Хроники майора Корсакова. Том 3. Книга вторая

Илья Деревянко

Хроники майора Корсакова. Том 3. Книга вторая

Отсроченная смерть

Все имена, фамилии, прозвища действующих лиц, равно как и название городов, улиц, площадей, политических партий, оздоровительных центров и т. д. вымышленны. Любые совпадения случайны.

Пролог

13 ноября 2006 г.

г. Н-ск. Здание ФСБ на Лукьянской площади

Полковнику Корсакову Д. О.

В связи со служебной необходимостью, приказываю Вам, начиная с сегодняшнего дня, пройти месячный курс повышения квалификации под руководством полковника Логачева П. В. Занятия следует проводить ежедневно, в свободное от основной работы время, не менее двух-трех часов в сутки. Данный вопрос согласован с Вашим непосредственным начальником генерал-майором Рябовым В. А.

13.11.06.

генерал-лейтенант Нелюбин Б. И.

(далее – размашистая подпись).

«В свободное от основной работы время», – хмуро повторил вслух высокий, коротко стриженный блондин с серыми глазами, твердым подбородком, одетый в хорошо пошитый штатский костюм, ладно облегающий его мускулистую фигуру.

– Ну где же… Где мне выкроить это самое время?! Благодаря новой должности загружен по самые уши! Может, ты, Васильич, подскажешь?! – обратился он к человеку, принесшему документ и без приглашения устроившемуся в кресле напротив.

– Проводишь серьезную операцию, требующую постоянного личного участия? – поинтересовался тот.

– Да нет, какое там! – в сердцах махнул рукой Корсаков. – С тех пор как мне навязали отдел – рутина заела. То одно, то другое, то третье… И, главное, прорва инструкций, наставлений, методических указаний и прочей макулатуры с «заоблачных высот». Зарылся в них по уши, утонул, блин! Ума не приложу, как теперь быть!

– Наплюй, – лаконично посоветовал Логачев.

– В смысле? – не понял блондин.

– А вот так – тьфу! – Петр Васильевич набрал полный рот слюны и смачно плюнул. Правда, не на ворох бумаг, заваливших стол, а в мусорную корзину. Затем сладко потянулся, как огромный кот, и благодушно пояснил: – Отбери несколько действительно важных документов, последнюю оперативную сводку, а остальную, как ты выразился, «макулатуру» сложи в папку да запри в сейф. Сразу почувствуешь разницу.

– Ты серьезно? – недоверчиво приподнял брови новоиспеченный начальник отдела.

– Абсолютно! Там, – Логачев ткнул пальцем в потолок, – любят засылать нам многостраничные цеу, дабы подчеркнуть собственную значимость и оправдать громадные зарплаты. (Я имею в виду некоторых господ из администрации ВВП, а не руководство Конторы.) Все они, как правило, повторяют друг друга и толку от них ноль без палочки. А если появится что-то по-настоящему важное – оно пройдет через начальника Управления, и Рябов обязательно введет тебя в курс дела. Поэтому не стесняйся, Дмитрий, разгребай хлам, а мне, если можно, организуй чайку.

– Ви-ика! – нажав на селекторе кнопку, позвал блондин.

В кабинет вошла молоденькая синеглазая шатенка с полной грудью, осиной талией и длинными стройными ногами, едва прикрытыми короткой юбкой. (Старший лейтенант ФСБ Виктория Семина.)

– Приготовь чай нашему гостю, – распорядился Корсаков.

– Зеленый, без сахара, в пиале, – впившись в красотку пристальным взглядом, добавил Петр Васильевич.

– Хорошо, – смущенно чирикнула секретарша и, одернув юбчонку, скрылась за дверью.

– Эк ты ее взглядом раздел! – усмехнулся Дмитрий. – Понравилась?

– Ошибаешься, – холодно возразил Логачев. – Я ее не «раздевал», а попробовал заглянуть в душу.

– Получилось?

– Пока нет, – Петр Васильевич покачал массивной, ярко-седой головой, остриженной так же коротко, как у его собеседника. – Я сумел понять лишь одно: девчонка – себе на уме и вовсе не такая наивная, какой хочет казаться… На твоем месте я был бы с ней поосторожнее. По крайней мере, на первых порах.

