Махновщина. Крестьянское движение в степной Украине в годы Гражданской войны

М. Кубанин, Нестор Махно

Махновщина. Крестьянское движение в степной Украине в годы Гражданской войны

М. Кубанин

Махновщина

Нестор Махно.

Ответ М. Кубанину

М. Кубанин

Махновщина

Под редакцией М.Н. Покровского

Глава 1

Социально-экономические предпосылки махновщины

Локальность махновщины

Одной из основных черт, характерных для махновщины, была ее локальность. Распространение махновщины, действия махновской армии и сочувствие местного населения были связаны с определенным, сравнительно узким районом. Нигде в другом месте махновщина не прививалась.

Аршинов, анархист, бывший член РВС махновской армии, историограф махновщины, весь район влияния Махно делит на «район махновского влияния и район активного махновского влияния». Если посмотреть карту рейдов махновской армии, то мы увидим, что Махно все время вертится в сравнительно узком, тесном районе (нескольких уездов), в одних и тех же местах. Попадая в чужой район, махновцы стремятся уйти оттуда как можно скорее. Приняв бой и даже разбив врага, они не преследуют его, а поворачивают назад и стремятся уйти обратно в свой район.

Лишь однажды, в августе 1919 г., Махно под давлением деникинцев вышел далеко за пределы своей территории и проделал большой рейд по Донецкой, Екатеринославской, Полтавской и Киевской губерниям. Но, разбив деникинцев, Махно спешит вернуться обратно в свой район.

Это не случайный военный прием махновщины, это – явление постоянное, свидетельствующее о необходимости непрерывной и прочной связи с родными местами. «Обычно пополняются и быстро обрастают махновские отряды в районах, в то же время являющихся наиболее коренными и сочувствующими махновщине: Екатеринославская губерния, части Новомосковского, Павлоградского уездов, почти вся Александровская губерния, со «столицей» Махновии Гуляй-Полем, Константиноградский уезд Полтавской губернии, Изюмский и Купянский уезды Харьковской губернии, Холодный Яр Кременчугской губернии – вот главные очаги махновского движения»[1].

Об этом пишет и Р.П. Эйдеман, командовавший в 1920 г. войсками, действовавшими против Махно и прочих банд на Украине и прекрасно изучивший политический бандитизм на Украине[2]. «Стоит даже совершенно незнакомому с украинской обстановкой человеку проследить маршруты следования банды Махно за месяц-другой, чтобы обратить внимание на исключительную посещаемость одних и тех же определенных селений и пунктов. Взятые в плен и перешедшие к нам махновские атаманы и руководители подтверждают, что именно эти селения являются опорными пунктами, материальными и моральными базами махновщины и что именно в них сосредоточены подпольные органы («пункты сбора и донесений»), через которые проходящие банды получают информацию и общие директивы и тем самым остаются неуловимыми для наших, нередко численно превосходящих войск».

Достоверным свидетельством этого являются показания бывшего начальника штаба махновской армии Виктора Белаша в ВУЧК[3].

«Вопрос: География махновщины (район, очаги, Дибривский лес, речка Волчья)?

Ответ: География Махно и махновщины – это Гуляй-Поле, Дибривки, Успеновка, Туркеновка, Санжаровка, Воздвиженка, Рождественка, Воскресенка, Конские Раздоры, Гусарка и Федоровка. Придаточные места махновщины – это… (идет перечисление ряда сел). Центр Махно – это Гуляйпольский уезд, а махновщины – Гуляйпольский, Гришинский, Мариупольский, Александровский и Бердянский уезды».

Эта черта локальной замкнутости не является типичной исключительно для махновщины. Эта постоянная связь с какой-либо территорией характерна для мелких и крупных атаманов крестьянских отрядов, будь то петлюровцы или махновцы. «Стоит лишь внимательно присмотреться к бандитскому движению на Украине, – пишет Эйдеман, – чтобы убедиться, что в каждой губернии имеются районы и целые уезды, являющиеся очагами бандитизма, а в уездах такие же – «черные волости».

