Разрубленное небо

– Ага! И господин Томомори был вот в этих самых доспехах, – Артем показал на сундук.

– Неизвестно, когда он облачился в доспехи, – сказал Хидейоши. – Или он уже взошел в них на борт, или надел их перед тем, как… Впрочем, дослушай сестру, и все поймешь.

– Теперь представь себе, Артем, такую картину, – вновь заговорила Ацухимэ. – Песчаная отмель острова Хонсю, носящая имя Данноура. С одной стороны выстроились в одну линию украшенные алыми флагами четыре сотни кораблей Тайра, с другой – разбившиеся на три эскадры восемь сотен кораблей под белыми флагами Минамото. Раннее утро. Тишина перед битвой. Уже приготовлены луки. Тетивы еще не оттянуты, но вот-вот руки выхватят из колчанов первые стрелы. Над морем разносятся звуки одинокой флейты…

Выражение лица рассказчицы при этом сделалось столь мечтательным, что Артем ничуть не сомневался – Ацухимэ ни секунды бы не колебалась, предложи кто-нибудь перенести ее волшебным образом в тот день, не отказалась бы от возможности увидеть своими глазами знаменитую битву.

– Начавшийся прилив, как и рассчитывали Тайра, потащил их корабли на корабли Минамото. Когда суда оказались на расстоянии полета стрелы, началась перестрелка. Приливное течение было несильным, поэтому перестрелка длилась очень долго, несколько часов. Дом Тайра всегда славился меткими стрелками – во многом благодаря своим лучникам они и побеждали пиратов. И на этот раз стрелки не подвели – пронзенные их стрелами, один за другим падали самураи Минамото. Ободренные удачей лучников самураи Тайра с нетерпением ждали, когда два флота сойдутся в море, их боевой дух был велик, они верили, что смогут одолеть врагов, оказавшись на палубах их кораблей. Кто знает, как бы сложилась дальнейшая битва, но тут вдруг строй кораблей покинули суда Тагути Сигиэёси, одного из соратников Тайра. Гребцы изо всех сила налегли на весла, держа курс на флот Минамото. Никто ничего не мог понять до тех пор, пока по приказу Тагути Сигиэёси на этих кораблях не стали поспешно спускать алые флаги Тайра. Тогда стало ясно, что Сигиэёси предал Тайра и перешел к его врагам. А вскоре стало ясно, что он не просто перешел на сторону Минамото, а еще и выдал, на каком корабле находится малолетний император и императорские регалии. Незамедлительно ёсицунэ, командовавший флотом Минамото, отдал приказ всем своим силам устремиться к тому самому, одному-единственному кораблю и атаковать его. Тут Тайра Томомори стало не до выбора стратегии, стратегия ему оставалась только одна – всеми своими силами защищать корабль с императором на борту. И вот получилось так, что все корабли под алыми флагами сгрудились в кучу, а их со всех сторон обступили белофлаговые корабли Минамото. Очень скоро в сражении наступил перелом – самураи Минамото стали брать верх.

Ацухимэ, как поступает всякий рассказчик во время длинных монологов, взяла небольшую паузу – перевести дух. Что мог сказать в эту паузу Артем, если бы захотел откомментировать услышанное? Да, наверное, мог бы сказать: одни хотят взять власть, другие не хотят ее отдавать, одни предают, другие верны до конца.

– И настал момент, – продолжила девушка, – когда Тайра Томомори понял, что сражение проиграно. Он перешел со своего корабля на императорский и сказал, что все потеряно и остался только один выход – достойно уйти из этого мира. После его слов находившиеся на императорском корабле люди вознесли молитвы великой богине Аматэрасу и Будде. Закончив молитву, бабка императора взяла восьмилетнего внука на руки и со словами «Там, на дне, под волнами, мы найдем другую столицу» бросилась в волны. Тайра Норимори и Тайра Цунэмори привязали к себе по якорю и прыгнули за борт, взявшись за руки. Сукэмори, Аримори и Юкимори тоже покончили с собой, бросившись за борт. Лишь Мунэмори опозорил клан Тайра – он долго в нерешительности стоял у борта, пока его собственный самурай не столкнул его в воду, не в силах смотреть на позорное поведение своего господина. Но Мунэмори не пошел ко дну, а поплыл к кораблям под белыми флагами и дал пленить себя самураям Минамото. Недаром про этого Мунэмори острая на язык бабка императора однажды сказала, что он не Тайра, а сын торговца зонтиками, у которого Тайра выменяли его на новорожденную девочку.

