Немного о семье. Сборник рассказов

Алексей насухо вытер тело, вернулся в комнату, сел и посмотрел от начала и до конца матч по футболу, после которого, пришло время выходить. Не говоря ни слова, он переоделся, надел часы, причесался, поцеловал сына в черный водоворот на голове и, прежде чем уйти, зашел на кухню за мусором. За столом, пока на плите в казане готовился плов, Татьяна обрабатывала ногти.

– Ты куда? – спросила она, забыв о пилочке в руке.

– В гараж.

Он всегда говорил, что идет в гараж, что могло значить и на десять минут, и на целый день. Жена посмотрела на то, как он приоделся. Не иначе как на работу вызвали.

– Когда вернешься?

– Когда надо.

Он хлопнул дверью и, не дожидаясь, когда лифт поднимется на восьмой этаж, сбежал вниз по узким ступенькам. Татьяна встала у окна, чтобы муж заметил ее с улицы и сделал круг к гаражу. Тому так и пришлось поступить. Двадцать безуспешных минут он пытался завести «пятерку», пока не плюнул и не поспешил на завод.

Из-за этого он опоздал. Но Евгений Петрович не осердился. Труб оказалось на час работы, и Алексей выполнил ее неспешно и размеренно, словно и не спешил вернуться домой. Так же размеренно он убрал стружку и смазал маслом станок. Начальник долго благодарил и извинялся за то, что из-за такой ерунды вызвал мастера в выходной день, говорил, что не знал, что так мало работы будет, а знал бы «сам бы все сделал». Сафронов посоветовал ему, в следующий раз, так и поступить, и ушел в душевую, оставив сконфуженного начальника одного в раздевалке.

Все так же размеренно Алексей помылся, переоделся и дошел до проходной: в выходные автобусы на заводе не ездили. Но как только он сделал шаг за территорию завода, он живо помчался домой.

Когда Сафронов вошел на кухню, тяжело дыша после подъема по лестнице, жена смотрела телевизор на подставке на стене. Застывшие, чуть раскосые глаза краем наблюдали за ним. Ее молчание не понравилось Алексею. Но спрашивать что-либо было пока бесполезно. Он вымыл руки, переоделся, снял и положил в стеклянную миску в серванте часы и подошел к Андрюше, играющему в компьютер.

– Привет, Андрюш, – сказал он сыну, присаживаясь рядом..

– Здоровались, пап, – ответил мальчик еще детским голосом.

– Ничего, с хорошим человеком можно и два раза поздороваться. Гулять ходил?

– Ходил, – ответил мальчик, не отрывая чуть раскосые, как у матери, глаза от экрана, где накаченная рука держала нацеленную на врага винтовку.

– С мамой?

– Не-е-е. С Костяном. Мама дома осталась.

Отец кивнул, хоть сын этого и не видел.

– Как дела у Константина?

– Нормально.

– Отец пьет?

– Пьет.

– И как Константин?

– Нормально. Грустный.

– Приглашай его в гости. Я давно его не видел.

– Ладно.

Отец растормошил волосы на голове так похожего на мать сына, поднялся и двинулся на кухню. Там он сел напротив жены, посмотрел в чуть раскосые глаза и сказал:

– Чем занималась?

– Ничем. Дома целый день. С Людкой полдня по телефону болтала.

– Васька ее опять пьет.

– Знаю. Меня звал.

– Когда успел?

– Когда трубку у Людки отнял. Но я его послала. Сказала, что от нас, если только ты придешь: люлей ему навешать. – Она заулыбалась. Алексей тоже улыбнулся, подсел ближе и обнял жену, выразив, таким образом, поощрение за хорошее поведение. Он не отпускал ее с минуту: просто хотел подержать жену в объятиях, почувствовать ее тепло. Он носом повернул круглое лицо к своему и поцеловал на нем полные губы. Все, что утром он подавил в себе на турнике, проснулось с новой силой. Он обернулся, нет ли сына рядом, рукой смял тяжелую грудь под розовой толстовкой. Снова присосался к ее полным губам, медленно клоня голову то вправо, то влево.

– Пойдем в ванную, – прошептал он ей на ухо.

– Андрюшка дома, – заупрямилась она, будто ее это когда-то останавливало. Не иначе как за утро мстила.

– Он в компьютер свой уставился. Пойдем, пока ему в туалет не приспичило.

Татьяна лукаво улыбалась и не отвечала. Он взял ее руку. Она сопротивлялась не больше мгновения, достаточного, чтобы погасить, а затем сильнее прежнего разжечь предвкушение в муже. Они закрылись в ванной и прильнули друг к другу. Сафронов дрожал от нетерпения.

