Городской тариф

– Выключен.

– Это жаль. А то установили бы, где сейчас аппарат. Ну да ладно, посмотрим, с кем она по телефону в течение дня разговаривала, а там видно будет. Да, и номер машины не забудь, марку там, модель, цвет – ну, короче, сам знаешь.

Седов знал. Ему никогда и в голову не приходило, что эти знания понадобятся ему самому, и от осознания этого тревога внезапно сменилась безысходностью. В тревоге всегда есть частичка надежды, что все обойдется. В безысходности же нет ничего, кроме самой безысходности.

ГЛАВА 3

Настя Каменская пришла на работу расстроенной и невыспавшейся. Накануне она до поздней ночи обсуждала с мужем своего нового начальника, пересказывала раз десять разговор с Большаковым, пережевывала детали и все пыталась с помощью Алексея вникнуть: где же здесь подвох, в чем закавыка. Чистяков относился к ее тревоге с пониманием, но ничего вразумительного в качестве объяснения предложить не смог. Он тоже не понимал, почему новый шеф ведет себя так… странно, что ли. По нынешним временам можно было бы даже назвать его поведение неадекватным, хотя, строго говоря, по всем управленческим меркам то, что он сделал в первый день пребывания в должности, было безупречным. Он заручился поддержкой наиболее авторитетных членов коллектива, он выразил готовность укреплять кадровое ядро, он отлично подготовился к вступлению в должность, он знал всех сотрудников, не только действующих, но и бывших, по именам-отчествам, он был безукоризненно вежлив и безоговорочно признавал старшинство более опытных коллег. Ну не к чему придраться!

А так не бывает. Особенно сегодня.

– Асенька, а может быть, это у тебя профессиональная деформация? Ты просто привыкла всех подряд подозревать, – осторожно предположил Чистяков. – А он, Большаков твой, такой же, как большинство нынешних ментов, просто по первости прикидывается. Пройдет месяц-другой – и все будет, как обычно. А? Все, что он тебе наговорил, это пустой звук, вот увидишь. Ничего он не станет делать, и ребят возвращать в отдел не будет, и тебя не повысит. Так, треплется для создания впечатления.

– А если сделает? Ну представь себе, за эти два-три месяца он сделает то, что обещал, и как ему потом жить? Он повысит меня в должности, он заменит одного из замов на Игоря Лесникова, выбьет квартиру для Короткова, избавится от балласта, наберет толковых ребят, хотя вообще-то непонятно, где он их возьмет, но допустим. И что? Если он такой же, как Афоня, что он станет делать с нами со всеми? Он же работать не сможет, мы ему все карты поперепутаем. Он просто не сможет нами руководить, особенно если один зам – Коротков, а другой – Лесников. Если у него хватило мозгов так повести себя в первый день, то он очень не дурак, а коль не дурак, то должен был просчитать перспективу.

Они так ни до чего и не договорились, Настя потом долго не могла уснуть и в результате встала утром с тяжелой головой, которую будто набили стекловатой. Первоначальный шок, еще накануне сменившийся тревогой, сегодня трансформировался во враждебность. В новом начальнике она готова была видеть врага и собиралась обороняться всеми доступными способами.

Мобильник в ее сумке заверещал, когда Настя подходила к зданию на Петровке. Звонил Коротков.

– Ты еще дома?

– Нет, уже у проходной.

– Зайди сразу ко мне, ладно?

– Что-то случилось? – испугалась она.

– Зайди, – коротко повторил Юра и отключился.

Еще не было девяти, Настя специально пришла пораньше, чтобы заняться бумажной рутиной. А Юрка-то что же? На работе ночевал, что ли? Значит, действительно что-то случилось. Не иначе, олигарха какого-нибудь грохнули. На всякий случай она, прежде чем подниматься на свой этаж, заглянула в дежурную часть. Нет, все как обычно, ночь прошла спокойно, все олигархи, звезды шоу-бизнеса и политики живы-здоровы. Уже легче.

– Чего так долго? – проворчал Коротков, когда она вошла в кабинет. – От проходной можно было уже десять раз дойти.

– А ты чего с утра такой агрессивный?

– Ничего. Садись. На вот, держи, я тебе кофе сделал. Остыл уже, пока ты неизвестно где гуляла.

Ей показалось, что Юра избегает смотреть ей в глаза. Настя взяла чашку, сделала несколько глотков еще вполне теплого кофе. Она решила, что будет молчать. Раз сам позвал, так пусть сам и начинает разговор. Почему в глаза не смотрит? Нашкодил? И кофе сделал… Как будто вину хочет загладить. А пауза-то явно затягивается.

