Сокровища Массандры

Завязался непринужденный разговор. Старичок оказался генералом, ехавшим на слет ветеранов в Курск, усатый гражданин – военным врачом-афганцем, который хоть к сообществу фронтовиков не принадлежал, но выходил там же.

Поезд тронулся. Медленно поехали назад провожающие вместе с перроном, вокзальные столбы и заборы сменились пустошью полосы отчуждения, состав набрал ход. Пассажиры, совершив привычные эмпээсовские ритуалы, погрузились в обычную маетную дорожную скуку, щедро настоянную на летней жажде. Макс и Майя залезли на свои полки, провалялись там с час. Наконец божество МПС взяло свое. Майя вытащила из рукава изящный женский кошелечек и, озабоченно заглянув в него, перевела хитрый взгляд на Макса:

– Молодой человек угостит девушку мороженым?

– Может, сперва что-нибудь перекусим? – спросил Макс.

К вагону-ресторану они добирались под аккомпанемент изысканного набора песенок, что транслировало радио Октябрьской железной дороги. В этом компоте Таня Буланова соседствовала с Земфирой, а «Спи, мой мальчик маленький» сменялся трагичной «Я убью тебя, лодочник». И дверь поездной забегаловки Макс раскрыл в том состоянии, когда ирония сплавлена с предвкушением вдохновения. Оказалось, здесь и впрямь было от чего вдохновиться.

За первым же с краю столиком уже весьма неплохо сидели те самые «ботаники», очкастый и бородатый, что тащили по перрону чемодан. Вырвавшиеся из тесных объятий семьи и рабочего коллектива сотрудники времени зря не теряли и уже успели изрядно набраться, чему Макс, оценивший этот рекордно короткий срок, даже позавидовал. «Ботаники» говорили о чем-то, одним им понятном и известном, уже довольно нечленораздельно, и то и дело подкрепляли свои аргументы очередным опрокидыванием рюмок в пышущие перегаром пасти. Макс не растерялся и подвалил к их столику:

– Ну, вы даете, земляки! Куда пропали-то? Ищу вас, ищу.

– …Потому что нам-то на горбу всю эту хрень тащить! – Толстячок, продолжая убедительно доказывать какие-то смутные постулаты своему бородатому коллеге, осоловело глядел перед собой, видимо, с трудом отделяя пространство от времени. Он даже не повернулся в сторону Макса, лишь кивнув, словно говоря: «Какие проблемы, старик, конечно!»

Бородатый же уперся глазами в салат: вилка в свободной от рюмки его руке повиновалась нехотя, и «ботаник» прилагал немалые усилия, чтобы зацепить ломоть огурца, предательски скользившего по растительному маслу.

– Мы присядем, а то так пить хочется, что даже перекусить негде? – Ушлая парочка непринужденно подсела к их столику.

– А-а, привет, – наконец отреагировал рыхлый бородач, которого, как Макс понял по обрывку перронного разговора, звали Володей.

– Чё будем брать, водку будем пить?

– Бу… будем! – решительно заявил Володя, постучав вилкой по недопитой поллитровке, в которой, впрочем, оставалось совсем на донышке. При этом он не отрывал глаз от салата. Закончив звенеть, «ботаник» возобновил борьбу с кружочком огурца.

Макс вскинул голову с таким уверенным видом, что к ним сразу подлетела официантка.

– Нам еще одну водки, два салата, четыре пива и потом даме кофе и мороженое, – распорядился Макс.

– Вам вместе считать? – осведомилась официантка.

Навар с ужратых в дупель пассажиров был ее традиционным кормом. Великодушный Макс выразил на лице готовность поделиться. Официантка правильно его поняла и не стала чинить препятствия. Она одна, а клиентов вон сколько. Лучше взять немножко здесь, чем тратить силы, гоняя конкурентов со своего поля.

– Вместе.

