Красный Петушок

Клиффорд Макклеллан Сэблетт

Красный Петушок

© ЗАО «Мир Книги Ритейл» оформление, 2011

© ООО «РИЦ Литература», 2011

Глава I

Я получаю прозвище

Прежде чем покинуть в одно ясное февральское утро гостиницу «Храбрый рыцарь», я спросил хозяина, каков кратчайший путь к дому адмирала де Колиньи, и получил от этого почтенного человека столько указаний, что, пройдя очень короткое расстояние, почувствовал, что потерял дорогу. Но я расспрашивал встречных и не терял поэтому надежды, что со временем достигну своей цели.

Я недавно приехал из Гаскони, и после небольших гасконских городов суета и шум Парижа с его бесконечными улицами и переулками и толпами народу, занятого своими делами, пугали и в то же время интересовали меня. Кончина моего отца, последовавшая месяц тому назад, бесконечно огорчила меня, и я – последний из нашего бедного, но древнего рода – чувствовал себя одиноким. Все, что мне осталось, – это шпага и маленькое именьице в Брео.

Я видел перед собой худое лицо отца, страдающего от старых ран, полученных им в войнах; вспоминал, как мы ходили или ездили с ним по крутым холмам нашей родины и он поучал меня законам войны и рыцарскому поведению, необходимому для дворянина. Я считал его лучшим рыцарем Франции, и мне с каждым днем все больше и больше недоставало его. Я рос в Брео одиноким, если не считать Бартоломея – старого нашего слуги, и до возвращения – три года тому назад – моего отца у меня не было ни родни, ни друзей, ни врагов во всем мире.

Эти мысли занимали меня всю дорогу.

На одном из перекрестков мне встретился толстый человек с черной повязкой на левом глазу. Я спросил у него дорогу к дому де Колиньи.

Он ответил не сразу, спокойно осмотрел меня своим единственным глазом с головы до ног – от черного петушиного пера на моем берете и нового ярко-красного шелкового платья до кожаных сапог того же оттенка – и, пристально разглядев художественную рукоятку шпаги моего отца, висевшей на поясе, поднял свой маленький черный глаз: в нем был слабый отблеск иронии, и еле заметная улыбка скользила на его толстых губах. Он низко, слишком низко поклонился мне и сказал:

– Если ваша светлость соблаговолит немного повернуть назад, я буду иметь честь указать нужный вам дом.

Я пристально посмотрел на него, подозрительно отнесясь к его преувеличенной вежливости, но в ней не было ничего оскорбительного. Он говорил мягким, вкрадчивым голосом; его громадное тело в вылинявшем синем платье неуклюже склонялось; очевидно, он хотел угодить. Но во всем этом сквозила какая-то неискренность, и я нетерпеливо отвернулся от него.

– Серый каменный дом, – продолжал он, взглянув на меня своим беспокойным взглядом, – у которого конюх держит оседланных лошадей, и есть дом адмирала де Колиньи; и он скоро удостоится посещения месье де Брео.

Услыхав свое имя, я, изумленный, резко обернулся, но успел только мельком увидеть его широкую спину и женственно покатые плечи, исчезающие за углом. Несмотря на тучность, он по-кошачьи, легко, двигался. Я стоял и смотрел на то место, где он исчез.

Идя дальше, я ломал голову, откуда этот толстяк знает мое имя, так как был уверен, что никогда его не видел. Однако, как только я стал подниматься по ступеням лестницы каменного дома, все это вылетело у меня из головы. Обширная зала была заполнена пестрой толпой: роскошно одетые придворные ходили под руку или разговаривали группами; несколько провинциалов – их легко было узнать по виду – жалось у стен: блестящее собрание стесняло их. Тут и там расхаживало несколько беспокойных, надменных дворян в поношенных дублетах; они двигались среди толпы дерзкие, нетерпеливые, седые, со свирепыми взглядами, с длинными шпагами, ударявшимися по их худым икрам – голодные, вечно ворчащие псы войны. Франция была полна ими.

Один из лакеев, стоявший у дверей, подошел и спросил, что мне нужно. Я ответил, что желаю видеть адмирала де Колиньи.

– Месье имеет приглашение? – спросил лакей. – Монсеньор принимает только тех, кому он заранее назначает.

Я отрицательно покачал головой.

– Тем не менее, – сказал я, – если вы доложите, что Блез де Брео из Гаскони просит аудиенции, я надеюсь, адмирал согласится принять меня.

