Автор выражает искреннюю благодарность за ценные советы и замечания в работе над книгой д-ру Евгению Габовичу (Германия), д-ру Йордану Табову (Болгария), Алексею Сафонову (Россия), Dr. Penelope M. Allison (Великобритания), Prof. Umberto Pappalardo (Италия), Mario Pagano (Италия), Giovanni de Feo (Италия), Ottaviano de Biase (Италия), Pietro Giovanni Guzzo (Италия), Jackie & Bob Dunn (Австралия).

Выдержки и цитаты на латыни из трудов античных авторов, за некоторыми исключениями, опущены. Оставлен лишь их перевод, сделанный А. Сафоновым при поддержке кафедры классической филологии филологического факультета МГУ им. М. В. Ломоносова.

Фотографии археологических памятников публикуются по концессии Министерства культурного наследия и культурной деятельности – Главного Археологического управления Помпей (Протокол 23578 от 25.08.2008).

Le immagini di reperti archeologici – Su concessione del Ministero per i Beni e le Attività Culturali – Soprintendenza Archeologica di Pompei (Prot. 23578 del 25.8.08).

От автора

Читать я научился очень рано. Когда, точно не помню, хотя на удивление родителям и наперекор всем наукам помню в деталях, как сделал свои первые шаги, но в четыре года я уже начал делать попытки одолеть толстенную, напечатанную мелким шрифтом и почти совсем без картинок, книгу Марка Твена «Приключения Тома Сойера и Гекльберри Финна». Вундеркиндом я не был, но первые два года в школе мне было совсем не интересно учиться. Пока мои одноклассники старательно по слогам выговаривали и выписывали «ма-ма мы-ла ра-му», я украдкой заканчивал уже вторую тетрадку своего первого научно-фантастического «романа» и даже делал наброски киносценария к своему первому «кинофильму» про Маугли, съемки которого должны были начаться на первых же моих школьных летних каникулах отцовской восьмимиллиметровой кинокамерой. Но потом вдруг я безумно заинтересовался историей. Толчком к этому интересу послужила подаренная мне отцом в начале 70-х «Книга будущих командиров» Анатолия Митяева. Великолепно оформленная, с красочными иллюстрациями, она познакомила меня с историей человечества на примерах истории военного искусства от Древнего мира до наших дней еще за пару лет до того, как ко мне в руки попал первый школьный учебник истории для четвертого класса. Сказать, что эта книга стала моей настольной книгой, – значит ничего не сказать. Она стала моей настольной, «подстольной» и даже «подпольно-пододеяльной»! Эта книга была моей Библией. Саму Библию, правда, я прочитал только лет через двадцать в довольно зрелом возрасте, и она не вызвала у меня никаких, даже в чем-то, сопоставимых чувств ПРИЧАСТНОСТИ и ПОЗНАНИЯ, несмотря на то, что на определенном этапе моей жизни я искренне пытался уверовать, поэтому искал в каждом прочитанном слове Библии божественное откровение. Вполне естественно, что параллельно с интересом к истории развивался и мой интерес к географии. Я знал названия всех государств мира вкупе с их столицами, древними и настоящими, а также реки, проливы и моря. Как правило, оба этих учебника «проглатывались» мной еще до начала следующего учебного года и к первому сентября уже почти совсем не пахли свежей типографской краской, запах которой до сих пор вызывает у меня благоговейный трепет.

