Тайна Царскосельского дворца

– Так это – правда? – вырвалось у цесаревны, и она сама тотчас же спохватилась в своей неосторожности.

– Что правда, ваше высочество?

– Да то, что я слышала о вашем предполагаемом отъезде.

– Я сам еще ничего положительного не знаю, но это… в воздухе стоит.

– Как в воздухе? – рассмеялась цесаревна.

– Бывают такие слухи, которые предупреждают действительность и которые именно как бы реют в воздухе!.. Я смею уверить вас, ваше высочество, что официально мне никто еще ни слова не говорил о моем отозвании, а между тем я предвижу это, и вы, ваше высочество, как оказывается, изволили уже слышать об этом?

– Да, слышала и очень сожалею об этом, как и многие другие! Конечно, не так сильно, как некоторые из моих близких знакомых, но все-таки сожалею!

– Я бесконечно признателен вам, ваше высочество, за это милостивое сожаление, но мне непонятен ваш намек относительно сожаления знакомых вам лиц.

– Об этом мы не станем говорить! Я ни своих тайн не выдаю, ни в чужие мешаться не люблю! У каждого есть в сердце уголок, в который никто не смеет самовольно врываться. Это – святая святых человека, и каждый обязан понимать это!..

– И у вас, ваше высочество, тоже есть в сердце такой заповедный уголок, – с самонадеянной улыбкой произнес красавец-граф, не останавливаясь перед тем, что он говорит с высокопоставленным лицом.

Избалованный женщинами, он почти не делал разницы между ними и, по русской пословице, «бил сороку и ворону, в надежде побить и ясного сокола». Таким «ясным соколом» была для него красавица-цесаревна, на которую Линар порой невольно заглядывался, как заглядывались на нее почти все, случайно встречавшиеся с нею.

А цесаревна Елизавета между тем продолжала:

– Не дотрагиваясь до интимных струн вашего сердца, граф, я все-таки не могу не сказать вам, что искренне сочувствую тому горю, с каким вы покинете Петербург, и что я лично навсегда сохраню о вас дружеское воспоминание.

Линара в жар бросило от слов цесаревны. Перед ним в перспективе мелькнуло иное счастье, далеко превосходившее то, какое он находил подле некрасивой принцессы Анны.

«Вот с кем бы завести роман!» – самолюбиво шевельнулась в нем вольнодумная и тщеславная мысль.

Елизавета Петровна на лету поймала его взгляд и как бы прочитала в душе его мысль.

– До свидания, граф! – сказала она, вставая и удаляясь. – Желаю вам полного успеха!

– Успеха? В чем, ваше высочество?

– Ах, боже мой!.. Во всем, что вы предпринимаете или о чем мечтаете!.. Ведь каждый из нас мечтает о чем-нибудь.

И, бросив Линару задорный взгляд, цесаревна Елизавета ускользнула своей бойкой, слегка скользящей походкой.

VI. Тайное свидание

Вернувшись с бала утомленной и сильно взволнованной, принцесса Анна Леопольдовна, наскоро сбросив с себя костюм, проскользнула через узкий коридор в смежную комнату, занимаемую ее воспитательницей Адеркас.

Та уже успела совершенно раздеться и приготовлялась ложиться в постель.

– Вам невесело было сегодня, принцесса? – ласково осведомилась она у своей августейшей воспитанницы.

– Нет, ничего!.. Я видела его, танцевала с ним, и уже благодаря тому мне не могло быть скучно! А этих балов я, как вы сами знаете, вообще не люблю…

– А между тем их еще столько предстоит на вашем веку!

– Ну, когда все будет зависеть от меня – если это будет когда-нибудь, то я отменю все большие и пышные собрания. Я положительно неспособна на эту утомительную придворную жизнь, всю скованную этикетом! Но бог с ними – и с двором, и с этикетом! Я не за тем пришла сюда к вам, чтобы разговаривать с вами о них! Я пришла сказать вам, что спать я вовсе не лягу, потому что на заре он ждет меня там, у нашего старого дуба…

– На заре?! Но заря уже занимается.

