Царь степей. Aspergillum Lуdiаnum (сборник)

После завтрака, состоявшего из остатков вчерашнего павлина, куски которого для пленников жарил Бильбоке, трое индейцев оседлали коней и исчезли в лесу. Пятеро других индейцев пошли вдоль берега моря, куда за ними последовал Матюрен, а Бильбоке остался, занявшись плетением шляп. В течение ночи волнами моря выброшено было только несколько досок, пустых бочонков и кое-какие веревочные снасти. На какое возможно далекое расстояние Матюрен осматривал как поверхность, так и берег, но ничего не было видно. Старый матрос окончательно пришел к убеждению, что не только Жан и Пьер, преданные Валентине настолько же, как он и Бильбоке были преданы Раулю, но и все остальные, находившиеся на «Ласточке», погибли, равно как и само судно.

Это известие, о котором нельзя было не сообщить, сильно опечалило капитана и вызвало слезы жены его. Оба они еще более сознавали всю тягость своего положения. И находили, что их благоразумие и крайняя осторожность пошли не на пользу, а отлично придуманная и подготовленная цель всей их жизни окончательно погибла.

Но вдруг все индейцы собрались вместе и, по-видимому, прислушивались; затем бросились к своим любимым лошадям и быстро освободили их от пут. Вдали послышался глухой шум. Мицтеки тотчас вскочили в седла и вооружились луками. После нескольких минут ожидания, показавшихся томительными пленникам, не знавшим причины всех этих приготовлений, из леса показались три всадника, которые уехали утром, а за ними еще другие двадцать. Всадники, испуская восторженные крики, окружили Летающую Рыбу. Вскоре каждый из всадников, один за другим, пригнувшись к шее лошади, проскакали перед хижиной, у порога которой несколько испуганные стояли пленники. Некоторые из воинов, очевидно, восхищались Валентиной, белая кожа которой, светло-русые волосы и мужской костюм приводили в восторг и изумление. У всех этих всадников позади седла на спине лошади был прикреплен большой вьюк кукурузных лепешек. Все люди были одеты в куртки без рукавов и в кожаные панталоны, относительно новые и расшитые красными шнурками, а также серебряными и золотыми нитками самыми разнообразными и причудливыми узорами. Волосы индейцев были приподняты вверх и связаны в пучок на макушке, проткнутые поперек голубого цвета пером, представляющим собой военный символ Тейтли.

По знаку, поданному Летающей Рыбой, всадники сошли с лошадей и окружили его. Тот говорил им что-то, часто поглядывая в сторону пленников, так что очевидно было, что он сообщал им подробности о кораблекрушении и об их священном положении, так как в рассказе часто слышались имена Тейтли, Хоцитл и Тецкатлипока. Впрочем, новоприбывшие всадники были уже извещены об этих событиях тремя воинами, выехавшими утром им навстречу. Вскоре после этого они снова сели на лошадей, а Летающая Рыба подошел к хижине и спросил Валентину:

– Белая женщина, в силах ли ты будешь идти в прерии?

– Это мне вовсе не трудно, но каким образом туда попадет мой муж?

Индеец приказал привести коня и, обратившись к Матюрену и Бильбоке, сказал:

– Посадите на коня вашего начальника.

– Куда мы отправляемся? – спросил Рауль.

– Мы присоединяемся к Тейтли, – отвечал Летающая Рыба.

Молодой капитан был посажен на коня; рядом с ним шли Валентина, Бильбоке и Матюрен, бросив последний прощальный взор на светло-голубую, спокойную гладь моря, оказавшегося для них до такой степени пагубным. В лесу довольно трудно было пробираться, и приходилось принимать всевозможные меры предосторожности, чтобы не натолкнуться на пни и громадные ветви, валявшиеся всюду на пути. Через полчаса они вышли из лесу на обширную равнину и невольно вскрикнули от изумления, увидав на ней огромное число всадников, бросившихся к ним навстречу и оглашавших воздух воинственными возгласами.

Глава V

Проблеск надежды

Хотя в движениях этой громадной толпы воинов ничего не было враждебного, те напирали так сильно и такой сплоченной массой, что Летающая Рыба нашел нужным водворить порядок и приказал остановиться. Все повиновались и расступились. Так что пленники прошли между двумя рядами воинов, склонявшихся при их проходе, и подошли к палатке, сделанной из кожи, поставленной на незначительном пригорке.

