Цирроз совести (сборник)

– Вы всё-таки не русский разведчик! Вы просто настоящий еврей! Не прошло и часа нашей беседы, а вы уже торгуетесь! Причём ещё даже не зная в чём ваша выгода!

– Если я вернусь живым в Израиль без Мюллера, то меня ожидает прогнозируемое отстранение от дел и скромная пенсия! Если я вернусь в Россию без Мюллера, то меня ждёт лагерь, так как шумиха вокруг последних событий уже расползлась по миру.

– Я вам больше скажу! Если вы вообще вернётесь, то за вашу жизнь уже никто не даст и ломаного гроша!

– Почему?

– Да потому, что вы не можете выйти отсюда неперевербованным. Причём перевербовка должна быть с такими тузами на руках, которые уже никто никогда не побьет!

– А мой джокер в виде двойника вашей дочери?

– Это не джокер, Курт! Это ваша единственная козырная карта, которую могут перебить другие игроки.

– Тогда я совсем не понимаю смысла нашей беседы! Для чего-то же тогда я вам нужен?

– Вы правы, Курт! Я вас притащил сюда не просто так! Но вы не думайте, что старик Мюллер хочет вам рассказать о тайнах золота Третьего Рейха, или передать свой архив. Нет! Тут другое!

– Что же у вас может быть такого, что может заинтересовать меня?

– Понимаете, Курт! Я уже в том возрасте, когда невольно думаешь о скором конце. Перебирая в памяти всё, что я натворил на этой земле, я вспомнил, что не выполнил одно своё обещание, которое дал в спешке. И я хочу, чтобы именно вы помогли мне его выполнить.

– Что же это за обещание? Если вы хотите, чтобы я вам помог, то сообщите, хотя бы для начала, кому вы его дали?

– Что за обещание я вам расскажу позже! А вот кому я его дал, мне представлялось, что вы догадались!

– Ума не приложу! Так кому же?

Мюллер внимательно посмотрел на собеседника и как-то буднично, с безразличием ответил:

– Гитлеру! Кому же ещё!

Глава вторая. Пригород Вены. 13 апреля 1945 года

Кровавый восход солнца 13 апреля 1945 года не предвещал ничего хорошего. В шесть утра весь личный состав второго штрафного батальона, приданный Второму Украинскому Фронту, был поднят по тревоге в пять утра. Приказ личному составу был зачитан в пять тридцать. Батальону предстояло произвести зачистку районов в пригороде Вены.

После кровавых боёв 6–12 апреля, когда половина личного состава погибло, все мечтали о передышке. Однако чтобы не рисковать основными частями, командование фронта решило пустить впереди регулярных частей штрафбат. Так, на всякий случай. Потери штрафных батальонов можно было не показывать в основных сводках, поэтому командование решило не рисковать.

Андрей уже ничему не удивлялся. После повторного ареста и долгих допросов, у него не осталось в душе ничего, кроме желания выжить и увидать свою семью. Как и в прошлый раз его опять обвиняли в измене Родине. Только теперь добавилась формулировка «умышленный переход на сторону врага». Закончилось всё опять штрафбатом. Многие красноармейцы, воюющие с ним, были убиты. Некоторым повезло и они, после ранений, были реабилитированы. Ему удавалось выжить. Но за всё время боёв его ни разу не ранили. Вокруг лилась кровь, а у него никогда не было ни царапины. Даже во время уличных боёв в Вене, где погиб каждый второй, а раненых не успевали отвозить в медсанбаты – он оставался цел и невредим.

– Произведём зачистку и я подам на тебя рапорт, – пообещал ему политрук.

– Как будем действовать?

– Ты, Слепнёв, берёшь десять человек и идёшь на Пайербах! Вот он, смотри по карте! А мы обойдём его справа и слева, чтобы никто не выскочил. Встречаемся тут! – Его карандаш указал место на карте. – Понятно?

