Стихи русских и зарубежных поэтов

Г. Галина (1870—1942)

***Кода угрюмый дождь стучит в моё окноИ лампы огонёк так ласково мерцает,Я думаю о том, кто в этой тьме блуждает,Кому найти приют всю ночь не суждено.О, если б я могла ту лампу, как маяк,Поставить на окно, как вызов ночи тёмной;И гостем бы вошёл ко мне мой брат бездомный,Оставив за собой осенний дождь и мрак.Но мы – условности трусливые рабы —Ни ярко чувствовать, ни жить мы не умеем,И голову поднять свободно не посмеемИз-под ярма приличий и судьбы.***Лес рубят – молодой, нежно-зелёный лес…А сосны старые понурились угрюмоИ полны тягостной неразрешимой думы…Безмолвные, глядят в седую даль небес…Лес рубят… Потому ль, что рано он шумел?Что на заре будил уснувшую природу?Что молодой листвой он слишком смело пелПро Солнце, Счастье и Свободу?Лес рубят… Но земля укроет семена;Пройдут года, и мощной жизни силойПоднимется берёз зелёная стенаИ снова зашумит над братскою могилой.***Всем вам, что спите так мирно, спокойноВ ваших богатых нарядных домах,Снится ли вам хоть в полуночных снахДикая, страшная бойня?Слышите ль вы, как бушует и стонетМоре чужое в далёком краю?Это погибших в неравном боюЖёлтое море хоронит.Видите ль вы, в глубине под волнойМёртвою тенью лежат корабли,Залиты тёмною кровью они,Кровью такою родною.К вам не глядят ли в окно по ночамВзоры тяжёлой немой укоризны?Жертвы ненужные бедной ОтчизныСнятся ли вам по ночам?

Г. Гейне (1797—1856)

***Твои глаза – сапфира два, два дорогих сапфира;И счастлив тот, кто обретёт два этих синих мира.Твоё сердечко – бриллиант, огонь его так ярок;И счастлив тот, кому пошлёт его судьба в подарок.Твои уста – рубина два, нежны их очертанья;И счастлив тот, кто с них сорвёт стыдливое признанье.Но если этот властелин рубинов и алмазаВ лесу мне встретится один, – он их лишится сразу!***Как ты поступила со мною, пусть будет неведомо свету.Об этом у берега моря я рыбам сказал по секрету.Пятнать твоё доброе имя на твёрдой земле я не стану,Но слух о твоём вероломстве пойдёт по всему океану.

И. Гёте (1749—1832)

***Боюсь, дружок Тереза, как острого железа,Твоих сердитых глаз.И всё ж, когда ты водишь, ты вмиг меня находишь,Меня находишь враз.Поймав меня, в смущенье, прижмёшься на мгновенье,И в лад стучат сердца.Но вот повязка сбита, и снова ты сердитоГлядишь, как на слепца.Мечусь я, спотыкаюсь, на стены натыкаюсьВ весёлой кутерьме.Твоей любви молю я, не то, всегда горюя,Блуждать буду во тьме.***На старой башне, у реки, дух рыцаря стоит.Он, лишь завидит челноки, приветом их дарит:– Кипела кровь и в сей груди, кулак был из свинца,И богатырский мозг в кости, и кубок – до конца!Пробушевал полжизни я, полжизни проволок.А ты плыви, плыви, ладья, куда несёт поток!

З. Гиппиус (1869—1945)

***Есть счастье у нас, поверьте, и всем дано его знать.В том – счастье, что мы о смерти умеем вдруг забывать.Не разумом ложно-смелым, пусть он и твердит своё,А чувственно, кровью и телом не помним мы про неё.Но счастье так хрупко и тонко: как слово, будто меж строк;Глаза больного ребёнка; увядший в воде цветок.И кто-то шепчет: «Довольно», и вновь отравлена кровь,И ропщет в сердце безвольном обманутая любовь.Нет, лучше б из нас на свете и не было никого.Только бы звери да дети, не знающие ничего.***Изнемогаю от усталости, душа изранена, в крови…Ужели нет над нами жалости, ужель над нами нет любви?Мы исполняем волю строгую, как тени, тихо, без следа;Неумолимою дорогою идём неведомо куда.И ноша жизни, ноша крестная, чем далее, тем тяжелей…И ждёт кончина неизвестная у вечно запертых дверей.Без ропота, без удивления мы делаем, что хочет Бог.Он создал нас без вдохновения и полюбить, создав, не смог.Мы падаем, толпа бессильная, бессильно веря в чудеса;А сверху, как плита могильная, слепые давят небеса.

