На скамейке возле Нотр-Дам

– Тоже хороша! – сказала я ей. – Гавкаешь, когда не надо, а чуть что – только тебя и видели.

Лулу остервенело залаяла в ответ. И зазвенел будильник.

– А что, у нас опять «Чуть что»? – Зевая, Мари высунулась из-под одеяла и стала рукой искать часы. Вдруг она увидела Валерия, сказала: «Ой!» и опять натянула одеяло до подбородка. Потом она посмотрела на меня и спросила, досадливо поморщившись: – Неужели у нас тут опять что-то происходит?

– Не знаю! – теперь уже громко и сердито сказала я и показала на Валерия: – Вот он явился ни свет ни заря и всех перебудил! А я тут ни при чем! – Во мне проснулась какая-то детская глупость – желание наябедничать. Хотя я никогда в своей жизни ябедой не была. Я даже покосилась на Мари не без подобострастия: – Я вовсе не хотела его пускать!

Но тут Мари пришла в голову та же мысль, что и мне.

– Что-нибудь с Леной?

Валерий пожал плечами.

– С Леной все в порядке. Она спит в гостинице.

Мы обе с Мари молчали, ожидая продолжения. Зачем-то ведь снова явился он сюда ни свет ни заря?

– Я пришел, – Валерий помолчал секунду, – чтобы пригласить вас, Маша, – он немного подумал и посмотрел на меня, – вернее, вас обеих, – он вдруг мне подмигнул, – на завтрашнее авиашоу.

Мы с Машей непонимающе молчали. Мы-то тут при чем, и вообще зачем для этого надо было переться в такую рань? Можно было все передать и через Лену.

– Спасибо, но… не могу обещать, – замялась Мари. – Я ведь работаю… И потом, я думала, вы специально приехали сюда вместе с Леной?

– Ну, да! – сказал Валерий и как-то очень уж небрежно, на мой взгляд, пожал плечами. – Но я буду вместе с Леной. А ей будет даже веселее, если вы приедете.

– Я не приду! – сказала я громко. Никакое авиашоу не входило в мои планы.

И тут он посмотрел на меня так, что я тут же и поняла: разве я тебя, дуру, приглашаю?

Он подошел опять поближе к креслу.

– Но я надеюсь, что вы найдете время, Мари?

Я чуть не ахнула, глядя на него. Откуда только взялись в его лице и нежность, и смущение?

– Честно скажу, не знаю. Я ведь ничего не понимаю в самолетах…

– Лена тоже ничего не понимает! – тут он осекся, перехватив мой взгляд.

«Знаю, что ты все расскажешь Ленке, – теперь говорили его глаза, – но имей в виду, я не делаю ничего плохого! Просто было невежливо не пригласить Мари на шоу. Она столько возилась с вами, ведь так?»

Я весьма скептически поджала губы.

«А не твое собачье дело!» – будто ответил он мне и снова повернулся к Мари.

– Лена вам позвонит, чтобы вы ехали завтра вместе! – Он резко повернулся и быстро пошел к выходу так, чтобы Мари ничего не успела возразить. Я уже возмущенно качала ему вслед головой, но тут Мари резко высунулась из-под одеяла.

– Постойте! А как же ваша укушенная нога? Болит?

– И не думает! Собака прокусила только ботинок! – Он улыбнулся вдруг весело и по-мальчишески, и дверь за ним закрылась. Мари так и сидела на кресле, глядя на дверь. Лулу осторожно тявкнула вслед.

– Совсем с ума сошел! – сказала я. – Приперся в шесть утра, чтобы пригласить нас на авиашоу!

Мари высунула ноги на пол, зевнула, взъерошила светлую копну волос и улыбнулась:

– По сравнению с тем, что вчера вытворяли тут вы, Таня, приход этого человека – всего лишь небольшая неосмотрительность.

– Я осознала свою вину, – скрипучим голосом выдавила я.

