Златое слово Руси. Крах антирусских наветов

Итак, в «Слове» увидали поэму, «ироическую песнь», как это стоит на обложке издания 1800 года. Весь центр тяжести этого произведения усмотрели в воспевании подвигов, в чистой поэтике. Это было величайшей ошибкой, наложившей отпечаток на всю историю исследования «Слова» от 1795 г. и до наших дней.

Да, «Слово» – это поэма, но поэма в высшей степени своеобразная, поэма не фантастическая, не приблизительно, а строго-историческая и, самое главное, злободневно-политическая.

Не поняли того, что не столько поход Игоря как таковой стоит в центре поэмы, сколько беда Русской земли и в прошлом (войны Олега), и в настоящем из-за раздоров среди князей.

Прошли мимо и не поняли «златого слова» Святослава – этого прямого обращения к действию, к единению сил, к спасению родины именно в тот бедственный и полный ужасов момент, когда:

«Се в Римове крычать под сабли Половэцькыми, а Володимир под ранами!».

«Слово» поняли как сугубо придворное произведение, имевшее своей задачей воспеть доблесть князей и дружины, считали, что о народе нет ни одного слова, что автору «Слова» были безразличны бедствия и горести русского народа.

Историк Иловайский в 1859 году так оценивал «Слово»: «Везде они (князь и дружина) представляются понятиями неразрывными, и притом едва ли не олицетворяющими собой понятие о всей Русской Земле. Народ или, собственно, «черные люди» остаются у него в тени, на заднем плане…»

И вот с легкой руки Иловайского пошли писать под диктовку с некоторыми вариациями на ту же тему вплоть до… 1934 года, когда В. Невский, советский автор, в прекрасном сборнике о «Слове» (изд. Academia) писал:

«Автор «Слова» несомненно принадлежал к высшему привилегированному сословию, к дружинно-боярскому: он был боярином и дружинником… Прежде всего поражает «Слово» тем, что народ, смерды, их жизнь, их участие абсолютно в нем не отражается: получается впечатление, как будто бы народ не принимает в походе никакого участия…

«Автор даже, – продолжает Невский, образы свои черпает не из народной жизни, не из народных низов, а из жизни богатой и притом военной верхушки. Только 3 раза мы встречаем сравнение, взятое из жизни народа, именно из быта земледельца…

Больше картин из жизни пахаря-земледельца в «Слове» нет нигде. Зато высший, боярский, дружинный слой описываются яркими красками. Игорь, его товарищи и его дружина храбры и доблестны… И не только князья, дружина княжеская, – это дружина богатырей, закаленных в бою и отваге…»

Далее В. Невский, очевидно солидаризируясь с акад. Перетцем, приводит следующие его слова:

«Для автора, конечно, ближе всегда были интересы его класса, интересы княжеские, а не интересы народной массы, которая, по нашему мнению, считала своим родным делом хозяйственную деятельность…»

«Кажется, – продолжает В. Невский, – достаточно и тех доказательств, какие приведены выше, чтобы согласиться с мнением о боярском, привилегированном происхождении автора «Слова». С этой точки зрения можно сказать, что наше «Слово», как и западноевропейская средневековая рыцарская поэзия, носит аристократический характер.

Отсюда совершенно понятно, что автора совсем не интересует народ, смерды, его положение, его горести и страдания…»

Таково мнение о «Сливе» от Иловайского и до Невского, мнение господствовавшее, но, к счастью, не единственное. Трудно найти в литературе мнение более несправедливое, тенденциозное, тупое, прямо вопиющее к небу. И мнение это высказывает советский автор, официальной обязанностью которого, казалось бы, было подробное и всестороннее освещение роли народа в «Слове»!

Ведь почти каждая строка «Слова» находится в кричащем противоречии с приведенным выше мнением. Ведь центральной фигурой «Слова», его стержнем является русский народ.

Советские ученые (Новиков, Орлов и другие) давно уже поняли это, и трудно понять, как могла подняться рука, чтобы написать такое фальшивое, инспирированное какими-то особыми соображениями мнение.