Ф. Глинка (1786—1880)

***Когда б я Солнцем покатилсяИ в чудных заблистал лучах,И в ста морях изобразился,И пировал на ста горах;Когда б Луну – мою рабыню —Посеребрял мой длинный луч,Цветил воздушную пустыню,Пестрил хребты бегущих туч;Когда б послушные планеты,Храня подобострастный ход,Ожизненные мной, нагреты,Текли за мной, как хоровод;Когда б мятежная комета,В своих курящихся огнях,Безумно пробежав полсвета,Угасла вся в моих лучах,То стал бы я тогда счастливымСреди небес, среди планет,Плывя светилом горделивым?Нет, не был бы я счастлив, нет!Но если б в рубище, без пищи,Главой припав к чужой стене,Хоть раз увидел бы я, нищий,Увидел Бога я во сне,Я отдал бы земные славыИ пышный весь небес наряд,Всю прелесть власти, все забавыЗа этот лишь на Бога взгляд!***В небе всё сияло, в поле всё цвело;Но тебя не стало – всё с тобой прошло.Ты, как сон крылатый, милая, ушлаИ все ароматы сразу унесла.Только одни думы – грустный мой удел,И такой угрюмый ветер зашумел.Но вечною весною пусть всё цветёт для ней.Живу я ей одною, живу я и без ней.***Если хочешь жить легко и быть к небу близко,Держи сердце высоко, а голову – низко.

М. Горький (1868—1936)

***Не браните вы музу мою, я другой и не знал, и не знаю;Не минувшему песню слагаю, а грядущему гимны пою.В незатейливой песне моей я пою о стремлении к свету;Отнеситесь по-дружески к ней и ко мне, сомоучке-поэту.Не встречайте же музу мою невнимательно и безучастно;В этой жизни, больной и несчастной, я грядущему гимны пою.***В лесу над рекой жила фея, в реке она часто купалась;Но раз, позабыв осторожность, в рыбацкие сети попалась.Её рыбаки испугались… Но был с ними юноша Марко;Схватил он красавицу-фею и стал целовать её жарко.А фея, как гибкая ветка, в могучих руках извивалась,Да в Марковы очи глядела и тихо чему-то смеялась…Весь день она Марко ласкала, а как только ночь наступила —Пропала весёлая фея, – у Марка душа загрустила…И дни ходит Марко, и ночи в лесу над рекою Дунаем,Всё ищет, всё стонет: «Где фея?»; но волны смеются:– Не знаем.И он закричал им: «Вы лжёте, вы сами играете с нею».И бросился юноша глупый в Дунай, чтоб найти свою фею.Купается фея в Дунае, как раньше до Марко купалась;А Марко уж нету… Но всё же, о Марко хоть песня осталась.А вы на земле проживёте, как черви слепые живут:Ни сказок о вас не расскажут, ни песен про вас не споют.

Е. Гребёнка (1812—1848)

***По озеру красивый Лебедь плыл,Один среди гусиной серой стаи.– К чему свои он перья распустил? —В сердцах Гусак заголосил, —Чего любуетесь, как он плывёт, блистая?Мы – серые тут все, а он один средь насТакой чистюля белоснежный!Да если взяться нам прилежно,Его б мы перекрасили тотчас.Чего он чванится, что белый он и нежный!Пришлось по сердцу всем гусямПростое предложенье это —Хватают грязь и там и сямИ мажут Лебедя, чтоб серого был цвета.Обмазали кругом – остыл гусиный пыл.А Лебедь лишь нырнул – и белым стал, как был.

А. Грибоедов

(1794—1829)

***Луг шелковый, мирный лес! Сквозь колеблемые сводыЯсная лазурь небес! Тихо плещущие воды!Мне ль возвращены назад все очарованья ваши?Снова ль черпаю из чаши нескудеющих отрад?Будто сладостно-душистой в воздух пролилась струя;Снова упиваюсь я вольностью и негой чистой.Где же друг?.. Но я один!.. А давно ль как привиденье,Предстоял очам моим вестник зла? Я мчался с нимВ дальний край на заточенье. Окрест дикие места,Снег пушился под ногами; горем скованы уста,Руки – тяжкими цепями…***Крылами порхая, стрелами звеня,Любовь вопрошала кого-то:– А есть ли что легче на свете меня?Решите задачу Эрота.Любовь, я решу, я отвечу за вас,Сама себя легче бывает подчас.Слыхали, есть песня такая:Нашла себе друга АглаяИ легче, быстрее того совсем позабыла его.

