщины лучше наших? – мадам Оли выразительно приподняла бровь.

– Там строгие нравы и, значит, вкусы другие, – улыбнулся я.

– Ох, уж эти мужчины! И всё-то вам неймётся, и всё-то вам новенького изведать хочется, – засмеялась хозяйка таверны, – а у меня, кстати, тоже появилось кое-что интересное! Проходите, садитесь, сейчас увидите.

Я сел за столик, стоявший в отдельном, задрапированном бархатными шторами кабинете. Бойкая официантка тотчас принесла бутылку любимого мною коньяка от «Реми Мартен». Спиртное я пил по старой привычке чистым, не разбавленным кровью. У моих ног устроился Иша. Теперь он не оставлял меня ни на минуту и всюду, как тень, следовал за мной.

В зале слышался тихий шёпот: люди всегда так реагировали на моё появление вместе с Атером и Ишей.

– Чёрный всадник вернулся, – шептались в дальнем углу, – говорят, он служит самому дьяволу.

– Какое там дьяволу! Ты слышал, как он разогнал волчье племя у города Александрия? Оборотни там ещё со времён первых английских портов людей тиранили! – возразил дородный торговец табаком. – Мне кузен рассказывал. У него там табачные плантации и склады.

– Его конь, говорят, по воздуху летает, – шушукались за другим столиком, – моя сестра видела, как он с места сорвался, взлетел и пропал в облаках! Вот чудеса-то!

– Когда он подъезжает к коновязи, все лошади просто с ума сходят, – слышалось из другого угла таверны.

Я с равнодушным видом, как будто меня это не касалось, достал из кармана письмо, которое дожидалось моего возвращения в местном почтовом отделении, и стал читать.

Тьери писал, что наш клан собирается переехать в Америку. Во Франции становилось всё более неспокойно. Безработица и голод заставляли людей поднимать бунты, и Тибальд опасался за безопасность близких.

Я задумался. Мне очень не хватало тёплого, дружеского отношения семьи. Друзья и на этот раз не отвернулись от меня. Они приняли мою новую жизнь так, как могут принять её только очень близкие люди: без упрёков и ненужных сожалений. Сейчас я был ещё неуравновешен и опасен для них, но они все ждали моего возвращения. Я тоже ждал.

Орианна давно вернулась на корабль Олиффа О’Байла. Арс исчез, как только я покинул Париж. Он не мог больше сопровождать меня – инкубы одиночки, они не терпят других вампиров, видя в них соперников.

В зале зазвучала музыка: у мадам Оли играл неплохой гитарист, выходец из Испании Валеско Солис. Мне нравились песни в его исполнении, и это тоже было причиной для моего частого посещения таверны.

Но неожиданно вместе Солисом и ещё двумя музыкантами в зал вышла молодая красивая девушка. Черные вьющиеся волосы густым водопадом струились по обнажённым плечам, оттеняя её белоснежную кожу. Тонкие брови вразлёт, алые губы, в глазах скачут бесы. Зал взревел, бешено стуча ногами по полу.

Девушка, одетая в наряд испанской цыганки, запела, красиво передвигаясь между столиками. Она была прирождённой актрисой. Подходя к посетителю, она, казалось, пела только для него одного, но потом отворачивалась и пела для другого. Мужчины, как заворожённые, следили за каждым её движением.

Певица исполняла весёлую английскую песенку, но на свой, цыганский, манер:

Вернулся мельник вечеркомНа мельницу домойИ видит: конь под чепракомГуляет вороной.– Хозяйка, кто сюда верхомПриехал без меня?Гуляет конь перед крыльцом,Уздечкою звеня.

Гуляки дружным хором подхватили припев:

– Гуляет конь, ты говоришь?– Гуляет, говорю!– Звенит уздечкой, говоришь?– Уздечкой, говорю!

Девушка, взмахнув краем яркой юбки, подбоченилась и, подмигнув, продолжила:

– С ума ты спятил, старый плут,Напился ты опять!Гуляет по двору свинья,Что мне прислала мать.

Присев у столика, за которым устроились торговцы табаком, она вместе со всеми пропела припев:

– Прислала мать, ты говоришь?– Прислала, говорю!– Свинью прислала, говоришь?– Прислала, говорю!– Свиней немало я видал,Со свиньями знаком,Но никогда я не видалСвиньи под чепраком!

