Я не ангел

Дома я еще выпила и улеглась в спальне, прихватив в постель ноутбук. Позвонил Димочка, сказал, что в суде все в порядке, все идет именно так, как мы и рассчитывали ранее, и клиент даже не возмутился, что я отсутствовала.

– Я ему не стал подробности рассказывать, сказал просто, что форс-мажор у вас.

– Спасибо, Дима. Когда следующее слушание?

– Через три недели.

– Ну хорошо, там будет видно, я поеду или ты. Какие еще новости?

– Больше ничего вроде. Вы бы отдохнули, Варвара Валерьевна, хоть пару дней, – нерешительно предложил он, прекрасно зная, что у меня нет понятия «отдых», если есть неоконченные дела.

Но сегодня я решила прислушаться к совету помощника: слишком уж тяжелым выдался день. К счастью, впереди суббота и воскресенье, и планов вроде бы нет.

– Я завтра дома побуду, не поеду в офис. Если что-то срочное, ты позвони, я телефон не выключаю.

– Постараюсь не беспокоить.

Мы попрощались, я сунула телефон под подушку и углубилась в изучение очередного дела. Но из головы никак не шли события сегодняшнего дня. Больше всего меня беспокоило появление Мельникова. Оно было странным, ничем не объяснимым, а я не люблю такие вещи. Каждый шаг, каждый поступок должен быть мотивирован. А если мотива нет… Ну не бывает так! За каждым действием непременно стоит что-то. И за появлением Кирилла определенно что-то есть. Понять бы только, что именно.

Я так и задремала с ноутбуком на коленях и с очками на носу, даже не слышала, как пришел Светик, аккуратно забрал компьютер, положил на тумбочку очки и укрыл меня одеялом. Я так крепко уснула, как не спала, кажется, много недель до этого.

Среди ночи я вдруг открыла глаза, потому что увидела кошмар. Я бежала по темному пустому городу, где не горели ни один фонарь, ни одно окно в серых, совершенно одинаковых домах. Я бежала и глохла от стука собственных каблуков, а за мной бежал кто-то огромный, невидимый, я только слышала его тяжелое дыхание за спиной. Даже не шаги – дыхание. И было так страшно обернуться и посмотреть, хотя казалось: если повернусь, то он перестанет преследовать меня, испарится, исчезнет. Но ужас настолько сковал все тело, что даже обернуться было невозможно. И почему-то это тяжелое дыхание казалось мне знакомым, и от этого делалось еще страшнее. Я открыла глаза в тот момент, когда во сне наступила в канавку и упала, обхватив руками голову и замирая в ожидании, что сейчас преследователь накинется на меня. Сев на кровати, я долго не могла прийти в себя, тяжело дышала и озиралась по сторонам. Поняв наконец, что я дома, в собственной постели, и мне ничего не угрожает, я щелкнула выключателем бра и удивилась, обнаружив, что Светика рядом нет. Обычно он в это время спал, разметавшись по подушке, и то и дело дирижировал или быстро-быстро что-то говорил, чередуя французские и латинские термины. Но сегодня я лежала в постели одна, и это было странно – покидать спальню и ночевать в кабинете всегда было моей прерогативой.

Любопытство заставило меня встать, сунуть ноги в тапочки, надеть халат, лежавший на пуфе у зеркала, и пойти искать мужа. К моему глубочайшему удивлению, Светика не было дома. Вообще не было – нигде. И только в гостиной у кресла, в котором Светик любил сидеть вечерами, валялась моя разорванная блузка.

Утро субботы я провела так, как давно мечтала: в пенной ванне, с чашкой крепкого кофе и сигариллой. Это было такое блаженство, что даже ужасный сон забылся и то, что Светик не ночевал дома и до сих пор где-то шляется. Признаться, я не особенно волновалась по этому поводу, просто подобный демарш был совершенно не в характере мужа, и это меня скорее веселило – проснулся в нем внутренний «мужик».

Мое блаженство было прервано звонком. Мобильный вибрировал на бортике ванны, рискуя упасть в воду. Я взглянула на дисплей – звонила Потемкина.

– Доброе утро, Анастасия Евгеньевна, – поприветствовала я клиентку, но та была явно напугана – это слышалось в истеричных нотках голоса.

– Варвара Валерьевна, мы не могли бы немедленно встретиться?

– Что за спешка? – поморщилась я, понимая, что выходной мой отменяется.