– Ася, я с утра имел деловое рандеву с Большаковым, – начал, наконец, Коротков. – Он вчера вечером мне позвонил и попросил прийти к восьми, чтобы посовещаться.

– Ну и?

– Он был вчера у руководства, носил представление на тебя и на Сережку Зарубина. Сережкино представление подписали, а твое – нет.

Ну вот, Чистяков оказался прав, как всегда. Никто ее повышать в должности не собирается.

– Он объяснил, почему? – спросила Настя, стараясь, чтобы голос не дрожал.

– Сказал, что по поводу тебя подняли жуткий крик и припомнили все твои неудачи за последний год. Видно, Афоня изо всех сил постарался, чтобы тебя выперли на пенсию и срок службы не продлевали, если ты напишешь рапорт. Конечно, оперу с твоим стажем срок службы продлили бы без разговоров, еще и спасибо сказали бы, так он сделал все возможное, чтобы этого не произошло. Очень ему неудобно было с тобой работать, очень ты ему мешала.

– Это Большаков тебе так сказал? Или информация из другого источника?

Юра пожал плечами.

– А какая разница?

– Большая, Юрочка. Если ты точно знаешь, что все было именно так, я готова поверить. Но если ты знаешь это только со слов Большакова, то я уверена, что это вранье. Никуда он не ходил с моим представлением. Он просто морочит мне голову, чтобы я думала, что он такой хороший и радеет о деле и лично обо мне. На самом деле это сплошная показуха.

– Ася, ты не права.

– Почему?

– Потому что он спрашивал меня, на какие рычаги можно нажать. Он спрашивал, к кому из людей, имеющих влияние на наших начальников, можно обратиться.

– И что ты ответил?

– Посоветовал ему позвонить Заточному.

Настя залпом допила кофе и поставила чашку на стол.

– Юрка, в твои годы уже пора перестать быть наивным. Это все спектакль, игра, неужели ты не понимаешь? Он просто морочит нам голову. Кстати, на какую должность он собирается назначать Зарубина? У нас же нет свободной ставки старшего опера. То есть с Зарубиным – это тоже спектакль.

– Он имел в виду назначить тебя старшим опером по особо важным, а Сережку перевести на твою должность. Поэтому он и носил два представления сразу.

– Это тоже с его слов? – усмехнулась Настя. – Вот видишь, как славно все получается, меня повышать руководство отказывается, стало быть, и Зарубина повышать некуда. Большаков сделал все возможное, а ему плохие дядьки-начальники кислород перекрыли. И он весь в белом, и мы с мытыми шеями. Вроде как обещание не выполнил по независящим от него причинам.

– Но он же сказал, что представление на Серегу подписали…

– Интересно, каким это образом? Ты же сам сказал, что свободной должности нет.

– Слушай, я как-то не подумал, – растерянно ответил Коротков. – Вообще-то ты права… Это я лоханулся. Я в кадровых вопросах не силен, Афоня их как-то без меня решал, с другим замом, со своим друганом. Погоди-ка, я сейчас кое-что выясню.

Он снял трубку и начал листать телефонный справочник.

– Юра, еще рано, никого на месте нет, – Настя попыталась его остановить. – Ну кому ты собираешься звонить? В кадры? Выяснять, на какую ставку назначат Зарубина? Это же смешно.

– Кому надо, тот уже на месте, – буркнул Юра. – Не мешай. Але, Михалыч? Здоров будешь. Это Коротков. Слушай, глянь в свою разблюдовку, сколько по нашему отделу числится должностей старших оперов и сколько из них свободны. Сколько-сколько? Две? А откуда они взялись? Когда? Нет, не знал. Ну бывает, что ж теперь… Спасибо тебе, Михалыч.

Он осторожно положил трубку на аппарат и задумчиво посмотрел на Настю.

– Во как, подруга. Ни хрена не понимаю. У нас, оказывается, две свободные должности старшего опера.

– Откуда? – удивилась Настя. – Я была уверена, что Афоня их все занял своими протеже.

– Афоня занял, а Большаков освободил. Вчера. Он, оказывается, вместе с вашими представлениями принес два рапорта, от Симакова и Дуненко. Они просят перевести их в другие отделы. Симаков просится в седьмой отдел. Дуненко – в девятый. И в том, и в другом отделе есть вакансии, руководители отделов рапорта завизировали, то есть ходатайства поддерживают. И представления ни них вчера же и написали. Вот такие дела.