– Ну да! оттого-то я и говорю вам, что вовсе не лягу. Когда во дворце все угомонится, я пройду к дубу с моей верной Кларой, и она по обыкновению подождет меня.

– Смотрите, не попадитесь! Ваши враги особенно насторожились. Ваше смелое объяснение с герцогом подлило масла в обычный пламень его ненависти и гнева.

– Ну, сегодня, я думаю, и он устал и крепко заснет.

– Но у него есть свои клевреты! Эти и не устали, и не уснут. Он слишком хорошо и щедро платит им для того, чтобы они променяли его службу на спокойный сон.

– Ну, там видно будет! – с беззаботностью молодости воскликнула принцесса Анна. – А пока предо мной все-таки несколько минут полного, жгучего счастья! Возможность обнять его, моего красавца… возможность прижаться к его груди… отдохнуть в его объятиях! За это не только перед клевретами герцога можно бравировать, за это с жизнью расстаться не жаль!..

– Я понимаю и ваше нетерпение… и ваше молодое счастье, и даже вашу порывистую страсть… Все были молоды, всем жить хотелось… Но все-таки повторяю вам, будьте осторожны и помните, что всякая неосторожность обратится не только на вас, но и ему грозит серьезной и крупной неприятностью.

– Знаю, знаю. Не ворчи, моя дорогая! – прижимаясь головой к плечу своей воспитательницы, проговорила принцесса; затем, крепко обняв ее, тихо прошептала: – Пожелай мне счастья!.. Как вернусь, так я пройду к тебе!

– Это будет новой неосторожностью. Ваше присутствие в моей комнате в такой неурочный час может возбудить подозрение и вызвать ненужные толки.

– Не бойся за меня, моя дорогая, моя единственная! – нежно проговорила принцесса, по своему обыкновению в минуту порывистой откровенности разом переходя на ласковое и нежное «ты».

С этими словами она выскользнула из комнаты, и через несколько минут при свете еле брезжущего рассвета можно было видеть две женские тени, осторожно проскользнувшие из дверей заднего дежурного подъезда и направившиеся к расположенной сбоку аллее, в конце которой возвышался еще до настоящей минуты сохранившийся большой старый дуб.

Из-под широкой тени последнего навстречу им показалась другая, более крупная тень…

– Мориц! – порывисто почти вскрикнула принцесса Анна, бросаясь на шею красавцу Линару, закутанному в складки широкого плаща.

У того вырвался жест нетерпения.

– Тише, принцесса!.. Вы погубить всех нас хотите! – проговорил он, почти не отвечая на ее ласки.

Но Анна Леопольдовна ничего не помнила, ничему не хотела подчиняться, ни о чем ни думать, ни говорить не хотела! Она была счастлива своим молодым, беззаботным счастьем, и в эту минуту, действительно, и трон, и все сокровища государства она готова была отдать за один поцелуй любимого человека.

Линар почти отстранял ее безумные, восторженные ласки. Ему было не до них и его, серьезного и честолюбивого, почти бесили эти необузданные, нерасчетливые порывы.

Принцесса Анна заметила его холодность, и это как бы за сердце схватило ее.

– Мориц, ты не рад мне? Ты не любишь меня? – почти простонала она, крепко прижимаясь к графу.

– Полно, Анна! Ты знаешь, что я тебя искренне и горячо люблю. Не подвергался бы я тем опасностям, каким я ежедневно подвергаюсь, если бы я действительно не любил тебя! Но бывают минуты, когда дело должно поглотить всякие порывы. Нам не до них теперь; нам надо обсудить многое. Будь благоразумна, и поговорим о деле!

Говоря это, Линар слегка отодвигал ее от себя и осторожно освобождался из ее объятий.

Но Анна Леопольдовна не хотела примириться с этим.

– А наша любовь разве не «дело»? – ласково спросила она, прижимаясь к его груди.