Весь ход мировой истории был само собой разумеющимся и никогда не вызывал у меня сомнений. В моем представлении история была плавной и последовательной. Одно событие предопределяло собой последующие, но на датах этих событий мне никак не удавалось сконцентрировать свое внимание. Я их попросту не мог запомнить без зубрежки. А ведь именно на упорном заучивании этих самых дат и зиждется все преподавание истории в школе, вызывая у многих стойкую антипатию к истории как предмету. То есть история преподается как таблица умножения, состоящая из аксиом, не требующих доказательств. И если ты не знаешь, как дважды два, в каком году, какого месяца, которого дня был подписан Кючук-Кайнарджийский мир, то грош тебе цена и такая же оценка. Мог ли я представить себе тогда, находясь за «железным занавесом» самого демократического государства в мире – Советского Союза, что мне когда-нибудь доведется самому ступать по ступеням Кносского дворца на Крите, обозревать Афины с холма Акрополя, прикасаться к колоннам собора Св. Софии в Константинополе? Я был всего-навсего обыкновенным советским мальчишкой, может чуть более своих сверстников очарованный мифами Древней Греции, который верил и коммунистическим мифам новейшей истории, не обращая внимание на то, что темное прошлое, на пути к светлому будущему, превратилось в серое настоящее. Я многого тогда не понимал, просто потому, что многого не знал, вернее знал ровно столько, сколько мне позволялось знать официальной историей. Я не понимал, почему мне, сыну русского военного летчика и немки, имеющей родственников за границей, было отказано в приеме документов в Высшее военное училище связи «по зрению». Я искренне удивлялся тому, что мой реферат «Объективные и субъективные предпосылки возникновения культа личности Сталина» почему-то не был допущен к участию в институтском конкурсе рефератов, а преподаватель истории КПСС дрожащей рукой вывел мне авансом отличную оценку в зачетке за весь курс без экзаменов, в обмен на мои черновики. Потом началась перестройка, а с ней и пересмотр всех непререкаемых ранее идеалов, дошло дело и до переоценки исторических событий. Шило вылезло из мешка и начало колоться пактом Риббентропа – Молотова, расстрелами польских офицеров в Катыни, сенсационными доказательствами того, что якобы всего на две недели летом 1941 года Гитлер опередил Сталина с началом боевых действий, национальным составом Реввоенсовета в 1917 году и Совнаркома в годы первых пятилеток, голодомором 30-х годов, геноцидом русских в ГУЛАГе и отсутствием доказательств существования газовых камер в немецких концлагерях и т. д. и т. п. Отделить зерна от плевел оказалось безумно сложной задачей даже в истории последнего столетия, свидетелями которых мы с вами сами являлись, что уж там говорить о событиях тысячелетней давности.

Шило продолжало колоться, но было уже почти совсем не больно, ко всему привыкаешь, даже к колючей правде. Разумеется, ревизионизм всегда был и будет присущ каждой смене эпох, правителей, диктаторов и, в принципе, всегда прогрессивен, так как позволяет взглянуть на вещи в ином ракурсе и избежать однобокости их толкования в противовес консервативному догматизму. В конце концов истина всегда восторжествует. Историки-то все равно разберутся и, начиная с античных времен, все расставят на свои места, рано или поздно. Но пару лет назад мне попались в руки некоторые книги Г. Носовского и А. Фоменко о «Новой хронологии», которые, признаюсь, повергли меня в шок! Первые мысли были о том, что у авторов «не все дома». Борясь с желанием отправить эту, как мне тогда казалось, галиматью туда же, куда отправилась переписка Энгельса с Каутским в «Собачьем сердце», я вдруг вспомнил несколько случаев из собственного опыта непосредственного некнижного соприкосновения с древностями и… призадумался. Почему высококультурная и образованная античность вдруг вверглась в тысячелетие «темных» Средних веков? Почему это тысячелетие, вплоть до эпохи Возрождения, так бедно на исторические события? И еще десятки моих личных «почему» всплыли в моей памяти начиная с той самой «Книги будущих командиров», которой я зачитывался в детстве, и кончая «Кратким курсом истории ВКП(б)», на которые мне так никто и не дал вразумительного ответа.

Позже я выяснил, что Носовский и Фоменко не были первыми, что и раньше вдумчивых людей, ученых, математиков, физиков, как правило непрофессиональных историков, таких, в частности, как Исаак Ньютон или же в России Н. Морозов, М. Постников, интересовала тема нестыковок в традиционной истории и хронологии, и они последовательно и упорно брали на себя роль белой вороны, подвергаясь насмешкам, анафемам, а зачастую и откровенным угрозам в свой адрес. И я решил, что пусть даже эти люди далеко не во всем правы, но их подозрения к традиционной истории и хронологии вполне обоснованны, а значит, имеет смысл в этом разобраться.

И я начал разбираться…

Предисловие

Во что бы то ни стало устройте старым теориям достойные похороны; хотя мы должны позаботиться, чтобы в этой поспешности не был похоронен живым ни один из раненых.