Рауля осторожно сняли с седла и поместили на постель, приготовленную из свежей травы.

– Вот здесь твое жилище, – сказал Летающая Рыба, обращаясь к Валентине, – так приказала Хоцитл.

Часовые были поставлены предводителем вокруг палатки, но не столько для того, чтобы охранять жизнь пленников, а с целью оградить их от назойливого любопытства толпившихся вокруг индейцев, которые стремились поглядеть на жертвы, предназначенные Тецкатлипоку. Вскоре приблизился к пленникам главный жрец этого бога. Это был человек, одетый только в нижние панталоны, доходившие до колен. На плечах был накинут легкий плащ из хлопка черного цвета, на котором весьма неумелой рукой вышиты были желтыми нитками человеческие черепа, сердца и кости. Широкий нож, сделанный из стеклянного камня, которым он потрясал со свирепым видом, и затем маленький колпак на голове, украшенный пером, были главными отличительными признаками его обязанности жертвоприносителя, то есть палача. Волосы такой же длины, как у женщины, окрашенные красным цветом, наполовину закрывали лицо его. При виде пленников глаза дикаря засверкали; он расхаживал около них, оскаливая свои белоснежные зубы и испуская резкие отрывочные возгласы, точно хищный зверь, овладевший добычей. Вслед за тем, совершенно внезапно, жрец безмолвно надел на каждого из пленников ожерелье, составленное из нескольких рядов красных семян, к которому было прикреплено изображение бога. Вслед за тем жрец удалился непрерывно танцуя. После его ухода Матюрен хотел было снять с шеи надетое на него ожерелье, но Летающая Рыба, заметив это, воскликнул:

– Погоди, не делай этого, если не хочешь быть убитым! Не снимайте эти ожерелья, видя их, никто не осмелится поднять на вас руку.

– Должно быть, это какой-то талисман? – спросил Матюрен, прищурив один глаз и поглядывая на Бильбоке.

«Это смертный приговор! Но, по счастью, его исполнение не скоро!» – грустно улыбаясь, подумал Рауль.

Сидя на пороге палатки, пленники рассматривали огромную поляну, раскинувшуюся близ опушки леса. И, несмотря на печаль и беспокойство, они невольно засмотрелись на открывшееся перед ним действие. В двадцати, а может, более местах снята была трава, и там были устроены костры. По сторонам кони, невзрачные на вид, со спутанными передними ногами, спокойно пощипывали траву под охраной нескольких всадников, вооруженных длинными пиками. На некоторых индейцах красовались куртки без рукавов, другие же, в одних кожаных штанах, а некоторые в одних только хлопчатобумажных кальсонах ходили в лес и обратно, неся оттуда дрова и свежую воду в тыквенных сосудах. У многих из них пучок волос, связанный на макушке, был так густ и длинен, что волосы падали на лицо и покрывали его до половины, придавая вид каких-то демонов. За весьма малыми исключениями, у всех лица были без растительности, медного оттенка и лоснились. На ногах сандалии, а на боку висели длинные ножи в кожаных ножнах. Временами на поляне скакали всадники, держа в руках лук и управляя лошадью только ногами, а между тем они казались как бы прикованными к седлу.

Летающая Рыба, сев на поданного ему коня, объехал лагерь, что раскинулся неподалеку, раздавая приказания, которые тотчас исполнялись. Он распорядился сложить костер в двадцати шагах от палатки, около которого положили заднюю ногу серны, кукурузные лепешки и большой тыквенный сосуд, полный свежей воды. Предводитель объявил пленникам, что все это предназначено для них, и Бильбоке принялся выполнять обязанности повара.

– По правде тебе скажу, – заметил Матюрен, помогая своему крестнику готовить обед и поглядывая на группы индейцев, стоявших в некотором отдалении от них и с большим любопытством следивших за всеми движениями белых, – на кого только ни погляжу, все они напоминают мне нашего спутника по плаванию, этого несчастного Мизока.

– Не вам одному, крестный, приходит такая мысль в голову. Мне тоже это постоянно кажется, и даже до такой степени, что не раз я уже чуть было не подошел к любому из них, намереваясь пожать руку нашему Мизоку, точно забывая, что вот уже два года тому назад, как он навеки уснул на берегу реки Гоатцакоалько.

