Смерть на кончике хвоста

– Вы, я смотрю, не особенно переживаете, – не удержался от замечания Леля.

– Наши отношения были из рук вон. Об этом все знают. – Эмма Александровна почесала морщинистую шею игуаны. – Так что глупо изображать из себя безутешную вдову.

– И тем не менее вы жили вместе и были в курсе его дел. Значит, он позвонил вам вечером третьего и сообщил, что переночует в городской квартире. Что он собирался делать в Париже?

– Герман не посвящал меня в свои дела. Возможно, он летел туда по коммерческим делам.

– Если верить секретарше покойного, это был частный визит, – уколол Радзивиллиху Леля.

– Возможно. Наш сын учится в Сорбонне. Он сказал, что заедет к Адаму.

– Заедет к Адаму?

– Так зовут нашего сына.

Леля перевел взгляд на спутника Эммы Александровны; судя по всему, этот жалкий тип – ровесник сына Радзивиллов. Вот она, жизнь, юдоль скорбей: один учится в Сорбонне, а другой удовлетворяет прихоти Венеры в климаксе.

– Он позвонил вам…

– Да. Он позвонил мне и сообщил, что улетает в Париж. Собирался встретиться с Адасем.

– Ваш сын знал о приезде отца?

– Понятия не имею. Возможно, Герман сообщил ему о приезде.

– И он не позвонил, когда встреча с отцом не состоялась?

– Адась вообще редко звонит. – Никакого сожаления в голосе Эммы Александровны не было, одна лишь холодная констатация. Веселая семейка, ничего не скажешь!

– У вашего мужа были враги?

– Как и у любого, кто занимается крупным бизнесом. Праздный вопрос, господин… – Эмма Александровна посмотрела на Лелю.

– Леонид Петрович… – свою злополучную фамилию Леля решил опустить.

– Праздный вопрос, Леонид Петрович. Но на него никто никогда не покушался… В любом случае они выбрали странный способ.

– Вы полагаете?

– Мне казалось, что заказные преступления выглядят совсем иначе.

Иначе. Это точно. Он и сам сказал об этом Сане Гусалову на Долгоозерной.

– Я смотрю, вы разбираетесь в заказных преступлениях.

– Любая кухарка в них разбирается, – процедила Эмма Александровна. – И любой зоотехник. Так же как и в политике, экономике и разведении кроликов. Тлетворное влияние телевидения, знаете ли, Леонид Петрович.

– Понятно. А сами вы что думаете?

Эмма Александровна развела руками: что тут думать, когда от правого мужнина глаза остались одни воспоминания.

– Вы постоянно живете за городом?

– Да. Рядом с Павловском. Это ближний пригород, так что никаких проблем с транспортным сообщением…

– Но в городе у вас тоже есть квартира.

– На Ланском шоссе. – Она поморщилась: стоит ли спрашивать, когда все и так известно. – Но там я почти не бываю. Муж остается довольно часто, центральный офис его банка недалеко, в районе Карповки.

– Кто-нибудь, кроме вас и мужа, живет там?

– Его двоюродная сестра, Агнешка. Семь лет назад он выписал ее из Трускавца. – Усы Эммы Александровны презрительно выгнулись, прозрачно намекая на непристойную кровосмесительную связь кузенов. – Она и следит за домом.

Уж не поэтому ли ты съехала в Павловск на вечное поселение?

И потом – Ланское шоссе. Совсем рядом улица Савушкина, с которой была угнана машина с трупом Радзивилла. Это, конечно, ничего не значит. И подозревать вдову в причастности к смерти банкира нелепо, если, конечно, у нее не было своих интересов в этом деле.

– Во сколько примерно оценивается состояние Радзивилла? – спросил Леля.

Эмма Александровна вспыхнула, а ее крохотные усики возмущенно приподнялись.

– Почему вы меня об этом спрашиваете?

– Я обязан спросить вас об этом.

– Мне кажется, сейчас это не совсем уместно…

Вдова поняла, что сказала глупость, и осеклась. Ее холодность и полная безучастность к смерти мужа оправдывали любые вопросы следствия. С таким же успехом и с такой же отстраненностью Леля мог бы спросить ее о состоянии Круппов накануне Второй мировой войны.

– И все-таки?

– Я никогда не вникала в финансовые дела мужа. Но, как вы сами понимаете, он был далеко не бедным человеком. Вы можете навести справки в его банке.

Ты еще скажи – в налоговой инспекции!..