Ацухимэ вздохнула, нахмурившись.

– Очень не повезло в этот день двум женщинам. Матери юного императора – ее боевыми вилами выловил один из самураев Минамото и втащил на борт своего корабля. И жене Тайра Сукэмори – один из лучников Минамото метким выстрелом пригвоздил ее одежду к палубе, когда она собиралась перешагнуть борт…

(Артем не удивлялся тому, что Ацухимэ без запинки шпарит именами воинов, участвовавших в сражении пятидесятилетней давности. У здешних буси, то бишь воинов, не было какого-то единого кодекса, в котором было бы прописано, как надлежит поступать правильно, а как не след. Обучались самурайскому поведению на легендах и исторических преданиях. Оттуда брались примеры достойного поведения и, соответственно, недостойного. Скажем, покончить с собой – это, по здешним понятиям, бесспорно, пример хорошего.)

– Следом за самими Тайра их самураи один за другим стали убивать себя, – рассказывала Ацухимэ. – Последним покончил с собой Тайра Томомори. Он надел эти доспехи, которые ты сейчас имеешь счастье созерцать, поверх них еще одни доспехи, чтобы стать тяжелее, и бросился за борт. С его смертью не стало большого и могущественного клана Тайра…

Ацухимэ сделала небольшую паузу, не иначе для того, чтобы дать Артему прочувствовать значимость исторического момента.

– Все закончилось, – сказала она. – Корабли под белыми флагами скрылись вдали. Клочья изрубленных, изорванных алых знамен устилали воды Данноура. Морские течения унесли опустевшие, уже не подгоняемые гребцами и не управляемые кормчими корабли дома Тайра, чтобы разбить их где-нибудь о скалы или выбросить на далекий берег. Воды Данноура опустели и пусты стоят до сих пор, потому что мореплаватели и рыбаки обходят их стороной. Со дня последнего сражения войны Гэмпэй неспокойно стало в водах Данноура. Рассказывают, что каждую ночь в волнах блуждают призраки Тайра и их самураев. Даже с берега можно видеть горящие уголья их глаз, видеть лунный отблеск на их клинках, можно слышать их голоса. Призраки проклинают предателей и вызывают на поединок самураев Минамото. Горе тому моряку, кто окажется поблизости, – призрачные самураи могут принять его корабль за корабль Минамото и перевернуть его. А в ночь полнолуния вся призрачная армия Тайра поднимается со дна морского, выходит на берег, строится и ждет, не покажутся ли в залитом лунным светом море белые флаги их злейших врагов. И если вдруг какой-то человек увидит призрачную армию Тайра, то он забудет покой и до самого смертного часа больше не сможет спать по ночам. Но и днем моряки обходят Данноура стороной – говорят, что из-под воды доносятся голоса, и эти голоса сводят людей с ума.

– Говорят, что души погибших в тот день самураев заключены под панцирями крабов-хэйкэ, живущих на дне Данноура, – сказал Хидейоши. – Поэтому местные жители не ловят там ни крабов, ни рыбу. Ни в водах Данноура, ни даже поблизости от них.

– Призраки охраняют подводный покой Данноура, – дополнила брата Ацухимэ, – и сторожат вещи и сокровища, что лежат на дне…

Брат и сестра, образованные по здешним меркам люди, говорили о призраках на полном серьезе. Как о вещах неоспоримых. И уж чего Артем не собирался делать, так это полемизировать на тему «Привидения – мифы или реальность?». Во-первых, какими аргументами крыть? Не будешь же ссылаться на журнал «Наука и жизнь»? А во-вторых, и в том времени, откуда сам Артем был родом, то есть в ядерно-телевизионном времени, в призраков продолжали верить, несмотря ни на какие научные открытия и технический прогресс. И в-третьих… после того, что с ним самим приключилось с тех пор, как он сорвался из-под купола цирка, Артем не мог исключить уже ничего, даже призраков.

– Но кто-то же поднял со дна доспехи, не испугавшись призрачных армий? – сказал он.

– Да, кому-то призраки Данноура отдали подводное сокровище, – согласился Хидейоши. – Может быть, самому Нобунага, может быть, кому-то из его самураев… или совсем другому человеку, от которого потом доспехи неведомым образом попали к Нобунага…

– Кстати, не заявятся ли рано или поздно призраки за своими доспехами в наш тихий Ицудо? – Артем, конечно, шутил… но вдруг поймал себя на мысли, что в этой шутке есть и что-то невеселое.

