Троглобионт

– Гитару-то, зачем принес?

– Лейтенант приказал. Вы гуляете – он за главного, не могу не подчиниться, – произнес прапорщик с набитым ртом.

– Правильно приказал, – это уже говорил генерал, – Егор Ростиславович, сыграй нам, пожалуйста…

– Он Бетховена на гитаре играет, я слышала… так здорово, – Ольга раскраснелась от выпитого, глаза её сверкали, – сыграй Лунную…

– Ну, Бетховен – это, конечно, хорошо, но уже без меня, – генерал посмотрел на часы, – Спой про Кавказ, пожалуйста, не в службу, как говорится…

Егор не заставил себя долго упрашивать. Он взял гитару, провел по струнам, подправил немного настройку, хотя аккорд и так звучал вроде безукоризненно и сразу запел:

Любимая, здравствуй.Пока всё в порядке.Я жив и здоров (правда, грязный слегка).Попали в засаду. Как репы на грядке.Сидим у дороги. Живые пока.На память осталась планшетка комбата,Попорченный пулей бронежилет,Граната в подствольнике автоматаИ восемь раздавленных сигарет.В лощине деревня дымит, догорая,И Солнце в дыму словно медный алтын.Мне мало осталось – прости, дорогая…И может, простит меня будущий сын.Кто враг и кто друг я уже и не знаю.Вон тот, бородатый, по школе знаком…Но русская форма на мне, дорогая,Сейчас я себе и комбат и Главком.Имею в резерве: планшетку комбата,Попорченный пулей бронежилет,Гранату в подствольнике автоматаИ семь недокуренных сигарет.Прорваться к своим бы с вечерней зарею.Нам лишь проскочить вон за тот косогор…Письмо это вместе с планшеткой зароюВ пропитанной кровью земле этих гор.

Генерал слушал очень серьезно и, когда песня закончилась, он встал.

– Я хочу, чтоб вы знали: в девяностые годы я служил на Кавказе. Тогда только появилась граница с Грузией – организовано все было плохо… да, что там говорить – бардак полный, ну, и… попали мы в окружение. Из оружия, кроме автоматов и пистолетов ничего… окопались, конечно, ведем бой, а чечены головы поднять не дают. Ну, думаю, кончилась моя карьера… и людей всех положу… Но тут, откуда ни возьмись, лейтенантик молодой со взводом десантников часа за полтора всю блокаду снял и почти без потерь… а пресса наша тогда писала, что мы воевать не умеем, Бог им судья… Да… так вот подходит ко мне этот лейтенант, представляется – лейтенант Градов Егор Ростиславович. Я его с тех пор так по имени-отчеству и зову. Спасибо тебе Егор… и за песню тоже, но тост мой последний на сегодня не за тебя, а за тех, кого мы потеряли… кого сегодня с нами нет.

Все встали и выпили молча.

– Ну, всё, – генерал опять посмотрел на часы, – мне пора ехать.

– А баня?

– В следующий раз. Отдыхайте – без начальства свободней будет.

Вся компания, не садясь, отправилась провожать генерала до машины. Его водитель, как чувствовал, уже завел мотор. Как все грамотные генеральские водители, поел он раньше всех, успел проведать знакомых на заставе, поспать под музыку автомобильного приемника и, сейчас изображал из себя серьезного спеца, готового ехать хоть во Владивосток.

После проводов народ разбрелся по естественным надобностям. К столу вернулись только Игорь и Егор. Сели на свои места – друг напротив друга. Игорь спросил:

– Ничего, что мы тут гуляем? Солдат в смущенье не введем?

– Ничего… там есть, кому службу нести, да и домик на отшибе специально, чтоб не слышно было, – ответил Егор и налил водки.

В это время у беседки появились лейтенант Павлов и сержант Ерохин. Егор сердито обернулся к ним.

– А вы чего здесь? Легки на помине… а кто службу нести будет?

– Казак вернулся – нас отпустил. И вообще, – лейтенант подтянулся и приложил руку к виску, – Товарищ капитан, за время вашей гулянки никаких происшествий…

– Садись, шут гороховый, шашлык сами себе жарьте, или пока вон салаты берите, рыбу…

– Может, в баньку сразу, товарищ капитан, – вмешался Ерохин, – а потом уж поедим и… того…

– Как хотите, – Егор опрокинул в рот стопку и взял гитару. В это время он услышал около своего уха шепот:

– Ты у генерала дома был? – шептал, как выяснилось, майор Мишкин.