Пока он заказывал, научные сотрудники умолкли. По жаре и духоте их развезло; теперь «ботаники» пробовали напрячь свои телячьи мозги, что получалось с заметным трудом. Однако попытки оказались тщетными, и коллеги принялись за свои салаты. Падать в них бородой и очками научные сотрудники считали делом преждевременным.

– Один мой приятель в Костроме имел привычку так упиваться, что не мог отличить телескоп от микроскопа. Впрочем, это не помешало ему успешно защитить диплом, – бодро сказал Макс, чтобы, главным образом, рассмешить Майю. Самим «ботаникам» можно было гадить в ухо, они бы вряд ли заметили.

Молодые люди, не торопясь, со вкусом принялись за трапезу. Поддерживая дружеское общение, Макс изредка чокался с «ботаниками» рюмкой и не забывал подливать им еще. Сам он пил только пиво. Когда настало время десерта и Майя принялась сооружать из кофе и мороженого кофе-гляссе, состояние научных сотрудников вполне описывалось красивым и не совсем понятным выражением «упиться до положения риз». Володя что-то невнятно бормотал в тарелку, а толстячок замер и остекленел.

– Счет, пожалуйста, – известил Макс официантку. Уходить, не расплатившись, он находил нечистой игрой.

Разбитная официантка положила на стол красивую кожаную папку. В папке был счет. Макс с благостным видом кивнул. Когда официантка отошла, он зацепил за рукав сидящего рядом Володю.

– Тут счет принесли, – напомнил он.

– Ммм… – неопределенно пробормотал «ботаник». Он сосредоточенно жевал свой салат, ломтики капусты торчали изо рта и раскачивались, как щупальца.

– Володя, счет надо оплатить. Слышишь?

– Счет? Ага… – вяло кивнул «ботаник» и полез во внутренний карман.

Из пиджака он выудил пухлый бумажник, раскрыл и принялся бесцельно перебирать пальцами купюры. Денег было много. Очевидно, начальство на удивление щедро снабдило командировочными.

– Давай помогу, – взял на себя инициативу Макс, раскрыл кожаную папку со счетом, вытащил из бумажника добрые три четверти пачки, бросил в папку и закрыл. – Не мелочись, дадим на чай как следует, верно?

– Естесссс!.. – расщедрился Володя.

– И еще водочки закажем, – поддержал Макс.

«Ботаник» кивнул и опять сосредоточенно зашевелил щупальцами. Макс передвинул папку на край стола, вытащил пачку денег и отломил себе львиную долю, оставив на оплату счета, новый пузырь плюс чаевые.

– Здесь вам и водки еще одну принесите, – с достоинством сказал Макс угодливо улыбающейся официантке.

Майя прикончила гляссе, Макс налил «ботаникам» свежую порцию.

– Давайте, господа, чтоб не последняя! – провозгласил он, поднимая свою целехонькую рюмку.

Красноречивый жест сподобил на проявление активности даже впавшего в коматозное состояние толстячка. «Ботаники» синхронно вскинули рюмки, чокнулись, выпили и немедленно полирнули пивком, при этом Володя неопределенно прочертил в воздухе пальцами некую линию, которую вряд ли можно было бы назвать прямой или параболой.

– До новых встреч! – Макс похлопал по плечу Володю, но тот не отреагировал.

– Люблю наш народ, – поделился Макс впечатлением уже в тамбуре. – Пьют как заведенные.

– Мне они тоже показались механическими чудовищами, – вздохнула Майя. – Знаешь, был такой шахматный автомат из шестеренок, я где-то читала…

– А-а, «Турок», – припомнил Макс. – Но это чистая разводка была: внутри безногий человек сидел, который в шахматы умел играть, а всякие пружинки только для вида.

– И тут обманули, – с притворной грустью покачала головой Майя. – Никому верить нельзя! И что тут делать бедной девушке?

– Навыки совершенствовать, – ответил Макс, открывая вагонную дверь и пропуская вперед Майю.