– Да! – печально отвечал Матюрен. – Ужасно подумать, сколько мертвых за какие-нибудь два года: капитан, командор, Мизок, Жан и Пьер, не считаю уже нашу верную собаку Мирлитона, у которой в собачьем теле была душа превосходного человека. Хотя и предполагают, что у животных нет души, но я держусь противоположного мнения.

– Мирлитон был исключением из общего правила! – убежденным тоном возразил Бильбоке.

Тем временем жаркое было готово, и скромный обед пленников был весьма непродолжителен. После обеда Рауль и Валентина, задумчиво и печально погруженные в далеко не веселые мысли, рассеянно смотрели на заходящее солнце, окрасившее розовым цветом небо, землю, людей и деревья. Матюрен отправился походить по широко расстилавшейся равнине. Когда перед ним встали все индейцы, почтительно раскланиваясь, Матюрен, снимавший каждый раз шляпу, сплетенную ему Бильбоке, и усердно ею размахивавший в ответ на поклоны, подумал:

«Ну, будто я епископ! Оно, конечно, лестно, но все-таки ужасно утомительно!»

Но вдруг Матюрен внезапно остановился перед старым воином, голым до пояса, с грудью и спиною, покрытыми бесчисленными рубцами от ран. Старик сосредоточенно, с необычайно важным видом покуривал из трубки, сделанной из бамбуковой ветки. Лицо Матюрена все просияло; он с видимой завистью поглядывал на белые струи дыма. Эта трубка была, быть может, единственная во всем лагере, так как, несмотря на то, что предки их изобрели курение, современные индейцы Мексики почти совсем не курят.

– А? Ведь это очень вкусно? – обращаясь к курившему индейцу, сказал матрос, аппетитно пощелкивая языком о нёбо.

Однако по выражению лиц и глаз окружавших его воинов Матюрен догадался, что никто его не понял. Тогда он прибегнул к другому средству. Подойдя к курившему, он поднял руку, сделал ею движение, как будто держит воображаемую трубку, и шевелил губами точно выпускает дым. При этом, с наслаждением потирая себе живот рукой, он несколько раз повторил:

– Ах как хорошо!

Наконец он был понят. Индеец, встав, почтительно поклонился и подал ему свою трубку. Матюрен, без дальнейших церемоний торопливо схватив трубку, затянулся несколько раз с видимым наслаждением, однако проворчал:

– Старый краснокожий! Испортил свой табак, подмешал к нему ладан! Но так или иначе, а все-таки вкусно!

Затянувшись еще раз, Матюрен протянул трубку обратно индейцу; между тем старый воин отказался взять ее, и подошедший в это время Летающая Рыба сказал Матюрену:

– Он дарит тебе трубку.

– Как?… Дарит?.. – радостно воскликнул матрос. – Ну, честное слово, что везде есть честные люди!

– Ты прав! – отвечал предводитель. – Нужно тебе знать, что этот Мизок – храбрец каких мало. Шнур на его волосах имеет уже двадцать шесть узлов – это число белых, убитых им пулями, стрелами и ножом.

Матюрен почувствовал, что мороз пробежал у него по коже, и поглядел на трубку недоверчиво, но тотчас же опомнился и с решительным видом, положив ее в карман, направился обратно к палатке. Проходя мимо сидевших повсюду кучками индейцев, он обратил внимание, что у всех без исключения были такие же шнурки с узлами, зловещее значение которых он только что узнал. Однако у редкого из воинов оказывалось более трех узлов.

– Быть может, этот старый черт дал мне свою трубку с намерением отобрать ее у меня на днях, убив меня ради еще одного узла на своем шнурке? – пробурчал матрос. – Ну, это еще посмотрим, удастся ли ему!

Ночь наступила, и индейцы улеглись спать у костров.

Небо было ясным; воздух теплый и влажный, и мертвое безмолвие нарушалось только легким топотом лошадиных копыт и плеском волн на песчаном берегу.

Около восьми часов вечера после продолжительной беседы, посвященной главным образом обсуждению средств и возможности освобождения из плена, потерпевшие крушение тоже задумали последовать примеру индейцев и предаться укрепляющему сну. Ноги Рауля приходили уже в прежнее состояние, опухоли почти не было, но все же, отправляясь в палатку, он опирался на руку жены.