В коридоре раздался дверной звонок.

Муж и жена замерли.

– Кто это? – спросил Алексей, не выпуская ее из объятий.

– Не знаю, – честно призналась она.

Он с прищуром смотрел на нее. В дверь снова позвонили. Алексей отпустил жену и, заправляя рубашку, поспешил открыть. Оттолкнув опередившего его Андрюшку, он заглянул в глазок и увидел незнакомого мужчину в косухе. На его растянутом в глазке лице играла широкая улыбка.

Этот еще, что за тип, подумал Алексей, открывая дверь.

Нерастянутое – лицо показалось ему знакомым.

– Кого? – спросил Алексей грубо.

– Оленя.

У Андрюши, выглядывающего из-за спины отца, в изумлении открылся рот.

Алексей же, то ли по интонации, то ли по тому, как назвал его гость, узнал незнакомца.

– Пашка! – закричал он.

– Лешка! – закричал гость.

– А-а-а-а!!! – закричали они оба и обнялись.

– Пашка-Пашка. Сколько лет. Заходи. Олень? Сам ты олень рогатый!

Алексей провел старого друга в дом и подвел к сыну.

– А это, что за герой? – Гость присел на одно колено. – Не Андрюха ли? Давай лапу мужик. Помнишь меня?

Андрей помотал головой, но руку пожал.

– Ого, руку мне отдавишь, силач.

Андрей еще сильнее сжал руку, закусив нижнюю губы. Гость только пуще рассмеялся.

– Все-все, сдаюсь. Нисколько меня не жалеешь, а я тебе из самого Екатеринбурга подарок вез.

Мальчик поспешно выпустил руку мужчины, вытаращив глаза.

– Подарок?

– Да. Вот. – Гость на бок сдвинул висевшую на одном плече спортивную сумку, открыл ее и достал автомат. – Держи. Как настоящий. Толька пульки пластиковые.

– Ого! Кру-у-у-у-то!

Павел засмеялся.

– Что надо сказать? – спросил отец.

– Спасибо! – выкрикнул Андрей.

– Его можешь поцеловать, – сказал отец, – это твой крестный.

Андрюшка вытаращил глаза. Крестный. Его крестный, с которым он всегда хотел познакомиться. Про которого папа говорил, что они сильно дружили, хоть и редко виделись, с которым только по телефону и общались. Андрюша сам с ним говорил по телефону один раз на Новый Год и один раз в день рождения отца, но это было давным-давно. Он поцеловал крестного в колючую щеку и еще раз сказал спасибо, добавив на конце «крестный».

Из ванной вышла Татьяна, успевшая привести себя в порядок. Губы ее были накрашены. Как только она увидела гостя, сердце ее остановилось. Друг ее мужа был красив, как только может быть красив мужчина такого типа. Волнистые короткие волосы, ореховые глаза, мужественный крупный нос и улыбка, которая могла очаровать кого угодно.

– Здравствуйте Татьяна. – Гость сделал шаг, взял ее руку и поцеловал. – Рад, наконец-то, с вами познакомиться.

Трудно было поверить, но они до сих пор не были знакомы. Не удалось им пересечься, когда Павел работал в Норильске, ни когда он приезжал крестить Андрюшу. На свадьбе его не было, так как он был на севере, а Алексей со свадьбой тянуть не желал. Павел, как она знала, один раз видел ее за витриной продуктового магазина, где та когда-то работала, ей об этом рассказывал муж.

– Рада знакомству, – сказала она ему с добродетельной улыбкой.

Татьяна чувствовала на себе тяжелый взгляд мужа.

– Раздевайтесь, проходите, сейчас стол накрою.

Алексей стал снимать с друга куртку.

– Все в своей косухе ходишь?

– А ты все еще завидуешь, – рассмеялся гость.

Павел зашел в ванную, умылся и вошел на кухню. Под косухой на нем был легкий свитер. На плите грелись первое и ждало своей очереди второе.

– Тань, оставь все. Беги в магазин за бутылкой.

– Погодь бежать, – остановил обрадовавшуюся Татьяну Пашка. – Ты что, думаешь, я с пустыми руками?

Он сходил в коридор и вернулся с бутылкой финской водки и свертком. В свертке лежали в несколько рядов бусы из крупного речного жемчуга. Прямо как у червонной дамы на картах.

– Ой, ну не стоило, – смущено сказала жена, одновременно протягивая руку и поглядывая на мужа.