Голоса, раздававшиеся из среднего купе вагона номер двенадцать, заставили Макса, пребывавшего после встречи с «ботаниками» в расслабленном состоянии, подобно наевшемуся сметаны коту, вновь сосредоточиться.

– Ну ты, дед, и даешь! – Голос принадлежал молодому, но уже вкусившему роскоши человеку, давно перешедшему из разряда простых граждан в разряд господ. – У тебя память, как у компьютера. Все карты запоминаешь, как срисовываешь.

Молодой человек был настроен явно благодушно. Когда Макс поравнялся с отворенной дверью игрового купе, господин как раз вручал пожилому несколько зеленых купюр.

– Да уж, приходится, – дребезжащим голоском ответствовал седой бородач в застиранной фланелевой рубашке. – Силы у меня не те, совсем старый стал. Вот и приходится памятью брать. Я ведь в молодости аспирантом был на кафедре астрофизики…

***

Майя была совершенно права, верить не следовало никому. Степан Васильевич Белобородько не был аспирантом, и у него не было вообще никакого диплома. Более того, к своим шестидесяти восьми годам он не имел практически ничего. Столь бедственное положение объяснялось просто: Степан Васильевич был мелким шулером и ничем, кроме карт, никогда в жизни не занимался. Есть легенда, что каталы сколачивают к пенсии большое состояние и удаляются на покой в домик у моря. Как всякий миф, это имело под собой некую основу. Должно быть, какой-то шпилевой когда-то давным-давно в самом деле бросил игру и зажил у теплого синего моря, но, скорее всего, красивая история так и осталась в мечтах многочисленных игруль, встретивших старость на нарах и там окончательно сгинувших.

Не был исключением и Степан Васильевич Белобородько. Будучи человеком осторожным и даже боязливым, он умеренно пил, не пускался во все тяжкие и очень редко садился играть по-крупному. Мышиное поведение ограничило послужной список Белобородько всего парой ходок, так что клеймо особо опасного рецидивиста он пока не получил. Степан Васильевич промышлял преимущественно по купейным вагонам, следовавшим через территорию Украины из России или Белоруссии, иногда задерживаясь в небольших курортных городах, чтобы сорвать банчок у хмельной компании отдыхающих. Белобородько наказывал зажравшихся курортников, что доставляло ему некое моральное удовлетворение, по мнению шулера, вполне справедливое и логичное. Ведь даже его любимый в детстве писатель Максим Горький учил: «Если от многого взять немножко – это не кража, а просто дележка». У отдыхающих были деньги, семья и дом, а у него не было ничего. Рассказ «Пепе-нищий» Белобородько в младые годы перечитывал не раз, и коварный смысл, заложенный босяцким писателем, сработал подобно химической мине, отравив тягой к обману его неокрепшую душу. Смыслом жизни Степана Васильевича сделалось ненасильственное побуждение незнакомых людей делиться с ним имуществом и деньгами.

Но и тут ему предстояло еще учиться и учиться.

***

Засунув деньги в нагрудный карман и любезно распрощавшись с молодым господином, старик покинул купе. Обременять проигравшего своим присутствием никогда не следовало. Лучше сохранить немного, чем потерять все, справедливо считал поездной исполнитель. Малость тут, малость там – глядишь, за полтора дня набежит приличная сумма. Тем более что на курортных рейсах зачастую расплачивались валютой. А доллары в провинции – это деньги, на которые можно жить, даже если по московским меркам они сущие гроши. «Главное – не высовываться!» – считал Белобородько вслед за Премудрым пескарем. Произведения Салтыкова-Щедрина Степан Васильевич хорошо знал с детства и некоторые идеи старался брать на вооружение.

Перекочевать в тринадцатый вагон ему помешала судьба. Парень, с жестким требовательным взглядом которого Белобородько встретился, выходя из купе, заставил шулера почувствовать тревогу. Старик попробовал разминуться с ним и улизнул было в тамбур, но хлопнувшая за спиной дверь заставила колени мелко задрожать, а тонкую струйку пота – скатиться вдоль позвоночника.

