Полная версия
Князь Тавриды
Доверчивая и честная по натуре, она и не подозревала, что ее двоюродная сестра играет комедию и с адским расчетом ловко строит ей роковую западню.
Графиня Клодина поклялась отомстить за отбитого у ней жениха, князя Святозарова, и выжидала.
Какое мщение задумала она?
Она хотела во что бы то ни стало совершенно разбить их семейную жизнь и самой явиться в роли утешительницы князя Андрея Павловича, которого она не могла разлюбить до сих пор, но чувство к которому тщательно скрывала в тайнике своего сердца.
Она не была из разборчивых в средствах для достижения своей цели. Она бы ни на минуту не задумалась сделаться любовницей князя Святозарова, лишь бы доставить огорчение его жене, ее счастливой сопернице.
Этой-то предательнице и доверилась молодая княгиня.
Окончательное охлаждение, происшедшее между супругами после рождения сына, было на руку светской интриганке.
Она воспользовалась невинными признаниями своей кузины, чтобы разжечь ревность князя Святозарова.
Вскоре она узнала всю тайну княгини Зинаиды Сергеевны.
Она любила молодого Потемкина и до сих пор не забыла его.
На этом графиня Клодина построила свой гнусный план. Она знала, что молодой Потемкин в Петербурге.
Слух о происшедшем в Петергофе стал быстро известен в высшем свете. Вскоре она устроила, что молодой Потемкин был ей представлен и сделал визит. Его пригласили вечером на маленький soirée. Графиня привезла почти насильно к себе и княгиню Святозарову.
Так состоялась неожиданная для обоих встреча.
Графиня Клодина следила за ними во все глаза. Это было в гостиной. Она видела, как они оба смутились и растерялись. Княгиня побледнела при виде молодого офицера и, едва, поклонившись, вышла в другую комнату.
Потемкин посмотрел ей вслед и отошел к окну, чтобы скрыть взволновавшие его чувства.
Графиня Клодина все это заметила и осталась довольна.
«Они до сих пор любят друг друга, – сказала она себе. – Дело теперь только в том, чтобы раздуть огонь».
В это время в зале начались танцы.
Графиня подошла к Григорию Александровичу.
– Как вы задумчивы? – сказала она. – Почему вы не танцуете.
– Я никогда не танцую! – отвечал он печально.
– Это теперь говорят все молодые люди… Какие скучные делаются мужчины… Неразговорчивые, серьезные…
– Но если уж дан от Бога серьезный характер.
– Как у вас?
– Да.
– Тогда надо позволить развеселить себя такому капризному существу, как я… Мы ведь с вами старые знакомые, жили когда-то под одной кровлей, хотя виделись довольно редко… Так прочь скуку… Я готова побиться об заклад, что знаю причину ее.
Потемкин побледнел.
– Садитесь здесь со мной. Тут нам никто не помешает и поговорим о вашем, данном от Бога, серьезном характере. Мне сдается, что он явился у вас не особенно давно.
– Вы думаете?
– Да, и знаю даже с какого времени…
– Вот как!
– С тех пор, как княжна Зина вышла замуж.
Григорий Александрович вскочил как ужаленный.
– Что вы… говорите… – начал он, задыхаясь.
– Тише, тише… – засмеялась она. – Я читаю в вашем сердце, как в раскрытой книге. Вы все еще ее любите.
Он схватил ее за руку.
– Ради Бога, замолчите! – бормотал он.
– Кто же нас слышит? И ее ведь здесь нет, она в зале…
– Все равно… если бы вы знали…
– Что?
– Я чувствую, что не могу совладеть с собой… О, говорите, как вы могли узнать тайну, которую я сам от себя скрывал… Может быть, она сама вам сказала?..
– Несчастная Зина ничего не говорила мне… Я просто догадалась…
– Вы назвали ее несчастною?..
– Да, она несчастлива.
– Разве князь…
– Князь обожает ее… Но она его не любит…
– Она его не любит?!
– Она не может любить, потому что ее сердце принадлежит вам, потому что она осталась верной своей первой любви…
– О, замолчите, замолчите…
– Почему? Разве я говорю неправду, разве вы сами не заметили, как она побледнела, встретившись с вами, как она задрожала, кланяясь вам…
– Мне показалось, что она хотела избежать этой встречи.
– Конечно, при такой массе свидетелей она должна была бояться выдать себя.