Сэр Уильям Флиндерс Петри

Всем известно, что 24 августа 79 года н. э. произошло извержение Везувия, и в результате этого извержения были засыпаны античные города Геркуланум и Помпеи.

Но на самом деле мы знаем гораздо меньше о Помпеях и об извержении Везувия, их погубившем, чем привыкли считать. Вернее, чем нас в этом уверяют, приводя в подтверждение непоколебимости гипотезы «24 августа 79 года н.э». обрывочные сведения из древних манускриптов сомнительного происхождения и эпистолярных изысков полулегендарных исторических личностей, выстраивая на базе современных знаний о вулканической деятельности параллели между стратиграфией погибших городов и якобы поминутно восстановленного на основании все тех же литературных источников события, с детских лет известного нам не в последнюю очередь через художника К. Брюллова, как «Последний день Помпеи».

Но как возникла эта датировка? Кто, как и когда решил, что Помпеи погибли от извержения вулкана Везувия именно в I веке н. э.? Научно-популярная литература, учебники, туристические справочники, Интернет пестрят перепечатанной друг у друга почти слово в слово сказкой про письма Плиния Младшего Тациту, где он описывает извержение Везувия, якобы приведшее к гибели Помпей. Почему сказкой? Потому, что, даже не задаваясь вопросами о реальности Плиниев и Тацита как исторических персонажей, а для таких сомнений есть причины, и разночтениями в датах и текстах переводов разных лет, достаточно обратить внимание хотя бы на то, что Плиний Младший не упоминает в своих, в целом весьма детальных, письмах через четверть века после описываемых им в них событий Помпеи и Геркуланум ни как города побережья, ни, тем более, как погибшие вместе с его дядей Плинием Старшим в результате одной и той же катастрофы!

Многие ученые еще в XV веке подвергли сомнению дату 24 августа, называя ее досадной ошибкой переписчиков писем Плиния Младшего, обоснованно считая, что изначально в тексте имелся в виду ноябрь. И это очень похоже на правду, если принять во внимание утверждение другого авторитета античности Диона Кассия, что извержение Везувия произошло в самом конце осени, к которой август никак не относится. Один из поздних переводчиков Диона Кассия некий Эрнест Кэри в 1914 году ничтоже сумняшеся переводит греческое слово Φθινόπορο как конец лета, но на самом деле это слово означает позднюю осень. Поздняя осень – это ноябрь, а в Кампании возможно и позже, вплоть до праздника Сатурналий. Этот праздник приходился на последнюю половину декабря – время, когда приходили к концу земледельческие работы и все стремились к отдыху и веселью в связи с окончанием жатвы.

В любом случае, перевод греческого текста господином Кэри, в отличие от более раннего перевода того же самого текста его учителем Гербертом Балдуином Фостером, неверен и, скорее всего, сознательно им подгонялся под уже «прижившуюся» датировку гибели Помпей в августе. Не указывает Плиний и год, в котором произошло данное извержение. Год «79 г. н.э»., косвенно, можно попытаться вычислить, если обратиться все к тому же Диону Кассию, известному нам как историк, предположительно III века н. э., но и не к нему самому, а в изложении Ксифилина, одного из константинопольских монахов, ориентировочно века XI, подкрепив все это противоречивыми списками римских консулов, не так давно чудесно возродившимися, как птица Феникс, из пепла прошедших тысячелетий. Но даже если предположить, что Дион Кассий абсолютно точен в своей датировке, своей одной единственной фразой, что Помпеи были засыпаны «в то время, как жители находились в театре», чему не нашлось никакого археологического подтверждения (в амфитеатре нашли только шесть человеческих скелетов, в Большом театре один, а в Малом театре ни одного), он заставляет нас, как минимум, задуматься, а то ли извержение Везувия, погубившее Помпеи, описывает автор? Да и тот ли, в принципе, город?