– Нет, конечно, а что? – Егор ответил громко, но майор продолжал змеиным шепотком:

– А ты хоть знаешь, с кем ты вчера так шикарно удалился из кафе?

– Нет, да я и не…

– Я так и подумал, что не знаешь – это жена генерала! Он только зимой женился, никому её не показывает – майор прекратил шептать и добавил уже в голос, – я ничего не видел и нем, как семга… соленая.

Как говорят в таких случаях, ни один мускул не дрогнул на лице капитана, но его внутренний голос в это время кричал: «Ни хрена себе? Вот это дела!». Чтобы как-то привести в соответствие внутренне с внешним, Егор резко ударил по струнам и под разухабистый веселый мотивчик тихо проорал следующий текст:

На злую судьбу нам не следует злиться.За нашей спиной улыбается Бог —Злодейка судьба приказала родитьсяВ чудесной стране дураков и дорог.Мы глупостью нашей привыкли гордиться.Нас Дурость водила дорогой Побед.Умом и богатством блистать не годится,Дурацкая рожа – страховка от бед.Под клюквой развесистой – сладкие думыИ двери заветные все без замковУ Буратино в «Стране Дураков».

Закончив петь, он уже был спокоен, решив, что теперь не время предаваться эмоциям. Разобраться во всем можно будет потом, и даже морду набить майору сейчас нельзя – выдашь себя с головой, поэтому он произнес совершенно спокойным, но громким голосом, чтобы слышали все:

– Предлагается баня, – и уже персонально для Энн, – Вы видели в Америке «черную» баню?

– Я хожу в сауну, в фитнес-центре…

– Черная баня – это не сауна… это экзотика, почище салата Оливье. Баню «по-черному» даже в России не вдруг встретишь. Идем смотреть? Пойдемте все!

Когда они обошли дом с другой стороны, взглядам открылась баня и непосвященные заойкали:

– Пожар, ой… горим!

Непосвященными были москвичи и Энн. Остальные смеялись, довольные, произведенным эффектом. Небольшой сруб бани был, действительно, затянут дымом. Дым шел из-под конька, из окна и из открытой настежь двери. Егор, не оборачиваясь, скомандовал:

– Ерохин!

– Я!

– Вперед!

– Есть!

Сержант выбежал вперед, сноровисто схватил небольшое ведро, висевшее на пожарном щите, зачерпнул воды из кадушки, стоявшей рядом с дверью, и исчез в дыму. Прошло совсем немного времени и баня, будто бы взорвалась – дым из двери, как из пушки вышибло. Еще чуть позже появился мокрый Ерохин и закрыл за собой дверь.

Порешили первыми запустить мужчин – женщины подождут, пока в бане станет попрохладней, и займутся пока обустройством ночлега и своими делами. Тамара провела Энн и Ольгу в дом, показала им их комнаты, но задерживаться там женщины не стали – Энн взяла картонный чемоданчик с ручкой и они с Ольгой ушли к озеру.

На пристани Энн распечатала чемоданчик: там оказались четыре одинаковых черных кубика. Энн вытащила один и подготовила его к работе. Это был правильный кубик со стороной, примерно, в двадцать сантиметров, на одной его грани имелось прозрачное окошко, через которое виднелся двухцветный шарик. Кубик можно было крутить, как угодно, но красная сторона шарика оставалась направленной на озеро. И, все-таки, кубик имел верх и низ: снизу Энн пристегнула карабином небольшой груз на прочном нейлоновом шнурке, а сверху вытащила такую же черную как кубик антенну. Энн подошла к краю помоста и, держа эту конструкцию за кончик антенны, опустила в воду. Груз лег на дно, когда кубик еще не достал до воды. Энн вынула все обратно, сделала петлю – на карабине имелся для этого специальный зажим – и снова отпустила в воду. На поверхности осталась только часть антенны.

Не спеша, гуляя по берегу, за разговорами, они поставили остальные датчики на расстоянии не менее полукилометра друг от друга.

Когда Энн и Ольга вернулись, мужчины только что вышли из бани, все с одинаково красными физиономиями и каплями пота на лбу. Один майор выделялся – лицо у него не равномерно окрасилось, а крупными красными пятнами. Тамара уже ждала дам со свежим бельем в руках. Ольга пыталась поломаться, но Тамара властной рукой прекратила её сомнения, сопротивляться Тамаре было бесполезно.