И вновь цыганка, играя юбкой, пошла между столиками:

Вернулся мельник вечерком,Идёт к своей женеИ видит новенький мундирИ шляпу на стене.– Хозяйка, что за командирПожаловал в мой дом?Зачем висит у нас мундирИ шляпа с галуном?– Побойся бога, старый плут,Ни сесть тебе, ни встать!Мне одеяло и чепецВчера прислала мать!

Мужчины, подняв кружки, дружно подхватили:

– Чепец прислала, говоришь?– Прислала, говорю!– И одеяло, говоришь?– Прислала, говорю!– Немало видел я, жена,Чепцов и одеял,Но золотого галуна,На них я не видал!

Девушка ловко повернулась и, застучав каблучками, исполнила несколько танцевальных движений, затем продолжила песню:

Вернулся мельник вечерком,Шагнул через порогИ видит пару щегольскихНачищенных сапог.– Хозяйка, что за сапогиТорчат из-под скамьи?Свои я знаю сапоги,А это не мои!– Ты пьян, как стелька, старый плут!Иди скорее спать!Стоят под лавкой два ведра,Что мне прислала мать.– Прислала мать, ты говоришь?– Прислала, говорю!– Прислала ведра, говоришь?– Прислала, говорю!– Немало вёдер я видалНа свете до сих пор,Но никогда я не видалНа вёдрах медных шпор[1]!

Последние слова песни утонули в громком свисте и хохоте зала.

– Ратри, танцуй! – кричали возбуждённые мужчины, – танцуй, Ратри! – И под ноги красавицы полетели золотые и серебряные монеты.

Я с интересом наблюдал за девушкой. Ратри – «ночка», так переводилось её имя. И она, черноволосая и черноглазая, таинственная и влекущая, оправдывала своё имя.

Музыканты заиграли кастильскую сегидилью. Это был озорной, буйный танец, а в исполнении цыганки он превратился в увлекательный сладострастный спектакль. Зал неистовствовал, танцовщица полностью завладела его вниманием. Лица мужчин налились кровью, их глаза горели лихорадочным, накалённым возбуждением.

Я невольно подумал, что столкнулся сейчас с животной, ничем не прикрытой человеческой натурой. Мужчины, захваченные азартным безумием, погружались в игру танца и любви, в чувственное, доходящее до лихорадочного исступления похотливое возбуждение, и их нервы напряглись до предела.

Не привлекая к себе внимания, я наблюдал, как вампиры присматривают себе добычу. Такая накалённая до неистовства атмосфера как нельзя лучше подходила для этого. Сердца людей колотились с дикой силой, разгоняя по венам горячую, взбудораженную кровь. Вампиры ждали, как ждёт хороший повар, когда блюдо поспеет, прежде чем подать его на стол.

– Браво, браво! – неслось со всех сторон, когда смолкла музыка и цыганка застыла в последнем движении, высоко подняв голову.

– Ещё! Танцуй ещё! – кричали зрители, кидая к ногам красавицы деньги.

– Фламенко, Ратри! Танцуй фламенко! – крикнул сидящий у подмостков вампир.

Девушка, не отвечая на крики и комплименты, быстро удалилась из зала.

Музыканты сидели, лениво перебирая пальцами струны гитар. Они играли монотонно и преувеличенно отрешённо, словно происходящее в зале их совершенно не касалось. Сигары, торчащие изо рта, сыпали пепел на их яркие одежды.

Через несколько минут цыганка вернулась на постамент под оглушительные крики и аплодисменты. На ней было другое платье. Оно плотно обтягивало её стройное тело, но юбка, расширявшаяся к полу, была сшита из красного материала в белый горошек и украшена понизу широкими оборками и воланами. На её бёдрах была затянута белая в красных розах шаль.

То, как Ратри встала, слегка откинувшись назад и приподняв голову, как сложила руки, какая грация была в её позе, осанке, неожиданно навело меня на мысль, что эта девушка не может быть простой цыганкой. Во всем её облике было столько благородства, что чистота её крови говорила сама за себя.