И вдруг Маша выскочила из постели, вытянулась вся в струнку, демонстрируя мне очаровательную фигуру, и легкими шагами подошла к окну – раздернула шторы. Солнце тут же ворвалось в комнату и расцветило пол веселыми пятнами. Влетел ветер и отозвался в моей душе мрачным вихрем. Да делайте, что хотите. Какое, в конце концов, мне дело до вас?

– Какой хороший денек! Подумать только, что уже осень. Пойдемте, Таня, на крышу пить кофе! У меня перед работой еще есть полчаса.

Нет, я не хотела здесь больше задерживаться ни одной минуты. Я повернулась и молча пошла к двери.

А Мари и не подумала мне возражать. Она отправилась в ванную, с удовольствием приняла очень горячий душ, растерлась пушистым полотенцем и намазалась с головы до ног пахучим кремом. После этого, напевая, она сварила себе кофе и разогрела в микроволновке молоко для собаки. Потом она натянула джинсы и взяла поводок. Прогулка с Лулу доставила ей сегодня большое удовольствие.

* * *

Несмотря на все, что я теперь думала о Мари, Париж в это утро околдовал и меня. Я не пошла, как ходят туристы, привычным путем, – по Марсовому полю к Военной школе. И не пошла путем «американским» – по проспекту президента Кеннеди до высотки Радио Франс, а потом по мостику через Сену к символу американизма – копии статуи Свободы. Ноги сами понесли меня в другом направлении. Осмысливая мой путь теперь, я вообще даже не могу твердо утверждать, что память – это продукт деятельности мозга, как утверждают физиологи. Мой мозг не помнил дороги, но ноги (а может, клетки памяти в тот момент перенеслись в мои подошвы?), мои ноги вынесли меня сами. Безошибочно и точно, по набережной и улице с неизвестным мне названием я вышла туда, где стояла десять лет назад со своим спутником таким же ясным воскресным утром. Тогда мы тоже шли с ним от Эйфелевой башни и случайно оказались сбоку от англиканской церкви.

– Смотри! Это же американцы. Они выходят после окончания воскресной службы, – он остановился на углу.

Мне был непонятен его интерес – что тут такого? Люди выходят из церкви. Какая разница, французы они или американцы? Но он стоял и жадно смотрел. Я молчала, стараясь ему не мешать. Иногда моему спутнику становилось неудобно – не передо мной, перед ними. Теми, кто выходил – вдруг кто-нибудь заметит, что он глазеет на людей, как на зверей в зоопарке. Тогда он отводил глаза, делая вид, что разглядывает архитектуру церкви, но через некоторое время опять возвращался к своему жадному созерцанию. Эти люди, американцы, интересовали его куда больше, чем я.

– Ну, пойдем! – осмелилась я попросить его. – Я уже замерзла.

– Скоро пойдем, не мешай!

Поток прихожан прекратился довольно быстро, но мой спутник все еще стоял на самом ветру и ловил взглядом оставшихся редких посетителей.

– Зачем тебе здесь стоять? – не понимала я. – Вход в церковь открыт. Можешь свободно в нее войти. Никому не запрещают входить в церковь и после богослужения, будь ты хоть мусульманин, хоть православный. Хоть кто!

Он посмотрел на меня, как на низшее существо, и со злостью сказал:

– Наплевать мне на церковь. Я смотрю на людей. Это люди из другого мира, в котором ты никогда не жила и жить не будешь. Неужели тебе не интересно?

В его глазах я была мокрицей, которая осмелилась немного проползти по его штанине. Примерно с земли до уровня колена.

И я отчетливо помню, что меня и эти его слова, и его взгляд не только не разозлили, но привели в страшное смятение.

«Я чем-то не угодила ему?» – забилась в виске обжигающая ледяным страхом мысль. Но чем? Ведь ночью у нас все было хорошо? Однако я боялась даже перед собой утверждать это наверняка.

– Ну, ладно… – Я сдалась, даже и не думая бороться за себя, за собственные желания. – Если ты хочешь, мы еще постоим.

Он посмотрел на меня с иронией:

– Танька, ты ничего не поняла!

– Но что я должна понять? Ты объясни – я постараюсь!

Я совсем запуталась. Что он хочет от меня?

