Виксаныч (сборник)

И вот выясняется, что это ошибка. А девочка напугана, слезы, истерика. А я? Что я буду делать? Утешать ее? Не плач, все закончилось. У кого закончилось? Это у них закончилось. А у меня с Верой впереди еще три года! Как же я ей в глаза буду смотреть? Что мне делать?

Уйти я не мог. У дверей стояли милиционеры. В приемной открылась дверь… Что мне делать? Стоять, как эти четверо, у дверей и окон, или сесть вместе с директором и старшим?

Я сел и почувствовал, что покраснел до корней волос. Когда раздался стук в дверь, я уже пылал и дымился. Перед глазами стояла пелена, сквозь которую я увидел Веру Она вошла такая веселая и счастливая, кажется, начала что-то говорить не то мне, не то директору, но, заметив посторонних людей, повернулась, чтобы уйти. Увидела двоих у дверей и сразу все поняла. Я по спине увидел, что она все поняла! Она снова повернулась к нам…

Ни один мускул не дрогнул на ее лице. Ни одна кровинка не подступила к ее щекам. Она только эффектно так щелкнула перед лицом пальцами и сказала совершенно незнакомым мне голосом:

– Эх, черт возьми, сорвалось!..

«За красоту! А ля Париж!»

В этот вечер Виксаныч кого-то ждал.

– Миша, – сказал он, как только открыл мне дверь, – понимаете, Миша, ко мне скоро должны прийти ребята-художники… Хотя постойте, не уходите. Может быть, они и не придут. Они готовят выставку. Пойдемте пока попьем с вами кофейку. Проходите сюда, на кухню. Вы знаете, как я варю кофе? У-у-у! Я смешиваю пять или шесть сортов. Один для крепости, другой для аромата и т. д. Дайте вон ту чашку. Нет, не эту, рядом! Пока режьте булку… Нет, не так. Смотрите, булку надо резать вот так!.. Д-а-а, выставку делать очень трудно. Столько всего надо предусмотреть… Масло намазывается вот этим ножом. Вы знаете, в одном городе… Вот сахар… в одном городе – это было на юге – была выставка одного художника. Этот художник – мой большой друг. Он портретист, то есть он писал портреты. И больше всего он любил писать портреты детей. И главное – они у него лучше получались. И вот на своей выставке несколько детских портретов он выставил как «гвоздь» программы. Они висели в центре всей экспозиции и были ее украшением.

Пришла комиссия, посмотрела выставку. И надо же такому случиться: в комиссии оказался директор школы, в которой художник писал портреты детей. Директор сразу узнал своих подопечных и говорит:

– Эти портреты не могут быть выставлены.

– Почему? – удивился художник.

– Потому что это двоечники.

– Позвольте, какие двоечники? Это портреты. Это живопись!

– Это не живопись, это двоечники.

– Да поймите же вы, это просто интересные для меня характеры, типы лиц…

– Эти типы – двоечники! И в них нет ничего интересного! Мы их всячески ругаем, а вы их рекламируете!

– Какая реклама? Это живопись…

– Но директор побежал к председателю комиссии и добился-таки того, что эти портреты сняли. Так что выставку делать очень трудно… Подайте, пожалуйста, спички. Хотите еще кофе? Наливайте.

Виксаныч сел поудобнее на стуле и закурил. Пока я разливал кофе, он глядел на дым от папиросы и о чем-то думал.

– В этом городе, – вдруг тихо сказал он, – я начинал работать… Я приехал сюда сказу же после института. Первые дни я знакомился с театром, городом. Мои новые друзья – молодые актеры, художники – показывали мне достопримечательности: памятники, лестницу к морю, старинную башню, в общем – обычный набор. Так продолжалось дня четыре. На пятый день рано утром я иду по коридору театра и вижу, что дверь директорского кабинета открыта. И в кабинете напротив директора сидит какая-то женщина. Она сидела ко мне спиной, и я не мог ее разглядеть. Но меня привлекла ее шляпка. Уж очень старомодная шляпка. Знаете, когда-то носили такие шляпки с искусственным натюрмортом на полях. Там виноград, какие-то листья, еще что-то, словом, такая вот была шляпка. Я уже прошел было мимо, но тут директор театра окликнул меня и попросил зайти.

