Колье Шарлотты

Да, Пааво жал вовсю. Он только процедил, глядя на дорогу:

– Список. Там было колье на сто тридцать один бриллиант.

У аэропорта Ант круто развернул «жигули» и встал как вкопанный у служебного входа. Мы бросились наверх.

– Порядок. – Паша Козлов вынул из ящика паспорт и билет.

– Отдал спокойно? – Я спрятал документы в карман.

– Абсолютно. Без звука. Сейчас сидит в зале. Посмотрим?

Паша включил экран монитора теленаблюдения. Высветился зал ожидания – он был сейчас довольно пуст.

– Неужели ушел?.. – сказал Паша. – Хотя нет. Вот он.

Теперь я и сам увидел Тюлю. Он стоял спиной к нам, разглядывая летное поле. Я спустился вниз, вышел в зал.

Медленно подошел к Тюле, который стоял в той же позе – разглядывая самолеты и погрузчики за окном. Тюля почувствовал, что кто-то к нему подошел. Обернулся.

– Привет, – сказал я. – Обманываем, Виктор? А зачем?

Тюля на этот раз и не собирался играть в невозмутимость. Он молчал. Он почти не скрывает сейчас, что растерян. И не скрывает, что лихорадочно просчитывает, что можно, а что нельзя мне говорить. Ему хочется улететь. Очень хочется.

– Вы меня жестоко накололи, Виктор. Что же вы молчите?

– Я… никого не накалывал.

– Да? А суворовские ордена?

– А… что? Они же ведь были.

– От кого вы о них слышали? Быстро?

Тюля оглянулся.

– Хорошо. Давайте хотя бы отойдем в тот угол.

Мы встали за прилавком газетного киоска, который сейчас был закрыт. Тюля молчит. Колет? Если колет… Нет, дорогой Тюля, этот номер прошел у тебя только один раз. Второго не будет.

– Я говорил то, что знаю. Я только… слышал об этом.

– От кого?

Вряд ли Тюля сейчас скажет о Зенове. Отлично. Только я один понимаю, что, если он об этом сейчас не скажет, это будет его серьезный раскол.

– Ну… не помню. Кто-то из фарцы. Это было все-таки давно.

– Губченко… Вы что, считаете, что с вами говорят дураки? Вы не помните того, кто сказал вам о коллекции, тысяч сто для которой фраерская цена?

Тюля в раздумье. Он действительно растерян. О Зенове говорить он все-таки не хочет. Что ж, все это работает сейчас против него. Нужно менять роль. Менять роль… Жестко давить на него. Как можно жестче.

– Товарищ Губченко. Вполне официально прошу вас вспомнить, не знаете ли вы еще что-нибудь о крупных вещах.

Тюля никак не решается. Да, теперь я улавливаю только одно в его молчании. Он боится. Панически боится. Собственно, на колье ему наплевать. Он просто боится.

– Значит, вы ни о чем, кроме уже перечисленных короны Фаберже и так называемых орденов, не слышали?

Сейчас Тюля просто вызывает жалость. Он не хочет говорить.

– Губченко. Скажите честно, вы хотите, чтобы вам сейчас вернули паспорт и билет? Хотите спокойно улететь в Москву?

Тюля молчит. Этот «детский» вопрос для него унизителен.

– Так хотите или нет? Если вы мне сейчас не ответите, предупреждаю – потянете за собой хвост. За четко заведомую дачу ложных показаний. Только не вздумайте опять подсовывать липу. Скажем, что-нибудь вроде нумизматической коллекции Коробова. – В другое время эта фраза вызвала бы у меня улыбку, но сейчас я был серьезен. Кажется, Тюля готов. Ну что, пора бить. – Поймите – мы знаем о петровском колье. Да, да, о колье Шарлотты. У нас есть несколько вариантов и кандидатур. Нам нужно только одно – услышать, на кого в свое время выходили вы. Кроме Зенова.

Подействовало. Прилично подействовало.

– Именно Зенова. Предупреждаю: может быть, и мы знаем об этом человеке.

Как не хочется ему говорить. Как не хочется.

– Ну… – Тюля выдавил это через силу. – Был такой. Веня Голуб.

– Как? Голуб?

– Да, Веня Голуб. Вениамин Голуб. Если по кличке – Герасим.

Голуб. Голуб. Кличка – Герасим. Я ничего о таком не знаю. Абсолютно ничего. Эдик, кажется, тоже не упоминал ни такого имени, ни клички.

– Откуда он?

– Из Москвы.

– Адрес его знаете?

– Нет, адреса не знаю. Знаю, что работает в институте Гипрогор. Еще – домашний телефон.

– Какой?

– Двести четырнадцать – пять четыре – одиннадцать. Двести четырнадцать – пять четыре – одиннадцать. Черт.

214—54–11. Стоп. Да ведь это же телефон из записной книжки Горбачева! Вениамин Михайлович. Вот так номер. Значит, «Вениамин Михайлович» – это Голуб. Проверим еще раз.

– Как его отчество? Этого Голуба?

– Вы знаете – отчество не помню. Кажется, не то Михайлович, не то Николаевич.

– А… сколько ему лет? Хотя бы примерно?

– Примерно мой ровесник.

Все правильно. Для Горбачева этот Голуб должен быть конечно же Вениамином Михайловичем. А для Тюли просто Веней.

– Вы знаете, где он сейчас?

– Ничего не слышал о нем еще с воли. Одно только и знаю, что раньше колье было у него.

– И все?

– И все. А что – этого мало?

Все верно. Тюля сказал много. Даже больше, чем я ожидал.

– Вы сами видели колье? Могли бы его описать?