Немного ранее восхода солнца пленники проснулись, разбуженные каким-то необычайным глухим гулом. Этот гул, несколько похожий на бой барабана при погребальной процессии, становился все громче и громче. То был сигнал, так как тотчас все индейцы повскакивали на ноги. С восходом солнца они уже сидели на конях, которые, будто радуясь, что им развязали путы, весело ржали, прыгали и взвивались на дыбы. Теперь, горячась и топая, животные и вовсе не имели того унылого вида, как вчера на пастьбе со спутанными ногами. Чтобы их успокоить, ловкие и искусные всадники пускали коней во весь опор, поднимая на всем скаку то горящую ветку, то какой-либо иной предмет или срывая цветок. Пленники с живым любопытством глядели на это всадничество. Вскоре они заметили приближение легких носилок из бамбука, отделанных изящной материей, вышитой золотыми и серебряными нитями. Пара белых лошадей везла эти носилки.

По приказанию Летающей Рыбы Матюрен и Бильбоке подняли Рауля и поместили того на подушках носилок.

Затем подвели Валентине небольшого коня с седлом, украшенным жемчугом и изумрудами. Молодая женщина, приглашенная предводителем сесть на лошадь, будучи очень искусной наездницей, быстро взобравшись, заставила животное танцевать и взвиваться на дыбы, а затем поехала около носилок мужа. Подвели также лошадей Матюрену и Бильбоке. Последний живо взобрался на седло, но Матюрен, недоверчиво поглядев на коня, отошел от него шага на два и, вдумчиво почесывая за ухом, подошел к Летающей Рыбе.

– Разве воспрещается идти пешком?

– Ничего не воспрещается! – отвечал предводитель. – Но каким же образом ты пойдешь пешком? Мы все будем ехать то вскачь, то рысью. Может, тебе лошадь не нравится?

– Лошадь-то мне не скажу чтобы не нравилась. Но взбираться на такую «палубу» я не умею. Мне раз в жизни пришлось испытать такого рода удовольствие. Хотя меня и уверяли, что никакая опасность не угрожает, пока я твердо буду держать руль, то есть я хотел сказать, поводья, однако не успел я отъехать на два кабельтовых от места, как уже потерпел кораблекрушение.

– Так ты не умеешь удержаться на лошади? – с сильным изумлением спросил индеец.

– Сознаюсь в этом, нисколько не стыдясь, – отвечал матрос. – Да я и раньше тебе уже говорил, что рожден на воде и для воды, и эту жидкость признаю своей естественной и родной стихией.

Летающая Рыба громко рассмеялся и затем, подумав немного, подозвал одного из всадников, которому отдал какое-то приказание, и сказал Матюрену:

– Будь спокоен, будет сделано как следует.

Моментально спина лошади была освобождена от множества имевшихся на ней вьюков, и на их место четыре индейца усадили Матюрена, привязав его к поясу сидевшего на коне всадника, который тотчас пустил свою лошадь вскачь. Между тем носилки, прикрепленные к паре белых лошадей, в сопровождении Валентины и Бильбоке уже быстро двигались вперед вдоль долины. Сильно были изумлены и встревожены Рауль и Валентина, а еще более Бильбоке, когда увидели мчавшегося мимо них индейца, за спиной которого сидел Матюрен, для большей безопасности крепко обхвативший всадника обеими руками. Бильбоке в первую минуту хотел следовать за своим крестным, но тотчас опомнился, так как его долг был оставаться около капитана и его жены. Туча пыли поднялась над равниной, и место лагеря, такое оживленное со вчерашнего дня, стало снова пустынным и заброшенным.