– Я не говорю этого. Ты сама знаешь, какое значение я придаю твоей привязанности, но… нам угрожает близкая и, быть может, долгая, если не вечная разлука.

Принцесса побледнела.

– Вечная? О, не говори таких слов, Мориц! Разве есть в мире сила, которая может навсегда разлучить нас?

– К несчастью, есть, против этого-то нам следует вооружиться!

– О, на меня смело надейся; я уже доказала, что в нужную минуту не сробею. Но скажи мне, что надо сделать?

– Прежде всего быть как можно осторожнее и напрасно не бравировать, не поднимать ненужных бурь и ненужных толков… Делу они помочь не могут, а лишнее раздражение в душу внесут. Если у тебя есть хотя одна моя записка, то немедленно уничтожь ее и не доверяйся положительно никому.

– А Матильде?..

– О ней я не говорю!.. Но ее присутствие здесь непродолжительно: часы ее пребывания при русском дворе сочтены.

– Неужели ты тоже веришь в это? – испуганным голосом переспросила Анна Леопольдовна.

– Конечно, верю! Я привык ни в чем и никогда не обманывать себя.

– Но… мне все-таки дадут же время проститься с нею? Выждут, чтобы была выбрана новая наставница, которая заменила бы ее?

– Могут и не сделать этого. Когда герцог решается на что-нибудь, он проволочек не любит и не допускает!

– О, этот герцог! Всюду он!

– Да, от него «в России тесно», как писал недавно один из европейских дипломатов, и все-таки, пока жива императрица, избавиться от него нельзя.

– Но неужели императрица никогда не поймет и не оценит его по-настоящему?..

Линар пожал плечами.

– Если она в течение стольких лет не поняла, то не поймет и теперь! На склоне дней старые привязанности крепнут, а привязанность императрицы к Бирону началась давно.

– Да! И что только она могла найти в нем?

– У сердца есть свои тайны: их понять трудно!.. Ведь полюбила же ты меня! – улыбнулся Линар и, как бы спохватившись, что сам начинает терять дорогое время в пустых разговорах, вновь деловым тоном спросил: – В каких ты отношениях с цесаревной?..

– С Елизаветой? Да ни в каких! Ни меня она особенно горячо не любит, ни мне она не особенно симпатична! Она так пуста… и так вульгарна!.. Эти ее русские пляски, ее песни мужицкие!.. Можно ли любить все это как она любит?

– Но этим она покоряет себе русские сердца! Она – настоящая русская царевна!

– Тем лучше для нее! – недовольным голосом заметила принцесса Анна. – Мне титул «настоящей русский царевны» не завиден.

– Она ловка и даже с Бироном ладить умеет!

– Ей и книги в руки, как говорят русские! Я такой «ловкостью» не обладаю.

– Во всяком случае, не вступай с ней в открытую вражду, – продолжал Линар, – и в случае моего отъезда не восстанавливай против себя ее многочисленной партии. Со своим отсутствием из России я не помирюсь; я вернусь… сюда… непременно вернусь!

– Но зачем уезжать? Неужели нельзя изменить это?

– Нет, в настоящую минуту нельзя. Отсрочка моего отъезда возможна, об отмене же его и думать нечего!.. Когда этот отъезд состоится, постарайся встретить его совершенно спокойно и хладнокровно! Помни, что всякая неосторожность не одной тебе принесет вред, но и на мне может отразиться!

– О, в таком случае я буду тверда. Ты можешь надеяться на меня.

– Против разлуки с Матильдой Адеркас тоже не слишком сильно восставай. Это ты тоже не можешь исправить, а повредишь сильно как ей, так и самой себе! На Клару ты крепко надеешься?

– О, она предана мне всей душой! Ты знаешь, что она последовала за мной в Россию и оставила там, на родине, и дом, и родных только для того, чтобы не расставаться со мной.

– Да! Но на подкупы у вас здесь не скупятся.

– Клары не купят! – с уверенностью проговорила принцесса.