– Я не могу по телефону. Давайте увидимся там же, где в первый раз. Я буду на месте через час. – И она бросила трубку.

Получается, что Потемкина в городе: за час из «Снежинки» она не добралась бы в центр, потому что суббота мало чем отличается по части пробок от любого другого дня. Но почему она не назвала ресторан? Чего боится? Что произошло? Вернее, не так: что еще произошло, учитывая мои вчерашние приключения?

Я с неохотой покинула теплую воду, наскоро высушила волосы и подкрасилась. Придется ехать на машине, ничего не попишешь, и делать это я вынуждена сама – водителя больше нет, но есть малыш «Смарт», которым я и воспользуюсь. Маленькую машинку парковать легче.

В «Годунове» я появилась с опозданием – стоявший в подземном гараже «Смарт» оказался намертво заперт чьим-то «Мерседесом», и я потратила уйму времени на то, чтобы найти хозяина. Меня сразу проводили в отдельный кабинет, где сидела Анастасия. К моему удивлению, за столом рядом с ней я увидела девочку лет десяти – хорошенькую голубоглазую блондинку с аккуратными косичками. Она сосредоточенно рассматривала что-то на экране планшетника, но при моем появлении оторвалась от своего занятия и поздоровалась первой.

– Алена, не мешай, – нетерпеливо оборвала ее Анастасия, – нам поговорить нужно.

– Я не мешаю, – мелодичным голоском отозвалась девочка и вставила в уши розовые наушники. Жест был настолько отработанным и привычным, что я подумала: девочке приходится делать это довольно часто. Видимо, мать не отпускает ее от себя ни на минуту. Я уже знала, что Алена находится на домашнем обучении и в гимназию больше не ходит.

– Что-то случилось? – спросила я негромко, усаживаясь напротив Анастасии.

Та закурила и кивнула. Повисло молчание. Я не хотела вытягивать информацию, а Потемкина не торопилась ее выкладывать – никогда я не могла понять эту человеческую привычку. Сперва вытащить человека на встречу в субботу, не поинтересовавшись планами, а потом сидеть и разыгрывать из себя женщину-загадку. Ну и брала бы мужика-адвоката, если так необходимо кокетничать. Время шло, Потемкина молчала. Девочка погрузилась в просмотр какого-то фильма и вообще не обращала внимания на происходящее вокруг.

– Сегодня ночью в больнице чуть не умер Алик, – вдруг сказала вдова, затушив окурок в пепельнице наманикюренным пальцем. – Кто-то передал ему бутылку водки, а в ней оказался клофелин – очень большая доза. Алик, к счастью, выпил не все, потому и оказался только в реанимации, а не в морге.

– Откуда вы об этом узнали? – Новость мне не понравилась, теперь я прекрасно понимала состояние Анастасии – тут не до разговоров.

Потемкина помолчала, глядя поверх моей головы, и словно внутри себя решала, стоит ли выдавать информацию. Как же я от нее устала, кто бы знал! Такая с виду глуповатая, наивная, а оказалась скрытной и очень осторожной, порой даже излишне. Не доверять адвокату, которого сама наняла… Хотя в ее положении, наверное, это оправданно.

– Мне… врач позвонил.

– Понятно. И что вы собираетесь предпринять?

– Мне нужно уехать. Уехать и увезти Алену, – заговорила Потемкина, лихорадочно схватив меня за руку, – понимаете? Варя… – вдруг перейдя на «ты», зашептала она, – Варя, помоги мне! У меня нет никакого убежища, у меня вообще ничего нет! Если я не подпишу бумаги, то могу не остаться в живых, а если подпишу, тем более… я все равно им не нужна, они все сделают, чтобы…

– Мне кажется, сейчас самое время поговорить про таинственных незнакомцев, которых вы так часто упоминаете в разговорах, – решительно сказала я, накрывая холодную руку Анастасии своей. – Я больше не хочу играть вслепую.

Потемкина вздохнула:

– Зови меня Настей, хорошо? Мне больше некому довериться, просто нет выхода. А ты… ты теперь и сама заинтересована, чтобы «Снежинка» не ушла в чужие руки. Помоги мне, Варя, я все тебе расскажу, только помоги скрыться. Я даже домой сегодня не могу вернуться – мне страшно, я совершенно одна с ребенком в огромном пустом доме… Мы и пикнуть не успеем, как… – Анастасия пугливо взглянула на увлеченную фильмом дочь. – У меня никого больше нет, только Алена…

– А родители?