Энн читала много русских книг и, в целом, представляла себе этот вид национального самоистязания, но в настоящей деревенской бане, естественно, не была. Она входила с опаской и, в отличие от Ольги, не стукнулась головой о косяк. Копна светлых Ольгиных волос смягчила удар. Тамара потрепала Ольгу по голове, пообещав, что до свадьбы всё заживет.

Места в предбаннике было вполне достаточно, светло и пахло весело – вениками, смолой, чистой водой и еще много чем, что, смешиваясь, создавало неповторимую прелесть. Энн не воспользовалась вешалкой, а аккуратно сложила свои вещи на скамью, сверху пристроила очки, не доверяя чистоте стен, где располагались вешалки (это она еще не видела, какие стены внутри). Тамара скинула одежду быстро и уже стояла возле двери в парную, ожидая остальных. Она радостно улыбалась, поигрывая веником. Глядя на неё, действительно хотелось улыбаться, – «Кустодиев отдыхает», – подумала Энн. В Тамаре все было мощным, круглым и упругим, с перевязочками, как у младенца. Ольга, рядом с ней, хотя тоже была не маленькая, смотрелась чахоточной. Ощущение болезненности возникало из-за излишне белой кожи, с розовым следом от резинки на поясе; хотя, на самом деле, Ольга выглядела бы совсем красавицей, если бы не излишне отвисшие груди. Энн со своими грудками и едва намеченной линией попы показалась себе рядом с ними ребенком.

– Ну… готовы? Полотенцы взяли? Пошли! Только наклоняйтесь ниже, а то совсем головы расшибете, – Тамара пропустила гостей вперед, потом зашла сама.

Наклонившись вперед, Энн переступила порог парилки и, как будто нырнула в какую-то теплую, влажную субстанцию. Это была еще не вода, но уже и не воздух.

Внутри бани висели два герметичных светильника с сильными лампами, но их свет как бы пропадал в пространстве – стены были совершенно черными от копоти и поглощали свет. Справа от входа помещался очаг – внушительное сооружение из круглых камней с большим котлом горячей воды. Трубы не было никакой, поэтому стало понятно, почему баня так странно дымилась. Прямо по ходу находилось многоярусная конструкция полков, такая же закопченная, как и всё здесь. Тамара залила веники крутым кипятком, и они сразу зашлись ароматным паром. Энн и Ольга остановились в нерешительности, не зная, что делать дальше.

– Забирайтесь на полки – я вас попарю.

– Здесь грязно, – Ольга брезгливо провела пальцами по скамье, пальцы её стали черными.

– Это не грязь – сажа. Отмоется, да и полотенцы-то вам зачем? Подстелите. Ложитесь ногами к очагу… вот так.

Кое-как устроились. Ложиться на самый верх Ольга категорически отказалась – Энн рискнула. Всё это оказалось не так страшно, как представлялось заранее: и не так жарко и не так душно, во всяком случае, в фитнес-центровской сауне дышать было труднее. Тамара потихоньку начала поддавать пару. Энн, лежавшая с закрытыми глазами, слышала фырканье камней и чувствовала накатывающийся волнами жар. Потом пошел веник: от ступней всё выше и выше, особо по пояснице, как следует между лопатками.

– Ой, а худющая-то какая! Вас там, в Америках ваших не кормят совсем… то ли дело Оля… тоже могла бы быть посправней, но ничего… – Тамара охаживала их двумя вениками одновременно, сначала бережно, потом более основательно. Паримые сначала тихо повизгивали, потом запросили пощады. Тамара вывела их из бани.

– Да, идите же! Никто вас тут не съест. Пока мы в бане, мужики сюда не пойдут.

Когда две дамы осторожно выбрались на травку, Тамара окатила их из ведра холодной водой. Они взвизгнули для приличия, потому что холода не почувствовали, ни та, ни другая. Зато войти опять в парилку после холодной воды – одно удовольствие, кожа поет каждой своей клеточкой. На втором заходе они вдвоем парили Тамару – недопарили, сбежали, той пришлось еще раз поддать и заканчивать дело самой. Тамаре, в отличие от неопытных гостий, которые все были в черных пятнах сажи, удалось почти до конца проходить чистой, но когда Энн, попутав синонимы, назвала «шайку» «бандой», она в самом буквальном смысле покатилась со смеху и перепачкалась вся. Так что мыться всем троим пришлось основательно.

