Богатые невесты

Бедонегова. Ну, хорошо. Смотрите же, я ждать буду. Я ведь со всем расположением… (Уходит.)

Пирамидалов (Цыплуновой). Анна Афанасьевна, я к вам по поручению от генерала Гневышова, от Всеволода Вячеславича.

Цыплунова. Я, Виталий Петрович, не имею счастия знать никакого генерала Гневышова.

Пирамидалов. Это все равно. Он слышал об вас и знает вашего сына.

Цыплунова. Ну, так что же?

Пирамидалов. Он просил меня предупредить вас, что желает с вами познакомиться.

Цыплунова. Да что за церемонии! И зачем я ему? Мы с сыном люди скромные и знакомств не только не ищем, а даже бегаем от них. Так вы и скажите вашему генералу.

Пирамидалов. Да позвольте! Вы, Анна Афанасьевна, выслушайте сначала! Родственница Всеволода Вячеславича, девушка хорошей фамилии, переехала сюда на дачу, так их превосходительство желают…

Цыплунова. Что мне за дело до того, чего они желают.

Пирамидалов. Желают иметь общество для своей родственницы, компанию.

Цыплунова. Что вы, что вы, Виталий Петрович! Вы, кажется, меня в компаньонки приглашаете?

Пирамидалов. Вы не так меня поняли. Помилуйте! Ведь нельзя же девушке одной на даче… и погулять не с кем…

Цыплунова. Я и в провожатые тоже не пойду. Нет, вы заговорились. Вы лучше оставьте.

Пирамидалов. Так неужели вы отказываетесь?

Цыплунова. Конечно. Что ж тут удивительного?

Пирамидалов. В какое же вы меня положение ставите? Я хотел услужить их превосходительству; я уж обещал за вас.

Цыплунова. Напрасно. Вы услуживайте чем-нибудь другим, а меня уж оставьте в покое. Мне не до чужих, я, на сына глядя, измучилась.

Пирамидалов. Анна Афанасьевна, ведь вы меня губите, голову с меня снимаете. Ведь мне провалиться сквозь землю только и осталось.

Цыплунова. Уж как вам угодно.

Пирамидалов. Вы хоть поговорите с генералом.

Цыплунова. Да не стану я. Об чем мне с ним говорить!

Пирамидалов. Так я убегу, право убегу. И нужно было мне услуги предлагать! Так вот… слабость. Прощайте! Убегу и уж сюда ни ногой, встречаться с ним не стану.

Цыплунова. Погодите бежать-то! Не знали ли вы Белесову, Валентину?

Пирамидалов. Белесову? Да это она самая и есть.

Цыплунова. Как? Что вы? Так она…

Пирамидалов. Родственница Всеволода Вячеславича, о которой я вам говорил.

Цыплунова. Ах, так погодите. Я очень рада. Вы бы давно сказали.

Пирамидалов. Ну, ожил. Как гора с плеч. А вот и их превосходительство.

Гневышов выходит из калитки. Пирамидалов бежит к нему навстречу.

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Цыплунова, Пирамидалов, Гневышов.

Пирамидалов. Ваше превосходительство, Анна Афанасьевна Цыплунова очень-с…

Гневышов (тихо). Это она?

Пирамидалов. Она-с. Она очень счастлива, что может сделать угодное вашему превосходительству.

Гневышов, не слушая, снимает шляпу и кланяется Цыплуновой; делает знак рукою, чтобы Пирамидалов отошел назад. Пирамидалов, взглянув на Цыплунову, пожимает плечами и отходит.

Гневышов (подходя к Цыплуновой). Рекомендуюсь, Всеволод Вячеславич Гневышов!

Цыплунова. Очень приятно.

Гневышов. Мы уже несколько знакомы; я знаю вашего сына. Для вас, вероятно, не редкость слышать похвалы ему; но я с своей стороны должен сказать вам, что его начальство имеет о нем самое лестное мнение.

Цыплунова. Благодарю вас.