– Отца я вообще не помню, а мама умерла три года назад. Рак.

– Понятно.

Я чувствовала, что должна как-то помочь этой запуганной женщине с девочкой, но даже не это двигало мной. Я на самом деле вложила большие деньги в эту чертову «Снежинку» и теперь не могла рисковать и позволить вдове продать контрольный пакет. Но понимала я еще и то, что самостоятельно не смогу спрятать Потемкину с дочерью. Если за ней кто-то приглядывает, то гарантированно обо мне тоже все знают – от адреса до размера ноги. Тут мне не обойтись без посторонней помощи. И я даже знала, к кому обратиться. К счастью, на заре карьеры я столкнулась с одним весьма влиятельным господином, вхожим в самые высокие структуры, но не потому, что был он министром или кем-то еще, а как раз потому, что представлял совершенно иную организацию. Теневую, так сказать. Вот ему-то, Анатолию Ивановичу Веревкину, больше известному как Толя Туз, я и собиралась позвонить. И если все пойдет так, как я задумала, то через пару дней Анастасия с дочкой окажутся вне пределов досягаемости кого бы то ни было. Но на это тоже нужно время: пока я его найду, пока уговорю помочь… ведь не факт, что он согласится, как не факт, что он вообще сейчас в стране. Куда мне деть испуганную донельзя клиентку с ребенком на это время? К себе же я не могу ее привести. Нет, теоретически, конечно, это возможно, и даже для Светика найдется объяснение, но практически… Скорее всего, за Анастасией действительно наблюдают, как, возможно, и за мной. И везти ее с дочерью к себе означает подписать ей приговор. Нет такой двери, которую нельзя открыть при помощи ключа, денег или еще чего-нибудь. Нет, этот вариант не годится. И решать надо сейчас, мгновенно, чтобы из ресторана она не ехала к себе в «Снежинку» – может не добраться.

Я взглянула на часы – время для звонка вполне приличное, Толя Туз – «жаворонок» и уже давно на ногах.

– Мне нужно позвонить, – сказала я, беря телефон и направляясь к туалетной комнате, которая для посетителей этого кабинета была отдельной.

На всякий случай включив воду и забившись в самый дальний угол помещения, я набрала номер Туза. Он долго не брал трубку, и на миг меня посетило ужасное чувство, что я права и его запросто может не быть в стране, и что тогда делать мне? Хотя… его личное присутствие не требуется, нужно просто веское слово и пара надежных людей. И разумеется, дом. Или квартира на худой конец, причем как можно дальше от «Снежинки».

Но тут в ухо мне рявкнули:

– Слушаю! – и я слегка успокоилась.

– Анатолий Иванович, добрый день. Это Варвара Жигульская.

– А, Варечка! Здравствуй, дорогая. Как дела? Случилось что-то? – Тон Веревкина сразу стал намного ниже, голос изменился и приобрел мягкие, почти интеллигентные нотки.

– Случилось, Анатолий Иванович, потому и звоню.

Вкратце обрисовав ситуацию, но умолчав о кое-каких деталях, касающихся моего личного материального интереса, я спросила:

– Сможете как-то помочь женщине с девочкой?

Туз откликнулся мгновенно, даже не особенно раздумывая:

– Дерьмо вопрос. Вы сейчас где?

– В «Годунове».

– Краше места не нашли? Все понтуетесь?

– Желание клиента – закон для адвоката, – хмыкнула я. Туз не любил показухи, и все наши встречи с ним проходили в более демократичных местах, нежели ресторан в центре.

– Хорошо, ждите там. Через час подъедут ребята, позвонят тебе на трубку и скажут, что и как делать. До той поры тихо сидите, едите и пьете… что вы там пьете, кстати?

– Брусничный морс. Я за рулем, Анастасия тоже.

– Какие хорошие девочки, – захохотал Туз, – морсиком наливаются с утра пораньше. Ладно, жди звонка. И не пропадай. Хочешь, в театр сходим как-нибудь?

– Хочу. – Я на самом деле хотела с ним в театр. Более образованного в плане театрального искусства человека я не встречала даже в кругу друзей своего мужа.

Имевший за плечами всего восемь классов, Веревкин все свободное время посвящал театру, актерам и режиссерам, меценатствовал и вкладывал приличные средства в развитие любимого дела. Кроме того, он цитировал Чехова огромными отрывками, чем однажды привел меня в состояние глубочайшего изумления. Но ларчик открывался просто: в тюремной библиотеке произведений Антона Павловича было великое множество, и Веревкин зазубрил их практически наизусть.