В этих бандитских районах мы обыкновенно имеем дело с фактическим отсутствием власти. Ревкомы и советы существуют лишь номинально и находятся под влиянием того или другого атамана или же целых подпольных организаций; население же не выполняет никаких государственных нарядов и, беспрерывно питая оружием и живой силой банды, является громадным интендантством атамана и подпольных повстанческих центров.

Каждый из таких районов имеет своих вождей – атаманов и главарей. Так, в Киевской губернии, в районе Радомысль – Коростышев, неизменно оперирует Мордалевич и является в то же время председателем Радомысльского повстанческого комитета, в Черниговском уезде – Хмара, в Балтско-Ольгопольском районе – Кошевой и Заболотный и т. д.

Характерно то, что эти атаманы даже в случаях военной опасности предпочитают укрываться в своем районе, чем удаляться от него. Их действия вне излюбленного района можно рассматривать лишь как вылазки или партизанские рейды, оканчивающиеся возвращением в исходное положение»[4].

Это подтверждает и X. Раковский в своей ценной фактами брошюре «Борьба за освобождение деревни», подтверждает фактами, взятыми из информационных сводок военного командования, Всеукраинской ЧК и Наркомвнудела Украины. «В Киевском уезде, в южной его части, в районе Триполье – Обухово – Германовка – Кагарлык, действовал Зеленый. В северной части уезда расположился Струк, влияние которого распространялось и на Чернобыльский уезд той же губернии. Западнее, в Радомысльском уезде, действовал Соколовский. Точно так же и другие уезды в Киевской губернии периодически делаются центрами контрреволюционных выступлений. Так, в Каневском уезде действовала белогвардейская банда Трепета. В Васильковском уезде, имея центром Мотовиловку, действовала банда Гончара (Батрака Бурлака), бывшего до того членом партии украинских социал-революционных боротьбистов. Кроме того, на этот уезд распространялись действия Зеленого. В Сквирском районе и в районе Белой Церкви действовал в июне (1919 г. – М. К.) так называемый Всеукраинский ревком, с Юрием Мазуренко во главе. В районе Бердичева находились петлюровские банды, в Умани – коммунист-боротьбист[5] ГЦогрин и российский социалист-революционер Клименко, в районе Звенигородки, до своего соединения с Мазуренко, действовал помощник Григорьева Тютюник»[6].

Эта типичная черта локальной замкнутости всех крестьянских партизанских отрядов, независимо от их политических убеждений, присуща была не только Украине. Так, например, антоновская армия, несмотря на то что опору и сочувствие находила в пяти уездах Тамбовской губернии (Борисоглебском, Тамбовском, Кирсановском, Моршанском и Козловском), предпочитала укрываться лишь в сравнительно небольшом районе нескольких волостей. «Излюбленным местом пребывания бандитов были села: Рамза, Царевка, Канучино, Караванино, Трескино. Население этих мест в большинстве середняцкое, но кулацкое меньшинство было хорошо организовано и оказывало большое влияние на все остальное население. Первые бандитские выступления были организованы крестьянами перечисленных выше сел. В бандитизме они принимали самое активное участие»[7].

Махновцы ясно сознавали, что они сильны лишь в своем районе, и сознавали опасность, грозящую им при отрыве от своего района. Когда поляки наступали на Украину, командование XIV советской армии приказало штабу махновской армии отправиться на польский фронт. (Махновская армия тогда была легализована и подчинена командованию Красной армии.) «Всем стало ясно, – пишет Аршинов в своей «Истории», – что это – первый шаг большевиков к новому нападению на махновцев. Направить повстанческую армию на польский фронт – это значит отрезать главный нерв у революционного повстанчества на месте. К этому стремились большевики, чтобы иметь возможность беспрепятственного хозяйничания в непокорном районе, и это прекрасно видели махновцы»[8]. Штаб махновской армии отказался идти на польский фронт, мотивируя тем, что «махновская армия всегда будет на революционном посту, оставаясь на Украине и не уходя для этого на польский фронт».

Крестьянская локальная ограниченность целиком сказывается в этом документе.

При внимательном изучении районов, затронутых крестьянским антисоветским движением, вернее сказать антипролетарским, так как в большинстве случаев крестьянские движения были «за советскую власть, но против коммунистов», можно заметить, что районы, бывшие активными в антипомещичьих крестьянских движениях в 1905 г., часто были активными и в антисоветских крестьянских движениях.