К беседке женщины вышли в обнимку, розовенькие, с полотенцами на головах. Мужчины встали и проскандировали: «Слёг – ким – па – ром». На столе стояли, приготовленные для них три запотевших стакана с брусничной водой и стопочки с водкой. Они всё это с удовольствием выпили и с не меньшим удовольствием покушали. И мужчины их поддержали.

– Ну, теперь знаете, что значит париться по-черному? Понравилось? – спросил Игорь.

– Великолепно! – ответила Энн.

– Абсолютли! – поддержала Ольга, свернув пальцы американским колечком.

Егор в отсутствие генерала принявший обязанности тамады, обратился к Тамаре:

– Ну, что, Казачка, заспеваемо?

– Да, с удовольствием!

– Вы, действительно, казачка? Настоящая? – поинтересовалась Ольга, – Похожа…

– Если у неё муж по фамилии Казак – она что ж Иванова, что ли – конечно, Казачка, – ответил за Тамару Егор. Он тихо стал перебирать струны, отозвавшиеся печальными звуками с легким умышленным диссонансом, и тихо запел первым голосом:

Ой, да не вечер, да не вечер,

Тамара подхватила в терцию:

…да не вечер,Мне малым-мало спалось

Голоса их слились и взаимно усилили друг друга. Гитарный перебор не отставал. Потихоньку стали подтягивать остальные. На словах:

…а есаул догадлив был,он сумел сон мой разгадать:«Ой, пропадет, – он говорил, —Твоя буйна голова».

напряжение дошло до предела и стало спадать. Когда песня кончилась, некоторое время все молчали. Стало слышно, как шумит ветер в макушках сосен. Энн вспомнила свои ночные мысли в трактире о том, что все одинаково становится в мире, и опровергла сама себя: «Нет, такого вот вечера не может быть ни на Мичигане, ни в Оклахоме… такие посиделки с песнями после бани могут быть только в России… Ну, если только сама Россия куда-нибудь переедет…». Благодаря этой старинной казачьей песне, этому огромному, никак не темнеющему небу, русские гены высунули головы с её внутреннего рибонуклеинового склада и заставили её растрогаться почти до слез.

Энн вообще, всегда была артистической натурой. В хорошем смысле этого слова. В том смысле, что она умела почувствовать людей душой, и если ей эти люди нравились, подстроиться под них. Не попугайничать, не пародировать своих собеседников, а как бы настроиться на их волну. Сейчас она была со всеми заодно, как будто она и родилась здесь, среди этих сосен и даже думать начала по-русски.

– А сколько сейчас времени? – это спросил Саша Павлов, молодой лейтенант.

– Время детское – первый час, – ответил Егор, сверившись со своими «Командирскими».

– Тогда, дети идут спать. Ерохин, подъем! За мной! – уже скрываясь за кустами, Павлов спросил у Егора, – Товарищ капитан, вас ждать?

– А что ж, я здесь на столе спать буду? – ответил Егор уже в пустоту, – Действительно, расходиться уже пора. Вы с дороги, устали…

– Я готов идти или ехать, куда угодно, прямо сейчас, – вставил, клевавший носом, Игорь.

– И я, – добавил майор, который вообще уже спал.

Тамара начала собирать со стола. Егор, пропустивший мимо ушей реплики полусонных товарищей, продолжал:

– У нас остался один маленький технический вопрос. Георгий Александрович попросил меня лично сопровождать вас и помочь в вашей работе. Энн, прошу вас, в общих чертах, обрисуйте, пожалуйста, суть вашей задачи, чтобы я мог как-то планировать завтрашний день и вообще…

Энн не сразу вышла из своего лирического состояния.

– Я боюсь, что «в общих чертах» не получится…

– Валяйте тогда всё по порядку.

– Тогда наливайте еще, – у Энн заблестели глаза, – у вас лед есть?

– Нету, – отозвалась Тамара, – такого не держим. Водички брусничной возьми – холодная.