– Господи! Как же ему удалось их выпихнуть? – изумилась Настя.

– А это ты у него спроси. Я, как видишь, тоже не в курсе. Слушай, а он немало успел, Большаков-то наш, за первый день работы, а?

– Да, немало, – медленно протянула Настя. – Только не нравится мне все это. Ну ладно, пойду я, у меня там бумажки на столе дожидаются.

– Погоди, Ася, это еще не все. Сегодня рано утром приняли заявление об исчезновении одной молодой особы, завели розыскное дело. А потом и уголовное дело возбудили.

– Уголовное? Это с какой же стати? Труп, что ли, нашли?

Насте было, чему удивляться. Когда пропадает человек, оперативники заводят розыскное дело и ищут. А уж уголовное дело следователь возбуждает только тогда, когда находят труп этого человека или когда есть серьезные основания полагать, что пропавший стал жертвой насильственного преступления. В этом случае возбужденное дело дает основания проводить обыски, выемки и прочие необходимые следственные действия.

– Трупа пока нет, слава богу. Но пропавшая женщина – сожительница нашего коллеги, который занимается преступлениями, связанными с незаконным оборотом наркотиков. У него сейчас в разработке очень крупное дело, и есть основания полагать, что исчезновение дамы является элементом давления и устрашения. Кстати, ты этого мужика, наверное, помнишь. Паша Седов.

– Помню, но смутно. Так, сталкивались пару раз. Ну и зачем ты мне это рассказываешь? Мы же розыском не занимаемся, для этого есть другой отдел.

– Большаков сказал, что если обнаружат труп пропавшей, то нам придется этим заниматься. Убийство с целью устрашения сотрудника правоохранительных органов – как раз наше дело. И он предупредил, что в этом случае следователь позвонит прямо тебе, чтобы ты подключалась. Просил тебе передать, если я увижу тебя раньше, чем он.

– Теперь все? – сухо спросила Настя.

– Теперь все, – облегченно выдохнул Коротков.

– Спасибо, гражданин начальник. Утро рабочего дня выдалось весьма оптимистическим. Меня отказываются повышать в должности и заставляют заниматься чьей-то любовницей.

– Ася, не передергивай, тебя пока еще никто ничем заниматься не заставляет. Трупа-то нет. Может, она жива и здорова, дай бог ей долгих лет жизни. Просто будь готова и не удивляйся, если тебе позвонит следователь прокуратуры и попросит выехать на место происшествия.

Настя осеклась. Враждебность, которую она испытывала по отношению к новому шефу, перекинулась и на Короткова, ее давнего верного и преданного друга. Так нельзя. Надо взять себя в руки.

* * *

С запросом в компанию мобильной связи Павел поехал сам. Ему казалось, что если он лично привезет запрос и будет стоять над душой у девочек-операторов, дело пойдет быстрее. Получив на руки распечатку телефонных звонков Милены за последнюю неделю и прочие сведения, он помчался к следователю, только не к тому, давно знакомому, который возбуждал дело утром, будучи дежурным по городу, а уже к другому, получившему дело в производство. Следователь этот по фамилии Давыдов сразу не понравился Седову. Он был очень пожилым и каким-то медленным, словно заторможенным. «Скинули дело кому попало, самому негодящему работнику, лишь бы отвязаться,» – злобно думал Павел.

По дороге он быстро просмотрел распечатку и не увидел там ни одного знакомого номера, кроме, разумеется своего домашнего, служебного и мобильного. Все остальные номера были ему неизвестны. Последний звонок, когда Милена с кем-то разговаривала, зафиксирован около двух часов дня, после этого значились только вызовы, оставшиеся без ответа. Вот и его собственные звонки, начиная с половины одиннадцатого вечера…

– Ну что, сынок, привез? – встретил его вопросом следователь Давыдов. – Давай поглядим, чего там. Сам-то небось посмотрел уже?

– Посмотрел, – кивнул Павел.

– Ну тогда рассказывай, кто тут и что.

Павел взял карандаш и принялся ставить галочки. Следователь молча наблюдал за ним и покачивал головой, будто в знак одобрения.

– Ну это я понял, это она с тобой разговаривала. А другие номера?

– Не знаю.

– Чего не знаешь? Не знаешь, чьи это телефоны? – несказанно удивился Федор Иванович.

– Не знаю, – повторил Павел.