А танцовщица замерла, стоя с полузакрытыми глазами, как будто ожидая чего-то. Гитаристы продолжали негромко наигрывать, красиво перебирая аккорды. Я с интересом смотрел на девушку, стараясь предугадать, что же будет дальше. Публика, притихшая поначалу, стала нетерпеливо хлопать и стучать ногами в такт музыке, но цыганка оставалась неподвижной и абсолютно безучастной.

И вдруг взлетели руки, щёлкнули кастаньеты, и музыка бешеным темпом помчалась вслед за ней, когда она сорвалась в танце.

Зал замер. Ни малейшего звука, ни одного движения среди зрителей, пока она неслась в стремительном танце. Только звон гитар и перестук высоких каблуков. Неожиданно остановившись, танцовщица, изогнулась, и почти не двигая широко разведёнными руками, в которых слегка потрескивали кастаньеты, начала медленно кружиться. Мужчины, затаив дыхание, смотрели на тонкий изгиб ее юного тела, на манящие, возбуждающие движения.

И не было сил оторваться, отвести взгляд!

Но вот перебор струн становится всё стремительнее, быстрее, сухой треск кастаньет становится всё яростнее, жгучее, и танец Ратри всё ускоряется и ускоряется, преисполняясь огромной соблазнительностью и энергией, чудесным и редкостным ароматом древней страсти.

И снова сжались руки мужчин, и прервалось дыхание!

Но вдруг её тело становится на несколько мгновений неподвижным – лишь слышен лёгкий перестук каблучков, а руки всё так же выплетают в воздухе неспешные узоры. И всё время в ее подвижных руках поют, звеня серебряными колокольчиками, звонкоголосые кастаньеты…

… И снова сорвалась она в неистовство, изгибаясь, кружась, оборачиваясь. Цыганка была похожа на богиню любви, сошедшую с небес. Вихрем пламенной пляски она отменила и уничтожила все существующие законы.

И вдруг, когда возбуждение зала достигло предела, звон гитар оборвался, девушка застыла, точно статуя древней богини. Несколько мгновений в таверне стояла оглушительная тишина. Затем разгоряченная толпа взорвалась громогласным рёвом.

Оставив деньги на столе, я поспешно вышел на улицу. Ночной бриз гнал в сторону океана застоялый воздух города. Я остановился у большого дерева и прислонился к нему спиной. Угар лихорадочного опьянения не отпускал меня.

– Дьяволица, – думал я о цыганке, – никакая человеческая женщина не способна на такое! Но она и не вампир!

Постояв немного, я медленно побрёл вдоль улицы. Я не был голоден, но взвинченные до предела нервы требовали разрядки. Мне сейчас было всё равно, как это сделать: ввязаться в драку с вампиром или убить задиристого прохожего.

Проходя мимо высокого забора, я услышал стук сердца и печальный вздох. Не раздумывая долго, я перепрыгнул через ограду и оказался в большом ухоженном саду. В его глубине виднелся богатый двухэтажный дом.

На втором этаже у раскрытого окна стояла девушка. Она мечтательно смотрела на луну и думала о том, что с наступлением бального сезона ей предстоит первый выезд в свет. В романтических грёзах девушке виделся красивый молодой офицер, который влюбится в неё с первого взгляда. Он сразу же сделает ей предложение, и отец не сможет ему отказать, потому что наречённый будет очень богат и знатен. Жених увезёт её в большой город, где у него, несомненно, есть прекрасный дом и много слуг.

Девушка мечтательно улыбнулась и вздохнула. Задёрнув занавес, она повернулась… и встретилась с чёрным взглядом моих горящих страстью глаз…

Глава 2

Утро застало меня далеко в горах Аппалачи. Я долго бродил среди их первозданных лесов, купался в ледяных озёрах и старался не думать о красавице-цыганке. Но это плохо удавалось. Юная девушка, залюбленная мною до смерти и опустошённая до капли, тоже не выходила из головы.

Наконец, измученный самоедством и разозлённый на самого себя, я твёрдо решил больше никогда не ходить в эту проклятую таверну. Но едва вечер опустился на землю, я уже стоял на пороге «Ржавого якоря». И вновь: бешеный танец, дерзкие и чувственные руки, каскад пышных волос, блеск гипнотических глаз, первобытная искренность эмоций, музыка, разрывающая душу! Невероятное, магическое притяжение юной танцовщицы снова заставило моё неживое сердце дрожать и волноваться.