А. Григорьев

(1822—1864)

***Я Вас люблю… что делать – виноват!Я в 30 лет так глупо сердцем молод,Что каждый Ваш случайный, беглый взглядМеня порой кидает в жар и холод.Я знаю сам, что были бы преступныПризнанья или смысла лишены:Я знаю, для меня Вы недоступны,Как недоступен Рай для Сатаны.Цепями неразрывными окован,Не смею я, когда порой взволнован,Измучен весь, к Вам робко подхожуИ подаю Вам руку на прощанье,Сказать простое слово «до свиданья»Иль, говоря, – на Вас я не гляжу.К чему они, к чему свиданья эти?Бессонницы – расплата мне за них!А между тем, как зверь, попавший в сети,Я тщетно злюсь на крепость уз своих.Я к ним привык, к мучительным свиданьям,Я опиум готов, как турок, пить,Чтоб муку их в душе своей продлитьИ дольше жить живым воспоминаньем.Да, я люблю Вас глубоко и страстно.И страсть безумную своюОт всех, от Вас особенно, таю.От Вас, ребёнок чистый и прекрасный!Не дай Вам Бог, душа моя, узнать,Как тяжело любить такой любовью, —Рыдать без слов, метаться, ощущать,Что кровь свинцом расплавленным, не кровью,Бежит по жилам; рваться, проклинать,Терзаться ночи, дни считать тревожно,Бояться встреч и ждать их, жадно ждать;Беречься каждой мелочи ничтожной,Дрожать за каждый шаг неосторожный;Над пропастью бездонною стоятьИ чувствовать, что надо погибать,И знать, что бегство больше невозможно.

Э. Губер (1814—1847)

***Думал мужик: «Вот я хлеб продам,А барин спросит – оброк отдам.В город снесу на продажу товаруДа и лошадок куплю себе пару;Ну а потом и Ванюху женюЯ на Марфуше к Николину дню».Хлеба мужик продал на два алтына,Барин назвал его сукиным сыном;И на деревне случился пожар,Где вместе с хатой сгорел весь товар.Тут почесался мужик поневолеИ не женил он Ванюху к Николе,А поглядев на пустую мошну,Взял и напился к Николину дню.***Иду домой знакомою дорогой.Я издали вернулся. На покой.На посох опираясь мой убогий,Я думаю с невольною тоской:Кто мой приход на Родину заметит,Кто ныне здесь меня как друга встретит?Мне не жилось в родимой стороне —Всё звал меня какой-то злобный генийВ чужую даль; и душно было мнеПод бременем неясных вдохновений.И вышел я из Родины моейВ широкий мир сомнений и страстей.Но не сбылись младые упованья,Разрушился пророческий обман.Я не сберёг ни одного желанья,И в этот час среди кровавых ранЯ отдал бы за дружескую ласкуБылых надежд несбыточную сказку.Домой, домой, на Родину мою!Я вновь дышу вечернею прохладойВ родных полях; я снова узнаюИ старый дом, и церковь за оградой.На прах земли я головой клонюсь;Я снова здесь надеюсь и молюсь.Идёт народ, не вижу между нимиНи одного знакомого лица.Я не найду один между чужимиНи матери, ни старого отца.Другое им отведено жилище —Там за селом, где тихое кладбище.Но вот они проходят, – я дрожу,Их братского привета ожидаю;Их имена я в памяти держу,По имени себя им называю —Не вспомнит ли хоть кто-нибудь из нихОб имени родителей моих?Ушли. Я у знакомого порогаСтою один и с тайною тоскойГляжу вперёд на пыльную дорогу,На посох опираяся рукой.И стыдно мне, что я забыт народом,Что никого не радую приходом.Куда теперь? Кому же протянутьВ последний раз, хоть на прощанье, руку?Иду один, и некому вздохнуть,На долгую благословить разлуку.Вокруг меня и братья, и родня,Но некому молиться за меня.***В хате тихо; треща, догорая, еле светит лучинка…Что ты плачешь, жена молодая, на реснице слезинка?Али больно тебе, что Ванюху барин отдал в солдаты,Что кормить и себя, и старуху, сиротинка, должна ты?Что на люльку ты смотришь уныло, что глядишь на мальчишку?Хорошо при отце ему было, как любил он сынишку.А теперь, без отца-то родного, даром сгинет мальчишка —Пропадёт у народа чужого, будет плут да воришка.А как схватят, в открытом ли поле, на большой ли дороге,Век покончит он в горькой неволе, в кандалах да в остроге.Жалко матери стало ребёнка… Видно доля такая.И заплакала горько бабёнка, тихо люльку качая…

Н. Гумилёв (1886—1921)