Да, «Слово» – это похвальная песнь князьям, их дружине, всему войску; в «Слове» отдается должное отваге, храбрости, трудам и ранам князей, но… вместе с тем «Слово» – это публичный суд, суд всей Русской земли не только над данными князьями Ольговичами, но над всей системой управления землей того времени.

Обвинительный акт начинается словами – упреком Святослава: «Се ли створиста моей сребреней седине!»

Он любит их, героев «Слова», за смелость, бесстрашие, он ценит их труды и мучения, но упрекает в неблагоразумии: «Не во время вы затеяли поход, бесславно пролили кровь поганых», – говорит он.

И к этому приговору певец присоединяет (если следовать одному толкованию, принимаемому большинством) упреки и других народов, более того, проклятия их (немцев, венецианцев, греков и мораван). Если же принять наше толкование, то проклятия произносились русскими женщинами, потерявшими своих близких, это они «кають князя Игоря, иже погрузи жир во дне Каялы, рекы Половецькыя, Русского злата насыпаша» и так далее.

Примем ли мы первое или второе толкование, – это не изменяет сути дела: Игоря проклинают за его неудачу.

Что же тут общего, скажем мы, с фантастической песней о Роланде? Где аристократичность «Слова» и защита классовых интересов, если героев его, правда, любя, но публично, во всеуслышание, перед всей землей, певец с горечью отчитывает?

Это не похвала, а акт гражданского суда, суда строгого, но справедливого.

На чьей стороне стоит певец, на стороне князя-феодала, пустившегося в рискованную авантюру вместо того, чтобы основательно подготовить поход, или на стороне русского народа, жестоко пострадавшего в ней?

Нам кажется, что двух мнений здесь быть не может, что и гг. Иловайские, Невские и Мазоны должны согласиться с тем, что певец укоряет Ольговичей в неразумии.

Более того, – певец возвышается над событиями не только своего времени, он поднимается выше, он анализирует не только неудачный поход внуков Олега, он осуждает и его самого. Это он называет его «Гориславличем», т, е. человеком горестной славы, это он укоряет Олега, что тот «ковал крамолу и стрелы сеял по земле»…

Более того, певец бросает в лицо всем князьям перед всем народом тяжелый упрек, им и их системе управления: «Тогда при Ользе Гориславличи сеяшеться и растяшеть усобицями, погыбашеть жизнь Даждь-Божа внука»… и прямо указывает: «В княжих крамолах веди человеком скратишася» и т. д. Или: «Усобица князем на поганые погыбе, рекоста бо, брат братови: «се мое, а то мое же»; и начяша князи про малое: «се великое» говорити, а сами на себе крамолу ковати. А погани со всех стран приходжаху с победы на Землю Руськую»….

Спрашивается, где же здесь панегирик, защита кастовых или классовых интересов? Если панегириком считают публичное шельмование: «Про малое стали говорить: о, се великое», то трудно понять, как понимают смысл слова «панегирик» сторонники мнения, что певец «Слова» защищал интересы класса феодалов и сам принадлежал к привилегированному сословию.

Напрасно некоторые толкуют «погыбашетъ жизнь Даждь-Божа внука» как гибель имения, добра князей, это неверно, – внуки Даждь-Бога это все русские, а не только князья.

Откройте «Апостол» 1307 года, и там на полях его вы найдете цитату, почти дословную из «Слова» (она только что приведена нами), но там вместо «Даждь-Божа» стоит – «наша жизнь», т. е. добро русских людей вообще.

Так понимали «Слово» в 1307 году, так и следует его понимать, ибо дальнейшая цитата полностью разъясняет смысл отрывка: «Тогда по Руськои земли редко ратаи покрикивали, но часто вороны граяли, деля себе трупы»… (и уж, конечно, трупы, о которых жалеет певец, были трупы народа, а не князей).

Здесь певец на стороне хозяина земли Русской – пахаря, Русского народа, и он громогласно упрекает князей, своих защитников от внешних врагов, в нерадивости.

Где же здесь, спрашивается, защита классовых интересов? Наоборот, певец, если он был даже дружинником или боярином, возвышается над интересами своего класса, а выше всего ставит благо всей родины!

Если этого не понимал проф. Иловайский, «проклятый буржуй», никогда не читавший Маркса и чуждый политике, то уж г. Невскому следовало бы все же более порядочно понимать то, что он читает и затем так развязно комментирует.