С тех пор каждый вечер я сидел за своим столиком и неотрывно следил за Ратри. Я не мог прочесть её мысли, но это только усиливало моё к ней притяжение. Мне хотелось разгадать тайну её непреодолимого на меня влияния. Меня манило сиянье её бездонных глаз, когда она, отрешаясь от всего мира, самозабвенно кружила в танце. Они светились таким восторгом и счастьем, безумием и страстью, что я забывал на время о тяжести оков, что сковали моё сердце ледяным захватом, о том, что мне не суждено больше любить и быть любимым. О тягостном одиночестве, что гонит меня по земле, как перекати-поле.

Поначалу, когда я смотрел на танцующую девушку, мне хотелось выпить всю её кровь. До последней капли. Но что-то удерживало меня от рокового шага. Оставаясь в одиночестве, я давал себе слово прекратить это безумие, но снова и снова возвращался к ней. Затем мне уже расхотелось её убивать. Я лишь страстно желал сжимать в объятиях, ощущать её тело, любить до самозабвения. Я был готов сразиться со всеми вампирами, которые приходили посмотреть на нее. Меня раздирало невыносимое чувство ревности к тем мужчинам, что сидели и глазели на нее. Я наблюдал за ними, стараясь выявить своего счастливого соперника, но цыганка, казалось, никому не отдавала предпочтения. Она всё так же кружила по залу, присаживалась то к живым, то к вампирам, и я не заметил ни одного тайного знака или намёка на влюблённый взгляд.

Тогда я стал подстерегать её после выступления, стоя за углом таверны. Я хотел узнать, кто провожает её. Но как ни старался, так и не смог выяснить, когда же она покидает заведение мадам Оли. Официантки, с которыми я заводил разговор о Ратри, отшучивались или делали такие круглые глаза, как будто я спрашивал что-то совершенно неприличное. Решив узнать о девушке у самой хозяйки таверны, я вспомнил, что уже несколько дней не видел её, что было совсем не в её правилах: она любила лично приглядеть за порядком в зале.

Тревожное чувство надвигающейся опасности толкнулось в груди. Безумная страсть так поглотила меня, что последнее время я не замечал ничего вокруг себя. Я посмотрел на Ишу. Он сидел у моих ног, напряжённо навострив уши и подрагивая кончиком хвоста, что было явным признаком беспокойства. Внимательно приглядевшись, я понял, что в зале не хватает нескольких вампиров-завсегдатаев, которые никогда не пропускали выступление цыганки.

Прежде Ратри не уделяла мне ни малейшего внимания. Она танцевала и пела, кружась по залу и присаживаясь к столикам, но ни разу даже не взглянула в мою сторону. Сегодня случилось что-то невероятное. Как только она взошла на сцену и запела, её взгляд неотрывно следил за мной. В глазах было столько мольбы и отчаяния, что я сразу понял: ей грозит опасность!

Ратри танцевала, кружа по залу и постепенно приближаясь к моему столику. Взмахнув краем юбки, она взглянула на меня и незаметно уронила клочок бумаги под занавес кабинета. Умирая от нетерпения, я едва высидел до конца её выступления, чтобы не привлекать внимания, а затем поспешно, по своему обыкновению, ушёл из таверны. Выйдя на улицу, я тотчас развернул записку.

«Господин де Морель, умоляю Вас, немедленно уезжайте из Норфолка. Я знаю кем Вы являетесь и Вам грозит опасность! Мне, увы, уже нельзя помочь, но Вы ещё можете спастись.

Непрестанно думающая о Вас, Ратри.»

Радость от её признания (она думает обо мне) смешалась с острой тревогой – она в опасности! Нужно немедленно что-то предпринять. Но что? Если бы я хоть знал, от кого исходит угроза! Ночью Ратри не покидает таверны и в номерах не остаётся – это я выяснил точно. Значит, она уходит утром. Нужно дождаться утра и узнать, куда она отправляется. Я осмотрелся: вокруг таверны была обширная рыночная площадь. Спрятаться негде. И вдруг мне в голову пришла замечательная идея.