– Куда? Стоять! – Железная хватка за плечо развернула шулера лицом к парню.

Белобородько, прислоненный к стене, испуганно замер.

– Помнишь меня?

Парень глядел на него зло. Белобородько попробовал напрячь свою идеальную память, но от страха она отрубилась:

– Т-ты к-кто?

– Забыл, как год назад ехали? В картишки сели поиграть, а ты меня развел, как лоха последнего! Что, встретились, катала гребаный?!

Степан Васильевич захотел возразить, но не смог. В голове была пустота. Кажется, был кто-то похожий прошлым летом… на скольких же он тогда нагрелся? Наконец черепная коробка Белобородько наполнилась тоскливой мыслью: «Хорошо, если на небольшую сумму…»

Парень уверенно расстегнул пуговки на кармашках Степана Васильевича и деловито их обшмонал, зная, что не встретит сопротивления.

– У, бабла нагреб, бобер старый! – процедил он. – Я тебя в ментовку сдавать не буду, а просто нож воткну, хочешь?

– Не надо, – проблеял Степан Васильевич. Голос предательски пустил петуха. – Может, разойдемся как-нибудь?

– Тогда вали с глаз долой. Еще тебя в поезде увижу… – Макс, завершив изъятие незаконно накопленных средств, сделал лицо еще более угрожающим, – …поставлю на перо! Усек?

Белобородько мелко и часто закивал. Теперь он был готов выполнить практически любые требования победившей стороны. Но парень, забрав деньги и колоду карт, ушел в вагон, на прощание обернувшись и пронзив Белобородько столь свирепым взглядом, что колени Степана Васильевича дали полную слабину, и он уперся носом в металлическую стенку тамбура.

Немного оправившись от пережитого и подкрепив силы в вагоне-ресторане, для чего пришлось потратиться из секретной заначки под стелькой, Белобородько в весьма расстроенном состоянии сошел на первой же станции, проклиная злую судьбину. «Плохо человеку, когда он один, – вспомнил Степан Васильевич заученные в детстве стихи Маяковского. – Трудно одному, один не воин. Каждый сильный ему господин и даже слабые, если двое… Надо на пару с кем-нибудь работать, как все нормальные исполнители, а то будут драконить все, кому не лень. В общем, единица – кому она нужна?» В стихах еще было что-то про комариный писк, как раз кстати: на платформе наглый кровосос сел на кончик носа Степана Васильевича. Белобородько, яростно скребя нос, купил билет до Москвы, чтобы в пути потрогать за жирное вымя командированных в столицу. Он не очень расстроился из-за произошедшего. В школе жизни тоже существовали свои экзамены, зачеты и контрольные, иногда оставлявшие учащегося с длинными «хвостами» больших долгов, а то и вовсе вышибавшие за неуспеваемость на тот свет. Последнего, как считал сам Степан Васильевич, удалось счастливо избежать. Он заблуждался, думая, что встречал и выкатывал этого парня раньше. Макс был гидом по стране заблуждений. В этом поезде верить нельзя было решительно никому.

***

– Ну как? – спросила Майя, поджидавшая напротив своего купе у окошка.

– Собрал плоды просвещения, – похвастался Макс и хлопнул по карману, в котором лежали доллары и колода карт. – Я же говорю, что навыки нужно совершенствовать. На сей раз обошелся даже без удостоверения сотрудника уголовного розыска.

В туалете он пересчитал навар. Старик наиграл на сто двадцать долларов, да «ботаник» Володя поделился командировочными в рублях примерно на ту же сумму.

– Подобрали мелочь по ходу дела, – гордо, но негромко, чтобы не слышали соседи, сказал Макс. – Чего только не валяется под ногами в самом обыкновенном поезде? Только успевай нагибаться и поднимать.