– Я не слышал о том, чтобы призраки путешествовали за сотни ри от места своего обитания, – успокоил его Хидейоши.

– Между прочим, – Артем запустил руку в сундук и вытащил первое, что попалось под руку, – пластину цубоита, – доспехи не слишком долго пролежали на дне. Иначе соленая вода основательно бы их разъела. Впрочем… может они и вовсе не на дне лежали.

– То есть как? – удивился Хидейоши.

– Да так, – пожал плечами Артем. – А если Тайра Томомори вовсе не эти доспехи надел, а совсем другие? Хроники же могут ошибаться! А эти доспехи он мог оставить на корабле. Корабли Тайра, как вы говорите, разнесло по морю по воле волн и ветров. Носило, носило там, пока не прибило к берегу. На него кто-то наткнулся, обыскал от палубы до днища и, естественно, прибрал к рукам все, что нашел.

– Хроники не могут ошибаться, – непреклонным тоном заявил Хидейоши. – Ты говоришь, вода бы разъела железо? Ты не забывай, Ямомото, что дно Данноура охраняли призраки, и они, конечно, пользовались волшебством, чтобы сберечь подводные сокровища.

– А, ну да, – закивал Артем, – волшебство. Действительно. Как же я недогадлив. Ну да ладно, вы мне вот что скажите. Почему я никому не должен говорить о доспехах, никому не могу их показать?

– Ты иногда проявляешь чудеса сообразительности, а порой страшно недогадлив, как… – Ацухимэ так и не подобрала необидного сравнения.

– Потому что о-ёрой Тайра Томомори – это знамя, – сказал ее брат. – Представь себе, что кто-то, пусть тот же Нобунага, поднял бы мятеж. За ним пошли бы его вассалы. Но что остальные? Как убедить людей последовать за собой? Трудно их убедить, что ты избран Небом, правда? Однако если на тебе увидят доспехи Тайра Томомори, историю которых знают все самураи от мала до велика, то никто не усомнится в твоей избранности. Все знают – призрачная армия Тайра не могла отдать этот о-ёрой обыкновенному человеку. И об этом стали бы думать люди и, думая так, присоединялись бы к Нобунага. Вот почему Нобунага прятал ото всех доспехи Томомори – разнесись о них слух, и кто-то бы обязательно попытался до них добраться. Это стало бы его знаменем, которое он собирался развернуть в день своего выступления. Возможно, предательство и мятеж он замыслил, когда стал обладателем этих доспехов, а не наоборот… Я знаю, на тебя было несколько покушений. Не в этом ли сундуке лежит их причина?

– Да ну, доспехи тут ни при чем! – отмахнулся Артем. – Мои люди никому не могли о них проболтаться!

– Не только твои люди знали о них. О них мог знать сын Нобунага или кто-то из бывших самураев Нобунага.

– Да, Бычий Дьявол[16] у меня уже в печенках, я как-то об этом не подумал, – Артем, морщась, почесал затылок. – А теперь осведомленного народа становится еще больше. Вот скажи, Хидейоши, сможешь ли ты смолчать о доспехах, когда будешь докладывать сиккэну о своей поездке в Ицудо?

– Об этом я еще не думал, – признался Хидейоши.

– Вот то-то… – Артем вздохнул. – Ой, чувствую, скоро вся страна узнает, в каком таком тайном месте лежат доспехи.

– Быть может, тогда тебе стоит взять их с собой и подарить императору? Это будет великолепный подарок, лучший знак твоей преданности.

– А ведь это мысль, – согласился Артем. – Но ее следует тщательно обдумать. В этом есть что-то глубоко правильное для меня и для императора…

– Обдумывать придется в другом месте, – Ацухимэ подняла с пола фонарь. – Свечи догорают.

– Пойдемте на воздух, – Артем с готовностью шагнул к лестнице. – А то еще и впрямь нагрянут какие-нибудь призраки…

Первое, что услышал Артем, выйдя на воздух, – это свое имя, выкрикиваемое чьим-то охрипшим голосом. Голос раздавался, разумеется, снизу. Не с неба же…

Артем перегнулся и увидел мечущегося по двору слугу Рётаро.

– Я здесь! – крикнул Артем, сложив руки рупором. – Что стряслось?

– Господин! – Рётаро задрал голову. – Пришел господин Тадзука и… и… второй господин. Говорят, вы сами позвали их.

– А, черт, я и забыл с этой хандрой, – пробормотал под нос Артем. Снова сложил руки рупором: – Веди их в сад. Пусть там ждут.