Гневышов. Вы живете на даче?

Цыплунова. Да, здесь на даче. Я для сына больше, он не совсем здоров.

Гневышов. Да, здешняя местность в санитарном отношении лучшая из подмосковных. Вот тоже родственница моя, она дальняя, Валентина Васильевна Белесова…

Цыплунова. Я знала ее, когда она была еще ребенком.

Гневышов. Да? Ну, вот и прекрасно. Ей будет очень приятно, да и вы, вероятно, нисколько не прочь от того, чтобы возобновить знакомство.

Цыплунова. С удовольствием.

Гневышов. И чем скорее, тем лучше, разумеется?

Цыплунова. Конечно.

Гневышов. Валентина Васильевна взяла вот эту дачу. Дача так себе, не из важных.

Цыплунова. Здесь особенно роскошных дач нет.

Гневышов. Роскоши и не нужно, это лишнее. Для людей порядочных если что необходимо, так это комфорт, удобства, без этого уж обойтись нельзя.

Белесова показывается у ворот своей дачи.

А вот и хозяйка этой дачи!

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Цыплунова, Гневышов, Белесова и Пирамидалов.

Цыплунова. Как она похорошела!

Гневышов. Да, она красавица положительно. Красота – дело хорошее; но нравственные качества в человеке должны стоять выше; и вы увидите…

Цыплунова. Я пойду к ней прямо. (Подходя к Белесовой.) Здравствуйте, Валентина Васильевна!

Белесова. Извините, пожалуйста…

Гневышов. Не узнаёте старых знакомых, – это нехорошо.

Белесова. Право, я не помню.

Цыплунова. Не мудрено и забыть; и я бы вас не узнала; вы тогда были ребенком. Помните, на Арбате мы жили с вами в одном доме; Цыплунова.

Белесова. Теперь припоминаю. У вас был сын, молодой человек, Юрий… Юрий.

Цыплунова. Юрий Михайлович. Ну, уж теперь он не очень молодой…

Входит Цыплунов и издали смотрит на мать и Белесову.

ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

Гневышов, Цыплунова, Белесова, Пирамидалов и Цыплунов; потом Бедонегова.

Цыплунова (увидав сына). Да вот, посмотрите сами, он очень переменился с тех пор.

Белесова (взглянув на Цыплунова, Гневышову). Это он, это те самые глаза!

Гневышов. Очень рад; тем лучше, мой друг.

Цыплунова знаком подзывает сына.

Белесова (Гневышову). Почему же?

Гневышов. Я вам после объясню. Занимайтесь с ними!

Цыплунова (сыну). Юша, я встретила старую знакомую.

Цыплунов молча кланяется Гневышову и Белесовой.

Гневышов (подавая руку Цыплунову). Здравствуйте, молодой человек. Очень рад вас видеть.

Белесова (Цыплунову). Вы меня узнаете?

Цыплунов. Узнал с первого взгляда.

Белесова. Вот мы будем соседями, можем, если вам угодно, возобновить старую дружбу.

Цыплунов. О! Что касается меня… (Взглянув на мать, со вздохом.) Ах, маменька!

Гневышов (Белесовой). Пригласите их к себе.

Белесова (Цыплунову). Вы помните, как вы меня звали?

Цыплунов. Вы мне казались ангелом.

Белесова. Вы звали меня «ангельской душкой»; а теперь как я кажусь вам?

Цыплунов. Вы и теперь мне кажетесь тем же.

Белесова. Пойдемте ко мне на новоселье! Нам есть о чем поговорить, вспомним старое… (Цыплуновой.) Милости прошу! (Подает руку Цыплунову.)

Цыплунова, Цыплунов и Белесова входят в калитку.

Гневышов (Пирамидалову). Идите за мной! Вы мне будете нужны. (Идет в калитку.)

Пирамидалов за ним. На террасе показывается Бедонегова.

Бедонегова. Виталий Петрович! Виталий Петрович!

Пирамидалов, махнув рукой, уходит.