Григорий Александрович задыхался от волнения. Графиня Клодина положительно пожирала его глазами.
– Я люблю Зину и страдаю с ней вместе. Я бы так хотела видеть ее счастливой… Зачем вы не женились на ней?
– Я не смел и об этом и думать…
– Жаль, что я не знала об этом ранее… Зина была бы теперь вашей счастливой женой.
IX. Змея
– Теперь я все понимаю! – продолжала коварная женщина. – Иван Дементьевич своим самолюбием и своей гордостью погубил две жизни… Он разлучил вас с Зиной и разбил вашу университетскую карьеру… В это время князь сделал предложение… Вы, быть может, не знаете, что сначала она отказала… Она, наверное, ждала… вас… Но, так как вы скрывались от нее, она с отчаяния послушалась совета моей матери… Она, конечно, подумала, что вы никогда не любили ее.
– Бедная княгиня! – вздохнул Потемкин. – Она презирает меня теперь, ненавидит, быть может…
– О, я могу поклясться, что тот поцелуй, которым она подарила меня, предназначался для вас.
Григорий Александрович сомнительно покачал головой.
– Нет, нет, все кончено! Она жена другого… О, если бы я смел с ней поговорить, если бы я мог ей сказать…
– Что вы все еще ее любите?
– Нет, это было бы для нее оскорбительно… но я хотел бы объяснить ей свое поведение в Москве…
– Что же вас удерживает?
– Она не захочет меня выслушать…
– В ее будуаре, может быть – нет… Но здесь, у меня…
– За такое счастье я отдал бы всю жизнь! – сказал он дрожащим голосом.
Глаза графини Клодины блеснули.
– Это я вам устрою… Необходимо действительно, чтобы вы оба объяснились. Это будет для нее утешением, а для вас облегчением…
– Как вы добры.
– Хорошо, хорошо, вы меня поблагодарите после…
В это время в гостиную вошла княгиня Зинаида Сергеевна.
Графиня Клодина пошла ей навстречу, между тем взгляды княгини и Григория Александровича, продолжавшего стоять на том же месте, встретились.
Казалось, это были две встретившиеся молнии.
Княгиню поразила необыкновенная бледность молодого человека.
Ее сердце наполнилось жалостью.
Сославшись на головную боль, она простилась с хозяйкой, которая успела шепнуть ей:
– Я буду у тебя завтра… Мне надо многое сказать тебе…
Княгиня вспыхнула. Она прочитала на губах подруги готовое с них сорваться имя Потемкина.
– Ты всегда моя желанная гостья… – с трудом проговорила она.
Подруги расцеловались.
– Так до завтра! – шепнула княгиня.
– Да.
Княгиня уехала.
Вскоре откланялся хозяину и хозяйке и Григорий Александрович.
На другой день, часов около трех, графиня Клодина уже была в будуаре княгини Святозаровой.
Последняя ожидала ее с нетерпением.
– Твои вчерашние слова, милая Клодина, ужасно обеспокоили меня, – начала княгиня Зинаида, когда подруга удобно уселась в кресле. – Я продумала о них всю ночь… У тебя есть, верно, передать мне что-нибудь очень важное?
– Это зависит от того, как ты на это взглянешь… Дело идет о сохранении твоего спокойствия, даже о предупреждении опасности.
– Опасности! Ты меня пугаешь…
– Ты доверила мне часть своей тайны, милая Зина, но сказала, с понятной сдержанностью, не все… Но настоящая дружба проницательна… Ты простишь меня, если я тебе скажу, что я все узнала.
– Все узнала! – воскликнула, дрожа, княгиня.
– Да, вчера я еще сомневалась, но твое смущение вечером мне все открыло.
Княгиня опустила голову.
– Но это не та опасность, о которой я говорю, – продолжала великосветская змея. – Главная опасность заключается в его любви к тебе… в любви безумной…
Княгиня радостно улыбнулась.
– Ты думаешь? – спросила она.
– К несчастию, я в этом уверена…
– Он тебе сказал это?
– Да.
– Что же он говорил тебе? – взволнованным голосом торопливо спросила княгиня.
Графиня Клодина рассказала о вмешательстве в любовь молодых людей Ивана Дементьевича Курганова.
– О, я теперь все поняла! – воскликнула княгиня, закрыв лицо руками.
– Несчастный открыл мне свое разбитое сердце, он говорил мне о своей безнадежной любви к тебе, о своем безысходном горе.