Обернулся к брату и сестре Кумазава.

– Придется мне вас ненадолго оставить. Два самурая, господин Йосида и… какой-то еще господин, имя которого так сразу и не припомнишь, не могут что-то там поделить, и только я могу их рассудить, больше некому. Я бы их прогнал взашей, но несколько дней назад я же сам и назначил им этот день и это время. Это ненадолго…

Глава пятая

ПРЕРВАННЫЙ ПРОЦЕСС ИЛИ ЗЕМЕЛЬНЫЙ ВОПРОС, КОТОРЫЙ ИСПОРТИЛ САМУРАЕВ

Поскольку именно Артем выполнял обязанности военного губернатора (сюго), то ему приходилось разбирать дела между самураями. Артем ненавидел эту работу. А поскольку гражданский губернатор (дзито) ненавидел ее еще больше и возлагать сию ношу на себя категорически отказывался, то он, как и прежде, занимался только разбором тяжб между простыми, несамурайского звания людьми, что было не в пример легче.

Если бы можно было в кратчайшие сроки создать эффективную судебную систему хотя бы в пределах одной провинции, то Артем ее бы создал – лишь бы спихнуть на кого-нибуть обязанности арбитра. Но – увы. И приходилось заниматься этой мурой самолично.

– Чтоб вы не скучали, – сказал Артем, первым спускаясь по винтовой лестнице, – позову Такамори, пусть отведет вас в специальную комнату и научит игре с непроизносимым названием «бильярд». Мои самураи, чтобы не ломать язык, называют ее просто – «Битва шаров». Кстати, игра им нравится.

– Очень интересно будет взглянуть на неизвестную забаву, – сказал Хидейоши, – и думаю, у нас найдется для этого время. А сейчас я бы хотел присутствовать при разборе тяжбы. Ты позволишь?

«Ну да, конечно, – подумал Артем. – Он же тут, считай, с инспекцией, ему потом доклад начальству делать, надо собирать материал». И вот что любопытно – ну ни капли Артем не беспокоился насчет того, каким получится этот доклад.

– Я бы тоже хотела посмотеть, – попросила Ацухимэ. Они только что покинули потайной ход, и Артем задвигал ширму.

– Что с вами поделаешь, – вздохнул даймё. – Пошли уж…

Народу в саду собралось немало. Ну, двое спорщиков, это понятно. Неизвестный, одетый как странствующий монах. Не иначе свидетель, которого приволок один из спорщиков. Самурай, который при Артеме исполнял обязанности писаря. Артем взял за обыкновение документировать свои распоряжения, так сказать, во избежание будущих недоразумений. Тут же перетаптывался Сюнгаку, которого Артем тоже пригласил вместе со спорщиками, так как и от него могли потребоваться кое-какие услуги. Сюнгаку вообще-то был частым гостем в замке, наведывался сюда не реже одного раза в неделю – именно с такой периодичностью они с Артемом обсуждали текущие дела. Было что обсуждать: игровой бизнес процветал, а им теперь по всей провинции от имени Белого Дракона заведовал Сюнгаку.

Кстати, за ту неделю, что Артем его не видел, Сюнгаку умудрился еще больше потолстеть. Хотя неделю назад казалось, что он достиг предела и дальше можно только лопнуть. Ан нет. Что ж, кушает Сюнгаку теперь хорошо, ни в чем себе не отказывает, пешком почти не ходит – перемещается исключительно на носилках. Сюда его, понятное дело, тоже принесли из Ицудо слуги на драпированных шелком, украшенных кистями носилках – как и всякий скоробогач, Сюнгаку имел склонность к показной, режущей глаза роскоши.

Здесь же, около приготовленного к процессу заседательского места (растеленной перед низким столиком циновки), дожидался прихода господина даймё Такамори, за которым всегда посылали в таких случаях. Такамори зачастую был незаменим как советчик. В законах он разбирался не сильно, а вернее будет сказано, весьма скверно разбирался, зато был сообразителен по части, так сказать, стратегической и часто давал дельные советы. Рядом с Такамори стоял Фудзита, потому что он всегда охранял Артема.

Артем уже, конечно, вспомнил, что там не поделили эти спорщики. Собственно, даже если бы и не вспомнил, то догадался бы. Больше половины всех самурайских споров, в которых ему приходилось выступать арбитром, были об одном и том же – о земле. Да и вообще в других делах самураи предпочитали разбираться при помощи поединка, не отвлекая господина сюго по пустякам.