Мицтеки, скакавшие во главе отряда, мчались как ветер, очевидно соперничая быстротой коней. Они ехали лесом к горам, повернувшись спиною к морю. Когда замечали, что далеко оставили за собою весь остальной отряд, ехали шагом, пока не настигала их отстающая часть отряда. Тогда снова мчалось впереди несколько всадников, вероятно, для разведки местности. Всадники, везшие носилки, продвигались умеренной рысью и замечательно ловко попадали в такт, так что покачивания были весьма незначительны, если сколько-нибудь почва оказывалась гладкой и не ухабистой. В арьергарде отряда человек двадцать индейцев окружили табун лошадей, часть из которых несли на себе легкие ящики, покрытые сухими кожами. Но большая часть коней ничем не была нагружена. Это были запасные лошади, на случай, если под всадником конь сломит ногу или что иное, тогда всадник мог выбрать себе любого коня, а бедное раненое животное покидалось на месте. В первые минуты оно силилось подняться и последовать за другими, но потом падало на землю, обессиленное, и, грустными глазами глядя на окружающих, испускало крик отчаяния.

Жара становилась невыносимой, и казалось изумительным, что эти дикари подвергались с обнаженными головами палящим лучам солнца. Но дело в том, что Провидение, все предусматривающее, снабдило их такой обильной растительностью на голове, которая благодаря, кроме того, особому способу уборки волос, предохраняла их от вредного воздействия солнца.

Около трех часов пополудни доехали до большого леса и расположились на отдых в лагере, уже приготовленном вырвавшимися вперед разведчиками. Лошадей повели под тень деревьев около небольшого озерка и по прошествии некоторого времени, напоив их, снова отвели на поляну, где, спутав ноги, предоставили свободу пастись, где угодно. Палатка была поставлена в несколько минут, и Бильбоке бросился разыскивать своего крестного. Но едва он прошел несколько шагов, как увидел, что Матюрен, прихрамывая, вышел из лесу, направляясь к палатке. Подойдя к крестнику, он спросил его:

– Все ли цело; все ли на месте в моем теле?

– Все цело, крестный, никакой поломки не заметно!

– Так вот, паренек, что я скажу тебе; это делает большую честь плотнику, построившему мое кренгование.

– Разве вы упали?

– Нет, здоровенный детина, к которому я пришвартовался, был точно привинчен к своему седлу. Что касается меня, так крепко сидя на корме, я не прижимался к мачте, меня валяло с штирборта на бакборт, и я подскакивал, точно карась на сковородке. Но зато я многое узнал в течение этой «навигации». Знаешь ли ты, куда мы направляемся?

– Присоединиться к этому предводителю, которого зовут Тейтли, взявшему нас, по-видимому, под свое покровительство.

– Ошибаешься, Бильбоке! Мы отправляемся на войну.

– На войну? Разве это вам сказал всадник, на крупе лошади которого вы сидели?

– Нет! Как и все ему подобные, он говорит только носом и выражается на таком жаргоне, что ровно ничего не разберешь. Нет! Сам господин Летающая Рыба сказал мне это. Вот уже могу сказать, что хоть дикарь, но этот человек весьма благовоспитанный. Каждый раз, как ему возможно было, он подъезжал к моему вознице и справлялся о моем здоровье. Не говоря уже о том, что этот милый человек не украшает свою голову отвратительным шнуром с узлами, о котором я уже тебе сообщал. Так вот, говорю же тебе, что сам Летающая Рыба ткнул меня носом в тот курс, которого мы держимся. Все эти воины, как они себя величают, отправляются к одной деревне, землю которой захватили белые, и ранее чем через неделю в этих окрестностях окажется немало разбитых черепов.

– Да и для нас, крестный, быть может, представится возможность вырваться на свободу.

– Я тоже такого мнения, и потому хочу об этой истории сказать два слова капитану.

Важное известие, доставленное Матюреном, было обсуждаемо в палатке целый день и даже часть вечера, когда уже давно спали все индейские воины.

Оно укрепило Валентину и восстановило бодрость духа ее мужа. Молодой капитан уже совсем оправился и мог твердо ступать, вследствие чего в нем заиграл прежний огонь. Сознание близости белых вселило убеждение, что далеко не все еще погибло.

На рассвете пленники были снова разбужены тем зловещим гулом, который они с таким изумлением услышали вчера, но не могли себе объяснить, чем он производится. На этот раз Бильбоке пробежал по лагерю, чтобы убедиться в причине гула, и увидел двух индейцев, вооруженных палками, которыми они беспрестанно и сильно колотили обеими руками по бокам громадного деревянного обрубка с пустотой внутри. На концах палочки были гуттаперчевыми. Этот инструмент, повсеместно распространенный задолго до прибытия испанцев, среди всех племен Мексики и называемый тепонастле, производил эти странные звуки, часто вызывающие сотрясение воздуха на полмили расстояния.