– Пленных брать, или на месте кончать?

– По обстановке! Если в руках что-то есть – стреляй без раздумий!

Колонна двинулась в сторону городка. Людей не было. Местным жителям было приказано не выходить из домов и беспрепятственно пускать солдат для проверки их жилищ. По узкой улочке они подошли к большому дому. Ворота были закрыты, но внутри дома были слышны голоса. Прислушавшись, Андрей понял, что кричит ребёнок. Взяв с собой троих солдат, он вошёл во внутрь. Голоса стихли, но незримо ощущалось чьё-то присутствие. Сняв автомат с предохранителя, он толкнул дверь первой комнаты. В комнате никого не было. Вторая комната оказалась тоже пустой. Когда он толкнул ногой третью дверь, в ответ раздалась автоматная очередь. Снова раздался плачь ребёнка.

– Не стрелять! – скомандовал он. – Там дети!

– Нихт шиссен! – прокричал он. – Не стрелять!

– Вы кто? – послышалось из-за двери.

– Мы бойцы Красной Армии! А вы?

– А мы бойцы Русской Освободительной Армии генерала Власова! И сейчас вы нам дадите возможность выйти отсюда!

– А может, ты подумаешь и сложишь оружие! Город окружён и вам не уйти! – Андрей жестом показал, чтобы солдаты обошли комнату с улицы.

– У нас в руках семья из четырёх человек. Двое из них – дети! Если вы не дадите нам выйти, то мы их начнём расстреливать!

В комнате опять раздался детский плачь.

– Никто не будет стрелять! – крикнул Андрей. – И вы не стреляйте! Я сейчас загляну внутрь, а ты мне покажешь, кто там у тебя! Только без глупостей! Один выстрел – и мы бросаем гранаты!

– Хорошо! Можешь посмотреть.

Андрей прилёг на пол и аккуратно стал заглядывать в комнату. Там стоял шифоньер, за которым пряталось двое вооружённых людей в гражданской одежде. В руках один держал мальчика, другой девочку. Их родители лежали на полу лицом вниз и вздрагивали от страха.

Глядя на перепуганных детей, он представил, что точно так же, в оккупации, немцы могли издеваться над его сыном и дочкой. Ненависть к этим подонкам, прикрывавшихся детьми, мгновенно подсказала единственное правильное решение.

– Выходить будете через окно. Отпусти детей!

– Детей я отпущу, как только добегу до конца усадьбы! Кидай свой автомат!

Андрей отсоединил рожок и положил автомат на пол. Рожок кинул в комнату.

– Автомат не дам, так как я из штрафбата. За утерю оружия сам знаешь, что мне будет.

– Не дёргайся! Мы уходим.

Слышно было, как открылось окно. Снова заплакали дети. Их мать стала хватать их за ноги, не понимая, куда эти люди их тащат. Один из власовцев грубо толкнул её сапогом в лицо. Муж женщины кинулся на него. Неожиданно второй закричал: «Засада!»

Андрей понял, что счёт идёт на секунды. Присоединять запасной рожок к автомату уже не было времени. Кинув автомат, он бросился в комнату с ножом. За окном раздался выстрел, и Андрей увидел, как один из бандитов начал сползать на пол, отпуская девочку. Та бросилась к маме. На ходу инстинктивно он понял, что вспышки огня из дула автомата власовца вот-вот прошьют его насквозь. Добежав до бандита, он всадил ему нож в бок и выхватил мальчика. Падая на пол, он подмял под себя ребёнка и тут же ощутил, как первая пуля попала ему в плечо. Подняв взгляд, он увидел, как на лбу бандита появляется отверстие от пули его солдат. Он понял, что всё кончено. В самый последний момент, когда он прикрыл своим телом ребёнка, пули одна за другой прошили его тело. Голоса стали стихать. К нему подбежала обезумевшая мамаша и стала вытаскивать из-под него мальчика. Он видел, как вбежали солдаты и встали возле него. Всем стало понятно, что делать что-то бесполезно. Кровь сочилась из четырёх ран, и шансов выжить у него не было. Он увидел испуганные глаза мальчика и попытался улыбнуться ему.

