«Козни врагов наших сокруши…»: Дневники

Оглядываясь назад, молодой человек далее размышляет: “до такой ясной мысли я не мог дойти, пока не посещал церкви; я ходил будто в заколдованном круге, из котораго некуда было бежать, и я, дрожа, стоял пред мучительной загадкой: к чему мы живем? Ведь “жизнь – обман, она и кончится безсмысленно и гадко, среди телесных мук и сердца жгучих ран” (простите, что опять говорю чужими словами). Кругом я видел только зло, и мне казалось, что зло в мире царствовало и смеялось над добром… А теперь я снова вернулся под опеку матери-Церкви, где нашел утешение и покой и даже радость, которой уже давно-давно не испытывал… Я чувствую себя так, как будто перенес тяжкую болезнь, но зато на душе моей так легко… А читая Слово Божие, я все более и более убеждаюсь в истине слов Господа нашего Иисуса Христа: ищите прежде царствия Божия и правды его, и сия вся приложатся вам”.

В заключение автор говорит, что его письмо есть удовлетворение потребности сердца – раскрыть тайник души тому, кто был “невольным учителем и наставником на пути истины”. О себе говорит, что ему теперь 24 года, он еще не женат, окончил курс гимназии, служит и внешним своим положением очень доволен.

Читатели видят, как благодать Божия подстерегает душу человеческую, чтоб пробудить в ней спящую совесть и обратить на путь спасения. Благо тому юноше, который носит в своем сердце благодатныя воспоминания от дней детства. Видите, как в страшную минуту искушения автора этого письма спасли светлыя впечатления пасхальных дней в детстве! Не ясно ли: в чем спасение от искушений для молодежи нашей? Как застраховать детей от этих искушений? Гд е искать спасения от эпидемии самоубийств среди молодежи по преимуществу? А эти самоубийства растут с ужасающей силой… Возьмите любой номер газеты и вы увидите этому страшное подтверждение. Вот, напр., номер 12, 204 “Новаго Времени”: больше столбца занято описанием самоубийств. Их за один день зарегистрировано в одном Петербурге 23! Только за один день! Сколько же за месяц? За год? Сколько по всей России?!. Ведь ужас берет от этой скорбной летописи! А наша интеллигенция все хочет как-нибудь обойтись без Бога, объяснить все как-нибудь туманными фразами! Тут, простите, уж просто проглядывает какое-то упорство, нежелание иметь дело с религией, отречение от Христа… Тут и Сам Бог, никого насильно не желающий спасать, не поможет. Ведь, по учению слова Божия, в том и состоит хула на Духа Святаго, когда человек упорно сопротивляется очевидной истине. А эти лицемеры-интеллигенты не только сами не хотят знать истины, но и от других стараются ее укрыть. Невольно вспоминается слово Господа к фарисеям: “горе вам, яко затворяете царствие небесное пред человеки, вы бо не входите, ни входящих оставляете внити!” (Мф. 23, 14). Невольно думается: как легко и просто разрешился бы мучительный, роковой вопрос о современном положении нашего отечества, вопрос о том: что делать, как выйти из той смуты, которая, как ядовитый туман окутала нас со всех сторон, губит и молодых, и старых, и семью, и школу, и образованные классы, и простой народ, как, говорю, легко этот вопрос решился бы, если бы наша интеллигенция в целом обратилась к Богу отцев своих, к Христовой истине! Но – увы! Ко многим из ея среды приходится применить слово Исаии пророка: “егда (когда. – Ред.) убелит ефиоп кожу свою или изменит рысь пестроты своя?” Та к и эти люди не способны к обращению, и о них может быть сказано: аще кто из мертвых воскреснет – они не имут веры.

№ 9

Без идолов интеллигенты нашего времени

жить не могут!