– Танька, они всегда были свободными. С рождения. Их воспитывали не так, как нас. Это много значит, Танька.

– Негров в Африке тоже воспитывают не так, как нас. Однако ты же не поехал в Африку на них смотреть.

Он еще молчал некоторое время, прежде чем ответить. И я видела, что он задумался не над ответом мне, ответ ему был ясен, он задумался над чем-то своим.

– Мы привыкли жить по инструкциям, – наконец сказал ОН, отвернувшись от меня, и я была вынуждена следовать за ним, как Луна за Землей, чтобы не потерять ни слова. – Мы привыкли следовать правилам. С рождения – в детский сад. Потом в школу. Потом в институт. Если не поступишь – ты неудачник. Если окончишь, но не будешь работать – вообще ненормальный.

– Но ведь и за границей так же?

– Танька, ты дура! Так же, да не так же! Люди, у которых есть деньги, совершенно спокойно могут не работать, и их никто не будет осуждать.

– Но ведь у нас денег нет? – Я смотрела на него почти с жалостью. Так вот он о чем. Он боится, что его все считают неудачником.

– Да будь у меня хоть миллион долларов, все мои жены, бывшие и настоящие, все, как одна, послали бы меня работать. Вкалывать на какую-нибудь дурацкую фирму. Или в сраное рекламное агентство, в котором люди пекут такое говно! Чтобы я был послушным, покладистым. Вставал в семь часов, обязательно брился, получал гроши, но был как бы при работе.

– Я никогда тебе ничего о работе не говорила…

Он еще раз взглянул на меня с сожалением, будто хотел сказать, не говорила, потому что я не твой муж.

И вот сейчас я стояла в Париже уже без него и вспоминала наш разговор, и снова смотрела на колокольню и узкий длинный неф самой церкви. Погода была точно такая же, как тогда, но сейчас ветер казался мне более теплым, а солнце – поярче. Двери церкви были закрыты.

Войти? Не войти? В тот раз мы так внутрь и не вошли.

– Ладно, Танька, пошли! – он смилостивился надо мной, обнял за плечи, повернул и потащил куда-то в проулок. – Детей, хоть и глупых, все равно приходится кормить, чтобы они не умерли с голоду.

«Глупый ребенок…» Вообще-то мне было тогда не так уж мало лет – двадцать два или даже двадцать три… Подсчитывать сейчас было неохота. Конечно, в слове «глупый» было уничижение, но ведь «ребенок» же… Я была согласна остаться глупым ребенком навеки. Только бы быть ЕГО ребенком!

Тогда на мне был модный белый плащ. Ветер кружил по гранитным ступеням желтые листья. Я подняла повыше воротник своей куртки.

И на черта я сейчас пойду внутрь?

Раньше я думала, что это страшно – знать, что мир есть, он существует, а тебя в нем уже нет. А теперь мне не страшно. Ведь ОН уже умер. Он получил этот опыт вперед меня, так чего мне бояться? Для чего я живу?

ОН говорил тогда о свободе. Да, я не свободна. И никогда не буду свободной. Видимо, меня действительно так воспитали. Я прекрасно знаю, что мир несовершенен, и в нем много чего можно усовершенствовать, но в нашей стране это невозможно. А для меня это вообще нигде невозможно. Я даже не буду пытаться. Я все равно даже для себя ничего не сумею сделать правильно. Что уж говорить о том, что надо быть полезной другим?

И почему-то в этот момент передо мной отчетливо всплыло нежно-бледное лицо Мари и молоденькая мордочка Ленки. Они всплыли на миг и исчезли.

Я шагнула через улицу. Прохожих было немного, машин тоже. Отойдя подальше, я обернулась, чтобы снова посмотреть на церковь. Да, я не свободна, но моя несвобода мне дорога. Может быть, она единственное, что меня еще охраняет от смерти. Я мыслю стереотипами. Один из них: покончить с собой – это больно. Другой: я не люблю разговаривать со своей матерью, но, если вдруг она заболеет, я не смогу ее бросить. Я должна буду ухаживать за ней. Третий: если кто-то кого-то любит, то эти люди должны жениться и жить вместе. И все в таком роде.