Вот опять его увели от меня! (Громко.) Виталий Петрович! Виталий Петрович!

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

ЛИЦА:

Гневышов.

Белесова.

Цыплунова.

Пирамидалов.

Цыплунов.

Комната на даче Белесовой, изящно убранная и меблированная. Две двери: одна с правой стороны (от актеров), другая в глубине, на террасу, растворена; с правой стороны трюмо.

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Гневышов и Цыплунова входят.

Гневышов. Хорошо молодым людям; они могут без вреда для своего здоровья быть на воздухе, наслаждаться красотой майского вечера, а для нас с вами в комнате безопаснее. Почти все пожилые люди в нашем климате не свободны от ревматизма; вот и я тоже иногда чувствую припадки этой болезни, хотя весьма легкие, но тем не менее очень неприятные…

Цыплунова. Всякая болезнь неприятна…

Гневышов. Я лечусь гомеопатией; советую и вам, помогает удивительно…

Цыплунова. Да, говорят… У Валентины Васильевны, кроме вас, никого родственников нет?

Гневышов. Ее мать умерла давно, и она осталась круглой сиротой. Моя жена приняла в ней участие; полюбила ее, как родную дочь; но потом стала хворать и уехала за границу…

Цыплунова. Она и теперь там?..

Гневышов. Она на днях приедет. Без нее Валентина Васильевна оставалась на моем попечении, и, признаюсь вам, эта опека для меня несколько тяжела…

Цыплунова. В каком отношении?..

Гневышов. Хлопотно, лишние заботы; не мужское дело…

Цыплунова. А вот приедет ваша супруга…

Гневышов. Ну, где уж ей! Она совсем больная женщина… и притом вырастить девушку до известных лет, – ведь это еще не все, главное-то дело, главная забота впереди…

Цыплунова. Конечно…

Гневышов. В конце концов надо ей найти приличную партию; а разве легко?..

Цыплунова. Я с вами согласна…

Гневышов. Надо изыскать, выбрать человека, проникнуть, так сказать, в его душу и совершенно убедиться в его хороших качествах; чтобы потом не принять на себя тяжелой ответственности. Потому, почтеннейшая Анна Афанасьевна, как я ни люблю Валентину Васильевну, а если б мне удалось поскорее сдать ее с рук на руки человеку, вполне ее достойному, я бы перекрестился обеими руками…

Цыплунова. Я вас понимаю…

Гневышов. Разумеется, все, что от нас зависит и что нам повелевает долг, мы исполним, то есть дадим богатое приданое. У нас детей нет.

Цыплунова. Так об чем же вам беспокоиться? Для невесты с богатым приданым всегда женихи найдутся…

Гневышов. Как не найтись!.. Да какие?.. Вот в чем вопрос… Вон и Пирамидалов, пожалуй, жених…

Цыплунова. Подождите, найдутся и лучше Пирамидалова…

Гневышов. В том-то и дело, что ждать неудобно. Как только приедет жена, мы уедем в деревню; надо будет или оставить Валентину Васильевну здесь без надзора и попечений, на произвол судьбы, или взять с собой и засадить в глуши.

Цыплунова. Да, я вижу, что вам действительно много заботы с Валентиной Васильевной…

Гневышов. Много, почтеннейшая Анна Афанасьевна, много. Хотя уже приданое ее определено, но если б нашелся человек очень хороший, то есть добрый, не глупый и с карьерой, – я бы увеличил и даже удвоил… Вот что, почтенная Анна Афанасьевна!.. Вы не удивляйтесь, пожалуйста, тому, что я вам скажу.

Цыплунова. Сделайте одолжение, говорите!

Гневышов. Оно, конечно, странно… что, видя вас в первый раз, я начинаю с вами очень важный решительный разговор… Положим, что я вас-то не знаю; но я давно знаю вашего сына, давно собираю о нем справки, и уж наметил его. Я знаю даже, что ваш сын любит Валентину Васильевну…

Цыплунова. Да, кажется.

