Полигон для интеллекта

Сергей Васильевич Самаров

Полигон для интеллекта

© Самаров С., 2017

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2017

Пролог

– Они уже вот-вот должны понять, что их отсюда хрен куда выпустят! Крышка птенчикам! Будут долго под себя гадить… – отчего-то прокричал в микрофон старший лейтенант Воропаев. – «Мешок» завязался наглухо. Или мы их сейчас добьем, или они, на хрен, сложат оружие и сдадутся…

Микрофон доносил и недалекие взрывы – последние звуки уже остановившегося наступления террористов, и потому, наверное, Воропаев кричал, стараясь перекричать эти взрывы. Испытательная радиостанция Р-169 «Гранит» обеспечивала группу закрытым режимом речевой связи. Кроме того, у всех четверых офицеров группы был еще и полевой коммуникатор П-380К, позволяющий в цифровом защищенном высокоскоростном формате Интернета общаться каждому с двадцатью абонентами. В данном конкретном случае со своими боевыми роботами[1].

– Как же, сдадутся… Они все напрочь обкуренные, – констатировал со своей позиции капитан-лейтенант Солнцехранов состояние террористов. – Видел же, когда они мимо проходили… Руки-ноги как на шарнирах – верный признак обкуренности. Обкуренные обычно не сдаются. Они просто не видят разницы в том, жить им или сдохнуть…

– Значит, добьем, – зло подвел итог старший лейтенант Поленьев, как точку поставил.

– Добьем… И тех, кто убежать сможет, напугаем сильно, – согласился с командиром группы старший лейтенант Рапсодин. – Ждем приказа, командир!

– Я тоже жду… Кто сирийцев видит? – спросил Поленьев, готовый дать команду на атаку роботов, но помнящий, что команда эта должна быть синхронизирована с атакой сирийских войск. – Задерживаются? Пора бы уже и прибыть…

– С моей высоты видно, что они «Грады» на позицию разворачивают. Заняли линию размежевания, прорвались с боем, разрезали тыловые части, захватили дорогу. Пехота, много пехоты, и еще несколько грузовиков выгружаются. Два дивизиона «Градов». Три танка. Готовятся к атаке, разворачиваются во фронт. Террористы это уже должны знать. Если, конечно, у них связь работает.

Блиндаж капитан-лейтенанта флота единственный из всех находился на небольшой высотке, откуда открывался достаточный, хотя и не полный обзор тыла. Остальные высотки были выше этой, и все приблизительно равной высоты. При подготовке было высказано опасение, что террористы пожелают занять их, посчитав господствующими над местностью, – это обычная тактика в условиях местной войны. В этом случае жизнь офицеров роботизированной группы попала бы под прямую угрозу, поскольку большинство их роботов находится впереди. Той же высотой, где находится блиндаж капитан-лейтенанта, бандиты пока пренебрегли. Хотя высоты неподалеку, как и предполагалось, заняли, установив на них несколько артиллерийских орудий и минометы. В прикрытие, естественно, на склонах срочно копала окопы пехота. Копала там, где можно было бы лицом к лицу встретиться с сирийской армией, если та двинет в контрнаступление и попытается отбить оставленные позиции. И пехота террористов совершенно не укрепляла тылы, а такое положение было для них наиболее опасным. Когда оказываешься в «мешке», тогда не существует ни фронта, ни тыла. Только террористы еще, похоже, не поняли, что отход сирийских войск был спланированным и наступающих попросту заманили в «мешок». Опыта бандитам не хватило, чтобы осознать опасность, не хватило знания военной теории.

– Связи у них, похоже, нет, – слегка задумчиво подсказал старший лейтенант Рапсодин, специалист по средствам РЭБ[2]. – Работает наша «Красуха-4»[3]. У нас только легкие помехи в связи, естественные, второстепенные, какие и должны присутствовать. А у них вообще должно всю связь «обрубить». Любую. У нас вот тоже телефония «отрублена».

– «Второй», я – «Первый»! Там что, на прямую линию все-таки «Грады» ставят! – возмутился командир российской роботизированной группы. – Говорил же я им, на «Грады» с двух сторон ударить могут: и от нас, и с той стороны. Минометами начнут поливать, мало не покажется… Надо было по бокам разворачивать. Там хоть с одной только стороны ударят, с нашей просто не достанут. Только меня не слушают, званием не вышел, чтобы подсказывать…

– Я – «Второй»! Не послушали они тебя, командир, – подтвердил капитан-лейтенант.