***Я всю жизнь отдаю для великой борьбы,Для борьбы против мрака, насилья и тьмы.Но увы! Окружают меня лишь рабы,Недоступные светлым идеям умы.Они или холодной насмешкой своей,Или трусостью рабской смущают меня;И живу я во мраке, не видя лучейБлагодатного, ясного, светлого дня.Но меня не смутить, я пробьюся вперёдОт насилья и мрака к святому добру;И, завидев светила свободы восход,Я спокойно, умиротворённо умру.***Прекрасно в нас влюблённое виноИ добрый хлеб, что в печь для нас садится;И женщина, которою дано,Сперва измучившись, нам насладиться.Но что нам делать с розовой зарёйНад холодеющими небесами,Где тишина и неземной покой;Что делать нам с бессмертными стихами?Ни съесть, ни выпить, ни поцеловать.Мгновение бежит неудержимо,И мы ломаем руки, но опятьОсуждены идти всё мимо, мимо.Как мальчик, игры позабыв свои,Следит порой за девичьим купаньемИ, ничего не зная о любви,Всё ж мучится таинственным желаньем.Как некогда в разросшихся хвощахРевела от сознания бессильяТварь скользкая, почуя на плечахЕщё не появившиеся крылья.Так век за веком – скоро ли, Господь?Под скальпелем природы и искусстваКричит наш дух, изнемогает плоть,Рождая орган для шестого чувства.

В. Давенант (1606—1668)

***Воспрянь ото сна, моя краса! Воспрянь и приоткройСвои прекрасные глаза – один, потом второй.Встречай зевотой новый день, умыться не забудь,Сорочку чистую надень и сверху что-нибудь.Ты ночь спала, моя любовь, зачем же спать и днём?Уже воспел свою морковь разносчик за окном,Судачат девы у ворот, торгует хлебопек,Малец хозяину несёт начищенный сапог…Воспрянь! Уж завтрак на столе: лепёшки ждут, мой свет,Овсянка жидкая в котле – её полезней нет.А коли портит аппетит тебе вчерашний хмель,Отлично силы подкрепит с утра целебный эль.

Д. Давыдов (1784—1839)

***Под вечер муж Хрунов из кабачка Совы,Бог ведает куда, по стенке пробирался;Шёл, шёл и грохнулся. Народ расхохотался.Чему бы, кажется? Но люди таковы.Однако человек какой-то из толпы,Заботливый и добрый, помог ему подняться.И говорит: «Дружок, тебе не надо пить».– Нет, это всё не то – не надо мне ходить,Тогда уж точно я не буду спотыкаться.***С нею дружба – упоенье… Но спаси, создатель, с нейОт любовного сношенья и таинственных связей.Огненна, славолюбива; но ручаюсь, что онаНеотвязчива, ревнива, как законная жена.***Кто знает нашу богомолку, тот с ней узнал наедине,Что взор плутовки втихомолку поёт акафист сатане.Как сладко с ней играть глазами, ниц падая перед крестом,И окаянными словами перерывать её псалом.О, как люблю её ворчанье; на языке её всегдаОтказ идёт, как обещанье: нет на словах, на деле – да.И – грешница – всегда сначала она ответит горячо:– Ты просто варвар, я пропала. А после: «Друг, давай ещё».

П. Давыдов (1777—1842)

***Я позвоню своей жене, чтобы назначить ей свиданье.И будет долгим ожиданье, пока она ответит мне.Я приглашу её туда, где мы ни разу не бывали.Куда-нибудь в такие дали, где в полночь падает звезда.И там ей что-то подарю и попрошу в подарок вечер,Ведь годовщина нашей встречи пришла, поверь календарю.И пусть я время не верну, но будний день переиначу.Опять, надеясь на удачу, я соблазню свою жену.Свиданье мужа и жены – вот романтичная идея!Так начинается неделя десятой радостной весны!

А. Дельвиг (1798—1831)

***Как птичка резвая, младая, ты под крылом любви растёшь,Мирских забот ещё не зная, смеёшься, вертишься, поёшь.Но детство быстро унесётся, с ним улетит и твой покой,И сердце у тебя забьётся совсем неведомой тоской.Тщеславие тебя цветами прилежно будет убирать,И много лет пред зеркалами тебе придётся потерять.И ты помчишься за толпою в чертог блестящей суетыИ истинной почтёшь красою все их поддельные цветы.Но знай, что счастие – оно не в жемчугах, не в кружевахИ не в богатом туалете, а только в искренних сердцах.Цвети, Темира дорогая, богиней красотою будь,В столице роскоши блистая, меня, мой друг, не позабудь.***Воспламенять Вас – труд напрасный, узнал по опыту я сам.Вас боги создали прекрасной – хвала и честь за то богам.Но вместе с прелестью опасной они холодность дали Вам.Я таю в грусти сладострастной, а Вы, назло моим мечтам,Улыбкой платите неясной моей любви простым мольбам.***Если мне объявят боги: «Здесь ты горе будешь пить»,Я скажу: «Вы очень строги, но я всё ж останусь жить».

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.