Так, например, на первом месте по количеству разрушений помещичьих усадеб в 1905 г., после 17 октября, подсчитанных В. Веселовским, стоял Верхнеднепровский уезд (66 разрушении), уступая место лишь Саратовской (272), Тамбовской (130) и Орловской (81) губерниям[9].

В Верхнеднепровском же уезде действовала в 1907 г. боевая интернациональная группа анархистов-коммунистов, экспроприировавшая в уездной почтовой конторе 60 000 рублей и помогавшая экспроприированными средствами крестьянским союзам в уезде [10].

В эпоху Гражданской войны об этом уезде Раковский пишет как о самом бандитском и наиболее антисоветски активным[11].

Действительно, в этом уезде представители советской власти в 1921 г. несколько раз должны были оставлять город под ударами петлюровских партизанских отрядов.

Следующей иллюстрацией к этому явлению могла бы послужить Тамбовская губерния, стоявшая на втором месте после Саратовской по количеству разрушенных в 1905 г. помещичьих имений. В ней крестьянами было разрушено 130 имений и причинено убытков на 2 475 608 рублей. Крестьянство этой же губернии активно выступало против помещиков в 1917 г. и еще более активно в 1921 г. против советской власти.

В этой губернии наиболее активным было крестьянство Борисоглебского, Козловского, Кирсановского и Тамбовского уездов. Эти же уезды были территорией действия антоновской армии. При детальном изучении движения можно обнаружить и еще более любопытную деталь. Наиболее активными районами в этих уездах были как в 1905-м, так и в 1920–1921 гг. Рассказовский и Сампурский в Тамбовском уезде и Инжавинский в Кирсановском[12].

На Севере, в Архангельской губернии, в 1918 г. активно выступало против советской власти крестьянство Шенкурского уезда; оно же проявляло активность и в 1905 г. Наконец, перечисленные нами выше уезды на Украине, являвшиеся центрами антисоветского крестьянского движения и территорией действий крестьянских антисоветских партизанских отрядов, отмечены в истории крестьянского движения 1905 г. как уезды активного крестьянского движения.

Наконец, «в махновском районе» такое же наблюдение можно сделать относительно Гуляйпольского уезда, в котором в 1905 г. группа анархистов убила пристава и произвела ряд революционных актов. В сентябре 1917 г. крестьянство этого же уезда под руководством Махно выступает против помещиков, громит усадьбы, конфискует помещичий хлеб и тем самым входит в конфликт с уездной властью. Представитель Временного правительства, в лице уездного комиссара Михно, не может справиться с буйным Гуляй-Полем, месяца за полтора до Октября ликвидирующим помещичье землевладение[13].

Для того чтобы понять причины постоянной активности крестьянства одних и тех же районов, необходимо уяснить социально-экономические особенности этих районов. В отношении махновщины это означает следующие губернии: Екатеринославская, Херсонская и Таврическая, то есть так называемая южно-степная «тройка» губерний Украины, и уезды Купянский, Изюмский и Старобельский Харьковской губернии и Константиноградский – Полтавской губернии. Из Таврической губернии надо исключить Крым, который резко отличается в хозяйственном отношении от южных уездов «тройки» и в котором махновцы не пользовались влиянием.

Основные черты экономики махновского района

Вся Украина в экономическом отношении может быть разделена на части. Каждая из них имеет резко выраженные экономические различия как в строе сельскохозяйственного производства и классовой дифференциации деревни, так и в характере всей экономики деревни. Интересующие нас три губернии целиком попадают в южно-степную черноземную полосу, остальные шесть губерний носят лесостепной характер.

Для уяснения экономики махновского района будем брать цифры по «тройке» и лишь проверять наши выводы на уездах Константиноградском Полтавской губернии, Купянском, Изюмском и Старобельском Харьковской губернии. Одни и те же следствия, при равенстве всех прочих условий, должны быть вызваны одними и теми же причинами.