Когда я назвал свое имя, господин, стоявший в нескольких шагах, обернулся и внимательно посмотрел на меня. Лакей сделал мне знак подождать, поднялся по широкой лестнице и исчез. Господин, так внимательно смотревший на меня, приблизился и поклонился. Это был высокий худой человек, весь в черном, с длинной шпагой в поношенных черных ножнах. Серьезное выражение его лица оживлялось искрящимися серо-стальными глазами, странно блестевшими на его темном лице.

– Не родственник ли вы Жерве де Брео, который сражался во всех итальянских войнах под командой адмирала? – спросил он любезно глубоким и приятным голосом.

– Его сын, месье, – ответил я.

Его серьезное лицо сразу озарилось очаровательной, открытой улыбкой.

– Тогда, быть может, вы слышали обо мне? – сказал он. – Я Мартин Белькастель. Ваш отец…

– О да, месье, – прервал я его, – мой отец на своем смертном одре завещал мне разыскать вас. Он называл вас своим лучшим другом и лучшим воином Франции.

– Итак, мой старый товарищ умер? Очень жаль! Он был храбрым человеком, отлично владел шпагой и был хорошим товарищем.

Он вздохнул.

– Где вы остановились, юный Блез?

Я припомнил и назвал гостиницу «Храбрый рыцарь», что на улице Бюсси.

– Я там часто ужинаю, – сказал Белькастель. – У них хорошее испанское вино, и там готовят превосходные паштеты. Встретимтесь там сегодня вечером, там нашей беседе никто не помешает. Быть может, я сумею быть вам чем-нибудь полезным.

Я поблагодарил его, и он направился навстречу невысокому, плотному бородатому человеку, все движения которого изобличали в нем моряка.

В это время вернулся лакей и сообщил, что адмирал извиняется, но сегодня никак не может принять меня, так как он занят с месье Рибо, который сегодня же покидает Париж; но он назначает мне свидание на послезавтра в десять часов утра. Тут же он прибавил, что его господин просил уверить меня в своем сожалении по поводу того, что свидание откладывается, хотя и на короткое время, так как он прекрасно помнит моего отца и всегда чувствовал к нему большое расположение.

Я обещал явиться к адмиралу де Колиньи в назначенное время, не подозревая, что даю обещание, которое мне не суждено будет исполнить.

Проходя по комнате, я опять услыхал имя Рибо и увидел шедшего по широкой лестнице вслед за лакеем черноволосого бородатого человека – знакомого Белькастеля, которого я принял за моряка.

Тогда я вспомнил, что Жан Рибо был во главе экспедиции, которая должна была на будущей неделе отплыть с гугенотами в Новый Свет.

Остаток дня я посвятил осмотру города; его особенности и своеобразие, его громадные размеры так увлекли меня, что я и не заметил, как наступила темнота. Поздно вечером я возвратился в гостиницу.

Общая комната в гостинице была переполнена, и слышен был шум голосов. За длинным столом в центре комнаты, тесно придвинувшись друг к другу, сидело трое. Они тихо разговаривали. Слуги были заняты посетителями.

За маленькими столиками вдоль стен сидело много народу; за одним из них я увидел Мартина Белькастеля, удобно расположившегося на скамейке, прислоненной к стене.

Я подошел к нему, и мы стали разговаривать. Во время разговора я заметил, что глаза Белькастеля, теперь холодные и пронзительные, были напряженно устремлены на группу из троих, сидевших в центре комнаты, и что некоторые из посетителей за другими столиками смеялись на неслышные нам замечания этой группы, в то время как другие бросали на них мрачные, хмурые взгляды.

Как раз в это время новое лицо появилось на сцене, и, к своему удивлению, я увидел того самого толстяка, которого встретил сегодня утром. Он прошел комнату тем быстрым и легким шагом, который так изумил меня при утренней встрече, и я могу поклясться, что он тихонько что-то сказал сидевшим за центральным столом, проходя мимо них в кухню.

Я вскочил с намерением спросить его, откуда он знает мое имя, но он уже исчез в дверях, и я сел, продолжая недоумевать, кто бы это мог быть.

– Болезнь и кончина Жерве объясняют мне, почему я так долго не имел от него известий, – прервал мои мысли Белькастель. – Я часто собирался разыскать его, но у меня есть дело, с которым мне прежде всего надо покончить. Честь моего рода требует этого.