– Угу, угу, – пропустив мимо ушей две последние фразы, пробормотал Корсаков и принялся сортировать бумаги…

* * *

Предложенный Логачевым метод работы с документами оказался на редкость эффективен. Менее чем через час бумажные завалы бесследно исчезли, а сейф пополнился увесистой картонной папкой. На столе остались только: приказ Нелюбина, последняя оперативная сводка (с которой Корсаков тут же и ознакомился), а также два представления о присвоении очередных воинских званий капитанам Горошко и Филимонову.

– Если вдруг понадоблюсь, ты знаешь, как со мной связаться, а это – немедленно на подпись к Рябову! – слегка заалев скулами (представления были написаны им неделю назад, но затерялись в груде цеу), сказал Корсаков секретарше и обернулся к Логачеву, неторопливо допивающему вторую пиалу: – Идем, Васильич. Вплоть до обеда я в твоем полном распоряжении. Да, кстати, а в какой именно области ты будешь мою квалификацию повышать?!

– Скоро узнаешь, – улыбнулся седовласый здоровяк, бесшумно направляясь к двери…

Минут через пятнадцать они уже находились в «спортзале», представляющем собой просторное подвальное помещение, расположенное в нижних уровнях комплекса зданий на Лукьянке. Середина его утопала в мягком полумраке, плавно переходящем в кромешную темноту. В дальнем правом углу, освещенная снопом электрического света, неподвижно стояла голая человеческая фигура. Внимательно присмотревшись, Дмитрий понял, что это манекен, изготовленный с потрясающим реализмом и покрытый вместо кожи телесного цвета резиной.

– Ну-с, приступим, – вздохнул Петр Васильевич, и в следующее мгновение на Корсакова из темноты с ревом ринулась легковая машина.

В последний момент он успел отпрыгнуть в сторону и недоуменно уставился на Логачева.

– Реакция хорошая, но ни малейшего представления о технике, – буднично сказал тот. – И это может тебя погубить рано или поздно. От одной машины ты увернулся. Не спорю. Ну а если бы нападение произошло там, где их много? Или хотя бы две-три. Что тогда?

Корсаков удрученно промолчал.

– Угодил бы под колеса другой. Теперь посмотри, как надо поступать в таких случаях.

В ту же секунду (и снова из темноты) на инструктора рванулась вторая легковушка со скоростью побольше, чем у первой, но Логачев не стал никуда шарахаться. Более того, он сам прыгнул на четырехколесную убийцу, по диагонали кувыркнулся через капот, пружинисто приземлился на ноги и выстрелил в заднее стекло бутафорским патроном. Напротив головы водителя расплылось красное маслянистое пятно.

– Управление потеряно. Можно покончить и с остальными, если они там есть, – Логачев сунул пистолет обратно за пояс.

– Класс! – восхитился Корсаков. – Такое действительно нужно уметь!

– Это ерунда, – пренебрежительно отмахнулся Петр Васильевич. – С твоей реакцией и бойцовскими навыками освоишь за одно, максимум за два занятия. Мне приказано обучить тебя гораздо более сложным вещам, над которыми придется изрядно попотеть. А с машинками будешь развлекаться в начале тренировки. Для разминки.

– ??!

– Подойди к манекену.

Корсаков послушно приблизился к ярко освещенной фигуре в углу. Вблизи она уже не казалась столь живой, но все равно – сходство с обнаженным мужчиной было потрясающим. На теле, в основном на туловище, отчетливо виднелись несколько красных точек.

– Отсроченная смерть, – пояснил Логачев. – Четкий удар в такую точку убивает человека спустя определенный промежуток времени. Причем смерть наступает вроде бы от естественных причин. Ни одна экспертиза не подкопается, и ни один врач не спасет…

– А-а-а-а, искусство отравленной руки, – протянул Корсаков. – Слышал, слышал. Даже в гонконговском фильме видел однажды. Но там было, если не ошибаюсь, легкое касание, почти не ощутимое жертвой. Выходит, врали китаезы?!

– Нет, не врали, – покачал головой Петр Васильевич. – Только на Востоке сие действо тесно связано с оккультизмом. Проще говоря, удар наносится темной нечеловеческой энергией, полученной сам знаешь от кого и какой ценой. Кстати, на православных христиан, на настоящих православных, – подчеркнул он, – подобные фокусы не действуют (так же, как и гипноз). Но таких, к сожалению, маловато осталось… Однако не будем отвлекаться. В нашей отсроченной смерти нет никакой мистики. Все основано на законах анатомии и физики. Пораженный нервный узел по цепочке воздействует на другие органы и в конечном итоге приводит к летальному исходу. Но учти – удар должен быть очень точным, определенной силы. Лишь тогда мы получим желаемый результат. Вот смотри, – Логачев ткнул двумя пальцами в одну из точек. Глаза манекена вспыхнули синим пламенем.