– Тем лучше! Береги и ты ее в таком случае и не подвергай ее напрасным опасностям, как тебе случается делать это. Помни, что у вас, на Руси, есть еще и дыба, и пытки!

– Что за мрачные мысли приходят тебе, Мориц!

– Кому они не придут при вашем русском дворе? Здесь сам воздух пропитан ложью, предательством и лестью!

– Однако говорят, что при всех дворах практикуется то же самое.

– Но не в такой мере! Там Бирона нет! Однако и с ним ты очень сильно не ссорься. Выжди время… Придет и твоя пора… императрица недолговечна… Ну, теперь о самом важном и, для нас обоих, о самом тяжелом – о твоем замужестве!..

Принцесса Анна вздрогнула и еще крепче прижалась к возлюбленному, причем промолвила:

– Но этого замужества не будет! Я положительно заявила об этом тетушке!

– И напрасно сделала! Этот брак должен совершиться.

– Должен совершиться?.. И это говоришь ты, мой Мориц? Ты, которого этот брак должен пугать так же сильно, как и меня?..

– Что делать! Я умею покоряться обстоятельствам! Ведь я не могу жениться на тебе!..

– Почему нет? Твой брак может быть расторгнут, а я ото всего откажусь, чтобы навеки связать свою жизнь с твоею! – пылко воскликнула принцесса.

– Это – ребячество, и в данную минуту об этом думать невозможно. Твой брак с принцем Антоном и дети, которые родятся от этого брака, утвердят за тобою права на русский престол.

– Ты так спокойно говоришь об этом, Мориц.

– Потому что я люблю тебя и никогда не соглашусь снять с твоей дорогой головки почти надетую на нее корону для того, чтобы сделать из тебя самую обыкновенную из смертных! Моя скромная графская корона, конечно, не заменит тебе блеска императорской короны и мое имя не введет тебя в царскую династию!

– А на что нужна мне эта царская династия? Ты знаешь, что я твоя, вся твоя… и что для меня ни счастья, ни жизни нет и быть не может вдали от тебя.

– И все-таки надо ждать и терпеть, терпеть и ждать – в этом заключается весь залог удачи. В особенно тяжелые минуты воспоминаний о том, что ждет нас с тобой впереди, и пусть эта мысль служит тебе поддержкой и утешением!

– Такими «тяжелыми минутами» ты называешь моменты моей грядущей семейной жизни? – спросила принцесса Анна, слегка отодвигаясь от графа и взглядывая прямо в лицо ему. – Ты настаиваешь на том, чтобы я отдалась и принадлежала другому?.. ты даже о моих будущих детях говоришь спокойно?

– Что делать!.. Я никогда не восстаю против того, что изменить не в моих силах!

– Если бы я не так горячо любила тебя, Мориц, то я сказала бы, что ты… слишком благоразумен!

В стороне послышался шорох. Оба внезапно вздрогнули.

В двух шагах от них выросла фигура, тень от которой ложилась далеко на пробивавшемся горизонте.

– Клара… Это – ты? – дрожащим от страха голосом спросила принцесса.

– Да, я! – ответил тоже дрожащий женский голос. – Уйдемте скорее отсюда, принцесса! Здесь, в саду, кто-то есть!..

– Где? – встрепенулись и произнесли Анна и граф Линар.

– Здесь… там, за деревом!.. Я сама видела…

– Тебя напугала твоя собственная тень! – стараясь успокоить Клару, произнесла Анна.

– Нет, принцесса, нет!.. Да вот прислушайтесь, там… в стороне большой ивы…

Неподалеку действительно послышался шорох осторожных шагов.

Все трое затихли в предсмертном страхе.

– Прощай! – раздался в той же стороне осторожный, легкий шепот.

Линар первый оправился от испуга.

– Это такая же влюбленная парочка, как и мы! – рассмеялся он. – Однако все-таки надо уходить.

Принцесса бросилась к нему на шею.