Глаза его стали жесткими при взгляде на людей, за которыми он следил.

– Расскажите мне, Блез, как умер ваш отец.

Я стал рассказывать; описал три счастливых года, проведенных с отцом после его возвращения с войны, потом постепенное, но неуклонное падение его сил, мои опасения за его здоровье.

– Последний месяц его жизни, – заключил я, – он часто искал уединения, прогуливаясь в самых отдаленных местах Брео, точно желая на них наглядеться. Я уверен, что он знал о близости смерти, потому что однажды ночью я нашел его со свечой в руках в дверях оружейной. Он смотрел на висевший над дверью шлем Жана де Брео, основателя нашего рода.

Я наткнулся на него случайно и услыхал произнесенную им фразу: «Это годится, я думаю». Мне казалось, что он бредил…

Громкий разговор одного из троих, сидевших в центре комнаты, прервал мой рассказ. Это был крепко сложенный человек лет сорока с жесткими глазами и темной бородой лопатой.

– Черт возьми! – кричал он. – Зачем все эти разговоры о средствах и способах? Это только болтовня, клянусь Богом! Ведь шпаги у нас есть – и достаточно! Давайте уничтожим этих проклятых упорных еретиков и покончим с этим. Подонки Франции – от Конде и Колиньи до самых низких…

Я поднялся, схватившись за шпагу, но Мартин Белькастель уже опередил меня. Он быстро встал и мигом очутился у стола, за которым сидел бородатый и его товарищи. Они так же быстро вскочили на ноги.

– Если месье, – начал спокойным голосом Белькастель, – прекратит свой бычий рев, то я буду иметь удовольствие назначить время и место, где он сумеет начать уничтожение, о котором он упоминал…

– А вы кто? – заносчиво спросил бородатый.

– Мартин Белькастель к вашим услугам, месье де Таванна.

В комнате на мгновение наступила тишина. Разгоряченное лицо бородатого заметно побледнело. И он отступил на шаг.

– Никто из Таванна никогда не отказывался от таких обязанностей, милостивый государь! – крикнул он, быстро овладев собою и выпрямившись во весь рост. – Время – завтра на рассвете, а место… – Он остановился, как бы обдумывая, потом продолжил: – Небольшой обнесенный стеной парк в конце этой улицы. Месье, быть может, знает?

– О, хорошо знаю, – ответил Белькастель спокойно. – Я часто усмирял там буянов Франсуа де Гиза. Это место спокойное, нам не помешают. Итак, завтра на рассвете.

– На рассвете я всецело к вашим услугам, – подтвердил Таванна.

Голос его был довольно тверд, но слышались тревожные нотки, как будто он попал в капкан и не знает, как из него выбраться.

– А вы, месье, – спросил я высокого человека, стоявшего возле бородатого, – не того же ли вы, случайно, мнения, что и ваш друг? Если да, мне доставит большое удовольствие научить вас уважать «упорных». То же самое время и место, месье?

Он сделал шаг вперед и стал свирепо разглядывать меня.

– О, проклятый выскочка, я перережу твое горло! Я…

Он задыхался от бешенства. Безобразный длинный белый шрам на его щеке особенно резко выделялся на пылающем лице.

За моей спиной раздался тихий смешок, и, обернувшись, я увидел огромную фигуру таинственного незнакомца с черной повязкой на глазу. Иронически улыбаясь, он поклонился мне, но я вновь повернулся к нему спиной. В это время вскочил третий из компании бородатого. Это был человек лет тридцати, нагло-красивый, с холодными голубыми глазами и рыжей бородкой.

– Дайте его мне, Луи! – крикнул он. – У меня сильное желание подрезать шпоры этому Красному Петушку.

– Нет, Анри…

Высокий человек повернулся ко мне:

– Простите, я урегулирую это дело с моим другом.

– Я не позволю так с собой обращаться! – вскричал я горячо. – Сначала этот, – указал я на человека со шрамом, – потом вы. Небольшой парк, указанный месье Белькастель, на рассвете. Это удовлетворит вас?

На этом порешили. Мы обменялись именами. Человек со шрамом был Луи де Марсей, а помоложе – Анри де Танкерей.

Мы с Мартином Белькастелем возвратились к своим местам у стены; наши враги оставили гостиницу.

