Волшебные стрелы Робин Гуда

Наталья Николаевна Александрова

Волшебные стрелы Робин Гуда

© Александрова Н.Н., 2017

© ООО «Издательство «Э», 2017

* * *

Лариса выскочила из маршрутки, перебежала дорогу, вяло отмахнулась от негодующего гудка в спину, свернула в нужную подворотню и налетела на вывеску-раскладушку. Вывеска утверждала, что в этой самой подворотне находится парикмахерская. Очень дешевая, судя по прейскуранту, который значился здесь же.

Еще бы не дешевая, усмехнулась она про себя, если стригут в бывшей дворницкой, там небось и окон нет. И немедленно одернула себя: не время для сарказма, сама она в положении еще худшем. В этой дворницкой люди работают, а она в такой теперь будет жить.

Привычно кольнуло сердце – не зря ли согласилась, как жалко мамину квартиру, там все свое, родное, знакомое. Но Лариса тут же взяла себя в руки. Дело сделано, назад не воротишь, все документы оформлены, теперь она – хозяйка крошечной квартирки на первом этаже большого старого дома. Бывшей дворницкой во втором по счету дворе. Что ж, может, она и неправильно поступила, и Машка ее ругала, но зато теперь у нее будет спокойная жизнь. А то уж поймала себя на мысли, что повеситься хочется. Причем всерьез.

Лариса помотала головой, чтобы отогнать неприятные мысли. Не время сейчас предаваться таким мыслям, дел полно, нужно хоть определить, что в первую очередь сделать в квартире.

Жильцы уже съехали, Нина Павловна обещала сделать это до двенадцати, а сейчас уже… Лариса взглянула на часы – четвертый час. На работе отгул взяла да утром прокопалась дома, пока вещи собирала. Всего и вещей-то у нее – чемодан да сумка небольшая.

Такая уж у нее была жизнь, что ничего не нажила. А мамино ей ничего не отдадут, даже мелочи, чашки битой и то пожалели. Уж как Антонина орала…

Лариса перехватила чемодан удобнее и вошла во двор. Двор как двор, мог бы быть и почище, но ничего. Слева фирма какая-то располагается, так у них под окнами даже цветочки посажены, в другом углу – ржавые контейнеры для мусора, две лавочки, которые давно пора покрасить, да видно некому.

Она пересекла двор и вошла в следующую подворотню. Вот и ее квартира. Тоже бывшая дворницкая, только никто ее в нежилой фонд не перевел, отцу досталась она года полтора назад по наследству от какой-то умершей двоюродной тетки. Лариса ее и в глаза-то никогда не видела, отец с ней отношений никаких не поддерживал.

А квартирка вот осталась.

Антонина тогда только шипела – на тебе, боже, что нам негоже, потому что у тетки еще дача, оказывается, была на Карельском перешейке. Дом старый, но участок большой. Но дачу тетка другим дальним родственникам отписала.

Лариса тогда не вмешивалась – ей-то какое дело, тетка не ее, отец тоже в споры не вступал. Антонина сама в квартире кое-как прибралась и сдала ее приличным, как она говорила, людям. Муж с женой приехали откуда-то из глубинки, она музыку преподает в музучилище, у него тоже вроде профессия какая-то интеллигентная.

И видно, мысль насчет Ларисы засела у Антонины в голове. Еще бы, падчерица как бельмо у нее в глазу.

Квартира у них хорошая, просторная, три комнаты, кухня пятнадцать метров – хоть танцуй, говорила в свое время мама. И обустроила она квартиру прекрасно. Недолго только там прожила, тяжелая болезнь ее свалила. Мама мужественным человеком была, бороться пыталась. Да только все без толку.

Когда умерла мама, Лариса уж институт оканчивала, мама еще сказала ей, что оставляет ее без страха, что она рада, что успела дочку вырастить, дать ей образование, и теперь Лариса позаботится об отце. Потому что мужчине трудно быть одному, ему поддержка нужна во всем, не только в быту.

Да, недолго папочка продержался, меньше года. Лариса тогда отдыхать уехала с подружкой, а как вернулась – тут-то он их с Антониной и познакомил.

Снова Лариса помотала головой, чтобы отогнать плохие мысли. Что уж теперь это все пережевывать, дело прошлое. У нее теперь будет новая, самостоятельная жизнь.

Она бросила чемодан и открыла сумку, чтобы найти ключ от двери. Дверь была старая, железная, краска вся давно облупилась, да еще нацарапано было на самом виду неприличное слово. Это уже местная шпана постаралась.