– Но где же и когда я опять увижу тебя? – заволновалась она.

– Я дам тебе знать! – рассеянно ответил граф, наскоро обнимая ее и неохотно отвечая на ее нежные ласки.

Он опять уловил неподалеку осторожные шаги и, почти вырвавшись из объятий принцессы, стал быстро удаляться…

Анна Леопольдовна на минуту осталась на месте вместе со своей спутницей. На этот раз и она явственно расслышала шорох.

– Пойдемте! – шепнула ей Клара, и они почти бегом пустились по направлению к дворцу.

Издали до них долетели громкие голоса и как будто звук оружия.

Клара, обезумевшая от страха, схватила принцессу за руку.

– На графа напали! – прошептала она. – Пойдемте!.. Скорее пойдемте!..

Анна Леопольдовна не ответила ни слова; она была вся охвачена тревогой.

Поднимаясь по ступеням дежурной лестницы, она заметила огонь в комнате Адеркас.

Швейцарка еще не спала и, нагнувшись над столом, писала что-то. Ее сердце было тоже неспокойно. Она боялась за свою воспитанницу, и ее личная судьба тоже не в особо блестящих красках представлялась ее воображению.

Все в эту эпоху дрожало и трепетало на святой Руси. Грозный образ временщика Бирона властвовал над всеми и все давил своей грозной тяжестью.

– Я пришла! – тихонько прошептала Анна Леопольдовна, приотворяя дверь в комнату своей воспитательницы.

Та облегченно вздохнула. Никогда она так сильно не боялась за принцессу Анну, как в этот раз.

VII. Наперсница

День, следовавший за придворным балом, хотя и начался ярким солнечным светом, но затем стал пасмурным и дождливым.

Императрица, утомленная и не особенно довольная балом, проснулась позднее обыкновенного и встала не в духе. Это отразилось на всех, кому пришлось являться к ней в то утро с докладами, а тайная беседа с Бироном еще усилила ее дурное расположение.

– В таком случае поторопись! – сказала она герцогу на пороге кабинета, до дверей которого она сама проводила его. – А об остальном уж я сама позабочусь! Все хорошо в пору и в меру, и я над собой шутить никому не позволю.

– Прикажете в ту минуту доложить вам, ваше величество? – спросил герцог тоном, в котором слышалось полное удовольствие от данного ему приказа.

– Нет, это ни на что не нужно. Я даю тебе полную свободу действий! Анну я сама приведу к порядку.

– За объяснения с принцессой я и не берусь! – пожимая плечами, произнес Бирон. – Эту обузу я, при всей своей преданности к вам, не соглашусь принять на себя. Не советую и вам терять напрасно дорогое время. Есть масса более полезного и плодотворного дела, нежели беседа с вашей упрямой племянницей.

Последние слова фаворит проговорил, уже переступив порог двери.

Императрица вернулась к себе и, задумчивая и недовольная, обернулась к кривлявшемуся шуту Голицыну.

– Ступай прочь! – сказала она, – мне досадно и порою обидно видеть, как ты из-за куска хлеба позоришь и свой сан, и свой дворянский герб.

– Голод – не тетка, матушка Анна Ивановна! – смело глядя государыне прямо в глаза, ответил титулованный шут. – Кабы ты мне Лифляндию или Эстляндию подарила да жалованье хорошее мне положила бы, так и я настоящим князем был бы… А то на голодное брюхо-то и герцогская корона с головы свалится!

Императрица пристально взглянула на него и вместо ответа проговорила:

– Пошли сюда ко мне Юшкову!

Через минуту камер-юнгфера осторожным, вкрадчивым шагом вошла в комнату государыни. Она остановилась у притолоки и подобострастно подалась вперед, ожидая приказаний.

– Ну, что? Выследили? – не глядя на нее, спросила императрица.

– Так точно, ваше величество! Верный человек по пятам шел.

– А не врет твой этот «верный человек»?

– Помилуйте! Смеем ли мы!.. Да мы пред вами, ваше величество, как свечи горим!