Несколько минометных дивизионов «Джабхат-ан-Нусры» прорвалось вперед вместе с колоннами наступающих исламистов. Развернуть минометы в сторону своих тылов им недолго, миномет – это не РСЗО «Град». Если, конечно, «Грады» раньше эти дивизионы не уничтожат. Но этот вопрос пока остается открытым – кто кого. А зачем нужен такой вариант дуэли с открытым забралом! К тому же у террористов наверняка и в тылах есть минометные дивизионы, которые не успели выдвинуть вперед до того, как сирийская правительственная армия рассекла наступающих и «завязала» «мешок». Там, на другой стороне «завязки», обязаны понимать, что большая группировка оказалась отрезанной и окруженной, и должны стараться помочь им.

Хотя стоял еще только март, солнце днем светило жаркое, как ни крути, вокруг Сирия, а совсем рядом большая сирийская песчаная пустыня, где песок легко прокаливается и за короткую весеннюю ночь остыть не успевает. Старший лейтенант Поленьев вытер пот со лба рукавом своей футболки, забыв о чистом носовом платке, лежавшем в кармане. Не до того было. Он находился в своем блиндаже один, как и другие члены его группы были одиночками, каждый в своем блиндаже. Впрочем, если считать за компанию боевых роботов, то они в какой-то мере скрашивали одиночество, хотя разговор с ними мог бы быть только односторонним – боевые роботы могли разговаривать только на языке оружия и стреляли при этом с компьютерной точностью, а в остальное время только молча слушали. Они прекрасно понимали и выполняли компьютерные команды, но не могли понять человеческую речь ни на каком языке. Их просто не обучали этому. Хотя разговаривать с ними старший лейтенант Поленьев уже приучил себя за половину дня непрерывного общения. Впрочем, в блиндаже со старшим лейтенантом находился только один небольшой робот-автоматчик. Остальные прятались в своих блиндажах и ждали момента, когда старший лейтенант Поленьев даст приказ, чтобы послать их в поле – сеять смерть людям…

– Как самочувствие, Василий? – отключив микрофон, спросил Рус Григорьевич того робота, которого «назначил» головным в своей многочисленной группе молчаливых помощников. Василий, естественно, ничего не ответил, он «сидел» в тщательно замаскированном блиндаже в непосредственной, как нечаянно оказалось, близости от тылов передовой линии «Джабхат-ан-Нусры» и имел с командиром только цифровую, а не речевую связь, поэтому голос старшего лейтенанта Поленьева не услышал. Такая критически передовая позиция не задумывалась специально, так встали на свою собственную позицию отряды наступающих террористов. Кстати, Василий был единственным зрячим на данный момент роботом из всех, то есть работали все его камеры, и те, что смотрели вперед, передавали изображение на планшетник командира в инфракрасном режиме. Разрядить аккумулятор Поленьев не опасался. Скоро роботы сорвутся с места, заработают двигатели, заработает генератор и подзарядит аккумуляторы. К сожалению, камеры, контролирующие тылы и фланги, могли увидеть только то, что скрывало танк-робот от посторонних глаз, то есть внутренность тесного блиндажа. Но при неблагоприятном стечении обстоятельств и смотрящие вперед камеры могли бы выдать Василия, догадайся террористы из «Джабхат-ан-Нусры» использовать индикатор оптической активности. Такие индикаторы у них наверняка были в наличии, но в данной ситуации ими никто не пользовался, а если и пользовался, то только для просмотра позиций сирийской армии, что встала впереди, чтобы определить угрожающих террористам снайперов. Это Василия и спасало от демаскировки и вынужденного более раннего вступления в бой. Остальные девять танков-роботов, как и пять более мелких роботов-автоматчиков, были замаскированы так, что и их никто заметить не мог, но и они не могли никого увидеть и показать командиру через систему быстрого военного Интернета. Они увидят и покажут тогда, когда Поленьев даст им команду проломить умышленно сделанное хлипким потолочное перекрытие и двинуться вперед.