– А ну-ка дай я сам гляну.

Давыдов нацепил очки для чтения и долго всматривался в мелкие цифры и буквы.

– Так ты что ж, вчера за весь день с ней ни разу не говорил?

– Нет. Только утром, когда на работу собирался. Я же вам рассказывал.

– Ну да, ну да… А днем, значит, не звонил ни разу? – зачем-то уточнил Давыдов.

– Нет.

– А почему?

– Что – почему? – взорвался Павел. – С утра она в университете, у нее занятия, вот я и не звонил.

– Ну да, конечно. А потом?

– Федор Иванович, я, между прочим, работаю, а не баклуши бью. Некогда мне в рабочее время по телефону разговаривать, если не по делу. Неужели непонятно?

– Ну почему, понятно, – добродушно улыбнулся следователь. – Ладно, давай другие бумаги посмотрим. Среди ее абонентов ведь есть абоненты той же компании? Данные на них взял?

– Вот, – Павел протянул ему документ.

– Ну вот как славно, – почему-то обрадовался Давыдов. – Вон их как много. Сейчас ты мне про них все и расскажешь. Вот, например, Бунич Елена Игоревна, с ней твоя Милена сколько раз за последнюю неделю разговаривала? – он снова уткнулся в распечатку звонков. – О, раз десять, наверное. Так кто она такая?

– Не знаю.

– А вот, к примеру… – следователь снова сверился с обоими документами, что-то подсчитывая и шевеля губами, – вот к примеру Петракова Юлия Олеговна. О ней что можешь рассказать? Близкая подруга?

– Да не знаю я, – Павел уже начал раздражаться.

– Ладно, пойдем с конца, – миролюбиво согласился Федор Иванович. – Последний, с кем разговаривала твоя подружка, был некто Канунников Олег Михайлович. В тринадцать пятьдесят две вчерашнего дня. Вот погляди-ка: в тринадцать сорок пять он ей шлет письмецо, в тринадцать сорок семь она ему отвечает тоже письмецом, в тринадцать сорок девять он снова шлет ей сообщение, и в тринадцать пятьдесят две она уже сама ему звонит, Олегу этому. Кто таков?

– Понятия не имею.

Давыдов снял очки и пристально посмотрел на Павла.

– Слушай, сынок, как же вы с ней жили? Ты ж говоришь, что давно живете-то, а?

– Давно. Больше четырех лет.

– Вот я и говорю, давно живете. А ты ничего о ее жизни не знаешь. Ни друзей ее, ни подружек. Она с этими Бунич и Петраковой каждый день перезванивается, а ты и не в курсе, кто они такие. Как же так, сынок?

– Как живем, так и живем, – вспылил Павел. – Вам-то что за дело? Ее искать надо, она пропала, понимаете вы или нет? А вы мне мораль читаете о семейных устоях. Вы должны дать задание операм, чтобы пробили этого Канунникова, потому что он был последним, кто разговаривал с Милой, а вы время теряете.

– Учишь меня, – грустно констатировал Федор Иванович. – Поучаешь. Ну оно конечно, куда нам, старикам, за молодежью угнаться, у вас все быстрее получается. Только больно у вас все сложно. Я вот сейчас сам трубочку-то сниму да и позвоню этому Канунникову, а там поглядим.

Он снял трубку, снова нацепил очки, нашел в распечатке нужный номер и принялся нажимать кнопки.

– Выключен, – сказал он, возвращая трубку на место. – Или находится вне зоны действия. – И добавил загадочную фразу: – А ну-ка здесь посмотрим.

Давыдов повернулся к компьютеру и начал резво щелкать мышкой.

– Что вы ищете? – не выдержал Павел.

– А у меня здесь база Московской городской телефонной сети. Адресок-то Канунникова по прописке нам дали, вот я и ищу его домашний телефон. Вот, нашел. Ну-ка попробуем.

Он снова взялся за телефонную трубку. На этот раз ему ответили. Павел внутренне подобрался: сейчас следователь поговорит с человеком, который последним вчера разговаривал с Милой, и все у него выяснит. И окажется что-то совсем смешное, нелепое… Да пусть какое угодно окажется, лишь бы не самое страшное!