– Тогда я постараюсь найти то, что мы с тобой еще не смотрели. Позвоню.

– Спасибо.

Я сунула трубку в карман, выключила воду и вышла в кабинет. Анастасия курила, нервно комкая свободной рукой салфетку, Алена по-прежнему сидела, уткнувшись в экран планшета. Я села напротив Потемкиной и, глядя ей в глаза, заговорила:

– Значит, так. Через час сюда приедут люди одного моего приятеля. Они незаметно выведут вас с Аленой из здания и увезут туда, где никому не придет в голову вас искать. Я даже тебе не скажу, что это будет за место, – тебе придется довериться мне, выбора все равно нет. Домой вам нельзя. Ты будешь жить там, а я позабочусь, чтобы у вас не было нужды ни в чем. Нам с тобой обеспечат связь по другим каналам, чтобы исключить возможность прослушки. Пообещай, что ты будешь делать все в точности так, как говорим я и человек, который мне помогает.

Анастасия затушила сигарету и взглянула на меня с поистине ангельским смирением:

– Конечно…

– Я не шучу, Настя. Никаких звонков кому бы то ни было, никаких выездов в Москву. Никаких контактов ни с кем, кроме меня.

– Я понимаю…

– Вот и хорошо. А когда я разберусь со всем, что происходит вокруг вас, тогда и будем думать, как выпутываться. Сейчас главное – не позволить давить на тебя. Никому. Твоя подпись на документах будет означать одно: ты потеряешь все. Возможно, и жизнь тоже.

По тому, как дернулась ее щека, я поняла, что подобная мысль уже не раз посещала белокурую головку Анастасии. Это лишний раз убедило меня в правильности решения. Обратиться к Тузу в подобной ситуации было самым верным.

Час тянулся так долго, что я несколько раз перепроверила время – ну невозможно же столько ждать! Мы почти постоянно молчали, Анастасия курила сигарету за сигаретой, Алена пару раз оторвалась от просмотра фильма и съела пирожок. Я же маялась от неизвестности и ожидания – не самое мое любимое занятие, если честно. Я никогда не опаздывала сама и не позволяла этого никому, так как считаю, что опоздание – это неуважение ко времени другого человека. Правда, надо отдать должное людям Туза – они не опаздывали. Это моя нервозность и волнение так растянули время. Звонок раздался ровно через час, мы с Анастасией вздрогнули и посмотрели друг на друга.

– Спокойно, – проговорила я, стараясь внушить ей, что все в порядке. – Я слушаю.

– Варвара? – раздался мягкий мужской голос с чуть заметным акцентом.

– Да, это я.

– Можете называть меня Арам. Ваша подруга рядом?

– Да, она здесь.

– Хорошо. Сейчас я поднимусь к вам.

Я ничего больше не успела ни спросить, ни сказать – телефон замолчал.

– Одевайтесь, – велела я Анастасии и девочке, хотя не была уверена, что это правильно.

– Уже? – чуть побледнев, спросила вдова.

– Ты не бойся. Я за человека ручаюсь, он никогда слова не нарушит, это просто невозможно. С вами ничего не случится.

В дверь постучали, и я подошла:

– Арам?

– Да, открывайте.

Я повернула ручку и впустила в кабинет высокого довольно молодого мужчину с густыми черными волосами, небрежно спадавшими крупными кольцами на воротник кожаной куртки. Красивый, уверенный в себе кавказец с мягкими движениями и почти неслышной походкой. От этого стало не по себе… Я представила, как он может неслышно подкрасться сзади и…

– Что с вами? Вы побледнели, – заметил он, беря меня за руку.

– Нет, все в порядке. Это Анастасия. – Я аккуратно высвободила руку из его горячих пальцев.

– Так, милочка… – оглядев Анастасию, заключил Арам, – придется немного замаскироваться. И прекрасной малышке тоже, – кивнул он Алене и улыбнулся: – Ты театр любишь?

– Нет, – спокойно ответила девочка, – я больше люблю книги.

– Хорошо. Тогда представь, что мы в книге.

Арам вытолкнул ногой в центр кабинета большую сумку, которую, оказывается, принес с собой, а я и не заметила.

– Помогите нам, Варвара, – велел он, присаживаясь около сумки и расстегивая «молнию».