И это время приблизилось стремительно. РСЗО на переход из походного положения в боевое требуется три с половиной минуты, и через этот промежуток времени, может быть, на десяток секунд больший, «Грады» дали почти одновременный залп всем дивизионом. Точки, на которых располагались блиндажи роботов и офицеров, ими управляющих, были заранее нанесены на карты ракетчиков еще бойцами сирийского спецназа, и потому можно было не опасаться нечаянного поражения со стороны тех, кому ты помогаешь. Старший лейтенант Рапсодин в дополнение к четырем танкам-роботам «Уран-9»[4] управлял еще и тремя беспилотниками вертолетного типа, имеющими прямую связь не только с ним, но и с артиллеристами. То есть беспилотники могли корректировать и направлять огонь РСЗО. Что они и сделали. Первый залп накрыл два из четырех расположенных поблизости минометных дивизионов «Джабхат-ан-Нусры», причем высота, где расположился один из дивизионов, начисто лишилась вершины, которую перепахали мощные ракеты «Града». От дивизиона ничего не осталось – ни ствола, ни человека, ни ящика с минами, ни ящика со взрывателями.

Перископ старшего лейтенанта Поленьева позволял видеть только то, что впереди, но скрывал происходящее на флангах. Поэтому, рассмотрев результат первого мощного залпа «Градов» по стоящей впереди высоте, результат обстрела другой высоты можно было оценивать только по звуку. А это давало мало информации. По крайней мере, радовало, что с этой, второй, пораженной высоты пока не раздавалось встречных минометных выстрелов. Была надежда, что и этот минометный дивизион уничтожен. От позиций исламистских минометчиков до места, где планировалось «завязать» «мешок» и завершить окружение, было около шести километров. Для «Града» это была идеальная дистанция стрельбы, хотя он способен стрелять и на сорок километров. Плохо было только то, что исламисты имели на вооружении стодвадцатимиллиметровые минометы, способные стрелять чуть дальше семи километров, то есть они вполне могли сами достать до РСЗО. Хотя, прикрытые высотами, не имели возможности как получать информацию о результатах, так и корректировать стрельбу, а их беспилотник, только взлетев над территорией боя, стараниями российского аппарата РЭБ упал. Сработала мощная «Красуха-4», не позволившая оператору управлять дроном и сбившая всю систему управления. Значит, наладить корректировку стрельбы минометчиков возможности не было никакой. А три беспилотника вертолетного типа, руководимые старшим лейтенантом Воропаевым, успешно передавали сигнал экипажам «Градов». Выделенный «Красухой» канал связи работал без помех, тогда как исламисты лишились всех своих каналов. Это должно было насторожить их командиров, но или не насторожило, или командиры сами вперед не пошли, оставшись по ту сторону разграничительной черты, так что вовремя подать команду к исправлению угрозы было некому, да и, не имея связи, возможности такой не имелось.

Но минометчики исламистов быстро развернули свои стволы и сделали несколько неприцельных выстрелов. Больше для самоуспокоения, так как массированного обстрела не получилось. Перезарядить РСЗО сложнее, чем развернуть миномет. Тем не менее перезарядка тоже прошла быстро. И раздался новый залп. Беспилотники, управляемые старшим лейтенантом Рапсодиным, помогли артиллеристам внести важную корректировку. Тем не менее залп получился с перелетом, непонятно, случайным или намеренным, потому что фугасно-осколочные ракеты ударили по позициям пехоты «Джабхат-ан-Нусры», которая не успела полностью окопаться, о чем командиру сообщил старший лейтенант Воропаев, у которого был хороший обзор как раз в ту сторону. Однако грохот мощной канонады издали привлек, видимо, внимание не только Поленьева. Всем стало понятно, что по другую сторону разграничительной линии сконцентрировалось несколько дивизионов мощных минометов и обстреливают РСЗО оттуда. Причем заняли дистанцию, видимо, меньше четырех километров, а это минимальная дистанция, на которую могут позволить себе прицельно стрелять «Грады». Сирийская армия должна была в таких условиях нести потери, но утешало то, что «Красуха» продолжала работать и не позволяла корректировать стрельбу минометов.

– Командир, «Грады» снимаются с места. Один уже изуродован, лишен боеспособности. Зря они тебя не слушали… – сказал со своей высоты капитан-лейтенант Солнцехранов. – Но сбоку, вижу, начинают стрелять «Акации»[5]. Они быстро минометчиков уму-разуму научат. Там их несколько штук. За высотой стоят.