– Ви хайст ду? – выдавил он из себя.

– Их хайсе Герг! Георг Локамп!

Глаза Андрея закрылись, и он увидел своего сына. Сын мчался к нему на самокате и отчаянно кричал: «Папа, я сейчас! Я сейчас тебе помогу!»

Он улыбнулся и спокойно заснул. Уже навсегда.

Глава третья. Берлин. 13 апреля 1945 года

– Несите всем шампанского! – Гитлер не скрывал своей радости. – Запомните это день! Этот день станет переломным в нашей войне! Только что пришла новость о смерти Эзенхауера!

Радость, с которой восприняли эту новость в бункере Гитлера, вскоре улетучилась. Этот день принёс в Берлин две новости: хорошую и плохую. Плохой стала новость о падении Вены.

Гитлер почернел, и его невозможно было узнать. Он понял, что это всё! Три дня он не мог прийти в себя и окружающие думали, что он лишился рассудка. Так думали почти все. Кроме Бормана.

Вернувшись из бункера, Борман целые сутки не выходил из своего кабинета. Подчинённые не успевали выполнять поручения. Приходили и уходили военные и гражданские люди, с которыми он проводил часовые беседы. В три часа ночи он поднял трубку телефона.

– Борман!

– Да, я вас слушаю, партайгеноссе! – отозвался на том конце Мюллер.

– Генрих! Мы с вами завтра должны быть у Гитлера в одиннадцать часов.

– Утра?

– Да! Но перед этим мы должны с вами переговорить. Помните нашу скамейку у озера?

– Конечно! – сказал Мюллер, улыбаясь, и понял: случилось что-то из ряда вон выходящее. Никогда раньше он не боялся встречаться с ним в кабинете. Назначение встречи в парке говорило только об одном – разговор имеет особую важность и не может стать известным третьим лицам. – Я буду там в…

– Девять пятьдесят!

Трубку положили, и у Мюллера сползла улыбка с лица. Об этом разговор через час узнает Гиммлер и только одно обстоятельство может спасти его от последующих вопросов. Это обстоятельство – встреча с Гитлером.

«Всё очень плохо, – подумал Мюллер, – потому что всё идёт к развязке, – он посмотрел на свой диван, – ложиться бессмысленно, поэтому на всякий случай нужно привести в порядок бумаги».

Утренняя прохлада, исходящая от озера, слегка взбодрила его. Борман опаздывал. Опытный глаз разведчика выхватил из окружающего ландшафта две фигуры с метлами. «Не очень-то у них получается изображать из себя дворников», – подумал он и тут же услышал шаги.

– Хайль, – Мюллер вытянулся насколько мог в струнку.

– Доброе утро! У нас мало времени, поэтому сразу к делу!

– Разрешите заметить, но за нами слежка! И это не мои люди!

– Не важно! Главное, что они ничего не услышат. Итак! Гитлер поручил мне разработать план операции «Феникс». Я её разработал, и фюрер её утвердил. Теперь дело за вами!

– Да! Только я…

– Только вы теперь третий, кто знает об этом. И любая просочившаяся информация об этой операции будет означать только одно…

– Я понимаю! – ответил Мюллер, и у него засосало под ложечкой.

– Хорошо! Гитлер вам доверяет. Я с ним согласен!

– Спасибо за доверие!

Борман внимательно посмотрел на него и продолжил.

– Обстоятельства складываются таким образом, что победитель в этой войне уже известен. И как вы сами понимаете, это не мы! Фюрер понимает это и не снимает с себя ответственности. Но в данной ситуации было бы очень глупо пустить себе пулю в лоб, зная что это ничего не изменит. Сдаваться русским Гитлер не будет, так как понимает, что его тело, болтающееся на верёвке – тоже не лучший выход. Остаётся только одно.

