Смешная история

Сергей Гарин

Смешная история

I

Есть люди, которых будить – сущее наказание. К таким принадлежал и присяжный поверенный Анатолий Васильевич Пашенный. Жил он, занимая роскошную квартиру на одной из фешенебельных улиц Петрограда, имел красавицу жену, двух обворожительных детей и собственный автомобиль. И, наряду с этим, страдал ужасным пороком: его было трудно добудиться.

Этот порок прошел красной нитью всей жизни Пашенного. В детстве его не мало наказывали за это и, даже лечили гипнозом, а в юношестве и в последующие годы он много терял из-за того, что когда до зарезу нужно было встать в известный час, – он всегда опаздывал.

В экстренных случаях, домашним Пашенного приходилось прибегать к всевозможным уловкам. Так, например, если Анатолию Васильевичу необходимо было попасть в суд к десяти утра, – с восьми часов жена, лакей Афанасий и еще кто-нибудь из домашних, уже стояли у постели адвоката, тормошили его, тянули за ноги, щекотали под мышками. Анатолий Васильевич мычал, брыкался, ругался последними словами и все порывался опять юркнуть под одеяло… Но одеяло уносили, подушку вырывали из-под головы, и только тогда Анатолий Васильевич спускал ноги с кровати, осовелым взглядом смотрел на окружающих, полчаса зевал и почесывался и, наконец, нехотя, одевался…

Он обращался к врачам. Те устраивали консилиумы, спорили и горячились, прописывали лекарства, холодные обтирания, моционы. Анатолий Васильевич добросовестно следовал их советам, но, по-прежнему, его было трудно добудиться…

II

Однажды, вернувшись из суда и сидя за обедом, Анатолий Васильевич сказал жене:

– Предлагают мне выгодное дело в Твери, но, кажется, придется отказаться. – Жена удивилась:

– Почему?

– Да, видишь ли; курьерский поезд приходит в Тверь около шести утра… Стоит он на станции всего четверть часа и я, конечно, просплю! А дело такое, что раз поверенный не выйдет в суде, – оно будет проиграно!

– А ты поезжай пассажирским, или почтовым!

– Оба они приходят позднее того часа, когда начинается заседание суда!

– Поезжай накануне!

Пашенный сделал гримасу.

– Ну, нет, слуга покорный! Ютиться полдня в скверной гостинице, питаться чёрт знает чем… Нет, лучше отказаться!

Жена надулась и сидела так минут пять, нервно барабаня пальцами по столу.

Наконец, сказала:

– Я все-таки не вижу серьезных причин для отказа от выгодного дела!..

Ты не маленький, наконец: ты интеллигентный человек и всегда можешь придумать способы проснуться вовремя! А, ведь, этак что же: сегодня откажешься… завтра откажешься! Так ты всю практику растеряешь! А у нас дети!

Пашенный перестал есть, сложил на груди руки и спокойно заметил:

– Великолепно! Так вот ты и укажи мне верный и радикальный способ проснуться вовремя! Что?.. Пасуешь?

Жена пожала плечами.

– Пожалуйста! Таких способов миллион!

– Например?

Сна усиленно начала думать, кусая губы.

– Да, вот, хоть бы такой… Ну, вот, например, проводник!

– Какой проводник?

Мысль сложилась в её голове в конкретную форму, и лицо стало веселее.

– Проводник вагона. Дай ему пять рублей и прикажи обязательно разбудить тебя в Твери! И можешь быть уверен: за пять рублей он тебя, хоть мёртвого, но выкинет на платформу этой станции!

Пашенный призадумался. Действительно, это был, кажется, самый радикальный способ оказаться в Твери, вовремя…

После обеда он позвонил по телефону новому клиенту и, таким образом, тверское дело было им на себя взято.

III

Стояла хорошая, сухая осень, с остатками последнего тёплого ветра, опадающими листьями в аллеях, и поздними гуляющими на улицах.