– Добрый день, – проворковал неспешно Федор Иванович. – Олега Михайловича я могу услышать? Да? Ну надо же, а я и не знал. Давненько я ему не звонил. А где он теперь живет, не подскажете? А, ну да, ну да, понимаю, конечно. Какая квартира? Сто пятая? На девятом этаже? Ага, ага. А телефон-то там есть? Будьте любезны, пожалуйста, – он взял ручку и записал номер. – Да? Ох, жалость какая, а я повидаться хотел… Когда вернется? Через три-четыре дня? Ну, это я успею, это я его дождусь, я в Москве в командировке дней на десять. Спасибо вам превеликое, очень вам обязан.

– Ну, что вам сказали? – сгорая от нетерпения, спросил Павел.

– Сказали, что Олег Михайлович по этому адресу не проживает, снимает квартиру. Точного адреса они не знают, знают только, до какой остановки ехать и как дом найти, квартира сто пятая на девятом этаже. Телефончик дали. А сами Олег Михайлович вчера убыли в командировку дня на три-четыре, так что в Москве его в данный момент нет. А ну-ка глянем, – он снова повернулся к компьютеру. – Какой мне номер-то сказали?

Давыдов пощелкал мышкой и клавишами и удовлетворенно хмыкнул.

– Все правильно, телефончик установлен на имя некоего Пекарского, и в адресочке аккурат сто пятая квартирка указана. Значит, не врет наш Олег Михайлович и не прячется. В самолете, небось, сейчас летит или в поезде катит, в окошко смотрит, на природу… Хорошо!

Давыдов потянулся. В этот момент Павел готов был его убить. Ну чего он рассиживается, этот старый пень! Надо гнать оперов устанавливать, где работает Канунников и куда уехал, действительно ли его послали в командировку или он сбежал, а этот дед потягивается и про природу рассуждает. Федор Иванович тем временем снова взялся за компьютер. Ну что еще он там собирается выискивать?!

– Люблю эту игрушку, – приговаривал между тем следователь, – очень она полезная, массу времени экономит. Значит, адресочек этот числится по Центральному округу, это хорошо, там зам по милиции общественной безопасности мой добрый знакомый. Какой это у нас участок-то получается? Седьмой у нас получается.

И снова потянулся к телефону.

– Доброго здоровья, – тягуче затянул он. – Узнал? Это хорошо, долго жить буду. Просьба у меня к тебе. На седьмом участке у тебя есть кто попроворнее? Есть? Ага. Адресочек бы надо проверить. Нет, пока ничего серьезного, но так, на всякий случай. Там прописан некий Пекарский, но по моим сведениям он квартиру сдает, вот меня жилец интересует. Ага, ага… Ну попроси его мне позвонить, я у себя пока буду.

– А ты чего сидишь-то у меня над душой? – обратился следователь к Павлу. – Шел бы на работу-то, здесь ничего не высидишь. Сейчас мне участковый перезвонит, я его налажу адресок проверить, с соседями поговорить, а уж потом решать будем.

– Я подожду.

– Так неизвестно, сколько ждать придется. Это пока он перезвонит, пока сходит, то да се, пока снова перезвонит… Что ж ты, все это время будешь тут в моем кабинете штаны протирать?

– Я буду ждать, – упрямо повторил Павел.

– Нет уж, сынок. Ты мне работать не мешай. У меня кроме твоей подружки еще знаешь сколько работы? Не хочешь на свою службу ехать – сходи погуляй, воздухом подыши, а то поешь где-нибудь, да хоть у нас в буфете. Номерочек свой мобильный мне оставь, а я тебе сам позвоню, когда надо будет.

Павел записал номер мобильника и вышел в коридор, кипя от злости. Этого деда столетнего ничем не пробьешь. Конечно, не у него же близкий человек пропал, чего ему беспокоиться!

Павел бесцельно шел по улице, стараясь не отходить слишком далеко от здания Мосгорпрокуратуры в Балакиревском переулке, где сидят следователи, ведущие дела об убийствах. Хотя на самом деле какая разница, в каком месте он окажется, когда позвонит этот тупой старикашка-следователь? Каждые десять минут Седов упорно звонил к себе домой и на мобильник Милены. А вдруг? Вдруг она вернулась? Вдруг все обошлось? Но дома ему никто не отвечал, а аппарат Милы был по-прежнему выключен.

Он четыре раза обошел квартал, когда Давыдов, наконец, позвонил. Голос его был сухим и строгим.

– По адресу дверь никто не открывает, а перед подъездом стоит машина твоей Милены. Группа сейчас выезжает. Если собираешься с нами – через три минуты будь у подъезда, ждать тебя никто не станет.