Майя не ответила. Ветер из приоткрытого окна взбивал волосы и заставлял щуриться. Макс вздохнул, наклонился к лицу девушки, скромно поцеловал ее в щечку и подытожил тихонько:

– Я не Билл Гейтс. Это ему нельзя останавливаться и нагибаться за каждой брошенной сотенной, потому что за те две секунды он заработает гораздо больше. А я не так богат, нам и стольник зеленых пригодится. – После ресторана и наезда на шулера он сделался излишне многословен и сентиментален.

От пива Майю тоже развезло. Она решила ненадолго прилечь, но вместо этого быстро уснула сном человека, незнакомого с угрызениями совести. Макс зевнул и примостился на свою полку. Он вырубился, а когда открыл глаза, за окном уже почти ничего не мелькало. Поезд мчался сквозь дивную летнюю ночь, и лишь редкие светлячки-фонари да огни машин на шоссе в отдалении нарушали мрак Средней полосы России. В купе тускло горел одинокий ночник. Старичок-генерал шелестел газетой.

«Еще сутки ехать! – Макс посмотрел на часы. – Надо отсыпаться с запасом. Следующая ночь будет долгой».

Он поступил как Штирлиц. Приказал себе заснуть и – о, чудо! – заснул.

***

Поезд плавно дернулся и остановился. Макс открыл глаза. Майя еще спала, сложив ладошки и подсунув под щеку. Попутчики тоже дрыхли. Он спрыгнул со своей полки, повиснув на руках, прямо в кеды. Нацепил их, не зашнуровывая, а только положив шнурки под стопы, и вышел в коридор.

За бортом вагона жизнь уже кипела вовсю: по перрону сновали путейцы в ярких жилетах кислотной расцветки, тетки продавали с рук какую-то снедь и бутылки пива, а высыпавшие из состава пассажиры выстроились к ним в очередь. Макс, направляясь к выходу, спросил у заспанной проводницы:

– Что за станция такая, Дибуны или Ямская? Стоим-то долго?

Творчества Маршака молдавская проводница явно не помнила или вообще не знала, а может быть, просто не сообразила. Она выкатила круглые бараньи глаза, испуганно улыбнулась и прощебетала:

– Стоянка восемь минут.

«Вот дурочка! А какая очаровательная», – лениво подумал Макс.

Он спрыгнул на перрон и прошелся вдоль состава, принимая парад продавщиц. Тетки развели торговлю пирожками, копченой рыбой и сваренной по-домашнему картошечкой, заботливо почищенной, уложенной порциями в пакетики, щедро посыпанной зеленью и сдобренной подсолнечным маслом. Полиэтилен лоснился и так аппетитно облегал круглые картофельные бока, что сразу становилось ясно, насколько в пакетике все теплое и вкусное. Времени уже оставалось немного, и Макс направился прямо к продавщице.

Очередь взволновалась, но взроптать не успела.

– Вы что, не видите, я только что подошел! – категоричным, не терпящим возражения тоном оборвал их потуги Макс и протянул деньги. – Две порции дайте, пожалуйста.

Покинув толчею, держа пакетики за узлы – картошечка была добротно горячей, – Макс бросил взгляд на окна вагона, где ехали «ботаники». Там вообще никакого движения не наблюдалось. «Одупляются после вчерашнего, – подумал Макс. – Ох, нелегко им будет сегодня!»

Сквозь сон Майя легким движением головы отказалась завтракать так рано, и ароматную бульбу Макс с превеликим удовольствием уплел в одно жало. Тем более что с вечера оставалась нетронутая баклажка пивка, под которое картошечка с зеленью мило и непринужденно улеглась в желудке. Врач-афганец из вежливости согласился разделить стаканчик пива, но от картошки и бутербродов также отказался. Старичок-генерал мирно дремал, накрыв лицо простыней.

Порубав, Макс пришел в благодушное состояние, а пиво на старые дрожжи основательно настроило его покемарить.

«Ладно, не убегут „ботаники“, – зевнул он и рассудил: – Куда они с поезда денутся?»