Но уйти «Градам» мешали и оставшиеся минометы, стоящие на недалеких от засады боевых роботов позициях. Они же, частью развернувшись в другую сторону, не давали и пехоте подняться в атаку. И тогда старший лейтенант Поленьев принял решение начать свою атаку на минометные дивизионы. Для такого резкого изменения планов требовались воля и умение взять на себя ответственность. Но старший лейтенант Поленьев и волей обладал, и ответственность за свои действия умел на себя брать.

– Внимание! Всем! Выводим «Ураны»! Атаковать минометчиков! Поддержать пехоту! Вперед! Поехали…

И тут же надел на голову «шлем», с помощью которого должен был управлять своими роботами-танками и роботами-автоматчиками. Контакты были уже соединены заранее…

Глава первая

– Товарищ капитан, разрешите обратиться к товарищу старшему лейтенанту Поленьеву, – козырнул дневальный по роте, войдя после стука и разрешения в ротную канцелярию. Дневальный – из молодых солдат, только что после карантина, и говорил с офицерами слегка испуганно, словно боялся получить нагоняй за какой-нибудь пустяк типа неправильной формы обращения.

– Обращайся, – кивнул командир роты, не отвлекаясь от переодевания – менял полевую форму, в которой совершал с солдатами марш-бросок, на повседневную.

Солдат повернулся в сторону старшего лейтенанта Поленьева:

– Товарищ старший лейтенант, в канцелярии что-то с телефоном не в порядке, начальник штаба батальона майор Осинцев не смог сюда дозвониться. Говорит, постоянно короткие гудки. Позвонил «на тумбочку». Вас срочно требуют в штаб, к товарищу майору.

«На тумбочку» – это значит, звонок был совершен на телефон дневального. Туда обычно звонит только дежурный по батальону перед передачей своей смены, спрашивает о происшествиях для суточного доклада дежурному по бригаде, или вообще при объявлении «тревоги». Во всех других случаях пользоваться телефоном «на тумбочке» запрещалось категорически. Даже офицерам роты. Грубо говоря, это был «тревожный» элемент связи.

– Когда позвонил? – спросил капитан, переглянувшись со старшим лейтенантом Поленьевым.

– Двадцать четыре минуты назад, товарищ капитан, – посмотрев на часы, ответил дневальный.

– А закончился разговор…

– Только что…

– Легко ты отделался… И о чем майор говорил?

– Спрашивал, как служится. О родителях расспрашивал. Кто такие, чем занимаются…

– И только потом про старшего лейтенанта нечаянно вспомнил, так?

– Так точно, товарищ капитан.

– И потребовал срочно явиться.

– Сначала спросил, нет ли в казарме. Я сказал, что, кажется, в канцелярии. Тогда приказал срочно найти и передать. Если уже ушел домой, то отправить посыльного с приказом прибыть в штаб к товарищу майору.

– Понял, – отозвался Поленьев. – Все?

– Так точно.

– Свободен.

Солдат четко развернулся и вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.

Капитан Любимцев недовольно посмотрел на телефонный аппарат, протянув руку, пошевелил трубку и ворчливо произнес:

– Опять трубку неровно положили… Кто у нас последним звонил?

– Ты домой и звонил, – подсказал Поленьев.

– Ага… – неохотно признался командир роты. – Ладно, беги, если срочно…

Старший лейтенант поправил на себе китель, посмотрел на часы:

– Через восемь минут мой взвод с пробежки вернется. Пусть по расписанию занимается. Ты проследи, если нетрудно.

– Прослежу. Беги… Не забудь вечером ко мне заскочить. Задолбала жена… Уже и жить без своих соцсетей не хочет… Ноет и ноет… Хоть новый компьютер ей покупай! Так она все равно пароли свои, как обычно, не помнит…

– В районе двадцати одного часа заявлюсь… Жди… Ставь чайник…

– Разрешите, товарищ майор? Вызывали? – Старший лейтенант протиснулся в дверь кабинета начальника штаба батальона. За дверью стоял стул, не позволявший двери открыться полностью, поэтому приходилось не входить, а протискиваться.

Стул за дверью оказался не случайно. Начальник штаба его умышленно поставил, чтобы никто неожиданно не вошел, а сам при этом, судя по красной вспотевшей лысине, отжимался от пола. Видимо, решил себя в порядок привести – в смысле физической формы, но своих скромных результатов стеснялся и, пока приличествующих должности показателей не достиг, выполнял упражнения в одиночестве.