В бауле оказалось женское одеяние из тех, что носят в Москве жены ортодоксальных мусульман, и еще одно такое же – поменьше. Правда, для Алены все равно оказалось длинновато, но мы решили, что приглядываться никто не станет. Анастасия с убранными под платок волосами и смытой косметикой стала совершенно неузнаваемой. Арам критически оглядел их обеих и сказал:

– Отлично. Теперь опускаем глаза вниз и семеним за дядей Арамом к машине, как послушные жена и дочь. Садимся в белый «Мерседес» с красненькими номерными знаками и уезжаем. А Варвара выходит из ресторана через полчаса, садится в свою машину и едет по делам. А потом я ей звоню и назначаю встречу. Годится?

Можно подумать, у кого-то из нас был выбор…

Анастасия глянула на меня обреченно, но я только головой покачала – не в ее положении выбирать помощников, уж кто есть.

– Мы созвонимся с тобой сегодня вечером, да? – ободряюще проговорила я, и Арам поддержал:

– Обязательно! Все, девочки, идем.

Он взял Алену за руку и пошел к выходу, Анастасия послушно двинулась за ним. Нормальная восточная семья: красавец-муж в распахнутой куртке ведет за руку дочку, а следом идет жена – покорная тихая женщина с опущенным лицом. Лучшей маскировки я бы не придумала.

Когда дверь кабинета закрылась, я испытала облегчение: все-таки машину с красными дипломатическими номерами вряд ли кто-то из «залетных» рискнет остановить. Мне же осталось только отсидеть здесь обговоренные полчаса, попить кофе, немного успокоиться и поехать к себе. Еще неизвестно, что меня ждет дома.

Дома оказалось пусто и тихо. Судя по всему, Светик так и не появлялся, и это уже интересно. Даже не думала, что вид блузки с оторванными пуговицами приведет мужа в такое нервное состояние, что заставит уйти из дома. Но, может, это и к лучшему: мне сейчас совершенно не до разговоров. Я отлично знала, что Светик никуда не денется: он не из тех, кто бежит к другой женщине, для него вообще физическая близость не имеет определяющего значения. Я твердо знала, что он не изменял мне: для него на первом месте стояли музыка, отношения, совместные походы в театр, разговоры об искусстве, а не постель. Чтобы почувствовать желание, ему нужно было хорошо узнать женщину, а на это нужно время, которого у Светика никогда не было. Так что и сегодня я не особенно волновалась по поводу отсутствия мужа дома.

Однако если я надеялась провести тихий вечер в собственной спальне, то это было так же смешно, как планы на утро. Где-то наверху решили, что суббота у Варвары Жигульской должна пройти совершенно в ином режиме.

Едва я устроилась на кровати, прихватив туда поднос с едой и книжку, как позвонила бабушка.

– Ты планируешь увидеть меня в следующий раз на моих же похоронах? – сухо поинтересовалась она.

– Бабуль, не начинай, а? – попросила я жалобно.

Вот откуда в маленькой, сухой старушке, которой на днях исполнится восемьдесят пять, столько ехидства?

– Моя единственная внучка могла бы и заехать иногда. Или все дела-работа?

– Дела, бабуль. Клиентов много, дел полно, совсем зашиваюсь, в суд чуть не каждый день езжу.

– Святослав когда возвращается?

– Он… – я запнулась, раздумывая, стоит ли посвящать бабушку в семейные дрязги, – он сегодня приедет, там что-то с контрактом.

– Я давно говорю – его импресарио никуда не годится. И если бы Святослав меня слушал… – Бабушка не любила термин «концертный директор» и всегда пользовалась именно этим словом для обозначения должности Ирочки, которую сама же, кстати, Светику и посоветовала.

– Бабуль, так Ирина твоя протеже, – тут же ввернула я, чтобы не дать ей развить разговор: совершенно не хотелось обсуждать проблемы мужа с директором и гастролями.

– И на старуху бывает проруха, Варечка, – виновато отозвалась бабушка, – но ничего, я исправлю. Есть у меня юноша на примете…

– Бабулечка, а давай о чем-нибудь другом, а? – взмолилась я, поняв, что ее не собьешь. – Вот о юбилее твоем, кстати. Ты определилась с рестораном?

– Никаких, Варвара, ресторанов, – твердо заявила она, – и юбилей дома отмечать будем. Сама все приготовлю.