Борман остановился и опять посмотрел пристально на Мюллера.

– Что бы вы придумали в данной ситуации, Генрих?

– Я думаю, что вы придумали намного лучше, чем я могу предложить! – неуклюже попытался выкрутиться Мюллер, и ему стало стыдно за эту неловкость. – Простите! Учитывая то, что мне известно, я бы предпочёл уйти, чтобы вернуться!

– Да! Именно это и имеется в виду. Вам хватило одного названия операции, что бы проанализировав ситуацию, выдать правильное решение. Я думаю, мы в вас не ошиблись!

Детали будем обговаривать сейчас и здесь. У фюрера будут совсем другие фразы и ни малейшего намёка на то, что мы сейчас с вами придумаем.

– Понятно!

– Ваша задача – подобрать исполнителей на каждом этапе операции, обеспечить им красивую легенду и мотивацию. Главное, чтобы потом не осталось ни малейшего следа. Все участники, кроме нас с вами, должны быть уничтожены.

«Как-то не очень уверенно он произнёс выражение «нас с вами», – мелькнуло в голове у Мюллера, – или показалось?»

– Уходит сначала он, потом вы, а потом я!

«Хоть так!» – опять промелькнуло у Мюллера.

– А теперь слушайте детали!

Борман оглянулся и перешёл на полушёпот.

Дворники, которые старательно мели аллеи незаметно старались наблюдать за ними в маленькие бинокли.

«Пытаются читать по губам! – понял он, и немного встал левее, чтобы заслонить лицо Бормана. – Вот так лучше!»

Весь последующий разговор он больше не отвлекался на тех, кто за ними следил, а только внимательно слушал и удивлялся тому, как всё это здорово было придумано.

Глава четвёртая. Винница. 13 апреля 1945 года

Она ждала прихода людей из НКВД давно. С 20 марта прошлого года, когда освободили Винницу. Тогда, когда весь город вышел с цветами встречать Красную Армию, она не понимала – где люди взяли столько цветов? Не понимала она и другого: почему так долго их не могли освободить? Почти тысячу дней фашисты истязали этот мирный город. Из ста тысяч жителей города после оккупации в городе осталось только двадцать семь тысяч. Фашисты уничтожили почти сорок две тысячи мирных жителей. Почти пятнадцать тысяч было угнано на каторгу. Из трёхсот пятидесяти предприятий уцелело только десять! Всё это у неё не укладывалось в голове. Ненависть к фашистам была настолько сильной, что люди впадали в истерические припадки.

Теперь это было позади. Теперь их ждала мирная жизнь и спокойный сон. Так она думала, возвращаясь с подросшими детьми домой.

На следующий день она пошла в контору товарной станции, где работала до войны. Из бывших сотрудников там остались только двое обходчиков. Остальные были убиты. На месте начальника товарной станции сидел военный.

– Здравствуйте! – сказала она, войдя к нему в кабинет.

– Здравствуйте! – ответил он. – Вы по какому вопросу?

– Я работала здесь учётчицей до войны. Вот пришла узнать, когда выходить на работу.

– Ваша фамилия?

– Слепнёва, Елена Денисовна!

– Так! – сказал он и открыл какую-то тетрадку. – Слепнёва, говорите?

– Да! Что-то не так?

– Не так то, гражданка Слепнёва, что по нашим сведениям вы во время оккупации сотрудничали с фашистами.

– Ну что вы такое говорите!

– А вы вспомните, – перебил её он, – кто у вас жил в доме во время оккупации? Кто с немцами вино пил по вечерам? Вспомнили?

– Немцы нас не спрашивали! Когда вы нас бросили и ушли из города, они пришли, и стали нами командовать. А тех, кто не выполнял их приказы – расстреливали!