Я остановилась и посмотрела назад через дорогу, чтобы мысленно попрощаться с церковью. Но черт возьми! Она вдруг показалась мне странной – гораздо меньшей и какой-то другой архитектуры. Я еще немного прошла вперед – хотела оглянуться еще раз – вдруг просто ракурс оказался не тот, и взгляд мой неожиданно уперся в набережную. Впереди меня была Сена. Я, ничего не понимая, подошла к парапету. Я вроде бы помнила, что там, где мы стояли с НИМ, реки не было. Я закрыла руками лицо, чтобы сосредоточиться. Нет, я не могла ошибиться. Я помнила отчетливо – ОН взял меня за плечи, и мы пошли каким-то узким проулком. Зашли в ближайшее кафе… Я вернулась. Обошла церковь кругом. Нигде никакого проулка не было. Незнакомые улицы. Мне стало страшно. Будто кто-то специально запутал меня.

Я спросила себя: может, так люди сходят с ума?

Какого цвета была машина, которая меня только что пропустила через дорогу? Я ничего не помнила. Как же я могла запомнить церковь, у которой стояла восемь лет назад?

Нет, надо успокоиться. Перво-наперво проверить память. Я стояла у парапета. Только что по набережной навстречу мне прошел человек с собакой. Кто это был? Мужчина, женщина? Какой породы была собака? Я напряглась и еле сдержала себя, чтобы тут же не обернуться. Нельзя оборачиваться! Я должна вспомнить сама. Я закрыла глаза, чтобы сосредоточиться. Еще раз, спокойно! Я вспоминала… Только что навстречу мне прошел мужчина… Средних лет… Его собака была невысокая, кудлатая. Похожая на Лулу. Нет, шерсть Лулу – черно-белая. Собака, прошедшая сейчас передо мной, была другого цвета. Какого?

Я обернулась. Набережная передо мной была пуста. У меня подкосились ноги. Какая-то мистика!

Но вдруг на другой стороне дороги, не со стороны реки, а со стороны домов я увидела удаляющуюся от меня женщину. С собакой на поводке. И псина вовсе не была похожей на Лулу. Это был черный и гладкий французский бульдог. Если еще минут двадцать назад я была уверена в своем пути, в местности, в воспоминаниях, то теперь я уже сомневалась, в самом ли деле я – это я? А может быть, я нахожусь уже даже и не в Париже?

Нет, что за чепуха! Передо мной от другого берега отходили заполненные туристами плоские катера с ярко-оранжевыми сиденьями. Я повернулась и нашла в небе иглу Эйфелевой башни.

Нет, все-таки я в Париже. И тут меня осенило: господи, как же все просто! Вот оно объяснение. Я вдруг поняла, почему ОН меня не любил.

Я была – другая! Может быть, похожая на кого-то, но не та. И он относился ко мне не так, как к другим, потому что не могу ведь я принять эту церковь, которая сейчас возникла передо мной, как ту, настоящую, что была когда-то. И я для НЕГО настоящей не была. И все мои заслуги были для него, словно чужая проходная улица. И потому-то я была другая, я не смогла ЕМУ доказать, что я достойнее всех, кто занимал его внимание, кто по непонятным для меня причинам вдруг становился его женами и матерями его детей, в то время как я, при всех своих усилиях, навечно остаюсь для него «Танькой». И именно потому, что я была другая, ему было на меня наплевать, как мне сейчас наплевать на эту, другую церковь. И не его вина, что это я по своей легкомысленности и самонадеянности верила, что своей любовью сумею переломить его равнодушие ко мне, сумею развернуть его чувства в свою сторону. Фиг! Если ты ненастоящая, если ты другая – ничего из этого не получится… Я, не оборачиваясь, пошла прочь. Я ошиблась. Это просто была не та церковь.

* * *

А Лену незадолго до того разбудил звонок Валерия.

– Валер, а ты где?

– Еду на аэродром.

