Лето перемен

Татьяна Гутиеррес

Лето перемен

Глава первая

Рива

Ooh, I see you, see you, see you every time

"Оу, And oh my, I, I like your style

You, you make me, make me, make me wanna cry

And now I beg to see you dance just one more time

Ритмичная песня Tones and I творит волшебство, заставляя меня выделывать акробатические номера перед зеркалом и подвывать во всю глотку «I like your styyyyle». Я выгибаю спину и виляю бедрами – явно невпопад, зато с чувством. А когда песня заканчивается, с трудом восстанавливаю дыхание.

– Мммм, – из груди у меня вырывается жуткий утробный звук: кисло – сладкий соус из предвкушения и отчаяния. Я наклоняю голову и придирчиво смотрю на себя. Хорошо, но не идеально. “Идеально”, к сожалению, это не про меня.

Настал тот самый день, о котором я так грезила. С мыслями о нем я засыпала и просыпалась. Думала о нем во время уроков, без устали говорила о нем, игнорируя колкие замечания подруги, и отсчитывала дни. Поэтому сегодня все должно быть на высшем уровне. Все так, как я мечтала, только в миллион раз круче – потому что будет наяву. Через пару часов мне понадобится помощь тетушки феи, чтобы не упустить последний в этом году шанс сблизиться с парнем, который снится мне вот уже четыре месяца – с тех самых пор, как перешел в нашу школу. И я, черт побери, из кожи вон вылезу, но достану эту фею хоть из параллельной вселенной.

Настя все еще нетерпеливо жмет на звонок, хотя дверь уже открыта. Будучи прагматиком, и человеком, напрочь лишенным романтического начала, она презрительно фыркает, глядя на мои накрашенные ногти и подведенные глаза. Согласно интернету, такой тип стрелок должен визуально уменьшить их. Все это, чтобы людям не казалось, будто я больна Базедовой болезнью. Это у меня такой пунктик – глаза. Чертовы гигантские глаза. Огромные зеленые глазищи…

– Где кадки?

Здороваться, видимо, после семи лет тесной дружбы стало не обязательно.

– Папа уже все унес в машину. Что скажешь? – В надежде получить хоть какую оценку своей внешности, я подставляю руки под лицо, в точности как это делают бьюти блогеры, и жду реакции. Только в моем исполнении это больше походит на танец матрешек.

– Пойдет.

Пойдет? Серьезно? Это все, что она может сказать? Иногда я готова ее придушить. Обладая круглым лицом, и самыми красивыми карими глазами на свете, Настя одевается и ведет себя, словно пацан. Она неизменно, независимо от погоды и времени суток, а также от разных событий, носит черные джинсы и различные майки с глупыми надписями вроде: «Мне наплевать, что вы думаете обо мне», «Фу, люди», «Даже не думай». Или, что еще хуже, с изображением президента. Будучи среднего роста, она не страдает от сутулости, как я, и всегда ходит с ровной спиной, будто ее плечи прибиты к невидимой палке. Я же стремлюсь сжаться и стать с ней одного роста, от чего всегда сгибаюсь. И непременно получаю дружеским кулачищем по спине.

– Поехали? Твой папа готов? – бросает подруга, так и не зайдя в дом.

– Я так волнуюсь, – я чуть подпрыгиваю и пожимаю плечами. – А ты?

Настя игриво закатывает глаза, но от меня не утаить легкой полуулыбки. Она, как и я, ждет этого события. Просто ожидания наши несколько разные.

К дискотеке, посвященной окончанию учебного года, мы с подругой готовились целый месяц. Из всех десятых классов только мы с ней вызвались украшать зал к празднику. Сейчас перед одиннадцатыми маячит страшный и неотвратимый ЕГЭ, и поэтому мы должны свалить из школы раньше положенного срока. Что, безусловно, сделаем с превеликим удовольствием.

