Год 1492-й: конец света или начало истории?

2. Хромая антропология

Что же еще может служить привязкой Киева на Днепре к ПВЛ? Еще Ярослав Мудрый. Это же его саркофаг находится в Софийском соборе, и антропологи подтвердили, что в нем кости летописного князя. Но присмотримся к этому саркофагу чуть повнимательней. На нем полностью отсутствуют надписи. Возможно, так и положено было хоронить князя в 11 веке, но как же нам теперь узнать, что это был князь, причем именно Ярослав?

Что же подтвердили антропологи? Саркофаг вскрыли в 1936 году. В нем находились перемешанные кости мужского и женского скелетов, а также несколько детских костей. Каких-либо предметов и остатков одежды в саркофаге не было. Пришлось предположить, что в саркофаге лежат еще и кости жены Ярослава Ирины, которая умерла на четыре года раньше мужа. Правда, других случаев парного захоронения в саркофаге русская история не знает. Да и ПВЛ пишет, что умерла Ирина в Новгороде, и до открытия саркофага в Киеве считалось, что похоронена она в Новгородской Софии, неподалеку от своего сына, строителя этого собора, Владимира Ярославича. Найденные в киевском саркофаге кости были отправлены в Ленинградский институт антропологии. Там установили: кости правой ноги мужского скелета были заметно тоньше, чем левой. Рентгеновские снимки показали компенсаторные изменения в строении таза здоровой левой ноги, связанные с хромотой. Это и позволило отождествить найденные останки с князем Ярославом. Ведь ПВЛ под 1016 годом сообщает, что воевода Святополка сказал о Ярославе: «Что придосте с хромъцемъ симъ?» (Больше ПВЛ нигде не упоминает ни о хромоте Ярослава, ни о том, что физический недостаток как-то мешал ему в ратных подвигах, и новгородский воевода вполне мог выразиться метафорически). Но даже если летописный Ярослав был действительно хром? Согласно антропологам, скелет принадлежал мужчине в возрасте 60–70 лет. Посмотрите вокруг – разве мало людей этого возраста ходят, прихрамывая, с палочкой? А тем более, была ли хромота в преклонном возрасте редка в средние века, когда условия жизни были гораздо тяжелее? Я думаю, что доля хромых средневековых киевлян преклонного возраста вполне могла превышать 50 %, и отождествление скелета из саркофага с Ярославом ничуть не более надежно, чем следующий вывод: В саркофаге лежит блондин (брюнет) – и Ярослав был блондином (брюнетом), значит, в саркофаге Ярослав.

3. Галицкий сиквел

Попутно поделимся еще одной забавной историей, имеющей отношение к нашей теме. Ярослав Пастернак родился в 1892-ом году неподалеку от Львова. Изучал филологию и археологию во Львовском университете. В 1939–41 годах заведовал кафедрой археологии университета в уже советском Львове. В 1934–41 годах он проводил раскопки в селе Крылос нынешней Ивано-Франковской области Украины. Собственно, раскопки Пастернака и считаются доказательством того, что на этом месте находился Галич – столица князя Данилы, прозванного Галицким. Крылос для раскопок Пастернак, вероятно, выбрал потому, что на Крылоской горе находились остатки городища, а самая вершина горы была увенчана курганом. И вот в 1937 году в Крылосе Я. Пастернак находит фундамент собора, а за его пределами саркофаг – без всяких надписей, и обломки костей. Пастернак сразу сделал вывод, что это кости Ярослава Осмомысла, а Крылос – это Галич, столица галицко-волынской Руси. (О Ярославе Осмомысле мы узнали благодаря «Слову о полке Игоревом» и Галицко-волынской летописи, которую чудесным образом в 1814 году нашел в Ипатьевском монастыре под Костромой Карамзин). Потом случилась война, Пастернак в 44-м оказывается в Германии, а затем перебирается в Канаду. Останки «Осмомысла» затерялись. И вдруг осенью 1991 года в крипте Львовского собора Святого Юра галицкие археологи обнаружили деревянный ящик с человеческими костями и бутылку, в которой находилось письмо Я. Пастернака: «Заявляю честным словом ученого, что приложенные к этому письму кости – комплектный скелет старшего мужчины – являются теми самыми, которые я нашел среди фундаментов княжей Галицкой катедры в Крилосе. Это тленные останки галицкого князя Ярослава Осмомысла, умершего в 1187 году…» Проведенная криминалистическая экспертиза подтвердила достоверность… почерка Пастернака. После этого началось тщательное изучение останков.