Многие современные исследователи, такие как E. Н. Шуршиков, ставят под сомнение официальную версию гибели Помпей и Геркуланума в 79 году н. э.[1]. Как оказалось, существует масса свидетельств упоминания Помпей как средневекового города и даже как современника эпохи Возрождения. Целый ряд артефактов, найденных в Помпеях, никоим образом не вписывается в официальную хронологию, согласно которой Помпеи относят к глубокой античности. Например, были найдены солнечные часы, разделенные на «равномерные» часы. То есть прибор, создание которого было трудной задачей даже в позднее Средневековье. Ссылаясь, в частности, на В. Классовского, что некоторые знаменитые мозаики античной Помпеи поразительно похожи по композиции, колориту и стилю на фрески Рафаэля, известный критик традиционной хронологии академик А. Т. Фоменко делает шокирующий для всей исторической науки вывод: ПОМПЕЯ – ЭТО СРЕДНЕВЕКОВЫЙ ГОРОД ЭПОХИ ВОЗРОЖДЕНИЯ, погибший в результате одного из сравнительно недавних извержений Везувия, в 1500-м или даже в 1631 г.[2].

По дороге от Неаполя на юг к Торре Аннунциата, в 15 километрах от Неаполя, можно видеть памятник – эпитафию на фасаде виллы Фараоне Меннелла (Via Nazionale al N.279) погибшим в результате извержения Везувия 1631 года – две каменные пластины с текстом на латинском языке.

На одной из них в списке пострадавших городов, наряду с и ныне здравствующими Ресиной и Портичи, упоминаются, якобы исчезнувшие за полторы тысячи лет до этого, города ПОМПЕИ и ГЕРКУЛАНУМ!!!

То, что этот памятник не новодел, подтверждается авторами XVII и XVIII веков. Французский путешественник Миссон, посетивший Италию в 1687–1688 годах, в 1691 году издал книгу о своей поездке в Италию, в которой есть глава о его посещении Везувия. В Амстердамском переиздании 1743 года приводится латинский текст эпитафии без перевода[3]. Доменико Антонио Паррино выпустил в 1700 году двухтомник о Неаполе и его окрестностях, в котором он детально описывает побережье Неаполитанского залива, его города и виллы, их прошлое и настоящее, где также находится место и для данной эпитафии, без каких-либо комментариев[4]. В книге анонимного автора «Историческое и критическое описание подземного города, обнаруженного у подножия Горы-Везувия…», изданной в Авиньоне в 1748 году, также полностью приводят эпитафию на латинском языке без перевода[5]. Другой путешественник, Иоганн Георг Кейслер, в 1751 году тоже не обошел своим вниманием эту эпитафию и переносит ее текст в свою книгу один к одному[6].

Таким образом, в XVII–XVIII вв. об эпитафии было известно, но никого не заинтересовало, что это за такие Помпеи в XVII веке и как они связаны с Помпеями, уже однажды погибшими? Если речь здесь идет о некоем другом средневековом городе, то где он располагался до своей гибели в 1631 году, на том же самом месте, где за полторы тысячи лет до него погиб его предшественник или нет? Удивительно, что этот памятник, несмотря на его упоминание несколькими авторами, в течение столетий абсолютно не интересовал специалистов, пытающихся вплоть до сегодняшнего дня представить его неким курьезом.

Часть I

Откуда мы знаем о Помпеях

Литературные сведения античности о Древних Помпеях

Историческая наука приводит свыше двадцати литературных источников, в которых якобы описывается гибель Помпей и Геркуланума или же упоминается катастрофа 79 года н. э.

1. Плиний (письма) 6.16

2. Плиний (письма) 6.20

3. Дион Кассий 66.21—23

4. Марциал (письма) 4.44

5. Стаций «Сильвы» 4.4.78—86

6. Тацит «Анналы» 15.22.2

7. Сенека NQ 6.1

8. Страбон 5.4.8

9. Витрувий 2.6.2

10. Плиний «Ест. ист». 3.40,3.60

11. Катон 135.1-3

12. Стаций «Сильвы» 3.5.72—104

13. Флор 1.11.3—6

14. Ливий 9.38.2

15. Аппиан BC 1.39,1.50

16. Веллей 2.16.1—2

17. Орозий 5.18.22

18. Цицерон «О Сулле» 60-62

19. Цицерон Fam. 7.1

20. Цицерон Fam. 7.4

21. Сенека (письма) 49.1, 70.1

22. Сенека (письма) 56.1-2

23. Сенека (письма) 86.1-13

24. Тацит «Анналы» 14.17.1-2

и др.