– Он давал вам большие суммы, Эмма Александровна? – напрямик спросил Леля.

Конечно, давал. И ей самой, и ящерице, и молодому человеку, здесь двух мнений быть не может. Эмма Александровна Радзивилл числилась на туманной должности эксперта в одном из издательств научно-популярной литературы с фиксированным окладом в тысячу семьсот пятьдесят рублей. Этих денег не хватит даже на мотыль для игуаны.

– У нас были довольно сложные отношения… Но он действительно ежемесячно выдавал мне определенную сумму. Весьма скромную, поверьте мне, – тщательно подбирая слова, сказала вдова, хотя бриллианты в ее ушах говорили об обратном.

– А в случае его смерти? Наверняка он оставил завещание.

– Мне ничего не известно о завещании, – отрезала Эмма Александровна.

– Хорошо. Поговорим о другом. Вы сказали, что у вас были довольно сложные отношения. Что это значит?

– А вы как думаете? Отказал в услугах Вере Игнатьевне, нашей старой домработнице, и взял эту потаскуху Агнешку, свою, видите ли, двоюродную сестру… Герман всегда был бабником. Ни одной юбки не пропустил. Во всех конкурсах заседал, где девки задами трясут…

– В каких конкурсах?

– Сами знаете… Мисс Город, мисс Область, мисс Район, мисс Атомная Станция. А потом в койку их тянул. При живой жене.

И когда только успевал, с почтением подумал Леля. При всей его занятости, при всех его биржевых играх, при всех его дочерних предприятиях. И при всех угрозах кризиса, девальвации, банкротства и чиновничьего произвола… И при двоюродной сестре из Трускавца.

Завидная эрекция.

– Вы именно поэтому перебрались в загородный дом?

– Отчасти, – уклонилась от прямого ответа Эмма Александровна. – Мне было наплевать на его похождения. Но Адась… Адась не должен был всего этого видеть. Распутства отца… Вы понимаете, Леонид Петрович?.. Когда-нибудь это кончилось бы весьма печально.

– Печально?

– Ну да. Они стали бы делиться шлюхами, обмениваться ими… Перебрасывать друг другу, перекладывать из кровати в кровать. Отвратительно!..

Беседа с Эммой Александровной практически ничего не добавила к светлому образу Германа Радзивилла. Если не считать того, что покойный был весьма невоздержан по части женщин. Но – опосредованно – то же самое ему сообщил и метрдотель из ресторана «Дикие гуси». Вся колода дам не особенно интересовала Лелю. Блондинистая визави – вот кого стоило найти. Не исключено, что она не только была последней, кто обедал с Радзивиллом. Она могла быть последней, кто видел его в живых. Если верить показаниям метрдотеля и официантов, Радзивилл и его спутница вместе покинули ресторан в 21.45. У Радзивилла был с собой небольшой кожаный «дипломат». Дама вообще пришла налегке – небольшая сумочка, в которой и лезвия для безопасной бритвы не спрячешь. Она уже ждала Радзивилла в ресторане, это подтверждают официанты. Дама прибыла за десять минут до появления Радзивилла в «Диких гусях». Она заказала бокал вина и бутылку минеральной. И не выказывала никаких признаков беспокойства.

Чего не скажешь о самом Радзивилле. По утверждению телохранителя, он на четверть часа задержался в головном здании банка и всю дорогу до «Диких гусей» смотрел на часы. У телохранителя сложилось впечатление, что Радзивилл опаздывает на важную деловую встречу.

Когда они прибыли в ресторан, Радзивилл сразу же успокоился. Он отпустил телохранителя у входа. Должно быть, у Радзивилла были странные представления о личной охране.

– Вы приехали в ресторан на «Ниссане»? – спросил Леля у телохранителя.

– Нет. У Германа Юлиановича две машины – «Ниссан» и «Вольво» последней модели. «Вольво» пользуется жена. И служебный «Мерседес». Мы приехали в ресторан именно на нем.

– И хозяин отпустил вас?

Телохранитель поморщился: судя по всему, он не выносил слова «хозяин» и вообще не был похож на охранника в классическом его понимании. Скорее на выпускника престижного университета. Очочки в дорогой оправе и хорошо сшитый костюм, под которым не было и намека на мало-мальски развитые мышцы. Хотя… кто его знает, может, этот парень и есть самое совершенное секретное оружие, рыцарь без страха и упрека, черепашка-ниндзя…

– И хозяин отпустил вас? – снова повторил вопрос Леля.