По аналогии с исследованием костей «Ярослава Мудрого» была развита следующая логико-антропологическая процедура: на костях из «сундучка Пастернака» поискали и тоже обнаружили деформацию тазобедренного сустава. Изучение летописей позволило сделать вывод, что Ярослав Осмомысл избегал физических нагрузок – сам не ходил в военные походы, а посылал «доверенных бояр». А раз – следите за логикой – в походы не ходил, значит, однозначно был хромым, а не страдал, скажем, диареей. Значит, это кости Ярослава Осмомысла, тем более, что и кости Ярослава Мудрого из Киева «хромые», а значит – это генетическое заболевание, передавашееся Рюриковичам. (То есть все хромые – рюриковичи. Я бы добавил еще один аргумент: Осмомысл тоже означает Мудрый – мудрость у Рюриковичей тоже передавалась по наследству). А, значит, Крылос – это Галич, а Галичина – Галицкая Русь. Думаете, это шутка? Нет, за свой «синтетический историко-антропологический метод» исследователь получил степень кандидата медицинских наук. Такая вот хромая наука.

Добавим, что на месте якобы «крупнейшего центра» – столицы Галицкой Руси города Галича находится, как мы уже упомянули, небольшое село Крылос. Сам город был якобы «перенесен» в неизвестном направлении. Но города не появляются по прихоти князей или королей. Повторим: они возникают либо на торговых путях – их перекрестках или в удобном для стоянки месте – либо вблизи залежей полезных ископаемых. Ни того, ни другого на месте села Крылос нет. Нет и никаких следов большого города.

4. Сколько куполов у киевской Софии?

– Но ведь в Софийском соборе есть фреска с изображением семьи Ярослава Мудрого, – скажешь ты, читатель.

История, связанная с отождествлением фрески Софийского собора с семейством Ярослава Мудрого такова. В 1908 году в «Трудах XIII археологического съезда в Екатеринославе, 1905 г.» Я. И Смирнов опубликовал материал «Рисунки Киева 1651 г. по копиям их конца XVIII в». Копии эти Смирнов обнаружил в библиотеке Петербургской академии художеств. Судя по подписям на рисунках, принадлежали они голландцу Абрагаму ван Вестерфильду. Среди них находился рисунок фрески из Софиевского собора. По мнению Я. И. Смирнова на этой фреске была изображена семья Ярослава Мудрого, в том числе и он сам, держащий в руках модель построенного им Софийского собора. На самом рисунке никаких надписей нет, соответственно, нет и никаких указаний о связи с Ярославом Мудрым. Более того, и человек, держащий в руках модель храма, и стоящий справа от него другой человек, которого принять отождествлять с Владимиром Великим, изображены в царских коронах. Но ведь и Владимир, и Ярослав были не царями, а князьями. Да и храм в руках пятикупольный, а не тринадцатикупольный, как Софийский собор. Логичнее предположить, что на фреске изображены царь Давид и строитель Иерусалимского храма царь Соломон. Именно в таких по форме коронах изображаются на русских иконах Давид и Соломон. Именно пятиконечный храм держит в руках Соломон на иконе церкви Преображения в Кижах. Но, так или иначе, никаких подтверждений того, что на рисунке изображен Ярослав Мудрый, не существует. В самом же соборе эта фреска не сохранилась. Остатки изображенной Вестерфильдом фрески отыскали под фигурами великомучениц Веры, Надежды, Любви и Софии. Обнаружились четыре женские фигуры, контуры которых, совпадали с контурами мужских фигур на рисунке голландца. Предоставляем сторонникам традиционного взгляда на Киевскую Русь разбираться в том, что все это может означать. И каким образом из всего этого можно извлечь имя Ярослава Мудрого.

5. Айя-София или Сан-Антонио?

– А сам Софийский собор? – скажешь ты, читатель. – Ведь он построен в 11 веке. Огромный по тем временам. Явно столичный.