За истекшие четыре месяца Артем поднаторел в решении подобных споров, как и вообще теперь весьма был осведомлен в древнеяпонских земельных вопросах. Поневоле пришлось вникать в тему, раз за справедливостью бежали именно к нему.

Оказалось, что у них тут, в древней Японии, существуют три вида собственности на землю. Первый – это владения крупных самурайских домов, знатных аристократических семейств. Таких как, например, Сиба, Ямана, Хатакэяма и Иссики. Главы этих домов проживали, разумеется, в столице или, на крайняк, в родовых поместьях, а их владения были разбросаны по всей стране. Кусок земли в провинции, допустим, Идзумо, такой-то кусок земли, допустим, в провинции Канто. Нарезы эти могли быть самой разной величины – и огромные, и до смешного небольшие. Однако, какими бы невеликими они ни были, это считалось собственностью больших, государственной важности людей, и оберегать эту собственность входило в обязанности сюго, то бишь на сегодняшний день – в обязанности Артема. Между прочим, от него еще и требовалось обеспечивать охрану отправляемого с этих земель в столицу оброка. Зато споров по поводу этих земель не бывало. Ну какие тут могут быть споры! Разве что между аристократом и деревенским старостой, если первому вдруг показалось бы, что деревенский староста его обманывает и отсылает ему куда меньше, чем мог бы. Ну это, как говорится, дела семейные, к сюго отношения не имеющие. Правда, беспокойство в любой момент могли доставить так называемые боковые ветви знатных домов.

Внутри самурайских семей управление над удаленными землями дома зачастую поручалось одной из боковых ветвей. От этой ветви требовалось лишь вовремя отсылать в столицу главе дома арендную плату (ну, или можно назвать это взносами в общую семейную копилку, родственным налогом или еще каким-нибудь красивым термином). По прошествии какого-то времени боковые ветви, ежели они крепко вставали на ноги, начинали, как правило, задаваться типично древнеяпонским вопросом «А на фига?»: «А на фига нам куда-то что-то отсылать по туманному столичному адресу? Что нам с этого отламывается и перепадает? Только насмешки и перепадают, мол, деревенщина, немытые увальни, чурбаны неотесанные. А не отделиться ли нам совсем, а не зажить ли собственным домом?»

И далее, в семи случаях из десяти, история развивалась так: боковые ветви начинали уменьшать количество риса или, что гораздо реже, денег, отсылаемых в ненасытный Хэйан, а потом и вовсе прекращали слать туда что-либо. В конце концов из столицы являлся или сам глава рода в сопровождении грозовой тучи самураев, или уполномоченный им родственник, тоже, что характерно, не без сопровождения. И тут уж редко обходилось миром. Ну а гасить конфликты, пусть даже и между родственниками, входило опять-таки в обязанности сюго.

Но пока японский бог миловал Артема – проживающие в его провинции боковые ветви покорно отсылали в столицу положенную дань и бунтовать вроде бы не собирались. Хотя на всякий случай Артем приглядывал за настроениями в боковой среде. Потому как совершенно неинтересно ему было, чтобы в его тихий Ицудо заявлялись какие-то разгневанные столичные самураи. «Ну да, это мышление типичного местячкового правителя, – прекрасно осознавал Артем. – Не хочу видеть тут у себя ни ревизоров, ни чиновников по особым поручениям, ни еще каких залетных столичных гостей. За последнее время привык как-то, знаете, управляться самостоятельно».

Второй вид землевладения – наделы незнатных, мелких и средних самураев. Это была вовсе не спокойная гавань для мелких судов, как кому-то могло показаться с первого взгляда. В этой среде нет-нет да и случались свои шторма. Потому что не всегда и не все самураи довольствовались тем, что имеют, и иногда норовили увеличить свои владения. А за счет кого это делать? Правильно, за счет ближайших соседей. Порой доходило до настоящих сражений, пусть и местного, деревенского значения. Дважды Артему со своими самураями пришлось выезжать на усмирение таких вот конфликтов. Усмирить удалось без труда, однако были на этой крохотной войне и свои погибшие.

А с третьей формой собственности на японскую землю головной боли было больше всего. Хорошо хоть, часть этого головняка брал на себя дзито, губернатор гражданский. Брал он в тех случаях, когда споры касались лиц простого звания. Но стоило поцапаться самураям, и тогда судить-рядить должен был уже Артем.