– Да.

– Такое практикуется?

– Он практиковал.

– И как часто?

Оставить без присмотра одного из самых влиятельных банкиров в городе – жест, безусловно, очень оригинальный. Но понять его Леля был не в состоянии.

– Иногда.

– Когда?

Лицо телохранителя превратилось в маску: он явно не хотел выдавать тайны хозяина. Даже мертвого.

– На моей памяти – три раза.

– И все три раза были связаны с женщинами? – проявил завидную проницательность Леля.

– Без комментариев.

– Послушайте, молодой человек… Оставьте ваши реплики для ток-шоу об отмене смертной казни. Дело серьезное. Потому повторяю вопрос: все три раза были связаны с женщинами?

– Да, – нехотя признался телохранитель.

– И как он это объяснял?

– Кому? Мне или своим женщинам? – Ниндзя-черепашка посчитала своим долгом показать Леле зубы.

– Вам. У женщин мы еще спросим.

– Никак. Он не считал нужным что-либо объяснять мне. Обычно он отпускал меня и шофера. Шофер должен был подогнать его «Ниссан» к стоянке возле ресторана и передать Герману Юлиановичу ключи от машины.

– Но он наверняка дал какие-то указания?

– Я должен был встретить его по прилете из Парижа.

– Когда он должен был прилететь?

– Об этом мне должны были сообщить дополнительно.

– Кто?

– Его секретарь.

– Стало быть, он улетал во Францию без охраны?

– Я не знаю, – честно признался телохранитель.

– Что значит – «не знаете»?

– Видите ли… Я был не единственным его телохранителем.

Леля вздохнул: нет, от этого хлыща ему ничего не добиться.

– Кто еще?

– Об этом вам лучше спросить не у меня, а у службы безопасности банка.

– Думаю, молодой человек, что у вас будут большие проблемы с трудоустройством. – Очкарик так не нравился ему, что Леля решил оттянуться напоследок. – Никто не возьмет на работу телохранителя, у которого убили босса. Дурная примета.

Леля без сожаления расстался с наглецом-охранником и его никчемными обтекаемыми показаниями. Куда интереснее были показания обслуги в «Диких гусях». Один из официантов вспомнил, что дама выходила из-за стола два раза. Гардеробщик тоже подтвердил: действительно, два. Первый раз она проследовала в туалетную комнату, а второй раз позвонила из телефонной кабинки в холле ресторана. В кабинке она пробыла не более минуты, гардеробщик хорошо запомнил это.

– Почему? – спросил у него Леля.

– Так ведь красавица, – только и смог сказать старый хрыч, закончивший выступления в большом сексе лет двадцать назад.

То, что спутница Радзивилла была красива, подтвердили все. Но здесь Лелю поджидала главная неудача: никто так и не смог ни описать ее, ни дать особых примет. Она была просто красива. Стерильно красива – и больше ничего. Из породы клонированных фотомоделей, которые рекламируют все, что под руку попадется, от одноразовых шприцов до оборудования электростанций.

Не опознала эта свора халдеев из «Диких гусей» и фотокарточку, которая лежала в тонком бумажнике Радзивилла. Бумажник был воткнут в задний карман брюк покойного. Кроме весьма фривольного снимка блондинки в прозрачных трусиках, там покоились четыре бумажки по сто долларов и четыре отечественных синюшных полтинника. Кроме того, в «бардачке» были найдены и два ключа на одном кольце. Оба с разными, но весьма занятными бородками.

Часть лица блондинки со снимка закрывали волосы – может быть, именно поэтому официанты не смогли сказать ничего определенного: вроде похожа, а вроде – нет…

Шофер Радзивилла тоже не внес никакой ясности в ситуацию. Он действительно передал ключи от «Ниссана» хозяину. Но в этот момент никого, кроме Радзивилла, за столиком не было: передача ключей досадным образом совпала с выходом дамы в туалетную комнату.

После этого и перед очередной переменой блюд Радзивилл сделал один звонок по мобильнику. Он был чрезвычайно раздражен чем-то: это подметил официант, подававший рыбу по-астурийски к белому вину.

Очевидно, звонок по мобильнику оказался финальным аккордом вечера: дама и Радзивилл свернулись, даже не дождавшись десерта.

В 21.45 они вышли из «Диких гусей» и сели в радзивилловский «Ниссан»; швейцар проводил их до машины. Здесь их следы терялись.