Ну вот, вот сейчас все и выяснится. Хотя бы машину нашли! Молодец участковый. Павлу почему-то казалось, что обнаруженная машина – это уже почти найденная Милена. Чувство было глупым и безосновательным, но оно давало надежду. Ведь все так просто! Милена по какой-то надобности приехала к этому Олегу Канунникову, наверное, это ее однокурсник. Или скорее даже преподаватель, и она приехала к нему на дом сдавать зачет, такое часто бывает. А там ей стало плохо, или, может, порезалась, или упала, сломала что-нибудь, и он отвез ее на своей машине в больницу. По «скорой» ее не забирали, поэтому она не проходит по категории «несчастный случай», а ему, Павлу, просто никто не позвонил. Мила часто жаловалась на боли в животе, наверное, у нее аппендицит, вот и прихватило. Господи, как хорошо!

* * *

Настя безнадежно застряла в пробке и проклинала собственную лень, заставившую согласиться с указанием нового начальника поехать на служебной машине. На метро вышло бы куда быстрее. Если бы она взяла на себя труд хоть минутку подумать, то, конечно, отказалась бы от машины, но все вышло так быстро… она просто оказалась не готова. С утра успела съездить к важному свидетелю по делу об убийстве вдовы банкира, тоже не так давно убитого, заскочила к следователю доложиться, примчалась на Петровку взмыленная, схватилась за бумажную работу, которую все откладывала уже недели две, и вдруг позвонил Федор Иванович, следователь из горпрокуратуры, и сказал, что обнаружена машина Милены Погодиной и нужно ехать. Кто такая Милена Погодина, Настя даже сразу не поняла, а когда сообразила, то одновременно рассердилась и расстроилась. Ну зачем ей все это? Конечно, Коротков предупредил еще утром, что может позвонить следователь, но она как-то быстро выкинула его слова из головы и уже распланировала дела на предстоящий день, а тут – на тебе! Хорошо еще, что следователем оказался Федор Иванович: Настя давно была с ним знакома и знала, что у старика Давыдова есть чему поучиться. Перед тем, как ехать по адресу обнаружения машины пропавшей Погодиной, Настя, как и положено, позвонила Большакову, а он предложил взять служебную машину. Вот она и взяла… Себе на голову. Стой теперь в пробке. А потом оправдывайся перед следователем, почему явилась только к самому концу осмотра. Как начался вчера понедельник с неудачи, так теперь вся неделя псу под хвост.

Но все оказалось не так плохо. Когда Настя подъехала к дому, который назвал ей Давыдов, осмотр только-только начался: вероятно, все остальные застряли в такой же пробке. Машину уже вскрыли, и техник-криминалист начал работать в салоне, проверяя содержимое «бардачка».

– Что у нас тут? – спросила Настя, поздоровавшись со следователем.

– Машина, как видишь. Но адрес хороший, – загадочно ответил Федор Иванович.

– Чем же это?

– А в этом доме как раз проживает некий Олег Михайлович Канунников, квартирку снимает. С ним пропавшая Погодина неоднократно разговаривала по телефону, в том числе в последний раз – вчера, коло двух часов дня. И он, кстати замечу, был последним, с кем она вообще общалась при помощи мобильника. Потом идут только сплошные вызовы без ответа. Усекаешь, к чему дело идет?

– А что Седов? Он где?

– Да где ж ему быть? – сердито буркнул Давыдов. – Сидит у меня на шее, думает, без него тут не разберутся. Вон стоит курит.

Он показал на высокого крепкого мужчину, нервно переминавшегося с ноги на ногу возле машины и все норовившего что-то подсказать криминалисту. Да, конечно, это он, Павел Седов, Настя его помнила, хотя и не очень отчетливо.

– Он знает, кто такой Канунников? – спросила она.

– Говорит, впервые слышит это имя.

– Но хоть предполагает что-нибудь?

– Предполагает, что это преподаватель, к которому Погодина поехала на дом сдавать «хвосты». Больше никаких версий у него нет.

– Ну а на самом деле? Установили этого мужика?

– Пока приблизительно. Я, конечно, послал человека в университет, но вот участковый местный уверен, что Канунников не из этой оперы. Да и мать его подтверждает, что сыночек все больше по строительству суетится, а не по юриспруденции. Паспортные данные Канунникова мы получили, по месту прописки позвонили, там говорят, что он в командировку убыл на несколько дней. А вот от какой организации он поехал – тут тишина полная, родственники не в курсе. Говорят, какая-то строительная фирма, но ни названия, ни адреса – ничего.