Удивительное существо – человек! От Бога, своего Творца и Искупителя, он бежит, а без идолов жить не может… По крайней мере таково человечество в наш, так называемый, “просвещенный” век. А так как кланяться деревянным и каменным богам уж было бы слишком безумно, да и толку от них никакого нет, то он сам придумывает себе божков “идейных”, а чтобы и этим божкам было незазорно кланяться, то берет для названия их очень почтенныя в языке человеческом слова, мудро придуманныя в глубокой, незапамятной древности для обозначения высоких и святых понятий. Вот эти-то слова современный “просвещенный” человек и треплет для прикрытия ими своих идольчиков. И это заблуждение иногда бывает так искренно, так безсознательно, что со стороны просто жаль становится таких людей. Я сейчас назову одного такого божка, пред коим преклоняют колена все интеллигентные люди, не исключая даже нас, пастырей, которых имя этого божка вводит в заблуждение: думаем, что служим тому святому идеалу, который некогда разумели под этим словом наши предки, а на деле-то выходит, что нас заставляют служить просто идолу…

Слушайте же, мои дорогие читатели: этого современнаго божка зовут двумя очень простыми словами: “образование” и “просвещение”.

– Как! – воскликните вы – образование, просвещение – наш идол, современный божок?

Да, я повторяю свое обвинение современных интеллигентов в идолопоклонстве: то, что они называют теперь “просвещением” и “образованием”, вовсе не заслуживает этих великих слов. Подумайте только: что хотели сказать наши предки, изобретая эти слова? “Образование”… Человек, думали они, создан по образу и подобию Божию: всякое приближение к сему образу, всякое преображение духовной личности по образу Создателя и есть образование. Образ Божий в душе нашей потемнел от греха: просветлить его, насквозь высветлить, как говорил Гоголь, душу человека – вот это и есть истинное “просвещение”. Надобно, чтоб духовная личность вся сияла богоподобием, светилась насквозь, как чистый кристалл: вот настоящая задача самой жизни христианина на земле. Та к высоки, так святы эти понятия – просвещение, образование! В них звучит слово Христово: будите совершенни, якоже Отец ваш небесный совершен есть.

А у нас что разумеют под этими святыми словами: “просвещение”, “образование”? – Начинить голову всякими знаниями, да притом не знаниями того, что едино на потребу для верующей души, а знаниями земными, утилитарными, а в последнее время и не знаниями даже, а фальсификацией научных знаний, подделкой их, каким-то суррогатом знаний – это называется образованием. Начитаться вдоволь разных книг и книжек, газет и журналов, и непременно в духе всяческих свобод, хотя бы то была и свобода от здраваго смысла, прослушать курс лекций иудея-профессора, с высоты своего величия не допускающаго и мысли о Боге – Творце и Промыслителе, считающего религию пережитком старых времен, поездить по Европе, поклониться графу богоотступнику Толстому – вот ныне признаки просвещения… Ну, скажите по совести: разве это не подмена понятий под святыми словами “просвещение”, “образование?” А ведь у большинства нашей интеллигенции это так. Правда, каким-то чудом уцелели еще люди старых понятий, они тоскуют по старому идеалу, душою стремятся к нему, но масса, толпа интеллигенции их душит, заграждая им пути, полагая всюду препятствия, обзывая их отсталыми (если понимать, что величающие себя передовыми идут к вратам адовым, то, конечно, все мы, верные заветам былых добрых времен, – люди отсталые; за ними ведь, мы и не желаем следовать), обскурантами, фанатиками, суеверами и даже мракобесами… И ведь вот что особенно прискорбно, вот что составляет своего рода знамение времени: даже служители Церкви, даже благонамеренные руководители юношества идеалом воспитания все же считают почти исключительно одно умственное развитие: кончить блистательно курс наук, получить аттестат, проще сказать – ярлык, гарантирующий известныя права, – вот то, о чем мечтают они для своих детей. Воспитание сердца, если нужда в этом и не отрицается, но как будто должно совершиться как-то само собою, без участия воспитателей и родителей… И растет наше молодое поколение в условиях, которыя делают из них уродов в духовном смысле. Разве, в самом деле, не урод человек, умственно развитый, а нравственно – дикарь? Разве не уроды духовные все эти интеллигенты, вопиющие о просвещении и в то же время развращающие народ порнографией и иудейской, с позволения сказать, литературой?..[3] Но стоит ли говорить об этих “просвещенных” интеллигентах? Зло пустило корни гораздо глубже, проникло, хотя кажется, безсознательно, даже в недра Церкви, в лице ея служителей, как я сказал выше. О чем мечтает теперь духовенство? О том, чтобы его дочери получили “образование”… даже на высших женских курсах! А о том, чтобы вышли из них добрыя матери-христианки, помощницы пастырям в их многотрудном служении, чтобы были оне в своей семье, а матушки и в целом приходе – носительницами святых заветов Церкви Православной, чтобы хоть сколько-нибудь напоминали – не говорю уже Нонн, Моник, Анфус и других святых жен древности, а хотя бы наших покойных матерей – простых, безграмотных дьячих, умевших воспитать в своих сыновьях пастырей и архипастырей – об этом заботы что-то не слышно… Вот кончила бы курс в гимназии да пошла на высшие женские курсы, а не то – и в университет, получила бы диплом на учительницу, притом с уменьем танцевать и болтать на французском и немецком языках, поражала бы всех своим “образованием” – вот мечта многих и многих родителей, не исключая батюшек и матушек. А если батюшка и матушка до этой мечты не додумаются, то сама дочка принесет им эту мечту из того светскаго учебнаго заведения, где она учится: там ведь много барышень даже иудейскаго происхождения (разумею наши женския гимназии). Таково ныне понятие об образовании. Семинарист не хочет быть пастырем Церкви: это, видите ли, для него как-то унизительно, условия-де жизни “невозможныя”. А за семинаристом потянулся и простой мужик: предо мною прошение простого крестьянина Тамбовской губернии, где он, сообщая, что у него три сына в разных средних учебных заведениях учатся, просит помощи на их “образование”. А в конце-концов, идеал всех идеалов – это ярлык, именуемый аттестатом, дипломом или чем-то еще там… Сей ярлык поднимает юнца на высоту, для его отца недостижимую, “отколупывает его от народа”, как говорил покойный С. А. Рачинский, и делает его интеллигентом… А сынок интеллигент – гордость для отца, хотя бы отец от него и плакал! Мужичок и слова этого произнести не умеет, а с благоговением прислушивается только, как сынок себя величает этим словечком – образованныйде человек! Все пути ему открыты, хотя бы эти пути простирались много-много до сельскаго учителя да волостнаго писаря… Это ли – просвещение?!