– Через четыре часа инфаркт, – механическим голосом сообщил он.

– Теперь ты, – Петр Васильевич отстранился.

Прицелившись, Корсаков выбросил руку в аналогичном ударе.

– Мазила, – отчеканил манекен и металлически расхохотался.

– Поставленной цели ты не достиг, – добавил Логачев. – Я же говорил: удар должен быть очень точным, буквально хирургическим. Иначе враг отделается легким испугом. Ладно, не беда, научишься постепенно. А сейчас – к делу. У тебя ровно десять минут на запоминание. Затем разминочный спаррингс тремя противниками, отработка грамотного столкновения с машиной и снова попробуешь. Так будет продолжаться, пока намертво не запомнишь точки, нарисованные на голом теле. Потом задачу усложним. Приступай.

– Можно один вопрос? – вздохнул Корсаков и, не дожидаясь ответа, спросил: – Это единственная цель тренировок?

– Она главная, но отнюдь не единственная, – судя по заиндевевшему взгляду, Логачев начал терять терпение. – У нас в программе изучение некоторых медицинских нюансов, подробное ознакомление с ядами и противоядиями, психологическое воздействие на людей, животных, способы оказания самому себе первой помощи при серьезных ранениях и отравлениях, плюс освоение ряда приемов из секретного раздела боевого самбо. А теперь заканчивай болтать и принимайся за работу. Иначе накажу. Нелюбин, между прочим, разрешил.

Снова вздохнув, Корсаков впился взглядом в манекен. «Не было печали, так черти накачали, – сумрачно подумал он. – Ох, чую, загоняет меня Васильевич! И какого рожна Нелюбину взбрело в голову делать из меня терминатора?»

– Десять минут прошло, – спустя некоторое время прозвучал в ушах ровный голос инструктора. – На очереди разминочный спарринг. Начали!

На Корсакова прыгнули откуда-то сверху три здоровенных бугая в закрытых головных шлемах, с раковинами, щитками и прочими защитными приспособлениями.

«Весело! – мысленно усмехнулся он, отражая первые удары и переходя в контратаку одновременно на три фронта. – Тут явно не соскучишься, мягко говоря. Ну да ладно, нам не привыкать!!!»…

Глава I

Полковник ФСБ Корсаков Дмитрий Олегович, 30 лет,

дважды герой России, русский, беспартийный, неженатый.

Месяц спустя.

– Еще кофе?

– Да, пожалуй.

– Одну минуточку! – ослепительно улыбнувшись и вильнув упругими бедрами, Вика скрылась за дверью. «Явно в постель заманивает, – отложив прочитанную оперативную сводку, подумал я. – Недаром Клавдия смотрит на нее при встречах, как будто собирается съесть живьем. Ну да пусть смотрит! Я ей никаких обещаний не давал, а после гибели Кости Сибирцева она так достала меня «бедной раскаявшейся Аллочкой»(см. «Штрафники»), что видеть ее больше не хочется!»

– И бутерброды, да побольше, – внезапно ощутив голодное бурчание в животе, сказал я в селектор.

– Обязательно! – нежно мурлыкнуло в ответ.

За истекший месяц я похудел на восемь килограммов, здорово осунулся, и теперь мне постоянно хотелось есть. Слова Нелюбина «не менее двух-трех часов в сутки» Логачев воспринимал как «любую свободную минуту» и гонял своего ученика почем зря. Он запросто мог уволочь меня в «спортзал» сразу после окончания операции, а если днем совсем уж не оставалось времени – без зазрения совести являлся ночью и проводил тренировки по психологическому воздействию… (О них чуть позже)… На плановых же занятиях (это когда без особого напряга выкраивались необходимые часы) он дрессировал меня безжалостно, до последнего издыхания.