Мартин весело поглядывал на меня через стол. На его спокойном лице появилась улыбка, перешедшая в подавленный смех.

– Этот молодой де Танкерей, – заметил он немного погодя, – довольно метко определил вас, а? Красный Петушок! Забавно, не правда ли?

– В каком отношении, месье Белькастель? – спросил я сухо.

Мне казалось, что в его тоне звучала легкая насмешка.

– Петушок, мой мальчик, как всем известно, не отличается здравым смыслом. Он жаждет сражаться со всем птичьим двором, как и вы готовы драться со всем миром. Я, собственно, должен был этого ожидать – вы выкроены по старому образцу. Ваш отец никогда никому не давал превзойти себя на поле чести.

Сердечные отзывы Мартина Белькастеля о моем отце сгладили язвительность его замечаний;

Пришедший слуга поставил перед нами обед, и мы молчаливо принялись за еду. В это время передо мной вдруг неожиданно выплыл образ толстого человека с черной повязкой на глазу.

Я посмотрел кругом, но его не было видно. Он производил на меня впечатление злого духа, заключенного в мясную тушу.

Когда мы покончили с едой, Мартин Белькастель стал шутливо говорить о предстоящем на рассвете деле и рассказал кое-что о тройке, с которой мы должны были встретиться. Все они, по его словам, отчаянные и опасные люди, в особенности де Танкерей, любимец Франсуа де Гиза. «Убить его, – говорил он, – было бы несчастьем; это значит – получить темной ночью нож в спину». Белькастель осведомился, насколько я опытен в фехтовании, но, узнав, что этому искусству обучал меня мой отец, был вполне удовлетворен.

Наконец мы расстались, и он обещал зайти за мной в назначенное время.

Глава II

Поединок

Холодный, серый свет наступавшего утра проник в мою комнату, когда я стал одеваться. Гостиница была объята сном. Взяв шпагу и кинжал, я стал спускаться по лестнице, стараясь по возможности не шуметь. Было морозно, все было покрыто инеем, и я вынужден был шагать побыстрее, чтобы согреться. Через некоторое время я увидел Мартина Белькастеля, спускавшегося по улице Бюсси со шпагой в руках. Он шел неторопливой походкой, как будто направлялся по самому обыкновенному делу. При виде его спокойного, энергичного лица я оживился и тепло ответил на его веселое приветствие.

Мы вместе продолжали путь по улице Бюсси рука об руку, спокойной походкой мимо домов, выступавших в свете приближающегося утра, и меня охватило радостное чувство при мысли о предстоящем поединке и о дружеском расположении этого хладнокровного, спокойного человека, шагавшего рядом со мною. Белькастель заметил, что нам предстоит опасное дело, и старался доказать мне, что эти люди далеко не такие, какими я, человек неопытный, из хорошей семьи и сын храброго отца, мог бы их себе представить. «Нам, быть может, – говорил он, – придется иметь дело с непредвиденным, и мы должны быть настороже, так как эти забияки считают добрым делом, не стесняясь, честным или нечестным путем, убить протестанта».

В это время мы подошли к небольшому парку, который, будучи в летнее время изумрудом среди городской грязи, теперь стоял без листьев, в зимней одежде. Мы прокладывали себе дорогу сквозь густые кустарники по направлению к лужайке в центре ограды. Место было пустынное, и Мартин Белькастель стал осматривать густые кусты, окружавшие центральную площадку.

Через несколько минут на дороге, ведшей от ворот, показались наши три героя. Они молча поклонились. Лопатобородый и де Марсей сразу стали снимать свои дублеты, Мартин и я ограничились лишь снятием манжет (инстинктивно мы не сняли дублетов). Уже было достаточно светло, чтобы приступить к делу, но короткая сухая трава, густо покрытая инеем, делала дорожку очень скользкой. Де Марсей посмотрел на нее и покачал головой. Без дублета он выглядел менее грозным; длинный шрам на его лице был не так заметен, и его тело было стройнее, чем я ожидал. Лопатобородый, стоявший впереди со шпагой и кинжалом, представлял собою поистине великолепную фигуру: его сильные руки казались вылитыми из стали, широкая грудь была покрыта жесткими черными волосами, а свирепые глаза ярко горели из-под нахмуренных бровей.

Я обнажил шпагу и кинжал и ждал.

– Слово за мною, господа? – спросил Мартин спокойно, как на параде.