Слышу, мне возражают: так что же, ужели никакой школы не нужно?

Но я и не говорю этого. Я только подчеркиваю, что не следует так преувеличивать понятия, не следует увлекаться умственным развитием молодежи как чем-то уж в высшей степени идеальным, как верхом совершенства. На деле, особенно в наше время, это – не совершенство, а нередко – уродство. Забывают главное: человек живет вовсе не умом, как это всем кажется, а сердцем, а ум-то только на послугах у сердца. А сердце-то и забыто в деле воспитания. Поставили люди пред собою идола – ярлык, а для того, чтоб не слишком это было унизительно, – назвали его “образованием”, “просвещенностью и преклоняются пред ним до забвения христианскаго долга. Знаю, мне скажут: не все же учатся для ярлыка. Многие учатся для обогащения себя знаниями, для полезнаго потом служения Отечеству. Знаю и это. Но очень бы я желал, чтобы правительство сделало такой опыт: законом отменило бы всякое значение диплома, аттестата, всех подобных ярлыков. Пусть каждый пробивает себе служебную дорогу не чрез ярлык, а показанием на деле своих знаний и пригодности на службе. Разве мы не знаем людей, опытом и знанием превосходящих всех патентованных ученых, а между тем они, например, техники, без диплома не допускаются к самостоятельной деятельности, хотя бы они сто раз доказали самым делом свою опытность и знание. Это – первое. Сделай правительство такой опыт, – половина наших высших учебных заведений опустела бы. Иудеи ушли бы оттуда и очистили бы место для тех, кто хочет учиться для науки. Затем: ведь я не отрицаю значения школы и науки. Я только говорю, что школа, исключительно развивающая ум и совсем оставляющая в забвении сердце, несомненно уродует человека. В громадном большинстве ныне прошедший школу юноша приобретает только известную сумму знаний; много-много, если он приобретет в школе некоторый лоск интеллигента, научится светским приличиям, а его нравственное развитие чуть ли не искривляется в дурную сторону: самолюбие – невыносимое, у него голова перевешивает сердце, самоцен[4] – без меры и конца… Он несчастен, ибо постоянно может ожидать в жизни искушений для этого самоцена. Ведь древние не так разсуждали. Когда жил праведный Иов? Он был, по древнему сказанию, пятым от Авраама, жил, следовательно, когда евреи были еще в Египте – до Моисея. И вот как он определяет мудрость: премудрость есть благочестие. В самом деле: если сердце есть главный орган духовной жизни, откуда исходят, по слову Спасителя, все помышления, и благия, и злыя, если в сердце находятся исходища живота,[5] то будь человек благочестив – он будет и премудр, духовно опытен в жизни, ему легко будут даваться и земныя науки, хотя Бог сотворил человека не для земли, не для того, чтоб он воспользовавшись здесь земными благами, потом своим телом только удобрил мать-сыру землю, а для вечности… Ведь христианину-то стыдно забывать об этом, а мы, кажется, еще не отреклись от христианства.