– Знаю я свет от этих свечей!.. За грош медный продать готовы!

Юшкова хотела что-то возразить.

Однако императрица знаком руки остановила ее.

– Не таранти! – резко произнесла она. – Так это точно, датчанка всем делом орудует?

– Она, ваше величество! Она всякий раз и провожает принцессу.

– Ладно, дай срок! – про себя проговорила Анна Иоанновна, – все довольны останутся! Где теперь принцесса Анна?

– У себя в покоях… отдыхать изволит… тоже притомилась небось после бессонной-то ночи!

Императрица строго взглянула на Юшкову и коротко заметила:

– Говори, да не заговаривайся! Мне твоих рассуждений не нужно.

– Я насчет того, что, на балу танцевавши, устала принцесса, – трусливо попробовала оправдаться камер-юнгфера.

– Ладно! Знаю я, насчет чего ты говоришь! Научилась я хорошо понимать всех вас! Ступай, и чтобы теперь мне ни о ком не докладывали… я отдохнуть хочу.

– Ножки погладить не прикажете ли, ваше величество? Или сказочку рассказать? – спросила Юшкова.

В числе ее прочих талантов имелся талант замечательной рассказчицы. Сказок у нее всегда был в репертуаре целый запас, и императрица в свободную минуту не прочь была их послушать.

Это пристрастие к сказкам было предметом частых споров между нею и фаворитом, всячески старавшимся вывести из придворного обихода все эти преданья старины. «Петр Алексеевич прорубил окно в Европу, – говорил Бирон, – да до конца прорубить не успел. После него опять доски на прежнее место сдвигаться стали, и прежней тьмою стало заволакивать!»

Теперь, услышав предложение Юшковой, императрица сделала нетерпеливое движение.

– Не до сказок мне! – ответила она. – И так уж я наяву словно сны вижу… кругом меня сказки растут. Ты вот гляди да запоминай; как схороните меня, так своим детям сказки эти и перескажи, чтобы они их в потомство передали!

– Ах, матушка наша родная, о чем вы говорить изволите! – всплеснула руками Юшкова. – Возможно ли о таких бедах поминать? Да разве ж кто-нибудь из нас, верных рабов ваших, сможет пережить вас?

Императрица махнула рукой.

– Небось все разом со мной в могилу не ляжете! – почти презрительно произнесла она. – Ну, ладно, ступай к себе да гляди в оба!.. И чтобы ничто не было скрыто от меня! Ты знаешь меня! Я и наградить умею, и за провинность не помилую. Ступай!

Юшкова, согнувшись в три погибели, молча вышла из комнаты.

Через минуту она снова приотворила дверь. Императрица встретила ее гневным взглядом.

– Простите, ваше величество! – вкрадчиво и трусливо произнесла камер-юнгфера. – Я насчет допущения к вам не все приказания выслушала.

– Что еще? – сдвинула императрица свои густые, значительно подкрашенные брови.

– Ежели их светлость господин герцог пожалует, их прикажете к вам допустить или нет?

Анна Иоанновна пристально, почти подозрительно взглянула на нее и вместо ответа произнесла:

– Глупеть ты стала, Аграфена! Я дураков около себя держать не люблю… Ступай!

Юшкова, недовольная финалом своего разговора с императрицей, дала себе слово выместить свою неудачу на первой из попавшихся ей жертв, и судьба поблагоприятствовала ей.

Пройдя на свою служилую половину, она прямо наткнулась на молоденькую камер-юнгферу принцессы Анны, миловидную Клару, робкую и безгранично преданную своей госпоже датчанку, вместе с принцессой Анной прибывшую в Россию. Семья Клары уже долгие годы проживала при мекленбургском дворе, и Клара была почти подругой детства маленькой принцессы Анны, которая росла среди совершенно простой обстановки и вовсе не готовилась к внезапно выпавшей на ее долю высокой судьбе.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Коротка, но хороша (фр.).