«Грамотное столкновение» с машиной, вопреки утверждению Васильича, оказалось отнюдь не «ерундой». И я порядком намял себе бока (хорошо без переломов обошлось), прежде чем освоил эту технику. «Разминочные спарринги», правда, давались мне легко. Я быстро, без особого труда расправлялся с логачевскими громилами, невзирая на то, что дрался по пояс голый, без какого-либо защитного снаряжения. А вот с «отсроченной смертью» пришлось вдоволь намучиться. Первые несколько занятий манекен после каждого моего удара разражался безжизненным хохотом и обзывал меня то «мазилой», то «косоглазым», то «ботаником хреновым». (Других ругательств в его лексиконе не было.) Васильич хмурился, сопел, недовольно кряхтел и в конце концов подверг вашего покорного слугу обещанному наказанию, заключающемуся в спарринге с ним самим. Я дрался отчаянно, жестко, мечтая порвать на части своего мучителя, но… спустя полторы минуты уже лежал на полу и до крови кусал губы от дикой боли в локтевом суставе.

– Молодец! – повременив немного и отпустив мою руку, похвалил запыхавшийся Логачев. – Давненько не встречал такого противника. А боль ты терпишь просто великолепно! Тем не менее наказывать буду и впредь. Тренировочный процесс надо форсировать!

– Нарваться не боишься? – массируя ноющий сустав, проворчал я.

– Нет, – усмехнулся Васильич. – Со мной тебе вовек не справиться! Слишком разные уровни. Разве что лет через десять…

Инструктор ошибся. Ближе к концу месяца, в процессе восьмого по счету (и последнего) наказания, я исхитрился отправить седовласого богатыря в тяжелый нокдаун, обозначил смертельное добивание, помог Васильичу подняться и, когда он полностью очухался, выслушал очередное поучение с изрядной долей самокритики: «Никогда не считай противника слабее себя, пока не убедишься в отсутствии у него пульса. Прописная истина! Я, старый дурень, о ней забыл, впал в гордыню и… поплатился соответственно. Смотри, парень, чтобы с тобой никогда такого не произошло!» Однако я отвлекся. Итак, дни шли за днями, пот лился градом, мышцы ломило от усталости, и постепенно манекен перестал обзываться и хохотать. Все чаще и чаще (а затем постоянно) он начал рапортовать после моих ударов: «инсульт», «через пять минут разрыв сердца», «через пять часов – кровоизлияние в мозг», «через шесть часов приступ астматического удушья со смертельным исходом», «через три с половиной часа – мгновенная закупорка кровеносных сосудов»…

Тогда тренажер одели в костюм, и я стал наносить удары, уже не видя точек перед глазами. А когда и здесь добился положительных результатов – выключили свет.

Разумеется, «отсроченная смерть» и «развлечения с машинками» сопровождались изучением целого ряда других дисциплин, рассказывать о которых слишком долго. Поэтому я кратко остановлюсь только на психологическом воздействии или «ПВ», как называл его Логачев. Обучение «ПВ» производилось по ночам в «полевых условиях». Против людей – в темных подземных переходах, где любило собираться всяческое отребье, и в некоторых других местах, пользующихся дурной репутацией. А против животных (в нашем случае – бродячих собак) – на пустырях и свалках. И тех и других подопытных нужно было взглядом принудить к покорности или обратить в паническое бегство. На худой конец (это с людьми) двумя-тремя словами. Означенная наука далась мне без особого труда. Вероятно, помогла предыдущая практика. Опять же оговорюсь – тут отсутствовала какая-либо мистика. Просто более сильная воля ломала более слабую. Плюс – хорошее знание психологии (и людской, и животной). Конечно, существовала специальная методика усиления волевых качеств до нужных кондиций, но раскрывать ее я не имею права. Васильич взял подписку о неразглашении. «Не дай Бог, враги пронюхают!» Кстати, здесь он абсолютно прав…

Вчера ночью мои мытарства наконец закончились.

– Приказ генерала выполнен, – проверив меня у манекена в темноте и прогнав по теории упомянутых выше дисциплин, объявил Логачев. – Необходимый объем знаний ты усвоил достаточно хорошо, – и неожиданно добавил, заметно смущаясь: – Ты, Дмитрий… ну… в общем, нормальный мужик. Потребуется моя помощь – обращайся в любой момент…

Бурчание в желудке становилось невыносимым. Я уже собрался поторопить секретаршу, но едва потянулся к селектору, она, источая тонкий аромат духов, возникла на пороге с большим подносом в руках, на котором стояла дымящаяся чашка кофе, высились горкой, на одной тарелке, бутерброды с семгой и золотился, на другой, мой любимый мармелад «лимонные дольки».