Но это тема безконечная: мне только хотелось обратить внимание моих читателей на одного из современных идолов культурнаго человечества – на тот самообман, в котором многие из нас находятся в отношении образования. Я был бы счастлив, если бы кто-нибудь задумался над этим и, если есть у него дети, сумел бы и им внушить, что их успехи в ученье без обучения науке из наук, искусству из искусств, как называют св. отцы духовную жизнь, – не дадут им счастья, что если хотят они быть счастливы, то пусть учатся этой великой науке – жить по заповедям Божьим и растить в своем сердце благодатныя семена жизни вечной. Только тот на земле истинно счастлив, кто опытом сердца знает силу словес Господних: царствие Божие внутрь вас есть…

№ 10

Святые дни

Кто живет церковною жизнию, для того тихо, среди покаянных молитв и трогательных воспоминаний проходит Святая Четыредесятница. Там, за стенами церкви, бурно шумит море житейское, а здесь благодатный мир приосеняет измученныя души кающихся грешников. Не любит грешный мир этого слова – “грешник”, не хочет он признать существование греха: за то и рабствует он греху без надежды на ту свободу духа, какую дает смиренное покаяние у подножия креста Христова. Вне Церкви – нет истиннаго мира, нет чистой радости, нет того счастья, о коем не имеют понятия сыны мира, но которое опытом сердца ведают чада Церкви Православной. О, если бы люди знали это счастье! Если бы целым сердцем возжелали его! Весь мир тогда преобразился бы.

К несчастью, безполезно говорить с сынами века сего об этом счастье, об этой радости, об этой сладостной тишине сердца. Это значило бы говорить с слепыми о красоте цветов, с глухими – о чудной гармонии звуков… Это значило бы говорить с язычниками о сущности христианства. Не по страху только мучений древние христиане укрывались в катакомбах: в эти подземелья влекло их непреодолимое желание быть наедине с Богом, уйти от этого мира, всецело погруженнаго в рабство греху. Та м изливали они свои пламенныя молитвы, там совершали Божественную Евхаристию, там переживали то, что Господь разумел, когда изрек: царствие Божие внутрь вас есть… Тщательно оберегали они эти тайны духовных настроений от язычников, ибо язычники не могли понять сих тайн, а могли лишь осмеять их…