Княгиня Зинаида простонала, не отнимая рук от лица. Графиня продолжала.
– Его отчаяние произвело на меня сильное впечатление… Сознаюсь тебе, мне стало искренно жаль его…
– Клодина, Клодина! – подняла голову княгиня Зинаида и вдруг испуганно спросила:
– Ты не сказала ему, что и я несчастна?..
– Я от этого воздержалась…
– Значат, он думает, что я его не люблю…
– Милая моя, большинство женщин умеют скрывать свои чувства, ты же не принадлежишь к их числу. Твои глаза – зеркало твоей души… Ты сама выдала себя ему с головой… Он понял, что ты не забыла его…
– О, горе мне! – воскликнула княгиня.
– В настоящее время он находится в отчаянном положении. Вновь вспыхнувшая страсть к тебе не остановится ни перед чем… Меня это заставляет опасаться… тем более, что он теперь на хорошей дороге по службе… на дороге блестящей…
– Несчастный! – пробормотала княгиня.
– Его любовь безгранична, и, во всяком случае, он хочет тебя видеть, с тобой говорить.
– Это невозможно! – испуганно воскликнула княгиня.
– Эта мысль засела ему в голову… Чтобы добиться этого, он на все готов, он силой ворвется в твою комнату и, думаю, не побоится даже твоего мужа, если бы он загородил ему дорогу.
– И ты не объяснила ему все безумие этой мысли?
– Объяснить безумному?!
– Что же делать, что же делать?.. – говорила княгиня, ломая руки.
– Это-то и есть та опасность, о которой я упомянула и которую надо предупредить…
– Но как? Я не вижу средств!..
– Подумай, что может произойти, если между отчаянно влюбленным Потемкиным и твоим мужем произойдет стычка.
Молодая женщина задрожала.
– Клодина, Клодина! – умоляющим голосом сказала она. – Не покидай меня, посоветуй мне…
Несчастная сама лезла в западню.
Графиня, по-видимому, обдумывала и наконец сказала после продолжительной паузы:
– Знаешь, Зина, что бы я сделала на твоем месте?
– О, говори, говори…
– Чтобы предупредить с его стороны безумную выходку, я согласилась бы на его просьбу, я бы увиделась с ним.
– Что ты выдумываешь?! Пойми, как я могу его здесь принять, тайком от мужа?..
– Здесь, конечно, нет, но Петербург велик. Есть много мест… где встретиться. Это может произойти будто бы нечаянно…
– Свидание! – испуганно вскрикнула княгиня. – Я никогда не решусь на это!
Графиня Клодина закусила губу и окинула свою собеседницу злобным взглядом.
Это было, впрочем, лишь на одно мгновение. Она переломила себя и сказала ласково:
– Я ведь только сказала, что бы я сделала на твоем месте… Я опасаюсь за твое семейное спокойствие и хотела предупредить катастрофу… Впрочем, я не понимаю, что ты видишь дурного в этом свидании, тем более, что им, быть может, можно спасти несчастного человека от самоубийства…
Княгиня тихо плакала.
– Подумай об этом, милая Зина, – продолжала графиня. – Дело идет о жизни и смерти почти юноши, одно твое слово может спасти или погубить его… Признаюсь тебе, что я дала ему слово, что уговорю тебя на это свидание… Это мой долг, а то бы он еще вчера наделал глупостей, которые могли кончиться смертью его или князя.
Графиня Клодина, видимо, принимала все меры, чтобы запугать княгиню Святозарову и заставить ее решиться на тот шаг, который нужен был ей для ее мщения.
Молодая женщина все еще не соглашалась.
Графиня решилась на последнюю ставку.
– Знаешь ли, чего я всего более опасаюсь? – сказала она. Княгиня подняла на нее свои заплаканные глаза.
– Говори мне все, что ты думаешь…
– Что он вызовет твоего мужа на дуэль…
– Но по какой причине?..
– Боже мой, как ты наивна; конечно, он не скажет ему: «я люблю вашу жену». Мужчины всегда найдут какой-нибудь повод для столкновения… Он умышленно оскорбит твоего мужа публично и причина дуэли готова…
Княгиня Зинаида Сергеевна сидела, как приговоренная к смерти.
– Что делать? Что делать? – повторяла она. Графиня Клодина молчала.
– Скажи мне хоть слово… Дай совет… – с болью в голосе обратилась молодая женщина к своей гостье.