Гневышов. Ну вот видите…

Цыплунова. Но ведь этого мало, Всеволод Вячеславич…

Гневышов. Как мало? Чего ж еще ему нужно?

Цыплунова. Может быть, с него этого и довольно, но мне мало. Он сам стоит любви, и я бы хотела, чтобы и его любили так же…

Гневышов. Да, вы правы.

Цыплунова. Он любит Валентину Васильевну, безумно любит; но, если он женится и не найдет взаимности, он умрет от горя, от отчаяния. Я его знаю и берегу… он нежен, как ребенок; равнодушие жены убьет его.

Гневышов. У нас ведь не Италия… страстной любви негде взять, да и искать ее даже неразумно…

Цыплунова. Страстной любви и не нужно; я бы хотела только, чтобы жена ценила его, уважала и так же, как мать, считала его лучшим человеком на свете. Только мне и нужно, и он стоит этого…

Гневышов. Нельзя сказать, чтоб ваши требования были очень умеренны, и я поручиться не могу… Но скажу вам по секрету, что Валентина Васильевна неравнодушна к вашему сыну…

Цыплунова. Неужели?..

Гневышов. Сколько я мог заметить, разумеется. Девушка порядочного воспитания своих чувств не выкажет; но я знаю, что она встретилась с ним сегодня не в первый раз, что она видела его и вчера, и раньше, и не без удовольствия, и что она его отличает. Дайте руку, почтенная Анна Афанасьевна! Вы поговорите с сыном, а я поговорю с Валентиной Васильевной. Я вас уполномочиваю даже объявить ему, что он нам нравится, – мне и Валентине Васильевне. А там уж как ему угодно.

Цыплунова. Как я ни рада за сына, но, извините меня, я вам пока решительного ничего сказать не могу.

Гневышов. Если вам угодно знать подробности о приданом, пойдемте в эту комнату, мы там можем говорить без помехи. Вас, как женщину, должен интересовать этот предмет; а я, как мужчина деловой, люблю делать дело аккуратно. Я слышу движение на террасе, вероятно, наши молодые люди хотят войти в дом… Пойдемте!.. (Уходят.)

Входят Цыплунов и Белесова.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Белесова, Цыплунов, потом Пирамидалов.

Белесова (с улыбкой мало скрытого неудовольствия). Очень вам благодарна. Я выслушала целую лекцию о нравственности и обязанностях человека. Я узнала, что такое серьезные люди, что значит серьезный взгляд на жизнь. Все, что вы говорили, вероятно, очень умно, все это очень полезно знать; и если я, к сожалению, мало поняла и мало воспользуюсь, – это уж моя вина.

Цыплунов. Ах нет, в таком случае виноват я; кто хочет, чтоб его понимали, тот должен прежде выучиться ясно говорить.

Белесова. Да, я согласна, но и себя не оправдываю. Надо уметь говорить обо всем и со всеми. Это не очень мудрено. Из бесчисленного множества красивых моральных фраз надо выучить несколько, чтобы уметь кстати вставить в разговор и свое слово. Хоть и очень редко, но может представиться такой случай, как теперь, например.

Цыплунов. Ах, извините меня, сделайте одолжение! Будем говорить, о чем вам угодно, о чем вы привыкли. Говорить с вами для меня большое удовольствие; но я редко бываю в обществе, я не знаю, какие вопросы в ходу и об чем говорят теперь.

Белесова (с раздражением). И теперь, как и всегда, говорят о том, что интересно и занимательно, и избегают того, что скучно, например, всяких проповедей и поучений. И притом предполагается, что каждый это сам знает, что каждый учился всему этому… если он совершеннолетний. У всех были наемные учителя и строгие наставники, которые так успели надоесть, что потом слушать даровых учителей не представляет уж особенного удовольствия. В разговоре вообще стараются не показывать слишком явно своего умственного или нравственного превосходства над прочими. Надо щадить людей. Когда кто-нибудь с уверенностью полного мастера говорит об обязанностях человека, – простые смертные, люди легкомысленные, такие, как я, должны думать, что этот урок относится к ним, что эта филиппика есть косвенное порицание их легкомысленного поведения. Ну, и конфузишься… торжествовать над нами легко. Но, мне кажется, и мы имеем право сказать учителю: да, мы легкомысленны; но мы не мешаем вам быть святым, не мешайте и нам быть грешными! Научить вы нас не научите, а оскорбить можете.