Ужели и мы дожили до таких времен? Если еще не дожили, то не близятся ли они? Боже! А ведь те, кто вокруг нас, среди кого мы живем, именуют себя христианами! Страшно подумать, что это за христиане… И неужели сии, глаголемые христиане никогда, даже в детстве, в ранней юности, не чувствовали на себе веяния Божьей благодати? Ужели ни разу в жизни хотя бы детским сердцем не переживали они тех благодатных минут священнаго восторга и умиления, какими преисполняется верующее сердце в великие дни Страстей Господних и Святой Пасхи? Хотя бы в детстве!.. Недавно в своем Дневнике я привел письмо одного молодого человека, котораго спасло от самоубийства одно мимолетное воспоминание пасхальной радости, испытанной когда-то им в детстве: запасаются ли нынешние дети такими спасительными впечатлениями на грядущие дни великих для них испытаний? Сказал некогда Господь Своим ученикам: “не препятствуйте детям приходить ко Мне”… о как хотелось бы просить, умолять современных глаголемых христиан: не препятствуйте хотя детям-то своим, если уж сами очерствели, не способны к тому стали, им-то не препятствуйте воспринимать благодатныя впечатления служб церковных в великие дни! Не лишайте их той неземной радости, какая посещает сердце верующее в созерцании великих дел Божиих в спасении рода человеческаго! Ведь наше православное богослужение не есть простое воспоминание событий из жизни Спасителя нашего: нет, оно переносит нас во времена евангельские, дает нам возможность таинственным образом переживать то, что переживали живые свидетели тех событий – Апостолы и верующие души, о коих сказал некогда Господь: ваши же блаженны очеса, яко видят, и уши ваши, яко слышат. Аминь бо глаголю вам, яко мнози пророцы и праведницы вожделеша видети, яже видите, и не видеша, и слышати, яже слышите, и не слышаша (Мф. 13, 16). В самом деле: мы ни на минуту не должны забывать, что все мы, верующие во Христа Спасителя нашего, составляем живое таинственное тело Его – Церковь, что жизнь христиан минувших веков есть жизнь Церкви, а следовательно, и наша жизнь, что для нас все отшедшие к Богу из мира земнаго отцы и братия живи суть, все обретаются в благодатном общении с нами чрез Церковь и Главу ея – Христа Спасителя, что Господь наш, по безконечной любви Своей ко всякому верующему в Него, силен соделать каждаго из нас причастником того созерцания, того “блаженства очес”, о коем Он Сам говорил… И св. Церковь дает полную возможность к тому – чрез свои чудные обряды, посредством несравненной, неподражаемой поэзии песнопений. Смотрите, например, с какою мудростью, с какою постепенностью и знанием души человеческой готовит она нас к величайшему торжеству живаго общения с небом: как иначе назвать наш всерадостный праздник Христова Воскресения? Для того, чтобы взойти на небо, надо прежде всего очиститься от всякой нравственной грязи: “ничто нечистое не войдет туда”, говорит слово Божие (Апок. 21, 27). И вот положен пост, по числу дней равный посту Христову. Не легок подвиг поста для немощи человеческой: и к посту – приготовление: неделя о Закхее – урок беззаветной любви ко Христу; неделя о мытаре и фарисее – урок глубоко смиренной покаянной молитвы; неделя о блудном сыне – урок смиреннаго покаяния; неделя о Страшном Суде – урок страха Божия. Затем – седмица полупоста – сырная. Затем – неделя о падении Адамовом и – уже самый пост во всей его строгости… Возьмите хотя дома в руки великую книгу покаяния – Триодь постную, почитайте стихиры и каноны, особенно Великий канон святого Андрея Критскаго: сколько слез пролито св. песнописцами при составлении их! Сколько умиленнаго чувства! Уже с средины св. поста верующие поклоняются Кресту Господню, и сей Крест созерцается ими как бы в некоем отдалении постепенно приближающейся священной Голгофы – великих дней Страстей Господних. И чем ближе сии дни, тем больше напоминаний о покаянии. В четвертое воскресенье Церковь творит память одного из великих учителей покаяния – преподобнаго Иоанна Лествичника, написавшаго свою “Лествицу”, возводящую на небо, полную великих уроков духовнаго опыта, скопленнаго сорокалетним подвигом в уединении священной горы Синайской. Как жаль, что мало читают эту книгу православные христиане! Это – не ученый трактат, это скорее златая цепь изречений, полных духовной мудрости; разительных примеров, отеческих наставлений, облеченных в такую форму, что многия из них хотелось бы заучить наизусть! Любят наши образованные, религиозно настроенные христиане читать книгу Фомы Кемпийскаго “О подражании Христу”, которая, кстати сказать, по отзыву наших святителей-аскетов, написана “из мнения”, т. е., в состоянии мечтательности, неправильнаго духовнаго настроения, а вот этой книги – “Лествицы” – вовсе не знают. А св. Церковь так высоко ценит труд преподобнаго Иоанна, что уставом предписывает в монастырях читать его за богослужением во дни поста, наравне с творениями преподобнаго Ефрема Сирина, а память самого автора чтит особою службою в 4-е воскресенье Великаго поста.