Проснулся Макс в добром расположении духа. Плотный завтрак с легкой дозой пива оказал свое целительное действие. Даже обнаруженная в туалете надпись кровью «Ура!», оставленная шаловливым женским пальчиком, не вызвала тошноты. Макс умылся и почувствовал себя готовым к подвигам.

– Эй, соня, пойдешь завтракать? – потеребил он за плечико свою спутницу. – Или тебе сюда принести?

– Принеси. Я не Соня, – пробормотала Майя, не открывая глаз.

– Ах да! Таки шо ви говорите? – вздохнул Макс и отправился в ресторан один.

Определить, в каком именно купе десятого вагона командированные отходили после возлияний, оказалось проще простого. Одна из дверей, в отличие от всех остальных, была распахнута настежь. Из купе несло смрадным букетом из сырного тлена нестираных носков, злого перегара и мерзкой домашней стряпни. Очевидно кто-то из «ботаников» развернул заботливо уложенный женой тормозок.

Преодолевая отвращение, Макс вошел в купе.

Володя валялся на нижней полке, не удосужившись снять даже ботинки, щедро осыпанные табаком из поломанных спьяну сигарет. В бороде у него застряли давешние щупальца квашеной капусты. Толстячок спал как убитый, привалившись боком к окну. Макс удивился: как это он сидит, не обращая внимания на острые ребра рамы? Изо рта толстячка свисала потухшая папироса, при этом он ухитрялся тонко, почти по-детски то ли сопеть, то ли храпеть. Между «ботаниками» на столе валялись на мятой газете огрызки хлеба, стояли три стакана в железнодорожных подстаканниках, полупустая бутыль с мутной жидкостью и нетронутая банка колы. Чемоданище занимал одну из верхних полок. На соседней примостилось всклокоченное существо, напоминающее гуманоида непонятного пола. Существо сверху что-то бормотало сквозь сон. Обитатели зловонного купе не подозревали о появлении светоча разума, явившегося вывести их из сонного царства на экскурсию по стране заблуждений.

Макс открыл теплую банку колы, сделал пару глотков, с отвращением скривил губы и вылил остатки в стакан. Туда же он щедро добавил мутной жидкости из бутылки, потом схватил Володю за плечо и размашисто тряс его, пока «ботаник» не очухался.

– Здорово, земляк! – выпалил Макс, как только Володя обрел способность видеть и слышать. – Вставай. Жрать пора!

Володя разлепил веки и замычал.

– Вставай. На вот, похмелись! – протянул Макс стакан.

Бородач ухватил подстаканник за ручку и жадно глотнул коктейль из сивухи. Выхлебав половину, он замер.

Макс попятился. Ему почудилось, что Володя выдаст сейчас фонтан с ужином вперемешку.

Между тем «ботаник» просто приходил в себя.

– Ух, здорово! – пробормотал он, поставил стакан на стол и посмотрел на гостя.

– Здорово мы вчера дали! – одобрительным тоном сказал Макс, стараясь для пущей ясности использовать слова собеседника. – Ух, а помнишь, что в ресторане творил?

– Помню… – согласился Володя. – А чего было?

– Да ничего, все нормально, проехали, – отмахнулся Макс, подогрев его страхи, усиленные жестоким похмельем. – Пошли лучше завтракать, а то угодишь вместо симпозиума в гастрологию. А это что за пассажир?

Очкарик сосредоточил взгляд на существе с верхней полки и промычал:

– Да какой-то пассажир… едет с нами… А сколько времени?

Времени было уже без малого одиннадцать, и Володя довольно легко дал себя уболтать насчет ресторана. Правда, для этого ему пришлось допить стакан коктейля и тяпнуть еще чистой сивухи.

– Это чтобы башка не треснула, – пояснил он.

– Правильно, – одобрил Макс, – давай, чтобы не треснула. А то до ресторана не дойдешь, где-нибудь в тамбуре свалишься.