Ключ куда-то подевался, Лариса полезла в глубь сумки, задела случайно ручку чемодана, он опрокинулся, она потянулась, чтобы его удержать, и налетела на дверь. Дверь немедленно открылась, она оказалась не заперта. А она-то ключ искала…

– Нина Павловна! – крикнула Лариса, втаскивая чемодан через порог. – Вы дома? Это я, Лариса…

Последнее слово застряло у нее в горле.

Квартира была не та. То есть была она здесь пару раз, сначала с Антониной, потом одна забегала. Квартирка, конечно, не подарок – первый этаж, единственное окно выходит во двор, так что света очень мало, это Лариса сразу увидела.

А в остальном все было не так и плохо. Комната очень большая, самодельной стеночкой отделена кухонька и закуток с душем и туалетом. Даже прихожая крошечная имелась. В кухне – линолеум хоть и потертый, но не дырявый, в комнате – узорчатое ковровое покрытие. Мебели мало – диван, телевизор, столик небольшой. Это все, разумеется, принадлежало жильцам. То есть съемщикам.

Нина Павловна, как представилась жиличка, с виду женщина была вполне приятная, вежливая, улыбчивая. Может быть, даже слишком. Немножко портил ее золотой зуб, торчавший вперед, казалось, что, кроме этого клыка, у нее и зубов-то во рту нет. Но Лариса старалась на зуб не смотреть – в конце концов, что ей за дело, она эту женщину в первый и последний раз видит.

Были еще в комнате шкаф и двуспальная кровать, отделенная занавеской в крупных алых маках.

– Это мы все заберем, – сказала Нина Павловна и властно повела рукой вокруг.

– Конечно-конечно, – ответила Лариса. Ей чужое ни к чему.

Выйдя на улицу, она вздохнула и оглянулась на единственное окно дворницкой, забранное заржавленной решеткой. Нина Павловна приветливо махнула ей рукой. И Лариса подумала, что жильцы и правда приличные люди. Квартирка, конечно, не ах, но она ведь и раньше знала, что это бывшая дворницкая. Зато она никогда больше не увидит распахнутый в крике рот Антонины, не услышит ее визгливый, истеричный голос, не заметит нависшие брови отца.

Отец и раньше был молчалив, а теперь и вовсе замолчал, только смотрел на нее хмуро из-под бровей. Жалобы ее на Витьку пресек сразу – не вмешивай меня в ваши бабские разборки, могла бы ради меня и уступить в кои-то веки.

Витька – это отдельный кошмар ее жизни. Как только Лариса подумала, что переедет сюда и никогда больше, только представить – никогда! – не увидит этих злобных маленьких глазок и жидких волосенок, не услышит шипенья и хихиканья под дверью ее комнаты, не будет опасаться каких-то мелких гадостей вроде чернил, налитых в ящик стола, или обувной щетки, подложенной под подушку (откуда Витька набралась только этой коммунальной науки, не иначе – из старых советских фильмов), так сразу же побежала к нотариусу и подписала документы на квартиру недрогнувшей рукой.

Витька – это Виктория, дочь Антонины от первого брака. Антонину бы еще Лариса скрепя сердце стерпела, но вот ее доченьку…

Короче, дело с квартирой было сделано. И они договорились с Ниной Павловной, что жильцы съедут сегодня, в двенадцать.

Они и съехали. И теперь Лариса с изумлением, переходящим в ужас, осматривалась в прихожей.

Квартира была не та. Где старинная кованая вешалка из прихожей и полочка для ключей? Эти вещи были выдраны с мясом, и обои в тех местах висели клочьями.

Совершенно машинально Лариса оглянулась, чтобы закрыть дверь, и увидела, что в железной двери нет замка. Оттого она и не была заперта. Замок был тоже вырезан, небось специальным инструментом орудовали. Как он называется? Кажется, болгарка.

Лариса прислонила к двери чемодан и на негнущихся ногах прошла в комнату. Хоть в глубине души она и была готова к неприятностям, действительность превзошла самые худшие ее ожидания.

Комнаты не было. Вместо нее были руины, сарай, хлев, только что не пепелище. В комнате стоял стойкий запах пыли и еще чего-то очень неприятного. В гулкой пустоте слышно было ее, Ларисино, дыхание. Обои, которые ранее удачно загораживала мебель, теперь оказались старыми, рваными и выцветшими. Карниз исчез вместе с занавеской. И самое главное – в комнате не было пола. То есть то самое, вполне себе симпатичное ковровое покрытие, которое лежало на полу, было выдрано вместе с плинтусами, а вместо пола теперь оказались доски, которые даже на несведущий Ларисин взгляд выглядели совершенно гнилыми. Да на них ступить страшно!