– Колье я не видел. Слышал, что в нем сто тридцать один бриллиант.

Кажется, можно отпускать. Я протянул Тюле паспорт и билет:

– Билет вам перерегистрируют на следующий рейс. Всего доброго.

Быстро поднявшись наверх, кивнул Анту:

– Скорей! Едем в порт!

Через полчаса наша машина затормозила у входа в портовую таможню. Начальник таможни Артур Викторович Инчутин, неторопливый, плотный, с глазками-буравчиками, кажущимися не знающему его человеку подслеповатыми, принял нас сразу, и я так же сразу достал из кармана и развернул перед ним список драгоценностей, с которыми выходили на берег пассажиры «Норденшельда».

– Артур Викторович… Вот посмотрите – здесь указано: «Колье бриллиантовое, сто тридцать один камень, восемь рядов». Тут написано: колье украшало некую Мертонс Мери Энн. Как она выглядела?

– Ну… дамочку эту помню. Помню. Красивая, видная.

Значит, женщина. Это подтверждает и Инчутин. Но ведь ни одна женщина не входила в круг подозреваемых нами людей. Потом – никаких данных о том, что эта Мертонс была раньше в Таллине или вообще в Союзе, у нас нет.

– Артур Викторович, вы человек опытный. Вопрос сложный, но… Бриллианты были настоящими или поддельными?

– Боюсь, братцы, этого никто вам не скажет. Стразы сейчас делают – пальчики оближешь. А снимать с туристов драгоценности и отправлять их на пробу не имеем права.

– И еще один вопрос. Эта Мертонс шла одна?

– Нет, с мужчиной. Его фамилия должна быть в этом же списке. На нем было золото. Да, вот она. «Кольцо золотое с печаткой – Джон Пачински».

– Он? – Я достал из кармана фотографию Пачински и положил ее перед Инчутиным.

– Он. – Начтам вгляделся. – Определенно он.

Когда, остановившись у дверей правления, мы с Антом вышли из машины, я вдруг подумал: а ведь это место пристреляно. Естественно, мы – я и Ант – знали, что охрана управления после выстрела в Горбачева наверняка усилена. Валентиныч уж как-нибудь на первое время разработал свои меры, скажем, засады в близлежащих домах или скрытые патрули. Но кто поручится, что стрелявший не найдет новую точку и не выстрелит еще раз? Подумав об этом, я встретился взглядом с Антом. По его кривой улыбке понял, что он сейчас думает о том же. Поняв мои заботы, Ант развел руками, что примерно означало: «Дружочек, от судьбы не уйдешь».

Сторожев принял нас сразу же. Все, что я ему рассказал, он выслушал как обычно – внешне бесстрастно. Но я знал, что при этом он дотошно вслушивается в каждое слово, даже в оттенок каждого слова. Я знал эту способность Валентиныча – рассматривать под самым неожиданным углом все как будто бы незначащее, что может промелькнуть в рассказе. Правда, сейчас все, что я ему говорил, имело особый подтекст, и это отлично понимали мы трое. Особый – потому что одно дело догадки, предположения и так называемый «расклад», то есть то, чем мы занимались раньше. И совсем другое – когда наконец в деле, которое ты только что начал, впервые появляется что-то конкретное. Сейчас же таких конкретных вещей появилось целых три – собственно, эти три вещи и составляли основу моего рассказа Сторожеву. К тому же мне сейчас казалось, что они особенно важны именно потому, что каждая подтверждала высказанное ранее предположение: хозяином контейнера теперь почти наверняка можно было считать Джона Пачински; есть объект, ради которого были привезены полмиллиона, и почти точно этот объект – колье Шарлотты. Об этом говорят показания трех не связанных друг с другом источников – Зенова, Тюли и списка Инчутина. Если все это подтверждается, то два факта, связанные с телефоном 214—54–11 в записной книжке Горбачева, говорят о третьем, самом важном и самом, на мой взгляд, ценном: о явно существующей связи между убийством Горбачева и прибытием контейнера.

Выслушав меня и задав несколько незначительных вопросов, Сторожев записал данные на Голуба и нажал кнопку селектора:

– Галя, срочно вне категорий – запрос Центру на Голуба Вениамина Михайловича, жителя Москвы, служащего института Гипрогор. Ответ по телексу! И тут же доложите мне. Ясно?

– Да, Сергей Валентиныч.

– Заодно попросите Уфимцева составить справку на так называемое «колье Шарлотты». Пусть с этой справкой явится сам.

– Все будет сделано, – отозвалась Галя.

Сторожев посмотрел на меня. Сейчас, конечно, я не ждал от шефа никаких поощрений, да это у нас и не было заведено. Но по взгляду Валентиныча я понял, что мысленно Сторожев, так сказать, «с нами» и считает, что мы потрудились не зря. А этого уже было достаточно, чтобы воодушевить меня и Анта.

– Значит, говорите – точная копия колье?

– Похоже, Сергей Валентиныч, – сказал Ант. – Сто тридцать один камень и сто тридцать один. Не может же быть такого совпадения?

Сторожев неопределенно повел подбородком:

– Ладно, подождем Уфимцева, что он скажет. И вот что еще, братцы. Я, конечно, знаю, что вы у меня храбрецы, герои, ну и так далее. Но все-таки хочу еще раз предупредить. Если стрельба из винтовки с глушителем связана с контейнером… Боюсь, что могут пальнуть и в вас.

Я посмотрел на Анта. Ант ответил мне таким же проникновенным взглядом. В общем, слова без серьезного содержания – хотя Валентиныч, как старший, обязан был предупредить нас об этом.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.