А, собственно, откуда, кроме ПВЛ, известна эта дата? Мы знаем другую: «В конце XVII в. – 1707 г. собор был перестроен и приобрёл формы украинского барокко» (БСЭ). В «Триоди», изданной во Львове в 1642 году, в посвящении Петру Могиле говорится: «Церковь Св. Софии в богоспасаемом граде Киеве негдысь от святые памяти княжати и самодержца всея России Ярослава сбудованую и на приклад всему свету выставленную, преосвященство ваше в руинах уже будучую знову реставровал и до першей оздобы коштом своим старанем своим привел, а до того и внутрь розмаитыми иноками святых Божиих и апаратами церковными дивно ириоздобил». (Н. И. Костомаров Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей). Слово руины происходит от латинского ruere – падать. То есть Могила явно возводил стены заново.

Часто приходится слышать, что киевская София выстроена по образу константинопольской Айя Софии. Начнем с того, что Айя София по размерам в два – два с половиной раза больше Софии Киевской: «в плане Айя София представляет собой продолговатый четырёхугольник 75, 6 м длины и 68, 4 м ширины с куполом 30 м в диаметре, вершина которого отстоит на 51 м от пола». Такая значительная разница в размерах требует других конструкционных решений. Простого подобия тут быть не может. Более того, константинопольская София – это трехнефная базилика, то есть состоит из трех вытянутых в одном направлении и разделенных колоннами отсеков – нефов. У нее два купола разных размеров. Киевская же София – пятинефный крестовокупольный храм с крестообразным внутренним помещением. Считается, что при постройке у нее было тринадцать глав. (Сейчас, после перестроек, девятнадцать). Считается, что у этих архитектурных форм даже разное происхождение: базилика восходит к царскому дворцу, а крестовокупольный храм – к христианской крестильне. Во всяком случае, никак не выходит представить константинопольскую Айя Софию в качестве прямой предшественницы Софии Киевской и таким образом подтвердить принятую датировку последней.

– Ну, хорошо, – скажешь ты, читатель, – пусть образец – не Царьградская София, но пятинефные крестовокупольные соборы строились в Византии в средневизантийский период, то есть как раз в 10–11 веках.

Но ведь византийские храмы такого типа гораздо меньше Киевской Софии. Трудно предположить, что в своей столице византийские мастера строили скромные сооружения, а в далеком провинциальном Киеве решили отгрохать крупное здание. И, опять же, разница в размерах «в разы», как правило, связана с применением других конструкционных решений. Логичней предположить, что Киевская София построена значительно позже, когда увеличить размер позволило развитие строительных технологий. Да и глава у тех византийских храмов была обычно одна, или, что реже, глав было пять. Есть и другие значительные различия в архитектуре, о которых подробно пишет Н. И. Брунов в статье «Киевская София – древнейший памятник русской каменной архитектуры» (ВВ, 1950, Т. 3. разд. V Отличие Киевской Софии от архитектуры Константинополя) В частности, он отмечает: «византийские барабаны куполов обычно расставлены широко и свободно, каждый из них отчетливо отделяется от соседнего и представляет собой самостоятельный объем. Барабаны Киевской Софии тесно прижаты друг к другу: они сливаются в один общий, очень компактный пирамидальный массив». Нет, напрямую возвести киевскую Софию к византийским образцам не удается.

Может быть поискать прототипы в другой стороне и в другое время? На службе у киевского митрополита Петра Могилы находился архитектор Оттавио (или Октавиано) Манчини из Болоньи, который с 1633 по 1640 годы занимался «реставрацией» собора (Киiв: Энциклопедичный довiдник За ред. А. В. Кудрицького. К., 1981. с. 564). Не мог ли он в родной Италии отыскать образцы для «восстановления» или вернее постройки заново киевской Софии? Вот знаменитая базилика Сан-Антонио в Падуе (см. рис): «Ее массивные купола напоминают купола собора святого Марка в Венеции, тогда как растянутый западный фасад, восьмигранные башенки и стиль кирпичной кладки восходят к традициям ломбардской романики. В плане здания и в оформлении интерьера византийские элементы сочетаются с аквитанскими (крестово-купольная планировка и купольное перекрытие центрального нефа)» (Готика. Архитектура. Скульптура. Живопись Под редакцией Р. Томана. Konemann, 2000, с. 247). Куполов семь (в киевской Софии основных – больших – тоже семь). Расположены они несколько по-другому, чем в Софии, но также «барабаны… тесно прижаты друг к другу: они сливаются в один общий, очень компактный пирамидальный массив». По фотографии определим размеры Сан-Антонио: примерно 20×40 метров, высота – около 30. Киевская София: «длина собора без галерей 29, 5 м, ширина – 29, 3. Высота до вершины главного купола 28, 6 м». Эта падуанская церковь, без сомнения, гораздо ближе к киевской Софии, чем византийские храмы. Отличие в том, что у Сан-Антонио три, а не пять нефов. Но пять нефов у крестовокупольного Пизанского собора или у базилики Сан-Петронио в родной для Манчини Болонье. Оттавио Манчини вполне мог по желанию заказчика спроектировать пятинефный крестовокупольный храм – святую Софию киевскую. Знакомства со средневизантийским зодчествои ему для этого совсем не требовалось.