Я дрожал от нетерпения скорее начать.

Лопатобородый кивнул, и на его лице появилась фальшивая, презрительная улыбка. Я двинулся на шаг вперед, чтобы встретиться с де Марсеем.

– Защищайтесь, господа! – раздался среди тишины резкий голос Белькастеля.

Мгновенно раздался острый звук стали при скрещении наших шпаг, топот и шарканье движущихся ног. Де Марсей свирепо атаковал меня, глаза его сверкали; очевидно, вчерашняя моя самонадеянность распалила его кровь, и он намеревался быстро покончить со мной. Скрещение, отражение, нападение, отражение и снова нападение. Мы кружились, двигались вперед, отступали, ударяли рукоятку о рукоятку. Я осторожно действовал на скользкой почве, нащупывая противника в надежде найти его слабое место; долгое время я ничего не мог сделать: этот человек был силен, как бык, и осторожен. Наконец, его неудача в получении преимущества надо мною так разъярила его, что он, отбросив всякую осторожность, набросился на меня, как тигр. Я был вынужден без передышки защищаться от бесчисленных ударов, наносимых им с большой быстротой; однако бешенство его стало оказывать свое действие: пот градом катился с него, он с трудом переводил дыхание, и я решил, что теперь время мне перейти в наступление. Где-то позади прозвучал спокойный, как всегда, голос Белькастеля:

– А теперь, месье, готовьтесь к смерти. Я убью вас, как вы убили моего брата два года тому назад. Вам осталась минута жизни.

И через некоторое время:

– Вот тебе, получай, собака!

Послышалось ужасное хрипение умирающего.

В это время я поскользнулся и упал на одно колено. Лезвие де Марсея скользнуло по моему телу, и я сразу почувствовал жгучую боль в левом плече. Мой противник, подобно волку, оскалил зубы, но я успел приподняться и вонзить ему шпагу в плечо. Улыбка исчезла с его лица, он упал навзничь, издавая проклятия сквозь стиснутые зубы.

В это время раздался резкий крик:

– Ко мне, мои храбрецы, ко мне!

Налево от себя я увидел де Танкерея со шпагой в руке, который, подобно бешеному быку, мчался прямо на меня. Глаза его пылали ненавистью. Позади него у высокой стены зашевелились люди.

– Измена! К ворогам, Блез! – вскричал Мартин Белькастель.

Но де Танкерей был уже возле меня.

Он яростно набросился на меня. Мне удалось увернуться, и я стал нападать на него. Не успел он опомниться, как я вонзил ему шпагу в живот и помчался к воротам. Позади по мерзлой земле слышен был топот преследующих нас ног, впереди бежал Белькастель.

У ворот я чуть не сшиб с ног огромного человека в черном плаще. Лицо его было скрыто под большой черной шляпой. Он быстро отодвинулся в сторону, но я успел заметить иронический блеск его единственного глаза. Эта неожиданная встреча с моим неизвестным врагом вызвала дрожь от предчувствия какой-то неведомой опасности.

Однако раздумывать было некогда. Бог мой, как мы бежали!

Наконец Мартин замедлил шаги, и я догнал его.

– Следуйте за мной! – крикнул он и побежал еще быстрее, так что мне было довольно трудно поспевать за ним.

Мы быстро пробежали мимо гостиницы «Храбрый рыцарь», чуть не опрокинули сонного привратника, подметавшего порог. Позади слышны были голоса преследователей.

Белькастель молча повернул направо по узкой дорожке между двумя высокими домами, а через минуту мы кружились по лабиринту узких переулков, загрязненных гнилыми отбросами. Наконец Мартин Белькастель остановился перед небольшой деревянной дверью, обитой большими железными гвоздями и запертой громадным замком кованого железа. Быстро вынутым из-под дублета ключом Белькастель открыл замок, и мы очутились в садике позади большого дома. Вдали слышны были голоса наших врагов, перекликавшихся в лабиринте дорожек и переулков.

– Зараза! – заметил печально Мартин, осматривая наши сапоги и брюки, забрызганные скверно пахнувшей грязью.

Он стал прислушиваться к крикам преследователей, которые мало-помалу приближались к нам.

– Канальи! Они разбудят всю окрестность. Идем – лучше скроемся из виду.