– Я уже сказала… – хладнокровно отвечала та.
– Согласиться на свидание… – задумчиво произнесла княгиня.
Графиня продолжала сидеть молча, перебирая кружева своего платья.
Молодая женщина тоже молчала. По ее лицу было видно, что внутри ее происходит страшная борьба.
– Я хочу его видеть, я буду с ним говорить! – воскликнула княгиня.
В глазах графини блеснула злобная радость.
– Я буду с ним говорить! – повторила княгиня. – Но где и как?
– Положись на меня! – с убеждением сказала графиня.
– Ты поможешь мне…
– Ты сомневаешься в дружбе?!
– И останешься около меня, чтобы в случае чего, спасти меня от самой себя?
– Я обещаю тебе это.
– Но кто его об этом предупредит?
– Я.
– Скажи же ему, что я это делаю только для того, чтобы исполнить твое обещание… Слышишь?..
– Успокойся… Скажу все, что надо и что оградит твою честь.
– Где же мы можем увидеться?
– Я обдумываю это и мне кажется, что я придумала.
– Так пусть это будет завтра, послезавтра, как можно скорей.
Графиня Клодина нежно обняла свою жертву и, притянув ее к себе, горячо поцеловала.
– Где же? – спросила с дрожью в голосе княгиня.
– Я скажу это тебе завтра… Сегодня я все это еще хорошенько обдумаю.
– Где же мы увидимся?
– Приезжай ко мне… в это же время…
– Хорошо… И это будет завтра же?..
– Этого я не знаю… Ты очень спешишь…
– Чем скорее, тем лучше… Я не успокоюсь до тех пор, пока все это так или иначе не кончится…
– Все кончится благополучно… – углом рта улыбнулась графиня. – Однако, мне пора… Мне еще надо во дворец.
Обе женщины снова крепко расцеловались.
Искренен был поцелуй только со стороны княгини Зины.
X. Анонимное письмо
Княгиня Зинаида Сергеевна на другой день аккуратно прибыла к своей «спасительнице», как она мысленно называла графиню Клавдию Афанасьевну.
Дом графа Переметьева находился на Невском проспекте, вблизи Фонтанки, следовательно, в очень недалеком расстоянии от дома Святозаровых.
Был прекрасный день ранней осени.
На дворе стоял сентябрь.
Подъехав к роскошному дому графа Переметьева, княгиня отпустила свою карету, приказав приехать за ней часа через три.
У подъезда дома она заметила карету графини.
– Ужели сегодня! – подумала княгиня и сердце у ней усиленно забилось.
Графиня Клодина ожидала ее действительно уже в шляпе и после первых приветствий объявила, что пора ехать. Княгиня покорно последовала за своей подругой.
Обе женщины сели в дожидавшуюся у подъезда карету и она покатила.
– Куда мы едем? – робко спросила княгиня.
– На Васильевский…
– Он там ждет? – тревожно воскликнула княгиня.
– Нет! Свиданье назначено не на сегодня. Боже мой, как ты дрожишь, успокойся или…
– Я не знаю, что со мной? Я ужасно боюсь.
– Боишься, разве я не с тобою…
– У меня какое-то тяжелое предчувствие близкой беды.
– Какой ты еще ребенок!
– Клодина, если он там не ждет, для чего же мы едем в такую даль, на Васильевский…
– Ты это узнаешь… – смеясь, ответила графиня.
Васильевский остров в описываемое нами время входил в состав города лишь по 13-ю линию, а остальная часть, вместе с Петербургскою стороною по реку Карповку, составляла предместье.
На десятой линии, куда привезла графиня Клавдия Афанасьевна княгиню Зинаиду Сергеевну, среди развалившихся хижин и заборов был лишь один почти новенький одноэтажный деревянный домик, весело выглядывавший из-за палисадника, освещенный мягкими лучами сентябрьского солнца.
Дом, казалось, необитаем. По крайней мере с переднего фасада пять его окон были закрыты ставнями и заложены болтами, открытыми оставались лишь окна, выходившие в большой двор и тенистый обширный сад позади двора.
Карета остановилась, и графиня вышла из нее, предложив сделать то же самое и своей спутнице.
Княгиня с недоумением осматривала пустынную, немощеную улицу, с деревянными мостками вместо тротуаров.
Клавдия Афанасьевна между тем дернула за звонок, находившийся у калитки.