Она ждала какого-то продолжения, хоть капельку чего-то, что напомнило бы и ей и ему о прошедшей ночи, но он говорил отрывисто и сухо.

Он не один, кругом посторонние люди, – догадалась она. Вкратце суть разговора свелась к тому, что Валерий попросил Лену связаться с теткой и пригласить ее на завтрашний праздник. Он даже подобрал уже весомые аргументы, но Лена не возражала, и это сократило их разговор еще больше.

– Ты сейчас куда? – спросил он в заключение.

– Пойду, погуляю.

И Лена отправилась к Елисейским Полям.

Елисейские Поля означают райские поля, а вовсе не землевладения какого-то фантастического Елисея, наподобие королевича из «Сказки о мертвой царевне и семи богатырях». Лене было даже забавно, что до того, как она прочитала путеводитель, у нее было примерно такое представление.

Четырнадцатого июля – когда улица, а вернее бульвар, которым, в сущности, являются Елисейские Поля в той их половине, которая располагается ближе к Тюильри, украшен французскими флагами, и по ней маршируют нарядные военные и сам президент Французской Республики говорит речь – она кажется торжественной и широкой. В обычный же воскресный денек, каким выдался этот день в Париже, эта легендарная авеню представилась Лене вполне домашней, милой и уютной. Многие магазины не работали, в кинотеатрах народу с утра не было вовсе, поток машин не утомлял шумом, и праздношатающихся прохожих было не так уж много. Лена была немного удивлена – эта знаменитая улица даже показалась ей скучноватой. И даже знаменитая Триумфальная арка, пропускающая через себя улицу, как каменная радуга, не произвела на Лену должного впечатления. Ничего особенного, у нас на Кутузовском – арка больше.

С разочарованием она подумала, что вообще-то она совсем по-другому представляла себе утро в Париже. С другой стороны, а что ее, собственно, не устраивало? Лена задумалась и решила, что вообще-то ей и желать большего нечего – все хорошо. Валерий ушел от нее утром, она сейчас была свободна, здорова и не голодна. Настроение у нее улучшилось, она подошла к подножию Арки и решила перейти на блинный пятачок к Вечному огню, от которого как раз в это время расходились сгорбленные ветераны. Низенькие корейцы фотографировались на фоне центрального барельефа с «Марсельезой». Лена постояла в самом центре площадки и разглядела, как было написано в путеводителе, на строгой прямой улице с одного конца площадь Тюильри, а с другого – безумное чудище Дефанса. Но в душе ее не было ни восторга, которого она ожидала, ни нежности к Парижу.

Она пошла от огня по кругу и стала внимательно, как прилежная ученица, осматривать боковые барельефы. Со стороны улицы Ваграм Ленино внимание привлекла надпись: «Аустерлиц». Ей сразу вспомнился вбитый в голову образ – тонкий и храбрый князь Андрей падает со знаменем в руке под высоким небом. На но барельефе арки было изображено совсем другое – победные лица французских солдат и под колесами пушек поверженные русские воины.

Какая гадость! Лена пошла, но тут снова зазвонил из сумки ее телефон.

– Ты перезвонила Мари? – теперь уже без всякого приветствия переспросил жених.

– Еще не успела.

– А что ты делаешь? – В его голосе было и удивление, и неудовольствие, что его просьба-приказ были до сих пор не выполнены.

– Я вот тут смотрю, как наших под Аустерлицем отколошматили, – с каким-то непонятным злорадством вдруг сказала Лена.

– Ты, собственно, где? – спросил Валерий.

– У Триумфальной арки, – голос Лены был наполнен одновременно и иронией и торжеством. Мол, я не просто не позвонила, я делом занимаюсь, достопримечательности осматриваю.

– Ну, позвони, пожалуйста, – уже миролюбиво-просительно повторил жених.

– Ладно, позвоню, – сказала Лена уже своим обычным голосом и, действительно, уйдя с исторического места, чтобы связь была нормальной, перезвонила Мари и пошла, куда глаза глядят.