На самом же деле из всего этого списка авторов только Дион Кассий (Dio 66.23.3) конкретно говорит о гибели Помпеи и Геркуланума в результате одного из извержений Везувия. Точнее он говорит о них как о пострадавших городах, но ни о какой безвозвратной потере этих городов у Кассия речь не идет:

«Более того, он (пепел) целиком накрыл собой два города, Геркуланум и Помпеи, в то время как жители последнего находились в театре»[7].

Все остальные авторы либо говорят о некоем извержении Везувия (Плиний, Марциал, Стаций, Орозий), об одном из землетрясений, разрушившем Помпеи (Сенека, Тацит), либо упоминают о существовании Помпей (Сенека, Флор), либо же просто отмечают наличие вулкана Везувия (Страбон).

Самая первая известная нам рукопись писем Плиния Младшего, содержащая также оба известных письма об извержении Везувия, традиционно датируется примерно 1478 годом. При этом считается, что до 1419 года данный текст был вообще никому неизвестен, пока его не обнаружил, при покрытых тайной обстоятельствах, в Венеции гуманист и собиратель античных рукописей Гуарино из Вероны (Guarino Veronese, 1370–1460). Гуарино учился несколько лет греческому языку в Константинополе, откуда он привез вместе со своими друзьями Джованни Ауриспа и Франческо Филельфо около пятидесяти манускриптов Диосфена, Лукиана, Диона Кассия, Ксенофона, Страбона, Диодора, Платона и платонистов, перевел с греческого на латынь все рукописи Страбона, пятнадцать рукописей Плутарха и издал «Элементарную латинскую грамматику». Кроме того, ему принадлежит слава обнаружения рукописей Цицерона, Цельсия и 124 писем Плиния Младшего, с которых предусмотрительно были сделаны несколько копий перед тем как оригиналы, к несчастью, снова утерялись.

Считается, что письма могли попасть к нему от хранителя кафедрального собора Вероны Джованни Матоция (Giovanni de Matociis) известного еще как Джованни Мансионарио (Giovanni Mansionario), умершего около 1337, т. е. задолго до Гуарино, впервые разделившего одного Плиния на двух, дядю и племянника[8], что весьма сомнительно. Этому же Матоцию якобы принадлежит авторство сочинения «Historia imperialis», компиляции биографий императоров Римской империи от Августа до Карла Великого (То́лстого) и «Gesta Romanorum Pontificum», сохранившиеяся исключительно в виде фрагментов.

Логично будет предположить, что вряд ли Плиний писал свои письма, подложив под восковые дощечки копирку, оставляя для себя и для потомков их копии, и если они и сохранились, то в личном архиве адресата, то есть Тацита. Но в конце XIX века ряд историков подвергли сомнению принадлежность «Анналов» и «Истории» перу Тацита, считая, что эти труды были написаны в XV веке талантливым писателем и политиком Флорентийской Синьории Поджо Браччолини или кем-то из оплаченных им его современников. М. М. Постников в своем «Критическом исследовании хронологии Древнего мира», ссылаясь на исследования Росса[9], который, видимо опасаясь преследований и нападок со стороны ученого мира, опубликовал эту свою работу анонимно, а также Гошара[10], пишет по этому поводу следующее:

«Система Гошаровых доказательств подложности мнимоисторических сочинений Тацита (и принадлежности их перу Поджо Браччолини. – Авт.) слагается из нескольких основных положений.

1. Сомнительность рукописей, в которых дошли до нас сочинения Тацита, и обстоятельств, при которых они были открыты, через посредство Поджо Браччолини.

2. Полная или относительная невозможность для Тацита написать многое, входящее в «Анналы» и «Историю», по условиям его эпохи.

3. Следы эпохи Возрождения в тексте псевдо-Тацита.

4. Преувеличенное мнение о достоинствах Тацита как латинского классика. (Между прочим, типичная для XV века любовь к светской порнографии, которая в сочетании с другими обстоятельствами сразу же вызывает аналогичные подозрения и относительно Петрония (найденного тоже Поджо), и относительно Ювенала, Марциала и многих других классиков. – Авт.).