– Кушайте на здоровье, – низко нагнувшись, Вика поставила поднос на стол, и я заметил, что под блузкой у нее нет лифчика.

«Н-да уж! – подумал я. – Интересно, а трусики она надела? Колготки на ногах, по крайней мере, отсутствуют. Соблазняет… точно соблазняет! Хотя… Если трусы все-таки на месте, то не факт. Невзирая на уличную теплынь (начало нынешнего декабря напоминало гибрид осени с весной), в Конторе жарко натоплено. А грудь у нее такая, что никакой лифчик не нужен».

– Если захотите добавки, я рядом, – Вика неторопливо разогнулась, одарила меня очередной улыбкой и грациозно удалилась в приемную, оставив дверь чуть приоткрытой. А я, мгновенно позабыв о ее прелестях, с жадностью набросился на еду. Как упоминалось выше, загонял меня Логачев похлеще, чем зверюга-сержант солдата-первогодка. Сбросить за месяц восемь кило – это вам не шутки, тем более что ни грамма лишнего веса во мне не было…

Двенадцать бутербродов и мармелад исчезли с тарелок в считаные секунды. Голодное бурчание на время исчезло. Я отхлебнул глоток ароматного кофе, прикурил сигарету, выпустил изо рта струйку дыма, откинулся на спинку деревянного кресла и вновь вернулся мыслями к минувшей тридцатидневке. По счастью, она не была особо загружена работой. Помимо обычной текучки, мой отдел подготовил и провел всего одну операцию по уничтожению законспирированной диверсионной группы, оставшейся нам в наследство от Басаева.

После официального сообщения о ликвидации одноногого вурдалака практически все организованное им подполье затихло и не подавало признаков жизни. (…Надо думать, до поры до времени)… Но эта банда, состоящая из отъявленных отморозков, не пожелала сложить оружие и, согласно оперативным данным, намеревалась устроить грандиозный теракт в метро 30 ноября сего года. Самое удивительное – исчерпывающую информацию об отморозках сумел раздобыть новичок в отделе майор Федоров, переведенный к нам из областного УФСБ в октябре, когда спешно пополняли потери личного состава после операции «Аутодафе». Причем добыл – нисколько не утруждаясь. С ним самим вышли на связь два авторитета из чеченской диаспоры и… сдали группу с потрохами! Дескать – «Те шакалы позорят наш народ. Давайте жить дружно. И вот вам доказательство нашей доброй воли!» Меня, признаться, очень насторожило их поведение. И хотя сведения оказались абсолютно верными – в сердце осталась неприятная, ноющая иголочка. Дело в том, что я без малого двенадцать лет тесно общался с чеченцами: воевал, вербовал, допрашивал, вел переговоры (в основном в ультимативной форме) и даже имел среди них союзников, один из которых спас мне жизнь. (См. «Собачий оскал»). В результате я прекрасно изучил менталитет нохчей, их нравы, обычаи, нюансы поведения и… не знаю как объяснить. Короче, я нутром чуял – здесь какой-то подвох. Только не мог понять какой. В конце концов, я плюнул, махнул рукой, подумал: – «Дай Бог чутье меня обманывает!» – и вскоре почти забыл о своих подозрениях. Не до того стало. Информация от майора Федорова поступила спустя трое суток после получения мною письменного приказа Нелюбина и начала выматывающих тренировок под руководством Логачева. И я, переложив всю текучку на плечи Андрея Горошко и Василия Филимонова, тщательно координировал подготовку к захвату диверсантов, просчитывал различные комбинации, вникал в мельчайшие детали, не давал ни минуты покоя подчиненным (особенно новичкам в отделе) и, в итоге, подстроил отморозкам коварную ловушку. Захват производили во вторник, 28 ноября. По старой памяти, я принял личное, непосредственное участие в операции. Тогда, кстати, я впервые опробовал некоторые навыки, привитые мне Логачевым и… Впрочем, расскажу по порядку.