В Париж Радзивилл так и не прилетел.

И два ключа из «бардачка» тоже оказались ложным следом: ни один из них не подходил ни к квартире Радзивиллов на Ланском, ни к их загородному дому в Павловске.

9 февраля. Наталья

Наталья проснулась около семи и несколько минут не могла сообразить, где же она находится. А когда сообразила, подскочила с чужой, совсем не по праву занятой кровати. Тума спала в ногах, змей-искусительное платье висело на спинке… И ночь, проведенная в чужой квартире, показалась ей вполне невинной.

«Я ведь не сделала ничего предосудительного, правда?»

В квартире по-прежнему было тихо, Дарья так и не появилась.

Выгуляв собаку, Наталья вернулась с твердым намерением выйти из квартиры в собственном костюмчике. Но ничего не получилось. В вещах Дарьи было столько животного магнетизма – даже Бродский не шел с ними ни в какое сравнение. Даже губы Джавы, даже его плоский живот – единственное, что занимало Наталью последние двенадцать месяцев, – даже это отступило на второй план. Кто бы мог подумать, что дорогие тряпки могут соблазнить среднестатистическую интеллектуалку гораздо эффектнее дешевых любовников?..

Покопавшись в шкафу, Наталья выбрала строгий деловой костюм (интересно, куда в нем ходила Дарья и какие коктейли в нем пила?). К костюму прилагались легкие утренние духи с ненавязчивым запахом и легкий утренний макияж.

А в ванной Наталью ждало сразу два сюрприза. Во-первых, ее окрашенные волосы выглядели вполне естественно. И, во-вторых, отключили горячую воду.

Впрочем, это не слишком ее огорчило. Тем более что в прихожей стояли стильные сапоги и висела стильная дубленка (покуситься на соболей Наталья не решилась). Еще несколько минут ушло на выбор сумки. Наталья остановилась на неброском портфеле из тисненой кожи (господи, сколько это может стоить?!), хотя больше всего ей нравился отвязный рыжий рюкзак, так и оставшийся стоять возле кресла. Ну ничего, до рюкзака она тоже доберется.

В портфеле оказалось несколько бумажек, испещренных четким каллиграфическим почерком, несколько визиток, несколько проспектов и внушительная пачка каких-то приглашений. Наталья сложила все это добро в маленькое отделение, а в большое бросила пудреницу, помаду и духи. И свой собственный скромный кошелек со скромным количеством денег. И томик Воронова, о котором она почти забыла за всеми перипетиями.

– Пока-пока, собака! Буду в восемь, – сказала Наталья и тотчас же подумала о том, что их с Нинон посиделки могут затянуться. – В крайнем случае – в половине девятого… Оставляю тебе поесть и попить, так что не грызи кресел и не лакай воду из унитаза…

Тума даже не повернула головы в ее сторону.

Уже захлопнув за собой дверь, Наталья вдруг вспомнила о том, что так и не прослушала автоответчик. Но, в конце концов, этим можно заняться и вечером.

На дверях подъезда висел скромный привет из ЖЭКа: «В связи с аварией на теплоцентрали горячая вода до 20.00 подаваться не будет».

Спасибо, что предупредили.

Быстрым шагом Наталья дошла до Большого проспекта; троллейбусная остановка, забитая теми, кто все еще, несмотря на разруху в стране, работал, маячила на углу. И только теперь Наталья по-настоящему испугалась.

Дубленка, костюм, сапоги, «дипломат» – с ног до головы она была увешана пачками долларов. И это – при нынешнем разгуле уличной преступности!.. Несколько мирных обывателей, попавшихся ей на глаза, чудесным образом деформировались в разбойников с большой дороги, уголовных авторитетов, мелких карманников и крупных специалистов по грабежам.

Нет. Троллейбус отменяется. Метро тоже.

Она выскочила на проезжую часть и подняла руку: только такси и только с государственными, не заляпанными грязью номерами. Пропустив трех частников (мало ли что у них на уме!), она наконец-то втиснулась в такси и невесть откуда взявшимся царственным голосом сказала:

– Каменноостровский, пожалуйста.

На Каменноостровском находилась их контора.

Шофер, молодой парень с модными баками а-ля Элвис Пресли, плотоядно улыбнулся ей и шмыгнул носом. Только этого не хватало.