Я подъехал к «Ржавому якорю», когда часы на башне пробили полночь. В таверне было как всегда шумно. Ратри пела весёлую песню о моряках, но я мог поклясться, что голос её при этом был грустным. Не останавливаясь, я на всем скаку ворвался в зал и подхватил девушку на руки. Её запах ворвался в мои лёгкие, и я на миг потерял способность думать, но Атер, к счастью, взвился на дыбы и рванулся к выходу. Через миг мы были уже на улице. За нашими спинами слышались выкрики, брань, свист и выстрелы. Я задержал дыхание и отстранился от девушки как можно дальше. Ещё через несколько минут Атер остановился у моего тайного дома, стоявшего в густом лесу на берегу Атлантического океана.

Я соскочил с седла, всё ещё не дыша, бережно опустил Ратри на землю и поспешно отошёл в сторону. Её близость заставляла моё сердце дрожать от радости и желания, но неожиданно для себя я понял, что не сделаю ей ничего плохого. Долгие посещения таверны, наблюдения за девушкой, мои переживания сделали своё дело – я научился сдерживать свои вампирские порывы. Я медленно вдохнул. Её запах вскружил голову, но усилием воли я заставил себя не поддаться искушению.

Иша показался из дверей дома и, подбежав к девушке, ткнулся в её юбку носом. Но неожиданно оскалившись, он отскочил в сторону и припал к земле.

– Иша, прекрати сейчас же, ревнивец ты этакий! – взмахнул я рукой на пантеру. – Что это с тобой?

Иша обиженно рыкнул и, отвернувшись, не спеша направился к дому.

– Проходите, Ратри, здесь вам ничего не будет угрожать.

Ратри опасливо посмотрела вслед Ише и нерешительно опустила голову. Я подошёл к ней. Она была такой маленькой, что её голова едва достигала моего плеча. Тоненькая фигурка в пышном цыганском наряде, смоляные волосы, рассыпанные по плечам. Девушка казалась такой беззащитной и хрупкой, такой доверчиво-мягкой, что у меня появилось острое желание защитить её от всех невзгод.

– Ратри, – позвал я негромко, – клянусь, вам больше никто и никогда не причинит зла. Я не позволю этому случиться. Вы верите мне?

– Да, господин, я верю вам, – девушка присела в реверансе, не поднимая головы.

Я был потрясён: она приняла меня за одного из тех мужчин, что позволяют себе относиться к женщине как к рабыне.

– Ратри, – я осторожно притронулся к её руке. Она подняла голову и взглянула на меня. В её взгляде было столько чувства, что мне стало не по себе. Её глаза говорили о безграничном доверии, таком по-детски чистом и невинном, что мой голос неожиданно осёкся, – запомните, в этом доме вы в безопасности.

Я вдруг подумал, что она совсем ещё ребёнок, несмотря на то, чем ей, возможно, пришлось заниматься. И мне стало так стыдно за свои тайные желания, что спазм перехватил горло.

– Сколько вам лет? – спросил я хрипло, убирая руку.

– Шестнадцать, но мой хозяин заботился обо мне, и я выгляжу моложе, – ответила девушка.

– Вы цыганка? Как вы попали к своему хозяину и кто он?

– Я испанка, но меня с колыбели воспитывали цыгане. Мои родители умерли, когда я была ещё младенцем, и меня воспитал цыганский табор. Приёмная мать говорила, что в смерти моих родителей скрыта какая-то тайна и что мне ещё предстоит её узнать. Но однажды на наш табор напал вампир и всех истребил, осталась только я. Хозяин сказал, что моя кровь особенная и он охотился за мной много лет. Он говорил, что моя кровь столь чистая и древняя, что позволяет ему заглядывать в далёкое прошлое. Я не знаю, что он имел в виду, но он очень берёг меня и пользовался моей кровью крайне редко.

– Как же берег, – буркнул я, – и выставлял напоказ перед сборищем пьяных мужиков.

– Нет, он добрый,… по-своему. Я сама уговорила его дать мне возможность танцевать. Танец – единственное, что утешает меня. После танца моя кровь становится особенной. Он знает это и поэтому изредка разрешает мне танцевать. Мы часто переезжали, и иногда я выступала в тавернах.

– Вы написали, что мне грозит опасность. Какая?