– Правильно, гражданка! Любой советский человек предпочёл бы пулю в лоб, нежели сотрудничать я фашистами! А вы пригрелись под немцем! В прямом и переносном смыслах этого слова!

– Ты, сволочь, не имеешь права так говорить! – Лена схватила со стола чернильницу и бросила в лицо военному.

– Ах ты, подстилка, фашистская! Я тебя сгною в лагерях! Ещё не известно, может ты вместе со своим муженьком заодно?

Лена остолбенела.

– Он жив?

– Он сидел в лагерях, потом попал в плен! А дальше судьба его не известна!

– Боже! Он жив! – она кинулась к офицеру на шею и заплакала. – Прости меня! Я всё постираю! Главное, что он жив!

– Он-то может и жив! Только захочет ли к такой жене возвращаться?

– Не смей, слышишь, не смей! Ты же ничего не знаешь! Этот немец…

Тут она запнулась.

– Что это немец? Молчишь? Иди отсюда! Я доложу куда надо!

С этого момента она жила и ждала. Ждала известий о муже. Ждала, когда за ней придут. И совсем не знала, что она им скажет.

В тот день, когда они виделись в последний раз, Курт попросил её выйти во двор, чтобы переговорить.

– Понимаешь, Лена, я не имею права ничего тебе рассказывать! А то, что ты видела – ты должна забыть! Забыть навсегда!

– Но ты же наш?

– Ты всё сама видела! Про Лялю никому ничего не рассказывай! Всё со временем встанет на свои места.

– Мы ещё когда-то увидимся?

– Вряд ли!

– По крайней мере, откровенно!

– Я благодарен тебе за помощь, но больше никто, слышишь, никто не скажет тебе спасибо!

– Я не для этого помогала тебе!

– Ты помогала себе и своему народу! Благодаря нам немец нас не победил, понимаешь? И это самое главное!

– Да! Я понимаю! Ты сегодня уходишь?

– Я не знаю точно.

– Пообещаешь мне выполнить одну мою просьбу?

– Если смогу…

– Узнай всю правду об Андрее. Любую правду. И дай мне знать. Ради сына!

– Хорошо, Лена! Я постараюсь!

Он ушёл. Больше его никто не видел.

Через два дня она стала убираться в доме. Дочка ушла на поле – собирать одуванчики, а сын стал ей помогать. Перестилая постель Курта, она обнаружила под матрасом девять банок тушёнки и пять плиток шоколада.

– Это нам, мама? – с горящими глазами спросил Вадимчик.

– Да, это Курт нам оставил!

– А он хороший?

– Да, сынок, среди немцев тоже бывают хорошие люди.

– Разве бывают фашисты хорошие?

– Фашисты – нет, а немцы – да!

– А разве фашисты – это не немцы?

– Нет, сынок! Фашисты есть и в Италии, и в Румынии и в Японии! Фашистов хороших не бывает, а немцы бывают хорошие.

– Так что, Курт был хороший?

– Да, сынок! Он никого не убивал! Нам помогал! Видишь, сколько нам всего оставил! Только я прошу тебя, никому ничего о нём не рассказывай!

– А папа когда с войны придёт, ему можно?

– Конечно можно!

– Скорее бы уже он пришёл!

После того как Лена побывала на работе, она поняла, что никто ничего никому не сообщил. Именно поэтому она ждала каждый день, когда за ней придут. Детей она отправила в деревню к троюродной сестре, а сами с мамой стали ждать.

Проходили дни, недели, месяцы, но никто не приходил. Соседи смотрели на них искоса. На работу её нигде не брали. Жили впроголодь. В конце лета почтальон впервые за многие месяцы остановится возле их ворот. Лена, увидев её глаза, всё поймёт и упадёт в обморок.

Часть третья

Глава первая. Швейцария. Ноябрь 1967 года

– Мне повезло, Курт! Гитлер мне доверял. Именно поэтому, наверное, я до сих пор жив!

– Мало того, что живы, так ещё и можете блестяще вести дела!