Майор поднялся с ковра, отряхнул руки.

– Уже пришел? Тогда заходи, Рус Григорьевич. Быстро тебя дневальный отыскал… И это хорошо, потому что вопрос требует скоростных действий.

Осинцев прошел за свой рабочий стол, сел в «вертлявое» офисное кресло, вытащил из большого старомодного очечника такие же старомодные и почти раритетные очки и натянул их на нос. Майор вообще любил все старое и старомодное. Например, чай за рабочим столом он пил только из стакана с подстаканником. Сейчас подстаканники, наверное, уже и в магазине не купить, встретишь их только в поездах дальнего следования. Но Осинцев где-то нашел подстаканник и даже, скорее всего, не в поезде украл, потому что в поездах подстаканники с обязательной железнодорожной символикой. И пользовался этой железякой с удовольствием. Когда пил чай, всегда потел и вытирал лысину обязательно чистым, вчетверо сложенным носовым платком.

– Присаживайся, старлей, не стесняйся… – показал майор на стул у приставного стола для совещаний. Стул явно не внушал доверия, но Поленьев все же решил рискнуть и присел на самый краешек. Стул его выдержал, что вызвало восторг начальника штаба, отразившийся в его глазах.

– Не упал? Ну и молодец… А то тут многие падают и говорят, что стул сломан. Просто садиться не умеют, я так думаю. Ты сиди, сиди, не стесняйся… Стул еще почти крепкий…

Старший лейтенант, помня свое звание, не стал объяснять майору, что «почти крепкий стул» звучит тождественно фразе «чуть-чуть беременная женщина». Стул может быть или крепким, или сломанным. Слово «почти» к нему никак не относится.

– Я почти сижу, товарищ майор…

Начальник штаба шутку не понял или не расслышал, уже «нырнув» в собственные мысли. Он вытащил из верхнего ящика стола какой-то документ и стал читать его, одной рукой придерживая на носу тяжелые очки, которые пытались сползти при наклоне. После физической нагрузки у майора и нос вспотел, став скользким, как детская ледяная горка.

– Так вот, значит… Ты у нас, оказывается, имеешь еще одно образование…

– Никак нет, товарищ майор. Если речь идет о высшем образовании, то у меня только одно – военное училище.

– А тут вот… МВТУ имени Баумана…

– Отчислен с четвертого курса, товарищ майор.

– По какой причине, если не секрет?

– Не секрет, товарищ майор. Спецслужбы США причислили меня к какой-то хакерской группе, которая снимала деньги в американских банках и переводила на какие-то европейские счета. Хотя я к этой группе отношения не имел. Вернее, имел, но не прямое. Я со многими из этих хакеров общался через Интернет, получал кое-какие знания, которые мне не могли дать в МВТУ, но ни в каких их делах участия не принимал. Тем не менее отмыться полностью не сумел. ФБР требовало моей выдачи в США, российский суд, рассмотрев дело, им отказал, но я все еще находился под подозрением американской стороны и, чтобы всю эту историю прекратить, забрал из МВТУ документы и поступил в училище спецназа…

– Хитрый, надо сказать, ход. В автобиографии это, естественно, не написал?

– Написал. Этим и заинтересовал ГРУ.

– Понятно. А учился ты, значит, на… На кого?

– На программиста, товарищ майор.

– Но чему-то тебя там все же научили? За четыре-то года…

– Все, чему там учили, я знал и умел еще в средней школе. Своим преподавателям, по большому счету, я сам тогда мог бы преподавать. Сейчас уже многое подзабыл, не потяну на профессора…

– От природы, что ли, этот… компьютерщик?

– Наверное… Кто-то говорил, что так. Впервые я сел за компьютер еще до школы. Машины тогда слабые были, компьютеры только начинали в жизнь входить. И я рос, можно сказать, вместе с ними…

– Теперь я начинаю понимать. ГРУ тебя тогда от преследования ФБР припрятало. А теперь, стало быть… Да, так, наверное, и есть…

– Что теперь, товарищ майор?