– Вот, – сказал он, обращаясь к женщине, – вот, Эмилия Александровна, тот человек, который вам поможет. Он как раз занимается вашим делом. Виктор Александрович, пожалуйста, разберитесь и помогите даме.

Женщина обернулась ко мне, и я невольно вздрогнул. Передо мной сидел живой образ Бабы-яги из детских книжек. Длинный, загнутый крючком нос, резкая щель рта, выцветшие, словно без зрачков, глаза и морщинистая черепашья кожа.

Когда она поднялась, опираясь на палку, ее тощее тело остановилось в позиции вопросительного знака. Казалось, что натюрморт на ее шляпке был настолько тяжел, что пригибал голову к полу. Мы вышли в коридор.

– Чем могу быть полезен? – спросил я.

– Вы уж извините меня за беспокойство, – сказала она, глядя на меня снизу вверх. Слова ее прозвучали с едва заметной хрипотцой, однако в удивительно красивом тембре, с прекрасной дикцией. Так говорили аристократы давних времен.

– Что вы, что вы! – залепетал я.

– Мне нужно получить деньги, – просто сказала она.

– Прекрасно. Наша бухгалтерия на четвертом этаже. Я вас провожу.

– Ах! Вы так любезны! – сказала она, и мы начали медленно подниматься.

«Наверное, статистка», – подумали я и, чтобы прервать неловкое молчание, спросил:

– Вам здесь платят так же, как и везде, по сорок рублей?

– Нет, мне должны выплатить двести тысяч рублей золотом, – просто сказала она и, усмехнувшись, добавила: – Я не статистка. Правда, я постоянная зрительница, и в этом смысле разница небольшая.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Сноски

1

Об энциклопедических знаниях Виктора Александровича Давыдова свидетельствуют и его многочисленные ученики. Например, в одном из интервью Яков Рафальсон сказал: «…Я до сих пор помню фразу, произнесенную на собеседовании при поступлении в театральное училище в Ярославле. Сидит нас шесть человек и педагог, Виктор Александрович Давыдов, энциклопедических знаний человек, человек совести. Он вдруг откидывается в кресле и говорит: “В наше театральное училище принимают только по знакомству”. Мы все открыли рты! А он добавляет: “Да, кто знаком с Пушкиным, с Лермонтовым, с Тургеневым…”»

(Татьяна Фаст, Владимир Вигман. «Мы живем во времена притворяшек», «Открытый город», 23.10.2012. http://www.freecity.lv/persona/11/).

2

«Пушистый хвост» – преступления, не доказанные правоохранительными органами. – Здесь и далее примечания автора.

3

Вылечиться, хорошо одеться.

4

Блатной язык, как и всякие «живые» языки, имеет тенденцию видоизменяться. Здесь и далее приведены значения слов, относящиеся к тому времени.

5

Подловка – чердачное помещение барака.

6

Прозвище зэка.

7

«Петух» – пассивный гомосексуалист в лагере. Обычно таким зэкам присваиваются женские имена.

8

Человек, считающий себя вором в законе.

9

Раскрыл замысел.

10

Хаза – дом, притон разврата.

11

Освободился.

12

Документ, паспорт, удостоверение личности.

13

Главный режиссер театра.

14

Областной комитет компартии.

15

В Пензе все говорят нараспев – не Миша, а Миша-а, или Ми-и-иш. Виксаныч долго, упорно и безуспешно боролся с этим в театре.

16

Круг – поворотный механизм посреди сцены. Вращаясь, меняет декорации.