Если бы на ней было ее собственное демисезонное пальтишко, она немедленно попросила бы остановить машину, она бы вообще в нее не села, лучше купить лишний пакет гречки и пару килограммов лука. Но дубленка, сапоги и отливающие платиной волосы диктовали совсем иные правила игры. Наталья вальяжно развалилась на заднем сиденье и бросила шоферу:

– У вас можно курить?

– Ради бога, – парень не спускал с нее глаз.

Она открыла портфель: на дне большого отделения лежала ее собственная пачка постыдно дешевых «North Star». Не пойдет. Если бы это был «Беломор», ее, во всяком случае, можно было бы посчитать оригинальной. Но «North Star» в сочетании с мягким воротником дубленки – это, извините, нонсенс. Наталья щелкнула замками и уставилась в окно.

– Что ж не курите?

– Передумала. А вы смотрите на дорогу, уважаемый.

Весь оставшийся отрезок пути Наталья прикидывала, во что ей обойдется поездка. И хватит ли денег на обратную дорогу. И на еду для собаки. Сухой корм – это, конечно, хорошо, но и костей прикупить не мешало бы. Жаль, что она ничего не знает о рационе собак. Хотя… У менеджера их конторы, идейного холостяка Зайцева, кажется, есть какой-то пес…

По прибытии на место Наталья сунула таксисту сорок рублей, хотя красная цена поездки была тридцатка. На лишних десяти рублях настояли дубленка, сапоги и вторивший им кожаный портфель.

– Всегда к вашим услугам, королева, – произнес дежурную глупость таксист, и Наталья в сердцах хлопнула дверцей.

И, подождав, пока такси отъедет, потащилась к ближайшему ларьку за сигаретами. После недолгих колебаний она выбрала тонкую пачку «Davidoff».

– Этак вы меня по миру пустите, друзья мои… Но что делать? Короля играет свита, и еще никто не придумал формулы вернее…

Ее появление в конторе произвело фурор.

Все началось с того, что ее напарница Галя, именовавшая себя исключительно Гала (ударение на последнем слоге, дань памяти усам Сальвадора Дали и его железобетонной Музе), в упор не узнала ее и сунулась было с мягким креслом, проспектами «Отдых на Мальте» и заученной улыбкой:

– Присаживайтесь, пожалуйста… Вот, взгляните…

– Ты с ума сошла, Гала, это же я…

По лицу напарницы пробежала дрожащая улыбка, и Наталья пожалела, что сил на розыгрыши у нее не осталось.

– Наталья Широкова. Твоя близкая знакомая. Не узнала? Ну?!

Гала рухнула в кресло и принялась шумно обмахиваться «Отдыхом на Мальте».

– А… А что это с тобой?

– Волосы покрасила, – вдаваться в подробности Наталье не хотелось. – Слушай, Зайцев у себя?

– Н-не знаю… Супер… Где такую дубленку отхватила?

– Клиент подарил.

– Клиент? Какой клиент?..

С клиентом, пожалуй, она погорячилась. На выигрышных и богатых европейских турах сидели совсем другие девочки, она же довольствовалась болгарскими Золотыми Песками и совсем уж заброшенным озером Севан в абсолютно не туристической сейчас Армении.

– Шучу. Ладно, пойду проведаю Зайцева.

После некоторых колебаний она все-таки оставила дубленку в комнате: не вваливаться же в верхней одежде к добропорядочному менеджеру!

– Класс! – Гала завистливо повела ноздрями. – Костюм просто шикарный… Легко снимается?

Так и не дослушав двусмысленных причитаний Галы, Наталья отправилась к Зайцеву.

В отличие от Галы Шурик Зайцев сразу же узнал ее, и глаза его при этом подозрительно затуманились.

– Да ты у нас красавица, Натали. Не замечал, надо же….

– Ты многого не замечал, – Наталья закинула ногу на ногу и с легкостью выбила из дорогой пачки дорогую сигарету. – Ты позволишь?

– Аск![8] Можешь делать все, что хочешь. Мы поощряем инициативу сотрудников.

– Хочется верить.

– Божественная, – выдохнул Шурик и щелкнул зажигалкой.

Легкий дым «Davidoff» вскружил ей голову. Или все дело было в шмотках?

– Давно присматриваюсь к тебе, Наталья. Пора переводить тебя с Болгарии на Карибы и Полинезию. Ты как?

– Как пионер. Всегда готова. А может быть, Лазурный Берег? Я могу сопровождать группы. – Все эти страшные слова нашептывал ей на ухо литвиновский костюм. И нужно признать, он имел на это право.