Остается еще вопрос о знаменитых мозаиках киевской Софии (которые чудесным образом уцелели при всех разрушениях храма). Они-то уж явно напоминают мозаики Айя Софии. Да, но точно так же и мозаики того же пизанского собора, или собора святого Марка в Венеции, или собора Рождества Богородицы в Палермо. За образцами мозаик для киевской Софии можно было не отправляться в Византию. Петру Могиле вполне могли помочь итальянские специалисты.

6. Петр Могила – первый русский археолог

Киевский митрополит Петр Могила, помимо «восстановления» святой Софии, известен еще и как первый киевский археолог. именно ему принадлежит честь находки останков самого Владимира Святого: «В 1636 г. митрополит Петр Могила, осматривая окрестности Десятинной церкви, разоренной Батыем, велел глубже раскопать примеченную им яму, и нашел два мраморные гроба, в которых, по свидетельству надписей, лежали кости св. Владимира и супруги его, греческой царевны анны. Митрополит взял только главу великого князя; сперва положил ее в церкви Преображения господня, а потом (того же 1636 г.) в великой Киево-печерской церкви, где она поныне находится в серебряной раке, при алтаре придела св. архангела Михаила под серебряною иконою князя, во весь рост сделанною в 1825 г. – К сожалению, неизвестно место, где скрываются сии священные гробницы» (Словарь исторический о святых, прославленных в Российской Церкви, и о некоторых подвижниках благочестия, местно чтимых типография II Отделения Собственной Е.и.В. Канцелярии, СПБ, 1862, Владимир). Более современный комментарий таков: «В 1632–36 гг. в Киеве при разборе руин были обнаружены старые саркофаги, принятые митрополитом Петром Могилой за погребения Владимира и анны, а затем после извлечения останков закопаны вновь. идентификация гробницы (или гробниц) была произведена по надписи, которая, Однако явно позднего происхождения и содержит фактические противоречия (датировка от Рождества Христова и т. п.). Место погребения было заново раскопано н. Е. Ефимовым в 1826, действительно были найдены саркофаги, но не соответствующие описанию XVII века. Останки (мощи), извлечённые из захоронения, были розданы в киевские и московский соборы и к настоящему времени оказались утрачены. Современные исследователи сомневаются в том, что это действительно были раки Владимира и анны» (Православная энциклопедия, т. 8 Церковно-научный центр РПЦ «Православная энциклопедия», 2004, С. 690–718).

Митрополит Петр похож на тех современных археологов, которым скучно раскапывать безымянные курганы и которые так и норовят объявить каждый второй «гробницей Александра Македонского». Петр же Могила энергично взялся за «реставрацию» славы древнего Киева. По всей видимости, это при нем в Киево-Печерской лавре и созданной им академии начал писаться киевский Синопсис, впервые изданный в 1674 году и излагавший в сжатом виде историю Киевской Руси на Днепре. (Автором Синопсиса Петра Могилу называет Татищев. Сейчас, правда, считается, что в 1674 году Петр Могила уже умер и Синопсис печатался при архимандрите Гизеле). Мощи великого киевского князя – крестителя Древней Руси были Петру Могиле абсолютно необходимы. И они не преминули счастливо найтись. О постройке Десятинной церкви князем Владимиром и о том, что в ней он и погребен, как раз сообщал Синопсис. В очередной раз мы видим блестящее подтверждение литературных данных археологическими исследованиями. Грустная шутка.