Лариса почувствовала, что пол уходит у нее из-под ног, и ухватилась за стену. Не хватало еще шлепнуться в обморок в эту грязь! Никто ведь не придет, хоть помри в этом гадюшнике.

Перед глазами плясали красные мухи, и она, сжав зубы, аккуратно прошла по самой прочной на вид доске на кухню.

Лучше бы она этого не делала, поскольку кухни тоже не было. Ни столика, ни шкафчика, ни холодильника (ясное дело!), ни даже газовой плиты! Раковина, правда, была, но зато не было крана, так что воды не набрать.

Ларисе ощутимо стало плохо. Все тело покрыла испарина, и сердце заколотилось сильно-сильно. Да еще и в ушах забухал молот, как будто сваи забивают.

Это уже серьезно, знала она такое за своим организмом – от стресса температура повышается и давление. Нужно срочно умыться холодной водой.

Шатаясь, она побрела в закуток, где был душ. Хорошо, что идти недалеко. Она открыла узенькую дверцу и остолбенела. В закутке не было ничего. Ни душа, ни унитаза. Старый, облупившийся поддон смотрел на Ларису нагло – на вот тебе, выкуси! Из голой фановой трубы несло канализацией, так что Ларису затошнило. Однако этот запах привел ее в чувство, как приводит в чувство резкий запах нашатырного спирта. Ларисе больше не хотелось упасть в обморок, ей хотелось немедленно кого-нибудь убить. Она выскочила в комнату, дрожащими руками тыкая в кнопки телефона.

– Нина Павловна! – закричала она, услышав ответ. – Да что же это такое?

– Что конкретно вы имеете в виду? – холодно спросили ее. – Чем вы недовольны?

– То есть как это? – От волнения голос у Ларисы сорвался. – Что вы сделали с квартирой? Это же форменное безобразие! Это вандализм! Вы оставили голые стены! Да и стены…

– Я же предупреждала вас, что все заберу!

– Да, но я думала, что…

– И вы согласились!

– Да, но я думала, что только мебель…

– При чем здесь мебель? К вашему сведению, все было сделано нами! Когда мы въехали в эту квартиру, там ничего не было. Или было в таком состоянии, что все пришлось менять! Или вы хотите, чтобы я все новое оставила вам за просто так?

У Ларисы промелькнула мысль, что назвать обстановку этой квартиры новой мог только человек с очень богатым воображением. Но в данный момент не это было важно.

– Но вы должны были предупредить, – проговорила она растерянно, – и вообще, по закону вы обязаны оставить квартиру в таком состоянии, чтобы в квартире можно было жить!

– Ничего не знаю, – отчеканила Нина Павловна, – я вам квартиру не продавала, я ее просто снимала. Спрашивайте с тех, с кем вы договор подписывали. И больше прошу мне не звонить! Иначе мне придется сделать заявление о телефонном хулиганстве!

Вслушиваясь в короткие гудки, Лариса представила, как будет рассказывать об этом отцу. И как Антонина скажет, что она сама полная дура, и как Витька будет злобно хихикать. Нет, это уж слишком! Такой радости она им не доставит.

Оставался последний выход, единственный человек, к которому можно обратиться всегда, в любое время дня и ночи.

– Машка, – едва слышно сказала Лариса в трубку, – все плохо. Все просто ужасно.

– Что плохо? – откликнулась Машка. – Лиса, ты пьяная, что ли? Язык заплетается?

– Я в квартире. Здесь такое… В общем…

– В общем, я приеду прямо сейчас. – Машка по голосу ее определила, что дело и правда серьезное.

Сорок минут в ожидании подруги Лариса провела, сгорбившись на чемодане в прихожей и наблюдая за входной дверью. Хоть красть в этой квартире больше нечего, все равно будет противно, если кто-нибудь вломится.

За это время ей даже малость полегчало, притерпелась к своему несчастью.

Машка была старой проверенной подружкой – с первого класса за одной партой сидели. Родители были против их дружбы, поскольку Машка была, по выражению учительницы, «девочкой из неблагополучной семьи». У Машкиной матери было трое детей и ни одного мужа. То есть какие-то мужчины в их квартире время от времени проживали, так и дети случились, смеялась Машкина мать тетя Вера, но надолго мужчины не задерживались.