Пашенный, в дорожной шапочке и английском пальто-клёш, ехал с женой на автомобиле к курьерскому поезду, который отходил ровно в полночь. Купе первого класса было заказано еще накануне, и потому спешить особенно было незачем, но адвокату хотелось приехать пораньше, чтобы переговорить с проводником.

О том, что он проспит, не было уже разговору. Проснуться вовремя, при помощи проводника, казалось так естественно и надежно, что всякие опасения на этот счет отошли на задний план и стали смешными и ненужными страхами.

Громадный вокзал был похож на муравейник. В хаосе быстро мелькающих людей и вещей рождались звуки человеческих голосов, свистков паровозов, и скрипа багажных вагонеток. Люди сновали взад и вперед с озабоченными лицами, как будто ожидало их нечто такое, от чего зависела вся их будущая жизнь.

Попав на вокзал и оказавшись втянутым в водоворот суматохи и Пашенный вдруг стал ощущать робость перед тем, что его ожидает.

– Ты знаешь, – обратился он к жене, идя с ней под руку к перрону. – Меня все-таки берет страх!

– Какой?

– А вдруг я… просплю?

Жена освободила руку и остановилась.

– Ты меня прости, но ты… ты, ей-Богу, ненормален! Как? После того, что мы с тобой решили? Ты все еще сомневаешься?

– Сомневаюсь! – улыбнулся адвокат, – Вот, как на исповеди, говорю: сомневаюсь!

– Да в чем же? в чем?..

– В том, что вовремя встану!

– А проводник?

– А вдруг он меня не добудится?

Жена от души рассмеялась. Какой наивный её муж, совсем маленький мальчик! Сомневаться в том, чтобы здоровенный русский мужик – а он, конечно, мужик и, разумеется, здоровенный – да не разбудил такого щуплого, как её Анатоша! Нет, это забавно!

– Пойдем, пойдем! – схватила она снова мужа под руку. – Я тебе покажу с кем ты будешь иметь дело, и все сама устрою!

Синий лакированный вагон горел ярким внутренним огнем. Когда адвокат с женой вошли в коридор, в нем уже толпились пассажиры и носильщики. Проводник был тут же. Это был действительно рослый и видный детина, рыжий с веснушчатым лицом, удивительно глупым.

Жена слегка толкнула мужа и шепнула:

– Я тебе говорила… Ну, можешь быть вполне спокоен!..

Они отозвали проводника в сторону, и Пашенный спросил его:

– Вы, голубчик, проводник этого вагона?

Проводник стоял перед ними в той небрежной позе, в какой обыкновенно стоят люди, от которых многое зависит. Он не знал еще, что хотят от него эти господа, но чувствовал, что они в нем нуждаются.

– Проводник! – протянул он сквозь зубы. – А вам, собственно, чего?

В другое время эта поза и тон привели бы адвоката в негодование, но теперь Пашенный чувствовал, что ему нужен этот человек, и адвокат постарался придать своему голосу наивозможную нежность.

– Ага! Так вы проводник? Так вот вам, голубчик, от меня…

С ловкостью жонглера он всунул в ладонь проводника пять рублей. С такой же ловкостью тот принял эти деньги, и сейчас же они куда-то исчезли.

Теперь на лице проводника лежала приятная истома.

– Вас как зовут, голубчик? – вкрадчиво спросил адвокат.

– Петром, ваше… – он запнулся, молниеносно оглядел адвоката и добавил – превосходительство!

– Так вот, голубчик, Петр…Я еду до Твери… Мое купе – номер пятый!

– Слушаю-с!

– В котором часу мы будем в Твери?

– В пять, сорок пять!

– Превосходно! Но только меня обязательно нужно разбудить вовремя!

– Не сумлевайтесь! Разбудим!

– Барин очень плохо встает! – вмешалась жена адвоката. – Его очень трудно добудиться!

Проводник посмотрел на нее сбоку.

– Не сумлевайтесь, барыня, разбудим!

– Нет, нет, – продолжал адвокат. – Мы вам серьезно говорим: я очень туг на подъем… Поэтому, голубчик, вы со мной не стесняйтесь!