О господи… лучше бы я не заговаривала об этом, лучше бы мы тихо заказали ресторан, обзвонили гостей и привезли бабушку к месту торжества, поставив перед фактом! Но теперь это невозможно – она начнет готовиться за неделю, суетиться и поминутно доставать меня звонками. Если только…

Если только обожаемый ею Светик не возьмет все на себя и не уговорит бабушку отпраздновать юбилей в ресторане. Такое под силу только ему – уговорами, лестью и задушевными беседами Светик всегда мог добиться от моей бабули чего угодно. Они обсуждали, сколько по времени нужно варить кашу из определенной крупы, чтобы была не размазня, и ровно с тем же азартом разбирали по нотам ноктюрны Шопена или романсы Гурилева. Только Светик мог угодить ей с подарками, только к его слову она прислушивалась с тех пор, как не стало папы. Исключение составлял разве что дядя Витя. Почему-то об умственных способностях женской половины семьи Тамара Борисовна была весьма невысокого мнения…

Только вот где его искать, Светика этого?

– Бабуль, давай к разговору о юбилее позже вернемся, хорошо? – схитрила я, меняя тему. – Как тебе диск с Жирардо, кстати?

Анни Жирардо – эта тема была беспроигрышной. Бабушка обожала актрису, фильмы с ней могла смотреть и пересматривать, а потом долго обсуждать игру и внутреннюю силу француженки. На это ушло еще полчаса, мой чай остыл, а приготовленные тосты с ветчиной потеряли прежний аппетитный вид. Но меня беспокоило другое – должен позвонить Арам, а линия занята. И только потом я поняла, что звонить он мне не станет, а скорее приедет сюда, потому что телефон мой может прослушиваться.

Он действительно приехал сам – консьерж позвонил и поинтересовался, жду ли я гостя по имени Арам. Попросив пропустить, я пошла в коридор, мельком глянула в зеркало – вроде нормальный вид, можно открывать дверь.

Арам поднялся быстро, вошел в квартиру и остановился на пороге.

– Вы проходите, Арам, здесь говорить неудобно.

– Я тороплюсь. Вот телефон, – он протянул мне трубку, – там забит номер Анастасии. С ней все в порядке, с девочкой тоже. Они на даче у Анатолия Ивановича, там их точно никто искать не станет. Все, что захотите передать, делайте через меня, мой номер тоже есть в книжке. И очень прошу: пореже звоните и старайтесь не делать этого в квартире, машине и офисе. – Он многозначительно посмотрел на меня. – Квартира вроде чистая, но это пока, мало ли что завтра будет.

– Как вы узнали?

– А зачем я велел домой через полчаса ехать? Пока вы кофе пили, мой мальчик все проверил, – улыбнулся Арам, а мне стало неуютно: в моей квартире был посторонний, ходил тут, смотрел…

– А ключи? – глуповато поинтересовалась я. – Ключи откуда?

– Зачем спецу ключи? – хмыкнул Арам. – Да вы не бойтесь, больше вас никто в квартире не побеспокоит. Но про разговоры помните, хорошо? Это ведь и в ваших интересах тоже.

Он попрощался и ушел, а я села на пол и задумалась. За два дня столько всего произошло, что голова идет кругом, и это, чувствую, только начало. Я ведь так и не выяснила, кто стоит за этой канителью с документами на «Снежинку», кто пытался отравить сына Потемкина, кто давил на Анастасию. И пока я этого не выясню, мне так и придется играть вслепую по чужим правилам. Хорошо, сейчас я вывела Анастасию из-под удара, но что с того? Ее будут искать и рано или поздно найдут. Что тогда? Наверное, мне придется опередить их. Знать бы еще, кого – «их»…

… Светик явился в три часа ночи, когда я уже безмятежно спала, вольготно раскинувшись на кровати. Он ввалился в спальню в распахнутой дубленке, всклокоченный, холодный с морозца и совершенно пьяный. Я, проснувшись, не сразу поняла, что происходит: муж никогда не напивался до такого состояния. Пошатываясь, он двинулся ко мне, схватил ледяными пальцами за плечи и, дыша перегаром, зашипел в лицо:

– Сволочь… какая ты сволочь, Варька… что ты со мной сделала? Ты мне жизнь испортила! Всю жизнь…

Я уперлась руками ему в грудь, пытаясь оттолкнуть, но у Светика неожиданно оказалась очень сильная хватка, он держал меня за плечи и все шипел, блестя слезившимися глазами:

– Змея… змея ты, Варька, вот ты кто! Опутала, обвилась кольцами – дышать не могу… ведь я же тебя люблю, всю жизнь люблю, дура!