– Я вот недавно разговаривал с одним отставником ГРУ. Он солдатом когда-то попал в части ГРУ. А потом в ГРУ стало известно, что за границей на него досье собирают. У него, оказывается, тетка в Италии жила, двоюродная сестра матери. Замуж за итальянца вышла и уехала из Советского Союза. Такую вещь наша служба упустить не захотела. Его уговорили на офицерские курсы пойти. Из солдата стал офицером, потом экстерном училище заканчивал. Вот и с тобой схожая, мне думается, история…

– Извините, товарищ майор, не могу понять, какая история со мной? Что-то не так у меня по службе? Есть ко мне претензии?

– По службе у тебя все так. Пару месяцев назад запросили из центрального аппарата, из управления кадров, характеристику на тебя. Я написал. Хорошо о тебе отозвался. Даже отметил, что ты в бригаде все компьютеры ремонтируешь и настраиваешь.

– Бывает иногда, когда попросят… И что?

– Я не знал, по какому поводу характеристику затребовали. У нас, сам понимать должен, не принято руководящие органы запрашивать. Подумал про себя, что тебе скоро роту получать, вот и ищут место кому-нибудь на смену. А сегодня вот шифротелеграмма насчет тебя пришла. Требуют сегодня же тебя в Москву откомандировать. Причем не в Головное управление, а в какую-то «вэ-чэ»[6]. Как приедешь, должен позвонить, и за тобой машину пришлют.

– А при чем здесь, товарищ майор, моя учеба в Бауманке?

– Это уже моя инициатива. Я в нашем отделе кадров твое личное дело поднял, посмотрел… Но в запросе на характеристику был отдельный пункт о твоем отношении к компьютерам… И еще вопрос, который меня сильно смутил. Спрашивали про твое умение стрелять одновременно с двух рук. Я так и ответил, что ты в состоянии и с трех стрелять, но у тебя их всего две, а на ногах пальцы не так выросли, чтобы пистолет держать.

– Все равно мало что понимаю. Ладно, постараюсь на месте разобраться. Так что, мне сегодня выезжать, товарищ майор? До поезда четыре часа… Два часа из них до вокзала в Зареченске ехать… А там еще неизвестно, есть ли билеты…

– Билет на тебя уже заказан. В воинской кассе получишь, прямо на вокзале. Сейчас сдавай оружие, оформляй командировку и отправляйся. Насчет взвода договорись с командиром роты. Он без тебя приемо-сдаточный акт подпишет. Хочешь, я поговорю. Акт уже в канцелярии распечатан. Ты со своей стороны подпиши, а я потом подпишу утверждение. Надеюсь, у тебя во взводе все в порядке?

– Так точно, товарищ майор, все в порядке. Могу ехать… Только собраться бы успеть…

– Жена у тебя, как я понимаю, с ребенком в отъезде… Ждать их времени нам не отпущено. Долго тебе собираться?

– Как раз за оставшееся время уложусь.

– Хорошо. Иди оформляй документы…

Разговор с начальником штаба батальона завершился на удивление быстро. Настолько быстро, что старший лейтенант Поленьев умудрился даже застать в дверях ротной канцелярии выходящего капитана Любимцева. Капитан, увидев Поленьева, удивился больше, чем сам старший лейтенант, и сразу вернулся в канцелярию.

– Рассказывай, что случилось? У Осинцева зубы болят? Или он советовался, каким калибром лучше застрелиться?

Такой короткий разговор с начальником штаба мог удивить в батальоне любого офицера. И вызвать вопросы, хотя в частях спецназа ГРУ не принято задавать вопросы по служебным делам.

– Откомандировывают меня… Срочно и неожиданно даже для Осинцева. Сегодня должен в Зареченске на поезд успеть. Полтора часа до выезда осталось. Билет в воинской кассе заказан.

– Куда?

– В Москву.

– Роту дадут, а потом сразу и звездочку накинут. Пора уже. Не говорят, в какую бригаду?

– Ничего не известно. Информация ниже нуля…

Поленьев не стал объяснять, что откомандировывают не в распоряжение центрального управления ГРУ, как сразу предположил командир роты, а в какую-то неизвестную воинскую часть, скорее всего, подчиненную ГРУ.

– А как же взвод?

– Я в штабе подписал приемо-сдаточный акт. Ты завтра подпишешь. Сверишь все оружие, патроны, имущество со списком и внесешь данные. Потом просто подпишешь, а Осинцев утвердит как положено. В акте данные по прошлой проверке. Во взводе ничего не менялось. Все остальное – просто приказ. Возражений от меня не ждут, да и мнением никто не поинтересовался.