Итак, в «отреставрированном» Петром Могилой софийском соборе красовался безымянный саркофаг с перемешанными костями нескольких людей, приписываемый Ярославу Мудрому. Саркофаги святого Владимира и Анны Петр Могила счастливо обнаружил на руинах того, что он называл Десятинной церковью. На этом месте археологами 19, 20 и 21 веков действительно раскопаны какие-то фундаменты, вернее, фрагменты фундаментов, и ведутся дискуссии, к какому времени тот или иной фрагмент кладки относится. В любом случае, вряд ли можно извлечь из этих кирпичей какие-либо подтверждения существования летописной Киевской Руси. А вот упомянутые в ПВЛ киевские церкви святой Ирины и святого Георгия – где они? С ними совершенно произвольно отождествляют найденные остатки фундаментов. Собственно, нельзя даже сказать, что это остатки фундаментов именно храма. Вот результаты обследования такого фрагмента якобы храма св. Георгия при рытье котлована в 1937 году: «Фундамент представлял мощный, широкий массив, занимавший почти всю площадь круглого котлована диаметром 11, 35 м. Трудно сказать, под какой частью церковного здания он мог быть сделан».

Не трудно догадаться, откуда вообще появились эти фантомные храмы – они перекочевали в ПВЛ из описаний Константинополя. Именно там находятся реальные храмы св. Ирины и св. Георгия. В том же Константинополе стоят и Золотые ворота – триумфальная арка императора Феодосия, впоследствии включенная в периметр крепостной стены.

7. Куда делись валы?

Зададим следующий вопрос: а где же мощные киевские стены, о которые разбивались набеги печенегов? Где стены, которые штурмовали при помощи осадных орудий монголо-татарские орды? Они были деревянные и сгорели? А башни? Башни тоже были деревянные? Строя кирпичные храмы, киевские князья не озаботились постройкой кирпичных стен и башен? О, святая простота! Хорошо – стены и башни были деревянные. А где остатки валов? Где эти так внушительно выглядящие в писаниях современных историков «мощные укрепления – рвы и земляные валы высотой 16 м и шириной 9–13 м в основании»? Подобные валы прекрасно сохранились в подмосковных Звенигороде и Дмитрове, в Переславле-Залесском и Юрьеве-Польском. (Оттуда их размеры и перекочевали в современные описания валов древнего Киева). Отчего же таких валов не осталось в Киеве? Предлагается такое объяснение: город расширялся и древние киевляне срывали одно кольцо валов и строили другое – пошире. И так несколько раз. Н-да… Все же трудно представить, что древние киевляне были столь же наивны, как некоторые современные интерпретаторы, и срывали уже существующую добавочную линию укреплений. Но пусть срывали, а где же самое последнее третье кольцо валов? Говорят, что их срыли в 19 веке при прокладке новых улиц и благоустройстве города. Но что это были за срытые валы?

Вот описание Киева из книги Сигизмунда Герберштейна «Московия» (Базель, 1556 г.): «…Киев, древняя столица Руссии. Великолепное и подлинно царственное величие этого города явны в его развалинах и руинах его памятников И поныне еще на соседних горах видны остатки заброшенных храмов и монастырей, а, кроме того, в них очень древние гробницы с телам не тронутыми тлением». Где же здесь мощные валы? А ведь Герберштейн в первой части своей книги как раз и рассказывал историю древней Киевской Руси. Упоминание валов ему бы очень подошло. Но, увы! Или вот трактат Михаила Литвина «О нравах татар, литовцев и москвитян» (1615 г.): «Есть у нас славная крепость и град Киев. Она, однако как и прочие, запущена… Она (Киевщина) была владением князей Руссии и Московии; в ней они также приняли христианство; и ныне в ней есть величественные старинные церкви (basilicas), воздвигнутые из полированного мрамора и прочих заморских материалов, крытые свинцом, медью, а также позолоченными пластинами. Есть и весьма богатые монастыри, особенно тот, что посвящен Благой Деве Марии. Он хранит в своих подземельях и подземных ходах многие гробницы, в которых лежат нетленные иссохшие останки…» Опять нет упоминания мощных валов. А ведь чуть раньше, при описании «давно покинутого» города Торговицы, расположенного на Киевщине, Литвин сообщает об «остатках мощных стен». О Киеве же, наоборот, добавляет: «жители его не защищены от татар, нападающих на границы его из засад».