Из стоявшей в глубине двора сторожки показался высокий, несколько сгорбленный старик и медленною, развалистою походкою подошел к решетке.
Увидав графиню, он как-то быстро выпрямился и также быстро отодвинул засов.
– Здравствуйте, матушка, ваше сиятельство… – зашамкал ой своим беззубым ртом, низко кланяясь приехавшим дамам.
– Здравствуй, Акимыч, все ли у тебя благополучно?
– Бог милостив, ваше сиятельство, все благополучно… и чему быть неблагополучному… тишь у нас, да гладь, да Божья благодать!..
– Отопри дом… – приказала Клавдия Афанасьевна.
Старик бросился, насколько позволяли ему его старческие силы, снова к сторожке и вышел через минуту уже к вошедшим на дворе дамам, гремя ключами…
Направившись к дому, он отпер подъезд, и графиня с княгиней вошли в дом.
Он был небольшой, но очень уютный, вся меблировка, состоявшая из дорогой мебели, зеркал, бронзы, содержалась в образцовой чистоте.
Из окон, выходивших в сад и во двор, лились потоки света.
– Где мы? – удивленно спросила княгиня.
– У меня! – отвечала Клавдия Афанасьевна.
– У тебя!
– Да, этот дом принадлежал матери моего мужа, которая до самой смерти не хотела переехать в другую часть города. После ее смерти, муж оставил его как он есть, но, конечно, ремонтировал, оттого он и выглядывает почти новым. Старик Акимыч, бывший дворецкий старой графини, с женой и двумя взрослыми дочерьми, сторожит этот памятник его барыни как зеницу ока; старшая его дочь служит у меня камеристкой, и все семейство мне очень предано… Я вспомнила об этом домике, заботясь о тебе… Домик этот точно нарочно устроен для свиданий… влюбленных.
Княгиня вдруг вспыхнула и укоризненно посмотрела на свою подругу.
Та как будто не заметила этого взгляда и продолжала:
– Сегодня суббота… Через неделю я приеду сюда в это же время… Теперь ты знаешь дорогу и можешь приехать одна… Впрочем, карета, которая привезла нас сюда, будет ожидать тебя у подъезда моего дома и доставит тебя без хлопот в этот глухой уголок Петербурга… За это время я извещу Потемкина, и он также приедет сюда… Мы оба будем тебя ждать после трех часов…
– Если это уже так надо, то я приеду… – сказала княгиня с дрожью в голосе. – Но ты ведь будешь здесь, не правда ли… Ты будешь около меня? Ты мне это обещала…
– Да, да, если ты этого хочешь, успокойся…
– У меня нет больше от тебя тайн, Клодина, все, что бы я ни говорила с Григорием Александровичем, ты можешь слышать…
– Какое счастье, что я вспомнила об этом домике… – заметила графиня, не отвечая ничего на слова Зинаиды Сергеевны.
Они вышли из дома.
Акимыч почтительно ожидал их у крыльца.
– Иди, садись в карету, я сделаю только кое-какие распоряжения… – сказала графиня и, подойдя к старику, стала ему говорить что-то вполголоса.
Через несколько минут она вышла из калитки и села рядом с сидевшей уже в карете княгиней Святозаровой.
Менее чем через четверть часа они были уже дома, и княгине вскоре доложили, что за ней приехала карета. Подруги расстались, крепко несколько раз поцеловавшись.
Неделя прошла.
Княгиня Зинаида Сергеевна с удовольствием бы провела эти дни наедине сама с собою, но графиня Клодина, видимо, опасаясь, как бы ее подруга не раздумала и не разрушила бы этим весь хитро придуманный план, являлась к ней ежедневно и под каким-нибудь предлогом увозила ее из дому.
В субботу утром, князь Андрей Павлович Святозаров получил следующее письмо:
«Ваше сиятельство!
Один преданный друг считает своей священной обязанностью предупредить вас о деле, которое касается вашей чести и семейного счастья и которое известно уже всему Петербургу. Уже с месяц, как княгиня Святозарова назначает свиданья одному молодому офицеру. Эти свиданья происходят в 10-й линии Васильевского острова. Там есть единственный приличный дом с тенистым садом, и вы без труда найдете его. Сегодня, в субботу, они должны видеться там после трех часов. От вас зависит, ваше сиятельство, убедиться в справедливости этих слов и наказать тех, кто покрывает незаслуженным позором ваше честное имя».