В четверток на 5-й неделе читается великий канон Андрея Критскаго – этот покаянный плач грешника у затворенных врат райских. Пред нами проходит вся история Ветхаго и Новаго Завета как бы в картинах: все, что можно извлечь назидательнаго для души, не только извлечено, но и применено к делу в трогательных обращениях и увещаниях: как будто нежно любящая мать с слезами горячей любви увещевает, умоляет сына-грешника очнуться, оглянуться на себя, познать свое бедственное состояние, покаяться, обновиться душою… В следующее, пятое воскресенье представляется единственный по высоте подвига образец покаяния и духовнаго обновления в лице преподобной Марии Египетской. Этот пример заставляет смолкнуть все извинения человеческой немощью, обычно приводимыя грешниками, когда их зовут к покаянию. Если последняя из грешниц, всецело, из страсти к отвратительному пороку отдавшая свою бурную молодость греху, оказалась, при помощи Божьей благодати, по ходатайству Матери Божией, способною к столь нравственному перерождению до состояния почти безплотной, ходившей по водам Иордана, яко посуху, читавшей в душе старца его мысли, знавшей Писания без знания грамоты, провидевшей свою кончину, то кто же смеет сказать в свое оправдание, что нет ему возможности к покаянию и спасению? Да смолкнет пред сею святою женою всякое самооправдание наше, всякое “не ищевание во гресех!” С понедельника Вербной недели в церкви уже слышится имя друга Божия Лазаря, имя благословенной Вифании. Прочтите в высшей степени поэтический канон Андрея Критскаго, положенный в пятницу, накануне воскрешения Лазаря: какие чудные образы, какая картина плачущаго ада развернется пред вами! Ад плачет, ибо уже слышит голос грядущаго Воскресителя мертвых. Плачет и сам же умоляет Лазаря поскорее покинуть его мрачную темницу, ибо зовет его Божественный Друг…

Пятницей Вербной недели кончается собственно Святая Четыредесятница. Как Христу, грядущему на вольную страсть (страдание. – Ред.), тихая Вифания дала отдых, так утомленным трудникам св. поста облегчается сей пост на два дня: субботу Лазареву и день ваий – Вербное воскресенье.

С ваиями и ветвьми, с пением “осанна, благословен Грядый” мы встречаем Господа, грядущаго на страдания. Особенно трогательно видеть в этот день малюток, с таким восторгом, с таким неподдельным благоговением держащих священныя ветви и горящия свечки в своих ручках! Та к живо воспоминаются те дети, которыя, несмотря на суровые запреты книжников и фарисеев, громко взывали Победителю смерти Господу Иисусу: осанна! осанна Сыну Давидову! Благословен Грядый во имя Господне! И как-то стыдно становится пред древними евреями, которые вот умели же научить своих детей родным Давидовым псалмам, ибо эти слова прямо взяты из псалма, – а наши дети не знают иногда и самых необходимых молитв… И представляется, что Кроткий и Смиренный, восседающий на осляти Господь с любовью взирает на этих деток, внимает их – если не хвалебным восклицаниям, то радостным вздохам сердечным, и благословляет их Своим небесным благословением.

С вечери недели ваий священнослужители уже меняют светлыя священные одежды на черныя. Наутро уже трогательно звучат песнопения: Се, Жених грядет в полунощи… Чертог Твой вижду, Спасе мой, украшенный… В стихирах вспоминается трогательная история Иосифа Прекраснаго – ветхозаветнаго прообраза Христова и притча о безплодной смоковнице. С третьяго часа начинается чтение всех четырех Евангелистов подряд. Пред нами проходит вся жизнь нашего Спасителя на грешной земле, все Его чудеса, мы слышим все Его Божественное учение, все Его заветы… Это чтение длится три дня на часах сей седмицы. Во вторник Церковь напоминает нам снова Страшный Суд Божий и притчи Христовы – о талантах, о десяти девах. В среду верующее сердце может выплакать свое горе, омыть свои нечистоты греховныя у ног своего Спасителя вместе с женою, помазавшею Господа миром. Как трогательна стихира, в среду на вечерни, составленная смиренно песнотворицею древней Церкви, монахинею Кассиею! Она как будто сама плачет у ног Христовых, как будто сама переживает эти минуты священнаго умиления, этой отрадной скорби, этого духовнаго обновления!

Великий Четверток. Тайная вечеря. Верующие причащаются Божественных и животворящих Христовых Таин. Христос среди учеников Своих проводит последнюю вечерю, изливает пред ними Свою любящую душу. Уже на этой вечере слышится тихая грусть, глубоко сокрытая скорбь Его, но Он утешает любимцев Своих, ибо видит, что и они предчувствуют грядущую разлуку. Только Иуда злочестивый является темным пятном на этой трогательной картине, и лишь вышел он из священной горницы, как отверзлись уста Божественнаго Учителя и полились Его сладостныя речи в Его прощальной беседе с ученика ми… О, если бы мы чаще повторяли себе эту беседу! Чаще вспоминали бы святые заветы Его! Но – увы! Мы слышим ее разве только раз в год – на утрене Великаго Пятка…