Впрочем, тетя Вера не слишком по этому поводу расстраивалась. Машка была в семье младшей, перед ней шел Борька, а самая старшая сестра звалась Милка. Милку вроде бы подряжали присматривать за младшими, но у нее плохо получалось. Ей хотелось гулять и развлекаться, так что с первого класса Машка была предоставлена самой себе.

Она умела много такого, о чем Лариса и понятия не имела, – могла отпарить юбку, вымыть полы во всей квартире и даже сварить борщ. Еще Машка ничего не боялась и умела найти выход из любой самой неприятной ситуации.

Со временем Ларисина мама сумела разглядеть в Машке эти качества и не препятствовала больше их дружбе.

После девятого класса Лариса перешла в другую школу, а Машка пошла учиться парикмахерскому делу. Они стали видеться реже, но дружба не прервалась и в институте. Потом заболела мама, и Лариса вряд ли выдержала бы этот кошмар без Машки. Потом… потом отец привел в дом Антонину с Витькой. Здесь Машка, конечно, ничего не могла сделать, только утешить и отвлечь от грустных мыслей. У нее самой жизнь не налаживалась. Были в ее жизни какие-то парни, но все, по ее выражению, какие-то недоделанные. Замуж Машка категорически не хотела, да никто и не предлагал.

Мать ее вышла на пенсию и завела себе хронического алкоголика дядю Федю. Он задержался в семье надолго. Сестра Милка родила сына, подбросила его матери, а сама (кукушка этакая!) уехала за очередным хахалем во Владивосток да и пропала из вида. Брат отслужил в армии, женился, запил, развелся, подшился, снова свелся с женой, потом она его выгнала, потом он нашел другую, та его вскоре тоже выгнала, потом опять приняла, а дальше не только Лариса, но и Машка запуталась в этих бесконечных и сложных перемещениях.

Вся эта семейка держалась только на Машке, ее побаивались все, начиная с безобидного алкоголика дяди Феди и кончая беспородной собакой по кличке Генка.

Лариса впала в какое-то тяжелое оцепенение и очнулась оттого, что в дверь со всей дури бухнули кулаком. Дверь ответила густым негодующим гулом.

– Лиса! – гаркнула Машка за дверью. – Ты здесь, что ли?

– Здесь, – вздохнула Лариса, – где мне еще быть. Это теперь мой дом, чтоб его совсем…

Это у нее в школе было такое прозвище – Лиса, так Ларису сократили.

Машка вошла и остановилась на пороге.

– А ты чегой-то на чемодане сидишь? – удивилась она, но сразу все поняла.

Она оглядела прихожую, потом пошла в комнату. Лариса со стоном потащилась за ней. Машка внимательно оглядела комнату, топнула ногой в пол и удовлетворенно хмыкнула, увидев, что нога едва не провалилась. Затем она попыталась открыть окно и вздохнула, когда ржавый шпингалет остался у нее в руках.

В кухне Машка только головой покрутила.

– И плиту поперли? Ну и размах!

– Ты в туалете посмотри, – мрачно предложила Лариса.

– Ого! – восхитилась Машка. – И унитаза нет! Нет, это действительно впечатляет!

– Нет, – скорбно подтвердила Лариса, – ничего нет. Ни кранов, ни ручек, ни лампочек, замок из двери и то вытащили. Вот какие жильцы попались.

– И ничего особенного, – отмахнулась Машка, – у меня клиенты каких только ужасов не рассказывают.

– Да что мне до твоих клиентов? Что теперь делать-то? Здесь жить нельзя! Воды и то нет!

– Да уж, – кивнула Машка, – ни умыться, ни попить, ни пописать, ни поплыть… Круто! Значит, так. Собирай свои манатки, поживешь пока у меня.

– Да вас там как сельдей в бочке!

– А вот и нет! – обрадовала Машка. – Мать со своим алкоголиком в деревню на неделю уехала и Максимку с собой взяла. А Борька со своей бабой снова помирился, так что сейчас у нее обретается. Заживем с тобой в тишине, как принцессы!

– А с этим что делать? – Лариса обвела рукой комнату. Вернее, то, что когда-то было комнатой.

– А с этим… – Машка набирала номер на телефоне, – с этим Лапоть поможет.

– Какой еще лапоть? – по инерции спросила Лариса.

– Лиска, включи мозги! – посоветовала Машка. – Ты что, совсем того, Лаптя уже не помнишь?