«Тройка» была районом экстенсивного зернового хозяйства, Юго-Запад – районом интенсивных культур – свеклы, картофеля. Площадь посевов картофеля, льна и конопли в губерниях «тройки» занимала от 1,2 % до 2,8 % всей площади посевов полевых культур, а в губерниях «шестерки» (остальные шесть губерний Украины) – от 4,5 % до 12 %. Посевы свеклы, занимавшие несколько сот тысяч десятин, падали почти исключительно на губернии «шестерки».

Посевы продовольственных культур для крестьянства Юго-Запада имели больше потребительский характер, для района же юго-степи – товарный. В южно-степной полосе сеяли главным образом пшеницу и ячмень – хлеба товарные, в юго-западной – рожь и овес, которые в значительной доле потреблялись в самом крестьянском хозяйстве. Это распределение иллюстируется следующей таблицей[14]:

Особенно четко различие в посевах можно проиллюстрировать на примерах уездов Харьковской губернии, зараженных махновщиной (Изюмский, Купянский и Старобельский) и не зараженных ею (уезды Сумский и Лебединский). Распределение посевов в процентах по роду культур было:

То есть в махновских уездах преобладают посевы яровой пшеницы и ячменя – хлебов товарных; а в немахновских уездах картина противоположная: преобладают посевы озимой ржи, овса – хлебов потребительских и интенсивные технические культуры (свекла).

Поэтому крестьянство юго-степи и выбрасывало на рынок главным образом зерновые хлеба. Предложение хлеба в процентах к своему производству выражалось за период 1907–1910 гг. для Донской области в 65,3 %, для Херсонской губернии – 64,9 %, для Таврической губернии – 58,8 %, для Екатеринославской губернии – 47,2 %. Губернии лесостепи показывают резкое снижение предложения зерновых хлебов: Полтавская губерния дает цифру в 29,5 %, Подольская – 20 %, Харьковская – 19,8 % и т. д.[15] Наибольшее количество излишков, которое могло быть вывезено с Украины, падало на южно-степную «тройку». По подсчету, произведенному Суховым, излишки, которые выбрасывала Украина в год, за период 1910–1914 гг., распределялись следующим образом: «шестерка», имевшая 16 477,7 тыс. сельских жителей, выбрасывала только 178 млн пудов хлебов и картофеля (в переводе на хлеб), а «тройка» при 6404,7 тыс. сельских жителей (то есть в 21/2 раза меньше, чем в «шестерке») выбрасывала 237,2 млн пудов[16].

Большая товарность крестьянского хозяйства юго-степи влекла за собою большое распространение сельскохозяйственных машин, как одного из элементов процесса капитализации крестьянского хозяйства. Для примера приведем следующие данные. В 1913 г. выпущено было на русский рынок сельскохозяйственных машин на 60 508 тыс. рублей. Из них Украина дала 52,9 % всего производства, в том числе в Херсонской губернии было изготовлено машин на 9889 тыс. рублей, то есть 16,3 % общего производства, в Екатеринославской на 7459 тыс. рублей – 12,3 %, в Таврической на 7324 тыс. рублей – 12,1 %, в Харьковской на 4961 тыс. рублей – 8,1 %. Из русских губерний с этими губерниями могла конкурировать только Московская, давшая машин на 6452 тыс. рублей, то есть 10,6 % всего производства. Остальные губернии давали незначительный процент производства: Орловская – 4,5 %, Пермская – 2,1 %, Калужская – 1,7 %, Рязанская – 1,4 %. На все прочие русские губернии падал лишь 1 % производства[17].

И по потреблению сельскохозяйственных машин на первом месте стоят опять-таки губернии «тройки». Если расположить в нисходящем порядке губернии по данным о продажах сельскохозяйственных машин и металла из складов земств по России (а главными покупателями земств были крестьяне), то увидим, что на первом месте по покупкам сельскохозяйственных машин, кровельного и сортового железа в 1911 г. стоит Херсонская губерния, где было куплено из складов на 1063,3 тыс. рублей, на втором Екатеринославская – на 964,1 тыс. рублей, на третьем Саратовская – на 941,7 тыс. рублей, на четвертом Харьковская – на 391,5 тыс. рублей. Полтавская идет лишь на восьмом месте, Самарская на десятом и Черниговская на девятнадцатом и, как исключение, Таврическая на двадцать восьмом, то есть чуть ли не на последнем месте по количеству закупленных из земских складов сельскохозяйственных машин[18]. Крестьянство последней губернии в силу близости заводов и заводских складов покупало сельскохозяйственные машины и орудия не из земских складов, а непосредственно с заводов.