5. Не позднейшие (по общепринятой хронологии литературы) основные историки-свидетели Рима (Иосиф Флавий, Плутарх, Светоний, Дион Кассий, Тертуллиан, Павел Орозий, Сульпиций Север и др.) заимствовали свои данные у Тацита, но, наоборот, мнимый Тацит есть лишь распространитель, амплификатор тех сведений, которые он черпал у вышеназванных, имея уже всех их в своем распоряжении и сортируя их как ему нравилось.

6. Литературный талант, классическое образование и жульнический характер Поджо Браччолини потрафляли как раз на вкус и требование эпохи, требовавшей воскрешения мертвых античных богов, художников и авторов.

7. Поджо Браччолини мог и имел интерес совершить этот великий подлог – и совершил его»[11].

Возникает вполне резонный вопрос о реальности существования самого Тацита, которому Плиний Младший адресовал свою корреспонденцию. Но кто такой Поджо Браччолини?

Энциклопедическая справка:

«Поджо ди Гуччо Браччолини (Poggio Braccolini, 1380–1459) – видный итальянский гуманист, получивший европейскую известность как писатель и собиратель античных рукописей. Выходец из тосканского городка Терранова, Поджо получил образование во Флоренции – изучал нотариальное дело в университете, добывая средства к существованию перепиской античных рукописей. В это время он сблизился с кружком гуманистов, идейным главой которых был Салютати. По рекомендации последнего поступил в 1403 г. на службу в римскую курию, где прослужил с перерывом около полувека, начав со скромной должности писца и дослужившись до апостолического секретаря. В Риме продолжал заниматься перепиской древних манускриптов, часто выполняя заказы курии и гуманистов. В папской и кардинальской свитах Поджо много путешествовал по Европе; в 1414 г. и 1418 г. присутствовал на соборе в Констанце, в 1417 г. посетил Германию и Францию (позже, оставив курию, четыре года провел в Англии на службе у кардинала Бофора). В эти годы ему удалось найти в монастырских библиотеках ряд ценных рукописей античных авторов, забытых или мало известных в Средние века: «Наставление в ораторском искусстве» Квинтилиана, «Сильвы» Стация, «О сельском хозяйстве» Колумеллы, «О природе вещей» Лукреция, несколько речей Цицерона и другие сочинения древних. С 1423 г. он снова в курии. Последующие три десятилетия были периодом наибольшей творческой активности Поджо. Он углубленно изучает памятники античной культуры; пишет ряд значительных сочинений на этические темы: полемизирует в письмах и инвективах с гуманистами (Заллой, Филельфо и другими) по злободневным вопросам политической теории, филологии, моральной философии; создает «Книгу фацетий» (Liber facetiarum, 1438–1452 гг.) – яркий образец латинской прозы Возрождения. В 1453 г. Поджо поселился во Флоренции, с которой его связывали семейные и дружеские узы, в том же году стал канцлером республики»[12].

Практически ровесники, занимающиеся сбором античных рукописей, естественно, они были знакомы, Поджо и Гуарино, и активно переписывались между собой. Сохранилось письмо Поджо, адресованное Гуарино, которое он написал 16 декабря 1416 года из Констанца[13]. В нем он, в частности, пишет, что ему удалось найти в монастыре Санкт-Галлена бесчисленное количество старинных книг. Среди них книги Квинтилия и содержание восьми речей Цицерона (не тех ли речей, которые потом уже в полном объеме «нашел» Гуарино?), которые он собственноручно переписал, чтобы как можно скорее отправить списки с них своим нетерпеливым заказчикам, неким Леонардо Бруни и Николло Николли, любителям древностей, платившим за них большие деньги, которые и сами были нечисты на руку. «Si ius violandum est, librorum gratia violandum est» («Если закон должен быть нарушен, пусть он будет нарушен ради спасения книг»), – писал в своем письме Бруни к Николли[14]. Оригиналы же древних рукописей у обоих этих гуманистов эпохи Возрождения имели обыкновение исчезать сразу после снятия с них копий. Во всяком случае, до нас тексты оригиналов дошли только в их изложении. Поэтому сомнения в подлинности произведений античности, явившихся миру через Поджо Браччолини и Гуарино из Вероны, как, впрочем, и через многих других собирателей античной литературы того времени, вполне обоснованны.

1 2 3 >

На страницу:

Перейти

1 из 3