Она тут же их одела и давай красоваться: то голову наклонит, то бедро выставит, то обернувшись спиной, через плечо посмотрит.

– Хорош крутиться, – сказал муж, – не на балу. Суп накладывай: Пашка с дороги.

Татьяна расстроенная, опустив глаза, на которых чуть ли не выступили слезы, пошла относить ожерелье в шкатулку. Павел заметил ее выражение лица, но сказать, ничего не сказал: не его это было дело, и все же быстро взглянул на друга. Алексей перехватил этот взгляд и сказал:

– Нормально все. С ней по-другому никак. Слышишь? – Из комнаты донесся голос жены, ругавший Андрюшу за то, что тот рассыпал желтые пульку по ковру.

– Я уберу! – провыл Андрей.

– Знаю, как ты уберешь. Быстро собирай все в кучу, пока я шею не сломала.

– Слышишь? – повторил Алексей. – На ребенке отыгрывается. – Жена! – крикнул он. – Отстань от Андрюшки, суп кипит. – А затем снова другу: – В рукавицах, ежовых, держать надо.

Гость понимающе улыбнулся и подмигнул.

Татьяна молча вошла на кухню с высоко задранной головой. Так же молча, она половником принялась разливать борщ по тарелкам. Наполнив все три и поставив их на стол рядом с хлебом и сметаной, она села подле мужа. Павел тем временем успел налить три рюмки кристальной огненной водицы. Наполняя рюмку Татьяны, он остановился, недолив треть до вершины, так как Алексей приподнял горлышко бутылки.

– Ей хватит.

Гость чуть не возразил, но во время спохватился.

– Нельзя ей, – сказал с упреком муж. – Любит она это дело. Одну ей много, две – мало.

Татьяна стыдливо опустила газа на неполную рюмку. Румянец заиграл на ее круглом чуть смуглом лице. Полные губы сжались в тонкую красную линию.

– Ну, за встречу, – сказал Павел, поднимая рюмку и расстраивая неловкий момент.

Все чокнулись, влили водку в горло, вдохнули через нос и закусили.

– Селедочка, – сказал Павел, прежде чем отправить кусок соленой рыбы в рот.

– Ну и гад же ты! – радостно хлопнул по столу Алексей. – Ни предупредив, ни позвонив. Я тыщу лет тебя не видел. Хоть повкуснее чего приготовили бы, встретили бы тебя. Ты, вообще, откуда и куда?

Павел стал рассказывать, где был и что делал последние восемь лет, которые его привели в гости к Сафроновым. Вкратце Алексей историю его знал по редким телефонным разговорам, но слушал внимательно, облокотившись на стол. С не меньшим интересом слушали и остальные члены семьи. Даже Андрюша с пластиковым оружием в руках смирно сидел у отца на колене и не спешил пойти пострелять из новой игрушки. История за историей, мужчины выпили еще по одной, женщине же оставалось лишь жадно и с сожалением глядеть на свою пустую рюмку, лелея надежду, что муж разрешит выпить еще одну на ночь. Нет, не даст, думала она, – испугается, что не усну.

Не сильным будет преувеличением сказать, что Павел объехал всю страну. Алексей всегда дивился другу, как тому это удается, и всегда приходил к мнению, что человеку, которому не сидится на месте, дорога все равно что дом родной – всегда рада и открыта. И даже на северном полюсе Пашка побывал. И от Владивостока к Японии на корабле плавал.

– Эти японцы, – все время повторял он, – эти японцы. Инопланетяне. Интереснее народа я в жизни не встречал. Даже китайцы и то понятнее, чес-слово. Япоши всех иностранцев гайдзинами называют. Белых людей шугаются. Но это в селах конечно, в городах люди привыкшие.

Ближе к ночи, они с другом начали вспоминать былые времена. Холодный Норильск. Алексей тогда приехал на заработки. На четыре месяца. Смены по двенадцать часов, шесть дней в неделю, зато платили как за целый год. Нужно было только выгружать продукты, которые для города завозили. Чего там только не было. В минералах и витаминах недостатка друзья не испытывали: замороженные мясо и фрукты привозили на любой вкус.

– А я тебя один раз все же видел, Татьяна, – сказал Павел, глядя на нее слегка окосевшими, блестевшими глазами. – За прилавком. Лешка мне тебя показывал. Ох, и влюблен же он тогда в тебя был. Спать не мог. Двенадцать часов отпахали без перерыва, всем бы только до коек дотащиться, а он шагами комнату мерит, на мороз выходит, все о Таньке, блин, думает. Описывал тебя как эскимосскую принцессу, вот тогда он мне тебя и показал. Сказал мне тогда, что либо с тобой останется, либо в Москву увезет. И увез-таки, с чем я его и поздравляю.