Большая обеспеченность сельскохозяйственным инвентарем по сравнению с соседними уездами была и в крестьянском хозяйстве тех уездов Харьковской и Полтавской губерний, где господствовало позже махновское движение. Так, например, на сто наличных хозяйств в 1910 г. в Константиноградском уезде приходилось плугов железных многолемешных – 3,7 (в прочих уездах число это не поднималось выше 0,8), плугов однолемешных – 56 (в прочих уездах Полтавской губернии самый высокий процент равнялся 50); рядовыми сеялками было снабжено 14,8 % хозяйств Константиноградского уезда, а в прочих уездах процент не поднимается выше 3,3; веялками крестьянские хозяйства Константиноградского уезда были снабжены на 9,2 %, в остальных процент не выше 1,9; молотилки конные имели 6,5 % хозяйств Константиноградского уезда, а в других уездах наибольший процент был 4,6. В Старобельском уезде Харьковской губернии плуги железные имели 53,2 % крестьянских хозяйств, по губернии же, включая сюда и Старобельский уезд, в среднем плуги имели лишь 44 % хозяйств. Букера в этом уезде имели 6,3 %, по губернии средний процент – 4,3; веялки – в уезде 15,4 %, по губернии – 8,9 %. Но здесь в некоторых отраслях уезд стоял на втором месте: так, например, молотилками крестьянские хозяйства Старобельского уезда были снабжены лишь на 10,9 %, а по губернии, включая сюда уезд, – 21,6 %. Объясняется это тем, что в некоторых уездах были и интенсивные хозяйства, имевшие свой собственный крупный инвентарь.

Но вместе с тем тот район, где крестьянское хозяйство было более обеспечено сельскохозяйственным инвентарем, вел более экстенсивное хозяйство, чем другие районы. Во многих местах «тройки» накануне войны существовала переложная система. Удобрения земля на полях «тройки» почти не знала. В Константиноградском уезде лишь 18 % хозяев применяли навозное удобрение, в то время как во всех прочих уездах Полтавской губернии эта цифра не опускалась ниже 31 %. Но те из хозяйств Константиноградского уезда, которые удобряли почву, вывозили навозу значительно больше, чем среднее крестьянское хозяйство других уездов. На одно хозяйство в среднем в Константиноградском уезде приходилось 62 воза навоза, тогда как в других уездах эта цифра не поднималась выше 50 возов на хозяйство. В Харьковской губернии наиболее экстенсивное крестьянское хозяйство было в Старобельском уезде. Здесь 99,3 % хозяйств вовсе не удобряли навозом свою пашню. Близкие им по сельскохозяйственному строю Изюмский и Купянский уезды не удобряли почвы в 70,6 % и 84,6 % крестьянских хозяйств, в то время как в других уездах не удобряли почву лишь 40,8 % всех хозяйств. Экстенсивность хозяйства уездов, затронутых махновщиной, можно показать и на ряде других примеров, но ограничимся приведенными.

Такое хозяйствование приводило к тому, что десятина крестьянской земли в махновском районе давала невысокую урожайность, составляя в среднем за период 1906–1910 гг. для Екатеринославской губернии 52,6 пуда, для Херсонской – 45,4, для Таврической – 42; урожайность в других районах была выше: в Полтавской губернии она равнялась 59 пудам, в Подольской – 62,2, в Киевской – 62 и т. д. Чистая доходность одной десятины удобной земли к 1914 г., по исчислению земских статистиков, в Старобельском уезде равнялась 3 рублям 83 копейкам, в Изюмском – 6 рублям 65 копейкам, в Купянском – 5 рублям 85 копейкам, в то время как доходность десятины земли к Сумском уезде равнялась 18 рублям 52 копейкам, в Лебединском – 10 рублям 71 копейке, а в среднем по губернии равнялась 11 рублям 80 копейкам[19].