– Да помню я, – обиделась Лариса, – его разве забудешь, просто откуда он взялся-то?

Лешка Лаптев по прозвищу Лапоть учился с ними в одном классе, а после девятого ушел в колледж. Не то чтобы в школе они особенно дружили. Лешка был здоровый, молчаливый и некрасивый – вечно растрепанные соломенные волосы, нос картошкой, морда в веснушках даже зимой. Кажется, в четвертом или пятом классе он пытался таскать Ларисин портфель, но она не позволила. А впрочем, возможно, она просто не так его поняла. Объяснить внятно Лапоть ничего не сумел, да она и не спрашивала.

Лариса не видела Лешку уже лет пять, а может, и больше. Странно, вроде бы живут в одном районе, а вот не встречались.

– Как – откуда взялся? – удивилась Машка. – Вроде никуда не девался, из города не уезжал. В общем, я его недавно встретила, как раз телефон взяла, он мастером по ремонту работает, если что надо, сказал – обращайся. Так вот ты к нему и обратишься.

– Чего это я буду к нему обращаться? – фыркнула Лариса. – Он ведь не мне, а тебе это говорил.

– Лиска… – угрожающе начала подруга.

– Что? – Лариса заговорила на повышенных тонах. – Что ты ко мне прицепилась со своим Лаптем?

– Кончай дурить, – припечатала Машка, – у тебя денег много?

– Мало, – честно сказала Лариса. – Думала, прикуплю кое-что из мебели и посуду, а с ремонтом пока подожду. И вот…

– Не реви! – привычно приказала Машка. – Вот поэтому вызовем сейчас Лаптя. Он приедет, посмотрит и честно тебе скажет, что здесь можно сделать. И денег за консультацию не возьмет. Замок, опять же, вставит. Мы ж его как облупленного знаем.

С Лаптем договорились быстро. Машка назвала ему адрес и сказала, чтобы приезжал, как только сможет. А они его ждать не будут, дверь не заперта – замка нет, так что пускай Лапоть и озаботится. Если Лапоть удивился, то ничего не сказал, он вообще, как уже говорилось, был парень молчаливый.

Привязали к ручке веревочку, чтобы дверь не распахивалась от любого сквозняка, и поехали к Машке.

Едва открыли дверь, Машка прыгнула в сторону. Лариса замешкалась и едва не была свалена наземь здоровенным псом непонятной дворовой породы. Пес с размаху кинулся ей на грудь, бурно приветствуя и пытаясь облизать.

– Генка, да отстань ты! – отбивалась Лариса. – Дай пройти!

– Отставить! – гаркнула Машка. – Место!

Машку в этой семье слушались все, поэтому пес смирно отправился в угол.

В свое время Машкина мать отбила пса у мальчишек, которые дразнили его возле магазина. Они сказали, что какой-то мужик привязал его и ушел, сказав, что зовут собаку Генералом, ему два года, а он больше кормить этого обжору не может, да и жена ругается.

Мальчишки кидали в собаку палками, один уже взялся за камень. Тетя Вера собак не боялась, с детства росла в лесничестве, там у ее отца здоровенные псы были. Она отогнала мальчишек и подошла к несчастному псу. Он порычал немного и успокоился. И смотрел так проникновенно, что она не смогла уйти и привела его домой.

Имя Генерал ему совершенно не подходило. Гораздо лучше ему подошло бы, скажем, Прапорщик. Или Сверхсрочник.

Пес был обжора и хулиган. Он совершенно не поддавался дрессировке и на каждой прогулке норовил удрать. Первое время новые хозяева бегали за ним с криками, потом привыкли к его отлучкам.

Выяснилось, что Генка, как его звали в семье, необычайно любвеобилен. Убежав на прогулке, он начинал поиск собачки дамского пола в интересном состоянии и не успокаивался, пока поиски не завершались успехом. Причем выбирал исключительно чрезвычайно породистых, ухоженных красавиц.

Первой в его донжуанском списке была палевая лабрадорша – совсем молоденькая, на выданье. Об этом сообщила ее рыдающая хозяйка – она присутствовала, как сама выразилась, при этом ужасе и ничего не смогла сделать. Лабрадорша, кстати, выглядела вполне удовлетворенной и ни на что не жаловалась.

Затем были две восточноевропейские овчарки, американская бульдожка, далматинка с прекрасной родословной и даже собака экзотической породы мастино неаполитано. Впрочем, там, кажется, до дела так и не дошло, хозяин свое сокровище отбил в честном бою.