Прочитав эти строки, князь, как пораженный громом, упал в кресло в своем обширном, роскошно отделанном кабинете.
Его била лихорадка, и он обезумевшими глазами смотрел на листок бумаги, который держала его дрожащая рука.
– Какая подлость! – хрипло простонал он и злобно скомкал роковое письмо.
Несколько минут он остался неподвижен и даже перестал дышать.
Затем он поднял голову, его побледневшие губы горько улыбались.
– Анонимное письмо! – с омерзением сказал князь самому себе.
Вдруг в груди его заклокотало ревнивое бешенство.
– Но если это правда! – прошептал он. – У меня нет врагов! И притом этот подробный адрес… Нет, это, должно быть, правда… Она не любит меня… О, позор, позор! Обманут, обманут ею… О, несчастная, презренная женщина… Ничто не удержало ее, бесстыдную, от преступной страсти – даже мысль о своем ребенке не могла спасти ее! Она украла мою честь и покрыла позором мое имя и колыбель своего ребенка… А я… я любил ее так искренно… Я все еще люблю ее и теперь!.. О, как справедливо было мое подозрение… Это ужасно, ужасно!
Он вскочил в неистовстве.
Из его груди вырвались глухие стоны, его руки поднялись как бы кому угрожая.
Было мгновение, когда он хотел идти к жене и показать ей это письмо.
Если бы он это сделал, княгиня могла бы сейчас оправдаться, рассказав всю правду.
Но, к несчастью, князь этого не сделал. Ревность – плохой советчик.
Она овладевает разумом и сердцем и смущает самую сильную душу.
Князь решил убедиться и отомстить.
Князь неровными шагами стал ходить по кабинету, стараясь успокоиться, что было необходимо для появившегося в голове его плана.
Спокойствие между тем не давалось ему.
Напротив, он более и более расстраивал себя, припоминая поведение своей жены за последнее время. Оно представлялось ему в самых мрачных красках. Ее слова, ее движения, самое выражение ее лица восставали в его односторонне направленном уме уличающими фактами ее неверности.
Сомнение в ее виновности через какие-нибудь полчаса выросло в твердую уверенность…
– О, я буду отомщен, я смою мой позор кровью…
Он бросился в детскую, чтобы у колыбели своего ребенка найти силу пережить те несколько часов, которые остались до полного убеждения в том ужасном факте, что он «обманутый муж» и что у его сына нет «честной матери».
XI. Двойной выстрел
К завтраку граф вышел по наружности совсем покойный. Он принудил себя даже к разговору со своей женой. При этом, однако, он пристально смотрел на нее и заметил, что она имела расстроенный и растерянный вид.
«У нее нечистая совесть!» – подумал он. После завтрака он спросил:
– Ты сегодня дома?
– Нет, я думаю выйти.
– Куда, можно полюбопытствовать?
– К Клодине.
– Но она, кажется, была вчера у тебя.
– Да, но я обещала ей сегодня привезти узор для подушки…
– Ты поедешь в карете?..
– Нет, я хочу пройтись, мне необходимо движение…
– Как хочешь… Я также еду.
С этими словами он вышел из столовой.
Княгиня вздохнула.
Ее снова охватил страх.
Но не ехать было нельзя. Графиня и он ждали.
«Быть может, я поступаю нехорошо, но я делаю так, как подсказывает мне моя совесть!» – подумала княгиня.
Князь Андрей Павлович вернулся к себе в кабинет и с силой дернул за сонетку.
Через минуту в комнату вошел камердинер.
– Велите заложить карету, но чтобы она не выезжала к подъезду ранее, нежели я скажу.
– Слушаю-с, ваше сиятельство! – сказал старый слуга и направился к двери.
– Степан! – остановил его князь. – Когда графиня выйдет из дома, доложишь сейчас же мне.
Камердинер вскинул удивленно-испуганный взгляд на своего барина, но тотчас потупился и произнес лаконически «слушаю-с», удалился.
Князь подошел к одному из библиотечных шкафов, стоявших по стенам обширного кабинета, отпер ящик и отворил его.
Вынув черной кожи футляр, он открыл его.
В футляре оказался изящно отделанный пистолет-двустволка.
Положив обратно футляр в ящик, он вынул из последнего пороховницу и мешочек с пулями. Медленно и тщательно зарядив пистолет, он сунул его в карман.
Медленными шагами начал он ходить по кабинету.