– Вы так думаете?

– Судя по тому, что я у вас в гостях, а не вы у меня – таки да!

Мюллер улыбнулся.

– И всё-таки, Генрих, что это за обещание, выполнение которого вы хотите любезно доверить мне?

– У вас не получается быть учтивым! Вы переигрываете и кажетесь слишком приторным! Как перезрелый персик. А что касается обещания, то для начала я должен кое-что вам рассказать.

– Я весь внимания!

Мюллер опять посмотрел на Курта.

– Да! Как перезрелый персик! Так вот, Курт! Вы никогда не слышали о проекте «Тор»?

– Слышал что-то, но если можно, напомните!

– Проект «Тор» предполагал из семени фюрера возродить «истинных арийцев». Для оплодотворения было выбрано около пятидесяти самых лучших немок. В результате на свет появилось двадцать два малыша, которые были переданы в одну секретную лабораторию. Я даже уже могу назвать вам её номер – 1146. Эта лаборатория числилась за некой организацией «Лебенсборн». Всё это происходило ещё до окончания войны. После нашего поражения в сорок пятом эта лаборатория была эвакуирована. Детей отдали на воспитание проверенных членов нашей партии. Не могу сказать, что выжили многие. Но некоторые спокойно живут и сейчас, даже не подозревая, что они дети Гитлера. Подобные опыты были продолжены, и один эксперимент по оплодотворению яйцеклетки замороженным семенем фюрера был успешно проведён совсем недавно. Родившаяся девочка успешно была записана как родная в одну семью священника, где сейчас и воспитывается. Она очень похожа на биологического отца. И имя ей дали соответствующее: Ангела-Доротея. Возможно, Курт, вы о ней ещё услышите. Но дело не в этом.

– А в чём же?

– Дело даже не в том, что у фюрера есть и законнорожденный сын. Его зовут Вернер Шмедт. Он в пятьдесят первом эмигрировал в Америку, и до сих пор спокойно там живёт.

– Его мать – племянница Гитлера?

– Да, Курт! Его мать Гели Раубаль, его племянница.

– Кстати, а что с ней?

– Вот сейчас ваш вопрос кстати! Её Адольф застрелил из ревности. Но это не важно!

– Так, а что же тогда важно, Генрих?

– А важно то, что у Адольфа Гитлера есть ещё один сын! Ему уже, скажем так, за пятьдесят. Живёт он недалеко отсюда. Так вот он даже не догадывается о том, кто его отец.

– И что? Вы хотите, чтобы я ему об этом сообщил? Не думаю, что это хорошая идея!

– Такое впечатлении, что вы куда-то торопитесь! Я могу сейчас пойти спать, а вы будете всю ночь ворочаться и думать о том, что я вам недоговорил. Вы этого хотите?

– Извините меня, Генрих! Просто не терпится всё поскорее узнать.

– Потерпите. Немного осталось! Так вот, в молодости у Гитлера был роман с Хильдой Локамп. Она родила мальчика и тщательно скрывала кто его отец. Гитлер навёл справки и внимательно изучил фото мальчика. Под давлением неопровержимых фактов она созналась, что отец – он! Гитлер, когда мы виделись с ним в последний раз, взял с меня обещание, что я позабочусь о его сыне и внуке.

– И что я должен сделать?

– Устроить их судьбу так, чтобы они ни в чём не нуждался. Незаметно, конечно. Согласитесь, что вам это сделать будет легче, чем мне.

– Я думаю – да!

– Я дам вам денег, а вы всё устроите!

– Хорошо! Это в обмен на свободу?

– В обмен на свободу и полное молчание!

– Я даю слово! Этого достаточно?

– Да! Если вы его нарушите, то Гитлер вам этого не простит!

– Вы хотели сказать: Мюллер не простит!

– Я редко заговариваюсь, Курт! Гитлер вам не простит!

– Но Гитлер мёртв!