Цыплунов. О, сохрани меня бог оскорбить кого-нибудь!

Белесова. Ну, теперь позвольте вас послушать, я много говорила.

Цыплунов. И говорили очень хорошо. Прекрасные правила у вас.

Белесова. Я живу не по правилам, без программы, для меня, кроме моей воли, нет правил.

Цыплунов. О, конечно, для такой богатоодаренной натуры к чему правила.

Белесова. Вы, мне кажется, немножко экзальтированы, вы любите преувеличивать. Я самая обыкновенная девушка, ничем не лучше других. Что особенно хорошего и так скоро вы могли заметить во мне?

Цыплунов. Я вас давно знаю, вы ничего не изменились, – вы так же искренни, как и прежде, когда были ребенком. А искренность такое редкое и дорогое качество.

Белесова. Быть искренней, если я не ошибаюсь, значит – не лгать; а это еще не очень высокая добродетель.

Цыплунов. А между тем женщины лгут постоянно. Что они подкрашивают себя, чтобы казаться лучше и моложе, это бы еще не беда; они притворяются наивными, доверчивыми и простосердечными, тогда как в сущности очень ловки, расчетливы и сухи сердцем.

Белесова. Ах, не вините бедных женщин! Все их притворство по большей части не злой умысел; это простое, врожденное желание нравиться, это скорей малодушие, чем порок. Да и кого же они могут обмануть теперь, когда мужчины стали так умны? Только людей глупых или аскетов. А вы искренни?

Цыплунов. Может быть, больше, чем следует.

Белесова. Если так, то скажите мне, зачем вы так странно глядели на меня, когда встречались со мной?

Цыплунов. Вы приказываете мне отвечать?

Белесова. Да. Вы любите искренность, следовательно даете право требовать ее и от вас. Говорите, что было в вашем взгляде!

Цыплунов. Робкое обожание.

Белесова. Только?

Цыплунов. Я не смел мечтать о счастии возобновить знакомство с вами, я думал, что опять потеряю вас из виду, и хотел наглядеться на вас, чтобы ясней и дольше удерживать ваш очаровательный образ в своей памяти.

Белесова. Я не мечтала о счастии получить такой ответ от вас. Лучше бы мне не спрашивать.

Цыплунов. Почему же?

Белесова. Я не умею слушать ни похвалы в глаза, ни лести. При этом обыкновенно как-то глупо и самодовольно улыбаются; а я предпочитаю спокойное выражение лица и не люблю гримас.

Цыплунов. Я не хвалю вас, не льщу вам; меньше того, что я сказал, сказать было нельзя: вы требовали искренности. Если я виноват, то разве в том только, что сказал вам мало, не все.

Белесова. Это уж похоже на признание… Надо вам заметить, что это тоже не совсем обыкновенный разговор; нам не каждый день приходится отвечать на признания; а потому слушать их во всяком случае неловко, а в иных – неприятно.

Цыплунов. Это признание вырвалось невольно. Прошу вас, не обращайте на него внимания, оно вас ни к чему не обязывает. Я только об одном прошу вас…

Белесова. Об чем же?..

Цыплунов. Позвольте мне иногда, хоть изредка, глядеть на вас так близко, как я теперь гляжу…

Белесова. То есть, попросту сказать, бывать у меня. Сделайте одолжение, я ни от кого не прячусь.

Цыплунов. Благодарю вас!..

Молчание.

Белесова. Позвольте сделать вам еще вопрос! Где эти серьезные, высоконравственные люди находят по себе женщин… ну, жен, что ли?