Эта третья, самая надоедливая для Артема форма земельной собственности звалась дзинуситэки сёю. Она восходила к очень давнему, принятому чуть ли не при первых императорах закону о наследственном владении освоенной пустошью. Суть его заключалась в том, что кто поднял целину, тот и получил ее во владение. Вроде бы все просто и понятно. Ан нет.

Осваивали пустующие земли, как правило, крестьяне или самые бедные самураи, отличающиеся от крестьян только мечами за поясом и прической-сакаяки. Они осушали болота, вскапывали целину, проводили к полям воду, словом, вкалывали как проклятые, осваивали-таки эти пустоши, а потом начинался столь хорошо знакомый российскому человеку бюрократический бардак. Земля не закреплялась за человеком автоматически, право на нее должно было быть подтверждено официально. Для этого соискателю надо было пойти к дзито, тот отправлял своего чиновника для тщательного обмера участка и составления описания участка. Потом дзи-то должен был списаться с ведомством, которое вело земельный кадастр (оно так и называлось – Ведомство Земель). Если у ведомства по ознакомлению с письмом дзито не возникало вопросов, оно давало добро. Если возникали – из столицы приезжал чиновник, чтобы решить вопрос на месте. Помимо затянутости самой процедуры, и делалось все очень неспешно. Не спешили и по вполне объективным причинам вроде неблизких расстояний и отсутствия компьютерной базы данных. И по причинам субъективным: на землю претендовал народ все не очень богатый, в большинстве своем так и откровенно бедный, навстречу таким чиновники не бегут, сверкая пятками и торопясь угодить, – увы, сие прискорбное явление Артем наблюдал даже в Японии начала тринадцатого века.

Поэтому многие трудяги, стершие в кровь ладони при освоении этих самых пустошей, вовсе не связывались с бюрократической волокитой, работали на земле без всяких бумаг, платили лишь императорский и сёгунские сборы. А ежели становилось трудно (ну там, скажем, задолжал кому или позарез на что-то потребовались деньги), тогда работники просто продавали землицу и уже покупатель возился с ее оформлением. Из-за того что зачастую все договоренности были лишь устными, и проистекали всякие трудности и недоразумения. Один говорил одно, второй утверждал, что так мы с ним не договаривались, и гнул свою правду-линию. Если землю начинали сдавать в аренду, а потом и в субаренду, то все запутывалось до чрезвычайности. А ежели вдруг исконный хозяин земли скоропостижно или не очень отходил в мир иной, так и не успев ничего оформить, всенепременно начиналась свистопляска с наследованием земельного участка.

А иногда эту землю и вовсе друг у друга отнимали силой. Например, самурай отнимает у крестьянина на том основании, что крестьянин не возвращает ему долг. Крестьянин говорит, мол, не должен я ему ничего, все уже выплатил, а самурай настаивает – нет, должен, ничего ты мне не выплачивал. А слово самурая тяжелее, поскольку считается, что самурай соврать не может. Хотя Артем за эти четыре месяца не раз имел возможность убедиться в обратном…

Вот и эти двое тоже не поладили из-за дзинуси-тэки сёю. Господин Йосида, некогда крайне бедный самурай, из имущества располагавший только мечами за поясом да переносным алтарем, несколько лет назад решил податься в земледельцы. Он разработал участок на окраине селения Мейте, что в трех ри от Ицудо, снял несколько урожаев и немного разбогател. После чего решил, что хватит ковыряться в земле, и сдал землю в аренду самураю, имени которого Артем не мог вспомнить, – вот он стоит сейчас слева, щуплый, с оттопыренными ушами.

Щуплый самурай, как оказалось, тоже арендовал землю не для того, чтобы на ней трудиться, сгоняя семь потов. Он сам сдал ее в аренду – крестьянину из селения Мейте. Сдал, разумеется, за бо́льшую плату, чем платил сам, – иначе какой был бы смысл в этом предприятии. Вот такой образовался земельный симбиоз, идиллия аренды и субаренды. И длилась бы сия идиллия долго и счастливо, но вдруг Щуплый заявил, что земля принадлежит теперь ему, потому что он выплачивал, де, не аренду, а рассроченную плату за землю. Так они, дескать, договорились с господином Йосида, таково, мол, и было условие. Видимо, у Щуплого завелись деньжата, и он решил, что субаренда – это не самое выгодное предприятие на свете и совсем не то, о чем он мечтал долгими японскими вечерами. А может быть, и в самом деле они так договаривались, как уверяет Щуплый. В чем там правда-матка, Артем не знал. Разве что с определенностью можно сказать одно – один из самураев врет. А вы говорите, они врать не могут!