– Я тоже так думал. Но когда с доверенных мне счетов партийных денег в последнее время стали регулярно снимать приличные суммы, то я перестал быть таким уверенным.

– Деньги могут снять и без Гитлера!

– Деньги может снять только я, Борман и Гитлер. Борман не брал, я не брал. Вы не знаете, зачем партийные деньги снимаются и переводятся регулярно в Южную Америку? А?

– Понятия не имею!

– И я не знаю и знать не хочу! Именно поэтому я вас очень серьёзно прошу подойти к выполнению этого поручения, Курт!

– Хорошо, Генрих! Называйте адрес и имя мальчика.

– Живёт он в пригороде Вены, в Пайербахе. А звали его в апреле сорок пятого – Хельмут Локамп!

Глава вторая. Берлин. Конец апреля 1945 года

20 апреля в бункере Гитлера они собрались во второй раз. Мюллер, зайдя внутрь, остолбенел. Пред ним стояло два фюрера.

– Надеюсь, – сказал ему Борман, – вы отличите настоящего от двойника.

Мюллер, как опытный разведчик, сразу понял, что тот, который выглядит похуже – двойник. Он явно выглядел старше, и в глазах не было искорки безумства. Однако, мгновенно проанализировав ситуацию, он понял, что его правда, по большому счёту, сейчас уже никому не нужна.

– Этот двойник, – с уверенностью ткнул пальцем он в настоящего Адольфа Гитлера.

Смех всех троих был ожидаем и он краем глаза увидел, как Борман ему одобрительно кивнул.

– Мюллер, – сказал настоящий фюрер, – вы ошиблись! Впервые в жизни вы ошиблись! Но это очень хорошо! Это говорю вам я, Адольф Гитлер!

Гитлер посмотрел на двойника и молча кивнул ему, чтобы тот уходил. Тот вышел в потайную комнату и плотно прикрыл за собой дверь.

– Итак, Мартин, – обратился он к Борману, – у вас всё готово?

– Да, мой фюрер! Последнее, что осталось – это утвердить этот список!

Борман передал бумагу Гитлеру. Это был список пассажиров в другую жизнь. Список счастливчиков, которых фюрер спасал. Гитлер внимательно изучил список и вычеркнул несколько фамилий.

– Эти люди выразили готовность осуществлять операции прикрытия, – пояснил он.

– И Геббельс с семьёй тоже? – не поверил Борман.

– Да! Геббельс солдат, и он решил выполнить свою миссию до конца.

– А дети? – Мюллер не верил своим ушам.

– Без детей этот спектакль не стоит и ломаного гроша. Хватит об этом. Друзья, мои, – обратился он торжественно к Борману и Мюллеру, – операция «Сераль» входит в свою завершающую стадию!

25 апреля 1945 года, там же в бункере, проходило секретное совещание. Именно Геббельс был назначен главным на завершающем этапе операции. Именно он должен был своей смертью поставить точку в гибели могущественной Германии. После совещания они обнялись.

– Двойник провёл уже два совещания, и никто ничего не заподозрил. Так что, мой фюрер, можете спокойно действовать.

– Спасибо! Твоё имя навсегда будет вписано в историю Третьего Рейха.

Геббельс вышел. Фюрер улыбнулся.

– Все три варианта убытия из страны будут реализованы. Причём, какой вариант будет моим – я решу в последний момент сам. Вы действуете по заранее утверждённому плану. Прощайте!

Они с Борманом вышли и тоже попрощались.

26 августа 1945 года самолёт без опознавательных знаков поднялся в воздух из секретного аэродрома в Австрии. Это был специальный рейс. Пассажиров никто не видел в лицо. Их привозили прямо к трапу и они, укрывшись плащами с капюшонами, спешно подымались на борт. После взлёта самолёт взял курс на Испанию. Через несколько дней весь экипаж самолёта будет обнаружен мёртвыми в районе испанского порта Виго.