Цыплунов. Там же, где и все. Почти всякая женщина имеет что-нибудь хорошее, за что можно ее полюбить.

Белесова. Но ведь им нужно добродетельных, серьезных, то есть бесстрастных… таких по крайней мере, которые бы не скучали с ними.

Цыплунов. Может быть, им нужно таких; но мы видим, что они увлекаются всякими.

Белесова. То есть могут увлечься красотой, например?

Цыплунов. Как же не увлечься, как не полюбить красавицу?

Белесова. Да всякую ли красавицу?..

Цыплунов. Я вас не понимаю…

Белесова. Например, красавицу порочную, падшую?..

Цыплунов. Если она высоко держит голову, не стыдится своего порока, а гордится им, – такая женщина в глазах каждого порядочного человека заслуживает презрения; но если она сокрушается, раскаивается…

Белесова садится в кресло.

то она более всякой имеет право на любовь и сострадание, потому что только любовь может уврачевать ее сердце, растерзанное угрызениями; одна любовь может спасти ее от отчаяния, одна только всепрощающая любовь может помирить ее с жизнию… Что с вами?.. Вы плачете? О ангел! И мне не благоговеть перед вами! Вы с высоты своей непорочности, своей детской чистоты роняете свои алмазные слезы на этих несчастных. Вам мало того, что вас обожают, вы хотите знать, имеют ли и эти бедные надежду быть любимыми, не отнято ли у них это благо, без которого жизнь безотрадна, как мертвая пустыня…

Белесова (утирая глаза). Да, да, правда… но довольно, довольно… прошу вас. (Погружается в глубокую задумчивость.)

Цыплунов. О, если б я смел, я б упал в прах перед вами, чтоб целовать ваши ноги…

Белесова (рассеянно). Что вы?.. Целовать… что целовать? (Подает руку.)

Цыплунов с немым восторгом целует руку Белесовой. Входит Пирамидалов и останавливается у двери.

Пирамидалов (про себя). А, вот что!..

Белесова (задумчиво и под влиянием невольной искренности). Вы удостоиваете? (Быстро оправившись.) Ах, я не знаю, что я говорю. (Встает.) Вы не обращайте внимания на мои слезы! У меня очень слабые нервы, я затем и переехала на дачу, чтобы полечиться…

Пирамидалов (про себя). Переменяют разговор!..

Входят Гневышов и Цыплунова.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Белесова, Цыплунов, Цыплунова, Гневышов, Пирамидалов.

Цыплунова. Я сбираюсь домой, Юша!

Белесова (Цыплуновой). Я провожу вас до вашей дачи; мне пришла охота погулять… (Цыплунову.) А вы меня обратно проводите…

Цыплунов (Гневышову). Честь имею кланяться…

Гневышов. Прощайте! Навещайте почаще Валентину Васильевну!.. Постарайтесь, молодой человек, чтоб она не скучала на даче!..

Белесова, Цыплунова и Цыплунов уходят.

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Гневышов и Пирамидалов.

Пирамидалов. Ваше превосходительство, Цыплунов…

Гневышов. Что Цыплунов?..

Пирамидалов. Очень уж явно ухаживает за Валентиной Васильевной…

Гневышов. Ну так что же? Вам что за дело?..

Пирамидалов. Я считал своею обязанностию доложить об этом вашему превосходительству…

Гневышов. Благодарю вас за известие! Я очень доволен, что Валентина Васильевна нравится Цыплунову…

Пирамидалов. Валентина Васильевна нравится не одному Цыплунову…

Гневышов. Ну да, конечно; но что ж из этого?..

Пирамидалов. Валентина Васильевна нравится и мне, вероятно, не менее, чем Цыплунову; но я уверяю ваше превосходительство, я даже самому себе не смел признаться в этом…

Гневышов. И прекрасно сделали…

Пирамидалов. Как же бы я смел, зная ваши отношения к Валентине Васильевне…