– Приму к сведению. – Метаморфоза, происшедшая с известным юбочником Шуриком Зайцевым, нисколько не удивила Наталью: Шурик подбивал клинья ко всем девушкам агентства, а особо отличившиеся в так любимых Шуриком позах «бобра», «уточек-мандаринок» и «тоскующей выпи» сразу же переводились на должность руководителей групп. Теперь пришел и ее, Натальин, черед.

– Только учти, Шурик, спать с тобой я не буду.

– Приму к сведению, – Шурик сразу погрустнел.

– Я вот по какому делу… Говорят, у тебя есть собака?

– А что? Хочешь взять щенков? Предупреждаю – у меня кобель.

– Какой породы?

– Доберман.

Наталья едва не выронила из рук сигарету.

– Что ты говоришь! У меня тоже доберман. Доберманиха. Девочка. Сучка.

– Это знак, – Шурик закатил глаза и расслабил узел на галстуке.

А вот здесь, Шурик Зайцев, старший менеджер, ты попал в точку.

– Собственно, это собака моей подруги. Близкой. – Почему она сказала это? – Подруга уехала, и собака осталась на мне.

– А от меня что требуется?

– Всего лишь несколько рекомендаций. Сколько гулять, чем кормить и так далее…

– А что, подруга не дала никаких указаний?

– Никаких, – честно призналась Наталья.

– Ну, гулять можно два раза, утром и вечером, вполне щадящий режим. Кормить лучше мясными обрезками, – с готовностью начал Шурик. – Ну и каши. Все крупы, кроме манки. Манка плохо усваивается. Овощи. Творог по большим праздникам. А лучше всего – купи книгу: «Доберман – собака для защиты». Их на развалах полно.

– Спасибо за консультацию, Шурик. Я пойду, пожалуй…

Шурик был так галантен, что проводил Наталью до дверей кабинета. И сунул ей в руки визитку.

– Это еще зачем? – удивилась Наталья.

– Мало ли… Там мой домашний телефон. Звони, если что.

– Если что?

– Ну, если она начнет тебя за ляжки хватать. Или вести себя неадекватно. Приеду – пристрелю, – осклабился Шурик и со значением поддержал Наталью за локоть.

– Может и такое случиться?

– Доберманы очень преданы хозяевам. Чужих людей терпят, но с трудом.

– А я думала, все собаки преданы хозяевам… Не только доберманы.

– Заблуждение. Все собаки преданы миске с едой и мозговой кости.

Наталья поморщилась. И как с такими взглядами на миропорядок Шурик Зайцев дослужился до должности старшего менеджера? Сегодня поставлена под сомнение верность собак, а завтра? Завтра будут распяты достижения сексуальной революции…

Без трех минут шесть Наталья уже входила в здание редакции «Pussy cat». Журнал для золотой клубной молодежи делил кров еще с тремя изданиями: прокоммунистической газетенкой «Звезда Октября», музыкальным обозрением «Русская рулетка» и совсем уж двусмысленным гомоальманахом «Гей-славяне». Несмотря на разницу в идеологических платформах, издания вполне мирно уживались друг с другом и даже периодически – раз в квартал – устраивали совместные посиделки с выбором «Мисс Пресса» и «Мистера Пресса». В номинации «Мистер Пресса», как правило, лидировала «Звезда Октября». А в «Мисс Пресса» пальму первенства прочно удерживали «Гей-славяне».

Нинон, как правило, в конкурсах не участвовала, а заседала в жюри.

Она вообще любила заседать. Малоподвижный образ жизни, эклеры и две пачки сигарет в день были ее жизненным кредо.

Вот и теперь она сидела в своем маленьком прокуренном кабинете и набирала на компьютере очередную нетленку ко Дню святого Валентина: «Что вы знаете о французском поцелуе».

Наталью она не узнала.

– Вы ко мне, девушка? Подождите, я сейчас закончу….

Наталья присела на краешек гостевого кресла, забросила ногу на ногу и рассмеялась.

– Нинон!

– Простите? – Нинон оторвалась от компьютера и пристально взглянула на Наталью.

– Ну, ты даешь, старая корова. Это же я…

– Что-то припоминаю. – Лицо Нинон болезненно сморщилось, а щеки задрожали.

– Вот так всегда. Когда блудный сын возвращается домой, последними, кто его узнает, оказываются любящие родственники.

– Наташка?! Ты, что ли?