К великому огорчению Матюрена пустились в путь тем же способом, что и вчера. Но на этот раз злополучный матрос был привязан к поясу воина, подарившего ему трубку. Зловещий шнурок, на котором обозначены были великие подвиги индейца, частенько хлестал Матюрена по лицу, вызывая в нем страстное желание задушить воина, которого он крепко обхватил руками. После трехчасовой езды достигли подошвы горы, покрытой лесом, так что нередко проезд носилок становился крайне затруднительным. Вскоре с вершины холма Валентина увидела обширную длинную равнину, под которой протекала речка, а на берегах стояло множество хижин. Слышались издали радостные возгласы жителей, восторженно приветствовавших авангард явившихся им на помощь воинов. Через четверть часа после этого потерпевшие крушение проезжали между двумя рядами мужчин, женщин и детей и сошли с коней около палатки, у входа в которую стояла Хоцитл, а рядом Черный Коршун.

Глава VI

Возмездие

Молодая индианка с любопытством и недоумением вглядывалась в Валентину в мужском костюме. Когда та сошла с коня и подошла ближе, Хоцитл ласково улыбнулась; Валентина, быстрым движением обняв и поцеловав ее, сказала, показывая на носилки, с которых Матюрен и Бильбоке снимали Рауля:

– Благодарю тебя от всей души за него.

– Надеюсь, он не очень страдал в дороге?

– Нет! Вовсе не страдал благодаря тебе.

– Может он ходить?

– Нет еще, но уже может держаться на ногах.

Хоцитл обменялась несколькими словами с Летающей Рыбой. Вслед за тем, подойдя к лошади, с которой сошла Валентина, подпруги и поводья уже были тщательно осмотрены Черным Коршуном, она резко вскочила на коня и, поклонившись пленникам, в сопровождении его и Летающей Рыбы, которому Матюрен успел пожать руку, уехала.

Молодая женщина некоторое время ехала над речонкой, берега которой были окаймлены рядом бамбуков, чьи ветви возвышались иногда до пятнадцати метров. Это гигантское злаковое растение, доставляющее индейцу не только материал для постройки жилищ, кроватей, стульев, столов и прочего, а также вещество, похожее на сахар, представляет собой растение, уходом за которым индеец более всего занимается. Говорят, как будто бы бамбук родом из Индии, но это неверно, так как в Мексике в самых глухих местах на берегах озер и болот вы встретите его дикорастущим.

Доехав до одного места, где речка несколько суживалась, Хоцитл принудила коня перепрыгнуть на противоположный берег, и тогда позвала к себе Летающую Рыбу. Она расспрашивала его обо всем, что происходило в ее отсутствие, и индеец в подробностях поведал ей о погребении утонувших матросов, о находке сундуков, разграблении их и, наконец о неожиданном превращении белой женщины в мужчину. Кроме того, с юмором рассказал о похождениях Матюрена на коне. Окончив свой рассказ, предводитель сказал убежденным тоном:

– Этот белый не может быть нашим врагом.

– А с чего ты так решил?

– По его словами и поступкам. Он всегда весел, смотрит открыто, прямо в лицо, за малейшую оказанную ему услугу тотчас благодарит, пожимая вам руку так сильно, как будто намерен ее раздавить, но все же у белых это весьма странный способ выражения дружбы.

– А его товарищ?

– Его товарищ?.. – При этом Летающая Рыба на секунду умолк, точно колебался или обдумывал. – Его товарищ, как мне кажется, появившись на свет, оставил добрую часть своего ума у богов. Он так же редко говорит, как мой брат, и время от времени подбрасывает вверх какой-то невидимый предмет, а после того внимательно рассматривает свой большой палец. Идя пешком или сидя на коне, он только о том и заботится, чтобы выполнить малейшее желание своего начальника.

– А белая женщина?

– Блеск ее глаз волнует мужчин, на которых она обратит взор. Они блестят, как глаза львицы, когда подходят к ее мужу, и кротки, нежны, как глаза ребенка, когда ей помогают поддерживать супруга. Она была бы очень красива, если бы лицо ее не было так бледно, если бы солнце его озолотило немного своими лучами.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.