Далее, певец не ограничивается только примером Игоря, воспоминаниями об Олеге, Всеславе, который также причинил немало бед Руси своими исканиями «девици собе любой», т. е., хорошей волости, – он указывает, что это зло царит сейчас и в другом конце Русской Земли, – в Полоцкой земле.

Там тоже «Двина болотом течеть под кликом поганых», там одиноко погиб Изяслав в битве с врагами, покинутый братьями, и там беда.

И певец не ограничивается только общими местами, критикой вообще, но он называет громко, во всеуслышание и конкретных, живых виновников сегодняшних раздоров:

«Ярославе и вси внуци Воеславли, гневно восклицает он, склоните же свои знамена, вонзите в землю ваши опозоренные мечи, вы отошли от дедовской славы, – это вы своими крамолами начали наводить поганых на землю Русскую!»

Ну, и аналогию с средневековыми рыцарскими песнями нашли гг. Невские и Мазоны!!!

Где же здесь защита классовых интересов, своей феодальной верхушки? Ведь это речь народного прокурора и строгого судьи, а не речь защитника. Да такого «певца», восхвалителя мало услать в Соловки или Воркуту, ему и Колымы мало!

Итак, певец осуждает не только неудачный поход Игоря, совершенный тайком из-за эгоистичного интереса самому получить славу, а не делиться ею с другими, но осуждает и всех князей за их крамолы; он называет имена виновников раздоров, он напоминает, что это тянется уже не менее 100 лет, со времени Олега Тьмутораканского.

Откровенно говоря, хвала в «Слове» храбрости бледнеет перед столь тяжелыми обвинениями. И уж, конечно, «Слово» не имеет ничего общего с похвальной, аллилуйской придворной песнью, какой ее хочет изобразить г. Невский.

Переходим ко второму совершенно ошибочному, мы сказали бы, позорному утверждению, роняющим достоинство советской науки, что в «Слове» не защищаются интересы народа, что автор не живет его бедствиями.

Все «Слово» – это сплошное опровержение этого мнения, это стон сердечной боли за русский народ. Возьмите место: битва на Каяле проиграна, «кровавого вина не доста»… «жены русскыи всплакашася»…

Кто эти «жены», – русского народа или жены «феодалов», или «аристократов»?

«Застонал Кыев тугою, а Чернигов напастьми, печаль жирна тече среди земли Руськыи»… Значит народ мучается, народ опечален, а не феодальная верхушка!

Откройте летопись: «Где бо бяше в нас радость, понеже воздыхание и плачь распространися… возпиша вси и бысть плачь и стенание: овем бо брата избита и изъимана, а друтым отци и ближникы»…

Значит плакали все, кто по братьям, кто по отцам, кто по близким. О каком походе говорит это летопись? – именно о походе Игоря!

Понятен теперь и этот скорбный рефрен: «А Игорева храброго полку не кресити! (не воскресить). Заметьте: сказано «полку», т. е., войска, а не только дружины, составлявшейся из воинов-профессионалов. Да, храбрых русских воинов, народа русского, полегшего на поле брани, не воскресить!

Но ни Иловайский, ни Невский, ни тем более иностранец Мазон не понимают, о ком скорбит певец «Слова» (невероятно, но факт).

Говорит ли автор о том, что Игорь «погрузи жир во дне Каялы… Русского злата насыпаша», говорит ли он о дружине (вероятно, того же Игоря): «Дружину твою, княже, птици крилы приоде, а звери кровь полизаша», вспоминает ли он о стягах Рюрика и Давыда, в которых нет единения, говорит ли он о битве на Немиге («Немиги кровавые берега не благом (зерном) посеяны были, а костями русских сынов»), – всюду скорбь о русском народе, о Русской земле и меньше всего о феодалах и аристократах.

Наоборот, ни разу певец не отзывается сочувственно о князьях, как о таковых, но только, как о защитниках родины.

Только в отрывке: «О, стонати Руськыи земли, помянувше первую годину, первых князей»… можно усмотреть сочувствие, уважение и любовь к князьям, к князьям древности, осуществлявшим идеал певца, но это было когда-то! Сегодняшних князей певец честит достаточно.