– Ладно, – сказал Алексей, спуская с ноги сынишку, – иди Андрюш с мамой в комнату, мужчинам поговорить надо.

Жена на него испытующе посмотрела. Он на нее – сердито, и она повиновалась.

– Дай, что ли хоть посуду помою, – попыталась она.

– Я сейчас тебе шею намою. Иди в комнату говорят. – Алексей был подвыпивший, и голос прозвучал громче, чем он того хотел, но это его, кажется, нисколько не расстроило. – И дверь закрой, – крикнул он ей вслед.

– Мда-а, строг ты со своей половинкой, – сказал Павел, когда женщина и ребенок скрылись в комнате.

– По-другому никак.

Пашка расхохотался.

– Я вспомнил: ты же стихи писал.

Алексей улыбнулся.

– Тоже мне вспомнил. Скажешь уж стихи, так – писульки, да каляки-маляки с высокопарными словами. В лучшем случае стишками назвать можно. Завязал я с этим давно, как женился. Вдохновение пропало. Так, редко ночью слова приходят, – сказал он и тяжко посмотрел в коридор.

– И все равно, не таким я тебя женатым представлял.

– Не суди, да несудим будешь, – сказал Алексей, наполняя рюмки. – Ты вот женат?

– Нет! – гордо ответил друг.

– Во-о-от. Хорошее дело браком не назовут. Женишься, и сам начнешь воспитывать свою жену.

– А зачем ее воспитывать, ей родители были на что?

– Ого-го. Родители. Сказал. Навестила нас как-то ее мамаша, белокурая что солнце, только ясности в голове ей это не прибавляло. – Они рассмеялись удачному, как им показалось, сравнению. – Прогнал я ее обратно к своему эскимосу. И так тесно троим, а она еще свою жопу слоновивью притащила. – Они снова рассмеялись, как им показалось должно быть верному эпитету. – Но отец у нее, правда, нормальный мужик, спокойный. Охотником был, пока в город не перебрался и с ее мамашей не связался. А еще и дочка в нее пошла, – бедолага.

Они выпили и закусили.

– Мучаешься с ней? – прямо спросил друг.

– Мучаюсь. Каждый божий день мучаюсь. Как ты мне сказал, когда ее в витрине увидел? «Ты такую бабу не удержишь, слишком красива – уведут» Прав ты был тогда. Теперь сторожевым псом при ней работаю. А ей все гулять охота, мол, молода еще. Забрал я ее из Норильска, – Алексей пьяной закивал головой, – месяц не прошел, как задерживаться на работе стала. Я-то блин жалел ее, думал, заработалась дорогая, а она с мужиками на танцульки ходила. Один раз пришла в дрова, ели ноги дотащила, я и понял в чем дело. С того дня спуску не давал. Глаз да глаз. Чуть отвлекся и ищи ветра в поле. И не боится. Знает, что по башке получит, а удержаться не может. Пьющая мать – горе в семье.

– Ну и отпустил бы ее: ей беспутная жизнь милее. Развелся бы ты с ней, и дело с концом.

– Не дождется.

Пашка рассмеялся.

– И как тебя так угораздило влюбиться? Ты же шибко грамотный был. С твоей головой мог бы устроиться получше своего завода.

– Ты это мне говоришь? А то я не знаю. Я и сейчас могу, только сам другого не хочу. Меня мой завод устраивает. Начальство во мне нуждается, чуть ли на руках не носят, отпускают, когда мне надо, слова плохого в жизни не скажут. Где еще так будет? Ладно тебе, Паш, не о чем тут говорить.

Татьяна взяла стакан из серванта, приставила его к стене и слышала все, что муж про нее говорил.

– Мам, не хорошо подслушивать, – сказал ей Андрюша, она только цыкнула на него. Сын грустно смотрел на автомат на коленях.

Слова мужа разозлили: наговорил он на нее, в глаза гостю стыдно посмотреть. Когда друзья сменили тему, она начала взад вперед по комнате ходить, не решаясь даже в туалет выйти. К вечеру, когда солнце за окном коснулось новостроек, ее позвали и сказали доставать матрас: Пашка остается на ночь. Ему завтра в Калининград лететь, и не о каких гостиницах Алексей и слушать не хотел.