Мы вошли в заднюю дверь, прошли короткий мрачный коридор и по лестнице поднялись в переднюю. Здесь Мартин открыл дверь, и мы вошли в большую, хорошо меблированную комнату, где лакей, стоя на коленях, чистил сапоги.

Лучи бледного зимнего солнца струились сквозь высокие окна, завешанные полинявшими красными драпри, и я различил несколько больших старых стульев, кровать, годную для великана, и массивный стол, украшенный великолепной резьбой; через открытую дверь виден был угол небольшой комнаты, где стояла узкая кровать.

– Вот это мое жилище, Блез, – сказал Мартин со своей привлекательной улыбкой. – Этого вполне достаточно для моих скромных требований. Садитесь, молодой человек, и… Но, черт возьми! Вы так бледны! Снимай с него дублет, Николай, – сказал он своему слуге, который поднялся и почтительно стоял в стороне.

Я сел на подставленный мне Николаем стул и только теперь почувствовал слабость. Мое плечо кровоточило. Когда дублет и сорочка были сняты, Белькастель осмотрел рану и заметил своим сухим голосом, что рана довольно скверная, но он все-таки надеется, что она скоро заживет и, пожалуй, не оставит никакого следа, о чем я в тот момент искренне пожалел.

– А недурная была работа! – продолжал он после того, как, перевязав мое плечо, набросил на меня спальный костюм и дал Николаю почистить наши одежды.

– Довольно горячая, месье, особенно последние минуты, – ответил я.

– Нет, Блез, никаких «месье» между товарищами, которые вместе обнажали шпаги. Называйте меня Мартином. В конце концов я всего только вдвое старше вас. Принимая во внимание вашу молодость, вы отлично владеете шпагой, и сегодня утром вы снискали мое уважение. Де Марсей – один из умнейших дуэлянтов в Париже. Впрочем, он неплохой человек, у меня нет большого желания видеть его мертвым.

– А лопатобородый, Мартин? Я говорю о Таванна.

Лицо его стало жестким:

– А, Таванна! Он предательски убил моего брата, и я до этой ночи безуспешно охотился за ним более двух лет. Если есть правосудие после смерти, то душа его будет жариться в самой горячей части ада. Теперь, наконец, мой брат отомщен! Не стану перед вами скрывать, Блез, грозящей нам опасности: мы убили двоих слуг Франсуа де Балафре, а герцог де Гиз хороший начальник – он отомстит, если сумеет. Кричать об этой схватке они не станут, но кинжал в спину темной ночью они воткнут или сгноят в грязной темнице. Черт возьми, я предпочитаю кинжал!

– Они не испугают меня… – начал я пылко.

Но Мартин иронически улыбнулся, и я замолчал.

– Блез, Блез! Вам нет надобности уверять меня в своей храбрости. Но мы так же рассудительны, как и храбры, не правда ли? Зачем нашим бедным головам лезть в пасть льва без надобности? Давайте исчезнем, а? На несколько месяцев. К тому времени все может измениться, и Франсуа де Гиз, быть может, к нашему возвращению будет ужинать вместе со своим господином-дьяволом.

– Но, Мартин, – возразил я, – во Франции те, кого разыскивают могущественные люди, не исчезают так легко – их находят. У льва длинные лапы.

– Это верно, Блез. Во Франции мы не могли бы жить; мы попали бы скоро в руки Франсуа де Гиза и были бы раздавлены и выброшены, как игрушки. На сей раз нас спасет не острая шпага, а проницательный ум. Благоразумие очень ценится мудрецами. Оставим Францию, исчезнем в океане!

– А… – сказал я нерешительно. – Это идея! Вы думаете…

– Именно это. Мой старый друг, Жан Рибо… Вы его, наверно, видели вчера у де Колиньи…

– О да, это тот смуглый моряк?.. – пробормотал я.

– Да. Через три дня он отплывает из Гавра в Новый Свет с тремя судами. Он берет с собою мастеровых, солдат, земледельцев, а также дворян; все они гугеноты. План де Колиньи таков – образовать отчизну для преследуемой веры в дикой стране и завладеть этой страной именем его величества Карла Девятого. Высадив эту партию на берег, Жан Рибо возвратится во Францию за разными припасами, с которыми отправится обратно в Новый Свет. Итак, пока мы возвратимся во Францию, пройдет не меньше года, и за это время мы увидим много необыкновенных и чудесных вещей в этой дикой стране, а главное, мы будем забыты человеком со шрамом. Неплохой план, а?