Далее автору «Слова» брошен упрек в том, что он много внимания уделил военщине, отчасти охоте, что в этом сказывается пренебрежение к народу, к смерду.

Но поймите, гг. Невские, что «Слово» – это песнь о походе, о войне, а не трактат о земледелии. Ведь не будем же мы упрекать автора книги о музыке, что он слишком мало внимания уделил индустриализации (г. В. Невский, конечно, не в счет!).

А что касается охоты, то она в XII веке не была развлечением, забавой, а одним из самых существенных промыслов, которым был занят и пахарь в свободное от полевых работ время, – шкуры зверей это были деньги.

Итак, подавляющее большинство исследователей, особенно в прошлом столетии, не понимали истинного значения «Слова». Не поняли нашей национальной гордости, что ни одна европейская культура не может выставить для соответствующего горизонта времени произведения, могущего стать в сравнение со «Словом».

«Слово» гораздо глубже, серьезнее, политически зрело, чем все фантастические повести или рыцарские песни вроде «Песни о Роланде». И недаром иностранцы подкапываются под «Слово»: никак не могут поверить, что культура русских в XII веке была не ниже, а, может быть, и выше их собственной. К чести исследователей «Слова» следует, однако, отметить, что не все пошли стопами Иловайского и иже с ним. Многие давно поняли и указывали на огромное политическое значение «Слова» и что героем «Слова» в сущности является русский народ.

Некоторые, напр., украинец Мондальский (1918), даже впали в другую крайность и видели в «Слове» только одного героя – пахаря, русский народ, забывая, что представителям защиты его, князьям и дружине, также отведено почетное место.

Другие исследователи, в частности Новиков (1938), достаточно правильно и объективно оценили основные идеи «Слова». Для них основная мысль, так сказать, квинтэссенция произведения заключена в «златом слове» Святослава, обращении к другим князьям.

И действительно: за великолепной декорацией описания похода Игоря скрыта основная цель произведения, – призыв ко всем русским князьям встать в настоящий момент на защиту родины, – это политическое воззвание, очень удачно использующее поэтическую канву для своих целей.

Чтобы не быть голословным, произведем арифметический подсчет, – подсчитаем, сколько строк посвящено собственно походу Игоря и «поэтике», а сколько обсуждению и «политике», т. е., обсуждению прошлого и причин бедствия Русской земли в настоящем.

В центре стоит «златое слово» Святослава (417–542). Далее уже идут слова самого автора на ту же тему, но о беде от «поганых» в Полоцкой земле (542–568). Затем следует обвинительный акт по адресу Ярослава и внуков Всеслава (568–580).

Итого обсуждение главным образом современного политического положения занимает 165 строк.

Но это не все, – автор, вспомнив внуков Всеслава, не забывает и вреда от деяний самого Всеслава (в центре потрясающее сравнение битвы на Немиге с работой: молотьбой зерна на току). И затем певец переходит к упреку Рюрику и Давиду в их розни (580–635); прибавляется еще 55 строк.

Итого 220 строк подряд посвящены главным образом «политике» и прямого отношения к походу Игоря совершенно не имеют.

Однако, перед «златым словом» имеется еще крупный отрывок, где певец показывает на примере прошлого (войны Олега) всю пагубность раздоров между князьями (220–256), прибавляется еще 37 строк.

Далее следует упрек князьям вообще (298–307), добавляется 8 строк, тот же упрек повторяется на строках 327–330. Итого «политике» посвящено 261 строка.

Однако на самом деле «политическая» часть еще длиннее, ибо отрывок: «тии, бо храбрая Святославличя» (332–363) и объяснение боярами сна Святослава (381–416), в сущности, в большей мере принадлежат этой части, а не поэтической, – эти отрывки только подготовка, фон для «златого слова».

В «Слове» всего 792 строки, 5 строк занимает заглавие, 526 занимает «поэтика» и 261 строку (по крайней мере!) занимает «политика». Эти цифры показывают совершенно ясно и объективно, что «политической» части певец придавал огромное значение: по крайней мере, одна треть произведения занята ею.