Остальным повезло меньше. Приходили ругаться, грозились Генку убить – чего не скажешь под горячую руку. Машка виртуозно отлаивалась. После шестого случая Лариса, будучи в гостях у Машки, предложила переименовать Генерала в Генриха Восьмого, известно ведь, что у этого английского короля было шесть жен. Правда, не одновременно, а по очереди. Когда ему надоедала очередная жена, он приказывал ее обезглавить и женился на следующей.

Сейчас пес смирно сидел в уголке, бросая на Ларису умильные взгляды. Она вытащила из сумки бутерброд с сыром. Дома приготовила, чтобы перед сном чаю попить на новом месте.

– Что скисла? – Машка всегда умела определять ее настроение по лицу. – Не ной, прорвемся!

Они выпили пива, что осталось в холодильнике от Борьки, и съели ужасающее количество котлет, которые нажарила перед отъездом тетя Вера. От обильной еды Лариса осоловела, и все неприятности как-то улетучились из головы. Машка постелила ей на материном диване и ушла к себе.

Лариса думала, что заснет, едва коснувшись головой подушки, но сон не шел. Она думала о том, что как же так бывает – вроде бы у Машки семья неблагополучная, и тетя Вера в жизни ни одной книжки не прочитала, и пишет небось с грамматическими ошибками, но вот уехала в деревню, а о дочке подумала. Знает, что та с работы придет голодная, вот и нажарила котлет перед отъездом. И если бы они все дома были, а Машка ее, Ларису, привела, тетя Вера и слова бы не сказала, постелила бы ей на раскладушке, хоть и тесно у них. Живи, сказала бы, сколько надо, раз уж такое дело. Вот так.

А ей, Ларисе, не то что котлет нажарить, а если все плохо, то обратиться к семье невозможно. Хотя всегда считалась она девочкой из приличной семьи, да где она, та семья-то?

Конечно, если бы мама была жива, тогда все по-другому было бы. Но мама умерла, так ведь отец-то жив-здоров! А после маминой смерти они друг с другом и не поговорили толком ни разу. Как будто дочка ему и не нужна совсем.

Бабушка умерла рано, а о родителях отца она ничего не знала. Вроде бы мама говорила когда-то, что они отца когда-то сильно обидели, и с тех пор отец с ними не общается. Тогда Лариса не обратила на эти слова никакого внимания – такие вещи ее не интересовали в юном возрасте, – а теперь вот задумалась. Это же как сильно нужно обидеть человека, чтобы он прекратил общение с родной матерью…

Может, не сразу, но потом все-таки поинтересоваться, как она живет, здорова ли, не нужно ли чем помочь… Нет, никаких разговоров об этом она не помнит. Наверно, они умерли. Так что же, отец и на похороны не ходил?

В конце концов, это его дело. Но, с другой стороны, вот какая-то двоюродная тетка была. Он и с ней не общался, а она ему квартиру оставила. Ох, лучше бы она этого не делала!

Лариса устыдилась – тетка-то при чем? Это все Антонина жильцов пустила. Надо же, приличные интеллигентные люди, музыку преподают. Ужас какой в квартире этой!

От таких беспокойных мыслей Лариса заворочалась на старом продавленном диване, пружины заскрипели. Открылась дверь комнаты, и явился Генка.

– Только попробуй! – грозно прошептала Лариса.

Генка понял, что на диван лезть не стоит, за это может влететь. Он шумно завозился внизу на коврике, потом долго и со вкусом чесался, наконец затих.

Было тихо, только на кухне тикали старинные тети-Верины ходики. И вдруг Лариса даже села на диване. Господи, у нее же есть Вадим! Со всей этой кутерьмой она совершенно о нем забыла! Надо же, до чего дойти – забыть о любимом человеке!

Она тут же усмехнулась в темноте. Привыкла уже относиться к своим чувствам с легкой иронией, иначе совсем тошно. Они знакомы… сколько уже они знакомы? Почти два года. Только встречаться начали год назад. Да и то встречи эти какие-то… незаконченные, что ли.

Вадим работал когда-то у них в офисе, потом уволился. Вроде бы девчонки сплетничали, что был у него роман с одной девицей из рекламного отдела, она потом тоже уволилась.

Ларисе он нравился, но Тамара Ивановна из бухгалтерии перехватила как-то ее взгляд, брошенный исподтишка на Вадима, и сказала что-то едкое и насмешливое.