– Но ведь Боплан, – скажешь мне ты. читатель, – в своем «Описании Украины» (1660 г.) свидетельствует: «Киев, называемый некогда Кизовией, был одним из древнейших городов Европы, как о том свидетельствуют остатки древностей, а именно: высота и ширина укреплений, глубина его рвов, развалины храмов и старинные гробницы многих князей, которые там погребены. Из его храмов сохранилось в целости только два: св. Софии и св. Михаила; от всех же прочих остались только одни развалины…»

Но давай, читатель, заглянем в «Краткое описание Киева, содержащее историческую перечень сего города, так же показание достопамятностей и древностей оного, собранное надворным советником Максимом Берлинским» (СПб, 1820): «Старо-киевская крепость, во время второй кампании Хмельницкого (1651 г.), князем Радзивиллом приведена в некоторое оборонительное состояние. Скоро потом первым российским воеводой в Киеве, князем Куракиным, распространена и исправлена. При случае взятия Чигирина турками (1678.) главнокомандующий запасным корпусом князь Черкасский еще прибавил к старому Киеву больше пространства, оградив его земляным валом и в то же время сделаны по его приказанию козаками около Печерской лавры некоторые укрепления. Сия старая фортификация не могла бы стоять против новой тактики Карла XII, по чему Петр Великий устроил на выгодном положении Киево-Печерскую крепость. Старокиевская еще возобновлена была во время Турецкой войны графом фон Минихом, и соединена с Печерскою ретраншаментами, а с Подолом палисадником. После сего укрепления стараго Киева совсем оставлены а в 1812 году некоторые валы ея срыты» (с. 25–27). Вот откуда в промежутке между Литвином и Бопланом появились упомянутые последним киевские укрепления. Вот какие укрепления были срыты в 19 веке, оставив простор для рассказов о «мощных валах древнего Киева». Об этих древних укреплениях порой что-то туманное говорит и Максим Берлинский, но тут же сообщает: «Нынешний Киев не похож на прежний… Все изменилось и кроме древнего имени все в нем новое… Все древнее истерто и изглажено прежними веками». Зато какое при этом открывается поле для фантазии!

До 1982 года в Киеве существовало сооружение, которое называли киевскими Золотыми воротами. Это невнятное кирпичное строение можно было назвать чем угодно. Но вот что о нем пишет в «Кратком описании…» М. Берлинский: «По изустным и письменным преданиям, сей выезд из города всегда в старину (16 и 17 века) назывался и теперь называется Золотыми воротами. Существовавшие до 1799 года на сем месте каменные обыкновенные ворота были сделаны при новом устроении крепости во время Миниха» – то есть в 1736–1737 годах. До наших дней дошло то, что было произведено после 1799 года. Та позорная «реставрация» 1982 года, которая сегодня красуется на этом месте – одного поля ягода со «счастливыми» находками Петра Могилы.

8. Пряслица на сдачу

Задумаемся о названии Десятинная церковь. Вот что пишут Киевский Синопсис и ПВЛ: Владимир «даде ей от имения своего Царскаго и от всех градов Государства своего повеле даяти десятину». А каким образом исчислялась эта десятина?

– То есть? – удивишься ты, читатель.

То есть для этого нужно развитое денежное обращение. Понятие «десятина» предполагает наличие развитой денежной системы с монетами различного достоинства. Как иначе можно объяснить земледельцу, что такое десятая часть от его дохода? Разложив выкопанную им репу на десять равных кучек? Или отобрав у него одну десятую часть коровы? А у купца – одну десятую часть судна? Может, в этом и состояла причина печального конфликта князя Игоря с древлянами – ему не удалось внятно растолковать им особенности применения десятеричной системы при сборе дани? И тут нас поджидает неожиданность: у мощной державы на Днепре не было собственной валюты. Хотя монеты, говорят, были: «златники» и «сребреники». Названия эти придумали нумизматы в XIX в. Слово «сребреники» они отыскали в ПВЛ под 1115 годом, где рассказывается о том, как Владимир Мономах при перенесении мощей Бориса и Глеба, чтобы пройти через толпу перед церковью «повеле… режючи паволокы, орници, бель розметати народу овъ же сребреникы метати людемъ, силно налегшимъ…» («И повелел Владимир, нарезав на куски паволоки и шерстяные ткани, разбрасывать народу а также беличьи шкурки, другим же <велел> бросать серебряные монеты напиравшим людям…) Из текста, правда, прямо не следует, что сребреники – это непременно серебряные монеты.