«Ботаник» пребывал в той степени похмелья, когда даже самый взрослый и суровый человек становится беспомощен, как дитя, а потому старается слушаться старших – те не посоветуют ничего дурного. Они попытались растолкать толстячка, но зеленый змий так цепко зажал его в своих кольцах, что вернуть «ботаника» из царства Морфея не удалось. Затем к Володе вернулась пара десятков единиц IQ, потому как он вполне осознанно, хотя и без особого повода спросил:

– Не знаешь, там завтраки дорогие?

– Не дорогие, нормальные. – Макс легким панибратским шлепком ладони по плечу подтолкнул бородатого к двери. – Да, коллеге тоже надо что-нибудь принести, а то проснется и есть захочет. Так что возьми его бумажник.

Официантка при виде вчерашних щедрых клиентов мигом родила на лице радушную улыбку:

– Прошу вас, что закажете? – Она указала на самый опрятный столик.

Заведение пустовало, но по некоторым признакам под столами Макс понял, что гуляли здесь ночью до полной выработки батареек.

– Позавтракать. Что у вас есть? – решительно заявил от лица обоих Макс.

– Соляночка, салат «Московский» с курятиной, яичница с ветчиной, минералка и пирожки с повидлом, – с ноткой подозрительности объявила она.

– Несите, – успокоил ее насчет навара с пьяного пассажира Макс и без паузы определился: – Две солянки с яичницей. Еще один салат навынос упакуйте, туда мясного побольше. Сюда бутылочку крепленого красного и пару бокалов.

– Минуточку, – хитро улыбнулась официантка и проплыла внутрь.

Володя, пригревшись на стуле, стал клевать носом. Адская смесь сделала злое дело. Максу даже пришлось вернуть его к жизни легким толчком в бок, когда подали заказ. Бородатый заторможенно тыкал вилкой, Макс же, напротив, ел довольно споро и первым завершил завтрак, во время которого то и дело подливал вина «ботанику». К этому моменту Володя вернулся почти в то же самое состояние, в котором Макс с Майей оставили его вчера.

– Ты не торопись, земляк, – мягко сказал Макс. – Ешь как следует, чтобы желудок был в порядке. Я поесть твоему коллеге сам занесу, да заодно разбужу его.

«Ботаник» удовлетворенно кивнул головой и ничего не ответил. Жизнь снова стала для него хороша, солнышко пригревало и даже малость пекло. Тут бы упасть и расслабиться, как на пляже. До этого приятного поступка оставалось недолго.

Макс долил «ботанику» в бокал остатки вина и повертел в руках пустую бутылку, многозначительно поглядывая на официантку. Она тут же подлетела, и Макс показал на пальцах: еще одну. Официантка кинулась на кухню за добавкой, а Макс направился в свой вагон, оставив бородатого допивать и расплачиваться.

Возвратившись, Макс обнаружил в вагоне необычайно много престарелых фронтовиков. Проспавшиеся и бодрые, они сновали по коридору, прижимая к груди прозрачные папочки с фотографиями и початые бутылки коньяка. В одном из купе они устроили настоящий зал боевой славы, заправляла в котором энергичная пожилая женщина, бывшая медсестра, как Макс понял из разговоров. Когда-то девчонка в звании рядового, сейчас она живо командовала полковниками и генералами, а они, с добрыми улыбками старых волкодавов, охотно подчинялись. Макс из любопытства поглядел снимки через головы ветеранов. С фотографий на него смотрели молодые и какие-то бесконечно наивные ребята в гимнастерках, шинелях с ушанками или овчинных полушубках. Все они сражались здесь, под Курском, куда ехали на слет их уцелевшие товарищи. Со снимков пахнуло настолько чистым духом прошлого, что захотелось вывести из поезда всю нынешнюю человеческую пену: карточных шулеров и разбитных официанток, вороватых проводников и никчемных научных сотрудников, – поставить под насыпью и срезать очередью из ППШ. Макс сглотнул, протиснулся в свое купе и залез на полку. Он с легкой грустью подумал, что тоже возвращается к месту службы, и решил, что в армии было в общем-то неплохо.