Энн смешала водку с брусничной водой, получив русско-американский коктейль, и отхлебывая понемножку, начала:

– Всё началось с моей диссертации. Это было перед самым Рождеством… Я сидела в библиотеке – занималась подборкой литературы… Дело в том, что тема моей диссертации… ну, это не важно. Главное в том, что мне нужно было сделать подборку из редких книг, газет, рукописей начала двадцатого века…и я наткнулась на интереснейшую рукопись. Как она попала в хранилище, не понятно и с 1914 года её никто не брал – я первая. Мне дали большой плотный почтовый конверт, внутри был патент… я не помню точное название, ну там… с двуглавыми орлами от Российской академии наук, датировано 1908 годом. Это было обращение к властям на территории Финляндии, с предложением оказывать помощь дословно: Тимофею Иванову Ваттанену…

– Иванову или Ваттанену? – это проснулся майор.

– Иванов – это отчество, – Игорь тоже был уже вполне бодрым, – Но фамилия Ваттанен в Финляндии, все равно, что в России – Иванов. Я знаю Ваттаненов и реальных, и литературных…

Игорь явно собрался перечислять, но Егор прервал его:

– С этим понятно – скорей всего псевдоним, серенький, незаметный – Тимо Ваттанен. А, поскольку Финляндия была в составе Империи, ему по-российски заполнили все графы анкеты.

– Я проверяла – был такой реальный человек. Он с 1911 по 1914 жил в Штатах, потом уехал в Россию и пропал.

– Это тоже не удивительно. В те годы в России пропал ни он один. Давайте дальше…

– В конверте лежал его дневник – средней толщины тетрадка в переплете, исписанная мелким и малоразборчивым почерком. Я понимаю людей, которые брали эту тетрадку в руки и не стали читать, даже владея языком, это почти не возможно… но у меня такой характер. Я знаю свои недостатки. В общем, я сняла увеличенные копии и, не спеша, прочитала. Сначала он очень подробно описывает, как добирался до места, как нанимал проводников, и кто они такие. У него были с собой примитивные сейсмографы – тоже зарисованы в дневнике. Описывает подробно каждый день экспедиции – 2 июня, или 15-е по григорианскому календарю у него подчеркнуто. Причем, он очевидно ждал этого дня. Начало дня описано спокойно и подробно, а дальше всё свалено в кучу – сплошной сумбур. Прямо в тексте – рисунок – ящер, выходящий из воды…

– А посмотреть этот рисунок можно? – Игорь, уже посвященный в эту историю, жаждал подробностей.

– К сожалению, нельзя… Дик эти бумаги положил к себе в чемодан.

– Кстати, вас должно было быть четверо, – вспомнил Егор, – двое американцев и двое сопровождающих.

– Да, но Дик… это мой друг, – произнеся эти слова, Энн слегка покраснела, но кажется, никто не заметил, – сломал ногу, прямо в аэропорту, и я поехала одна.

– Хорошо, будем довольствоваться словесными портретами, – у майора немного заплетался язык.

– Какими портретами? – не понял Егор, – Мишкин, шел бы ты спать.

– Во-первых: я еду с вами и должен быть в курсе; во-вторых: не волнуйся, завтра я буду, как огурец, а на счет этого… я имел в виду портрет ящера.

– Ящер, как ящер, – продолжала Энн, – по внешнему виду что-то среднее между ихтиозавром и диплодоком. В классификации его нет. Это, судя по всему, земноводное – у него длинное веретенообразное туловище с длинной шеей и хвостом, но, в отличие от классического ихтиозавра, вместо ласт имеет перепончатые лапы, как у лягушки. На рисунке рядом с ним изображен человек, видимо, для того, чтобы были понятны размеры – мы посчитали, получается, что длина тела около двадцати ярдов. В метрах это будет где-то восемнадцать – девятнадцать. Записи, я уже говорила, сумбурные. Могу привести на память фразы: «Земля гораздо легче, чем мы думаем – внутри пустота. Там есть жизнь. С ними можно общаться. Яков – дурак, сам виноват. Жизнь везде – космос не пустота», ну и тому подобное. Яков – это один из его проводников. Эти фразы набросаны крупным быстрым почерком, как если бы он тезисно записывал за говорящим, точнее – так пишут медиумы в экстазе. В конце дневника говорится, уже обычным его почерком, что появление ящеров сопровождалось значительным изменением рельефа поверхности земли в районе озера, буквально на десятки километров. Пишет, что сведения, которые он получил, продвинут науку на сотни лет вперед и обещает изложить все систематически во второй тетради.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.