Ближе к вечеру группа в составе шести человек (включая главаря Ахмата Исрапилова) должна была собраться на последний инструктаж в загородной усадьбе, где безвылазно (с момента получения нами агентурных данных) проживал сам Исрапилов и содержались под его присмотром две живые бомбы – шестнадцатилетние мальчишка и девчонка, плотно посаженные на иглу. Означенная усадьба представляла собой трехэтажный новорусский (пардон, новочеченский) особняк с заасфальтированным двором, небольшим садиком и с несколькими хозяйственными постройками. Ее окружал изящный кирпичный забор с декоративными башенками, а роль охранников выполняли пять злющих, хорошо натасканных немецких овчарок. Они не трогали только своих (т. е. членов группы), а на всех прочих бросались молча, без предупреждения, хорошо слаженной стаей. Вожаком у них был громадный серый кобель по кличке Волк.

Метрах в тридцати от забора начинались лесопосадки, облегающие усадьбу полукругом. С противоположной стороны находился обширный пустырь, покрытый невысокой, полуувядшей, но еще зеленоватой травой. А дальше за ним виднелась угрюмая, погрязшая в нищете деревня с разрушенной церковью, сохранившая по сей день советское название «Наследие Ильича». Засаду мы устроили в лесу, вдоль достаточно широкой, пригодной для проезда автотранспорта дороги. Не попрутся же подельники Ахмата через здоровущий пустырь, порядком заболоченный и открытый цепким взорам любопытных сельских дам преклонного возраста, перебивающихся с черного хлеба на картошку и, естественно, не питающих добрых чувств к маленькому дворцу иноплеменников, выросшему словно на дрожжах на фоне их лачуг…

Там же, в лесу, я усадил на деревья двух ребят со снайперскими винтовками, одного с прожектором и приказав им (по моему сигналу) ликвидировать не привязанных, бродящих по двору собак.

Все предварительные расчеты оказались верны. Вскоре после наступления темноты на дороге появился первый диверсант, некий Мовсар Рустамов. Не успев ни опомниться, ни оказать сопротивления, он очутился в теплых объятиях оперативников. Ошалевшего Мовсара с ходу подвергли блицдопросу под угрозой немедленной кастрации и, таким образом, подтвердили уже имеющуюся у нас информацию, в том числе код открытия ворот. Затем с промежутками в семь-восемь минут точно так же сцапали оставшихся четверых. Дальше, по сценарию, надлежало уничтожить овчарок, аккуратно проникнуть в усадьбу и постараться взять живым Ахмата. А на случай осечки (если он заранее почувствует неладное и попытается отстреливаться из окон) «ослепить» его прожектором.

Я поднес к губам «Кенвуд», намереваясь отдать команду стрелкам, и… внезапно изменил первоначальный план. Недавно три ночи подряд мы с Логачевым отрабатывали психологическое воздействие на стаях бродячих псов и кучах человеческого отребья, грабящего и издевающегося над запоздалыми прохожими. Получалось у меня совсем неплохо, и вот сейчас я подумал: «А зачем попусту губить несчастных животных? Они же не виноваты, что принадлежат террористу и убийце. Попробуем-ка по-другому».

– Третий, четвертый, – обратился я к стрелкам по рации. – Прежнее задание отменяется. Стрелять по окнам, если оттуда откроют огонь. Вопросы?

– Нет… нет… – глухо донеслось из «Кенвуда».

– Седьмой, свет во двор, – продолжил распоряжаться я, – чтобы был как на ладони!

– Не понял! – удивился тот. – А как же…

– Выполнять! – резко оборвал я подчиненного.

– Есть, – не слишком охотно прозвучало в ответ.

Вспыхнувший прожектор залил двор ярким светом.

– А всем остальным действовать строго по моей команде или… Хотя нет, «никаких или». Ясно?!

Дождавшись подтверждений от оперативников, я сунул «Кенвуд» в карман «разгрузки», подошел к воротам, набрал на замке код и очутился во дворе усадьбы. Стая уже сгруппировалась для нападения. Впереди, вздыбив шерсть на загривке, стоял Волк, изготовившийся к нападению. Еще секунда и…

– Назад, – негромко приказал я и, сконцентрировав волю, пристально посмотрел в горящие зеленым огнем глаза вожака. Пес вздрогнул, попятился, шерсть на загривке постепенно опала. Мускулистое тело заметно расслабилось. Я продолжал давить его неотрывным тяжелым взглядом. Зеленый огонь потух, сменившись откровенным страхом, и… Волк отвел глаза.

– Иди сюда.

Медленно, неуверенно вожак двинулся ко мне, а стая замерла, поджав хвосты.