Жена опять вмешалась.

– Барин, может быть, даже будет ругаться. Не обращайте внимания!

– Может быть, даже драться буду! – сказал адвокат. – Вас это не должно остановить! Прямо: берите меня за шиворот, захватывайте мой портфель и выбрасывайте нас на платформу!

Проводник улыбался во все лицо. Ему начинали нравиться эти господа, говорившие так много о том, на что нужно всего несколько секунд.

– Да, говорю же вам, ваша милость, не сумлевайтесь! Можете спать так, как будто вы уже в Твери! Ей-Богу! То есть, так разбудим, что любо-дорого будет!..

Жена адвоката вынула свои пять рублей и дала их проводнику.

– А это вот от меня… чтобы я была тоже спокойна! Ну, Тоша, выйдем на платформу – сейчас второй звонок!

Когда поезд тронулся, адвокат стоял на площадке и посылал жене воздушные поцелуи. И, когда фигура жены слилась с огнями станции, он пошел в свое купе, быстро разделся, выкурил с наслаждением хорошую сигару и быстро уснул, убаюканный ритмическим бегом колес вагона…

IV

Проснулся он сам, неожиданно, увидев что-то страшное во сне. Минут пять лежал на спине, с открытыми глазами, плохо еще соображая, щурясь от сильного солнца, лучи которого врывались в умышленно не завешенное окно. И вдруг вскочил, выброшенный со своего места ужасными мыслями:

«Где же Тверь?.. Что же это значит?.. Почему такое солнце в такую рань?»

Заглянул в окно. Курьер бежал еще полями, но местность сильно напоминала ту, что ютятся обыкновенно около пригородов.

Пашенный почувствовал озноб. А что, если проводник не разбудил его, и они Тверь проехали?! Трясущимися руками он достал из-под подушки массивный золотой хронометр, взглянул и обомлел: было двадцать пять минут десятого!

Наскоро одевшись, Пашенный выбежал в коридор. Он был полон пассажиров, совершенно одетых. Заглянул в одно-другое купе: вещи у всех упакованы…

Решил проверить свои опасения и обратился к какому-то господину, меланхолично смотревшему в окно:

– Будьте любезны сказать: где мы сейчас находимся?

Господин лениво вскинул на адвоката глаза и процедил:

– К Москве подъезжаем.

Пашенного что-то ударило в голову. Он весь побагровел, кулаки судорожно сжались.

– Про-о-во-одни-ик!! – заревел он таким голосом, что пассажиры повысыпали из купе. – Подайте мне этого негодяя! Прооводни-ик, чёрт тебя возьми!..

Из своего отделения выскочил проводник. Он вытаращил глаза и раскрыл рот, а адвокат набросился на него, ругаясь на чем свет стоит, потрясая у лица проводника сжатыми кулаками…

– Как же вы смели не разбудить меня в Твери?! – вопил он на весь вагон. – Ведь, я же вам специально дал за это пять рублей! Моя жена вам дала тоже пять рублей! Ведь, вы же меня зарезали, понимаешь ли ты, осел?! – вдруг перешел он на «ты». – Каторжник ты этакий… негодяй! Что я буду теперь делать? – с отчаянием схватился он за голову.

И опять обрушился с руганью на проводника. Тот стоял, глупо улыбаясь, бессмысленно моргая глазами.

Наконец, один из пассажиров обратился к проводнику:

– Почему вы не отвечаете? Вас так ругают и спрашивают, почему вы не разбудили?. А вы молчите!..

Проводник снисходительно улыбнулся.

– Рази это ругань? – с сожалением протянул он. – Вот тот, которого я в Твери выбросил… тот дивствительно… ругался!.. Даже дрался… ей-Богу!.. А это рази ругань?!..

* * *

Поезд заметно убавил ход. В окнах замелькали здания; колеса подпрыгивали, проходя стрелки…

Пашенный уныло побрел в свое купе собирать вещи.