Эта часть для тех, кто считает «Слово» только хвалебной песнью, безусловно страшно перегружена и растянута, как это неоднократно и высказывалось. На самом же деле это не так: «Слово» – это злободневное политическое воззвание, призыв к действию, к защите родины, совершенно живой, конкретный, поименный, – поэтому должны были быть перечислены все, кто мог помочь походу, отсюда уместность упоминания всех.

«Слово» – это обращение к чувству и разуму всех русских людей и в первую очередь русских князей, – отсюда подробное обоснование призыва фактами в прошлом и настоящем.

Весь поход, вся поэтика «Слова» – это только эмоциональная подготовка слушателя к тому, что будет в самом центре «Слова», – в «златом слове» Святослава, и недаром это место сам певец называет его «золотым», здесь центр тяжести всего произведения, его «summa summarum».

Приходится удивляться не тому, что «политика» занимает более трети произведения, а как искусно разместил певец материал «политический» среди поэтики, так что он оказался как бы замаскированным, почти незаметным; здесь талант певца сказался в совершенстве.

В уста Святослава вложено чрезвычайно умелое, дипломатически-громкое слово ко всем русским князьям (возможно, прямой отголосок действительно существовавшего).

Все в этой речи, что вносит рознь, неудовольствие, оставлено в стороне, все мелкое, личное забыто. Князья выставляются в самом лучшем свете, как богатыри, честные и храбрые, вспоминаются крупные деяния их.

Святослав обращается буквально ко всем русским князьям, не забывая ни средних, ни малых, и всюду отмечая доблесть их дружин и тем подготовляя благоприятную почву для положительного решения о походе, ибо с мнением дружин князья очень считались.

Начинает «злато слово» Святослав с упрека Игорю и Всеволоду; отдавая дань их смелости, благому намерению поразить врагов, сочувствуя их беде, он упрекает их в неосторожности, в самонадеянности.

Далее он переходит попутно к брату своему Ярославу. Он восхваляет его могущество, его воинов, но упрек в бездействии, в недостаточной помощи Игорю высказан чрезвычайно тонко: «Я уже не вижду власти брата моего…», как будто причина отсутствия поддержки со стороны Ярослава это только печальная случайность.

Такое обращение к Ярославу объясняется не только тем, что это обращение к брату, но и тем, что Святослав, видимо, не потерял еще надежды иметь Ярослава, владения которого были близки к половцам, участником задуманного похода. Он не решается порывать с братом, которого сам певец в дальнейшем считает главным виновником раздоров.

Далее он обращается к великому князю Всеволоду Большое Гнездо, действительному хозяину Руси в то время. Напоминая о его блестящем походе на Волге против так называемых серебряных болгар и понимая, что Всеволоду трудно идти так далеко, – он подсказывает форму его помощи в общем деле: он может послать князей Глебовичей, своих вассалов и помощников, земли которых лежат ближе к половцам кстати, как бы мимоходом, он не упускает случая сказать приятное Глебовичам, назвав их живыми «шереширами» (метательными орудиями).

Затем он обращается к своим соседям Рюрику и Давиду в весьма хвалебной форме, не забывая и их дружину. Эти похвалы во всеуслышание, перед всем народом, приобретают особый оттенок и смысл, если принять во внимание отношения, существовавшие между Святославом и упомянутыми князьями. Узнав о пленении сына Всеволодом Большое Гнездо, он сказал: «Отомстил бы я Всеволоду, да нельзя, – подле меня Ростиславичи (Рюрик и Давыд). Эти мне во всем делают досады в Русской земле; ну, да мне все равно: кто ко мне из Владимира племени ближе, тот и мой».

Так он говорил, охотясь по левому берегу Днепра. Гнев его, однако, был так велик, что, узнавши о том, что Давыд Ростиславович в это время также охотился в лодках по Днепру в этом же месте, приказал стрелять по нем. Давыд был осыпан стрелами, но ему удалось благополучно уйти.

Далее Святослав обращается с большой похвалой к галицкому князю Ярославу Осмомыслу, напоминая, что это он брал Киев (и мог владеть последним), что Ярослав настолько силен, что посылает войска за далекими землями против султанов (есть данные, что войска Ярослава участвовали в походе для завоевания Гроба Господня).

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.