Как оказалось через самое короткое время, Ленкины глаза незримо глядели в мою сторону. И как это часто бывает, когда что-то не ищешь, это что-то находится само собой. В данном случае этим чем-то была для Ленки я. И это объяснить просто: оказавшись без мужчины, женщина ищет подругу – надо и выговориться, и выплакаться. И хоть я подругой для Ленки не была, здесь, в Париже, я невольно оказалась для нее самым близким человеком. Не к Мари же, которую она почти не знала, ей было идти со своей печалью?

А попалась я Ленке на глаза, потому что, наугад углубившись от набережной в какой-то переулок, внезапно снова попала на место, показавшееся мне знакомым. Передо мной снова была церковь, очень похожая на ту, перед которой стояли мы с моим другом. И я выпялилась на нее, как баран на новые ворота. И угол этого сооружения был практически таким же, как тот, что я обнаружила в начале своего сегодняшнего пути. Я сообразила: здания были похожи. Вернее, они были типичны. В башке у меня заныло, закрутилось, зажглось и поплыло разноцветными пятнами: вот серый камень углов, вот яркие пятна травы и темные пирамиды туй. Так все же – которая из них? Та или эта? Я подошла ближе к фасаду. Какой-то мужчина, поглощенный своими мыслями, остановился перед закрытыми высокими дверями рядом со мной.

Я спросила его на плохом английском:

– Что это за церковь?

– Американский кафедральный собор, – ответил он с неудовольствием. Верхом неприличия с моей стороны было спрашивать его о чем-то в то время, когда он, согласно своей протестантской вере, собирался общаться с Богом напрямую.

Значит, именно рядом с этим зданием мы стояли тогда с моим другом, а не с тем, которое двадцать минут назад вызвало у меня такую бурю воспоминаний. Я прошла за угол и прислонилась лбом к каменной стене. Теперь моя душа, истощившись у предыдущего здания, была пуста. Я не могла исторгнуть из нее ни крупинки чувства. Мой рот скривился в презрительной усмешке над самой собой. Я ошиблась, я опять ошиблась!

Я вздохнула и повернулась к стене спиной. Передо мной открылось прекрасное синее небо.

– Я ошиблась, – сказала я себе. – Но это по крайней мере означает, что с головой у меня все в порядке. Приняла одно здание за другое. Ну и что? Они похожи. В целом ничего плохого в этом нет. Наоборот, нашлось логичное объяснение тому, что я заблудилась на набережной.

Я огляделась – вон и проулок, где было кафе, куда мы зашли тогда. Но мне почему-то не захотелось в него зайти снова. Я просто прошла мимо и заглянула внутрь. Кажется, тогда мы сидели за столиком у окна, но теперь я ничего не почувствовала. Видимо, на вчерашней козетке вылилась большая часть моих слез. Но нет, козетка здесь была ни при чем. Что-то во мне сломалось сегодня. Как раз возле церкви. Я без конца перетирала одну только мысль – когда я была настоящей? До НЕГО или с НИМ? И мне казалось, я никогда этого не пойму.

Машинально я шла и шла, пока не открылся мне перекресток широких и элегантных улиц. Блестящие машины катились передо мной в четырех направлениях. Прохожих заметно прибавилось. Обнявшиеся парочки ворковали, продвигаясь по пути удовольствий. Мотоциклисты катили на своих «тачках» в разноцветных блестящих шлемах. Кипела жизнь. И я подумала одновременно с сожалением, но вместе с тем и с гордостью, что не хочу участвовать в ней, хочу находиться выше ее простых радостей, наблюдать за жизнью как бы издалека, не отрываясь от нее окончательно и навсегда. Я закрыла глаза и попыталась напрячься изо всех сил, желая ощутить того, незримого, с кем ходила здесь много лет назад. Я все еще помнила почти каждое его слово, но ощущение, что он сейчас находится рядом со мной, подобное тому, что я испытывала вчера в автобусе или в гостиничном номере, все не приходило. Какая-то женщина, случайно оказавшаяся рядом со мной, бегло взглянула на меня и остановилась:

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Sorti – выход (фр.).