Естественно, что крестьянство юго-степи, ведя экстенсивное хозяйство, стремилось к расширению площади своих посевов, но препятствием на этом пути был помещик, монопольный владелец значительной части земель.

Борьба с помещиком играла в истории махновского движения значительную роль, и поэтому следует обратиться к анализу взаимоотношений между помещичьим и крестьянским хозяйствами.

В районе «тройки» помещичьему хозяйству принадлежал больший процент земли, нежели в других районах. По статистике землевладения 1905 г., частновладельческие земли составляли в Екатеринославской губернии 50,4 % всей площади земли, в Таврической губернии – 52,6 %, в Херсонской губернии – 51,5 %. В губерниях лесостепи помещики владели сравнительно меньшим количеством земли. Так, например, в Черниговской губернии площадь частновладельческой земли равнялась 41,7 % всей площади, в Полтавской губернии – 45,1 %, в Харьковской губернии – 35,8 %, в Киевской губернии – 45,2 % и в Подольской – 44,4 %. Такую же картину получаем при сравнении махновских уездов с немахновскими. В Константиноградском уезде Полтавской губернии процент удобной помещичьей земли равнялся 80 % удобной крестьянской земли, то есть помещик владел почти половиной всей удобной земли в уезде, в то время как в других – немахновских – уездах Полтавской губернии этот процент был значительно ниже. В Полтавском уезде он равнялся 63, в Хорольском уезде – 45, в Миргородском – 42, а во всех прочих ниже 40, давая в среднем по губернии без Константиноградского уезда цифру в 38 %. К тому же помещик в уездах, затронутых махновщиной, был владельцем главным образом крупных имений. Размер помещичьего имения в Константиноградском уезде равнялся в среднем 279 десятинам. В других же уездах он не поднимался выше 250 десятин, равняясь в среднем по губернии 194 десятинам. В Старобельском уезде Харьковской губернии процент помещичьей земли равнялся 21,7 % общинной земли, но помещик здесь также был владельцем крупных имений. Средний размер дворянского имения в этом уезде равнялся 806 десятинам, тогда как в прочих уездах губернии он не превышал 350 десятин (за исключением Волчанского уезда, где помещичье имение в среднем имело 716 десятин), равняясь в среднем по губернии 171 десятине. Такой же крупный размер имений был и у помещиков-разночинцев (то есть недворян) Старобельского уезда. Средний размер их землевладения равнялся 217 десятинам, в то время как во всех прочих уездах он не превышал 48 десятин (за исключением одного Изюмского уезда, где имение разночинца в среднем равнялось 117 десятинам). Таким образом, имение старобельского дворянина было почти в 6 раз больше имения его собрата в другом уезде, а имение разночинца – почти в 9 раз больше.

Эти крупные помещичьи имения вели такое же экстенсивное хозяйство, как и крестьяне. Часть имений обрабатывалась с помощью пришлых наемных рабочих, часть же сдавалась в аренду крестьянам. Арендные отношения между помещиком и крестьянином изучаемого нами района характеризуются большими остатками натурально-крепостнических форм. Так, например, при сдаче земли в аренду в Старобельском уезде в 1913 г. процент денежной аренды был значительно меньше, чем в других уездах, а процент издольной и других неденежных форм сдачи – значительно выше.

Соотношение между формами сдачи земли в аренду

В 1905 г. в Старобельском уезде натурально-крепостнические остатки в арендных отношениях являлись преобладающими. За деньги помещики сдавали 31,8 % площади, за отработки – 2,0 %, из доли – 61,5 %, смешанным способом – 4,7 %. Следующие цифры говорят о том, какие именно помещичьи хозяйства стремились сдавать землю на полукрепостнических условиях: за деньги сдавали 41,7 %, из доли – 46,3 %, смешанным способом – 4,8 %. Совершенно правы были авторы, производившие обследование, когда писали: «Сопоставляя число случаев с площадью данной земли, мы можем сделать заключение, что средний размер площади, приходящейся на одного владельца, больше при издольной и меньше при денежной аренде; и действительно, владелец сдает 115,6 десятины за деньги и 201,6 десятины из доли»[20]. Крупные владельцы сдавали землю главным образом за натуральные повинности.