Надо сказать, мы с Настей здорово постарались. Вчера проделали основную работу. Наверху, в центре зала, повесили огромный диско шар – спасибо двоюродной сестре Насти, которая бог весть знает где его раздобыла. Штука оказалась неприлично дорогой. Он главная достопримечательность, а также предмет нашей огромной ответственности. Отвечаем мы за него, естественно, пятой точкой.

Проштрудив весь Пинтерест, мы выделили лучшие идеи и решили украсить зал цветами и травой, чтобы создать летнее настроение. Большинство цветов, крайне разномастных, мы еще вчера собрали по всем классам, клятвенно пообещав все вернуть на места по окончании мероприятия. А неделю назад на даче у Насти сколотили чертову дюжину деревянных кадок и, наполнив их землей, положили сверху дерн с травой. Станцевав ритуальный танец вокруг них, семь дней мы их поливали и молились, чтобы трава не сдохла к сегодняшнему дню. Кадки оказались жутко тяжелыми, и папа проклинал нас на чем свет стоит, затаскивая их в машину. Кадок так много, что нам с Настей приходится полубоком втискиваться на оставшийся островок на переднем сиденье.

За всеми этими хлопотами у меня оставалось не очень много времени, чтобы привести себя в порядок. Но все же учитывая исходные данные: слишком высокий рост, сопровождаемый 40 – м размером ноги, огромные, как у совы, зеленые глаза, и непослушные пушистые волосы, словно у младенца, я не без гордости могу заявить, что сделала максимум возможного.

Синее платье на тоненьких бретельках смотрелось очень соблазнительно на мне в магазине, но сейчас, сидя в старенькой Киа рядом с папой, да еще и навалившись на подругу, я готова провалиться сквозь дно машины. Я то и дело одергиваю его, ловя папин неоднозначный взгляд, постоянно отвлекающийся от дороги на длину моего платья. Запах духов, исходящий от моей шеи, заставляет меня нервничать еще больше. Настя выпучивает глаза и открывает окно за что получает дружеский щелчок по носу. Хорошо, вполне возможно, я чуток перестаралась.

Главное, что день Х настал. И на душе предчувствие праздника. Сердце с самого утра стучит чуть громче и чаще обычного, и все вокруг кажется волшебным – словно источает искорки при прикосновении. Воздух напряжен, как это бывает перед грозой. А живот от волнения крутит так, что невозможно проглотить и крошки. А виной тому чертов Антон.

Одно его имя вызывает у меня тахикардию. Каждый раз, когда я прохожу мимо кабинета, в котором собирается на урок его 10 Б класс, – а прохожу я там далеко не случайно: их расписание я знаю лучше своего, – то выискиваю глазами его лицо среди толпы орущих подростков. И если мне удается разузнать хоть какую информацию о нем, я считаю это огромной удачей. Учась в другом классе, и не будучи знакомой с ним лично, у меня не очень-то много шансов получить ее. И все же: его имя – Антон, возраст – 18 лет, откуда – славный и горячо любимый мной город Сочи (разве это не судьба? Ведь мои родители тоже оттуда), у него милое серебряное колечко в ухе, он играет на гитаре и поет как бог, а еще он самый красивый парень если не на белом свете, то у нас в школе уж точно. Поэтому все мои надежды и мечты направлены на сегодняшний вечер – 25 мая.

Мне кажется, или чашка кофе и пончик, заботливо купленный мамой сегодня утром в знак окончания школы, готовы вырваться обратно на свободу?

Глава вторая

Антон

Ненавижу эти детские мероприятия. Духу бы моего здесь не было, если бы группу моего отца не пригласили на эту дурацкую вечеринку. Несмотря на два литра пива, выпитого пол часа назад и пару затяжек отменной травы Олега, менеджера отца, мне совсем не весело. Я все еще зол. Мне жуть как неприятно, что меня постоянно трогают, когда я протискиваюсь в толпе. Но я только недовольно поджимаю губы и раздраженно передергиваюсь в очередной раз, как чья-то маленькая ручка трогает меня за задницу. И вдруг замечаю на потолке огромный крутящийся херов диско-шар. Неужели наша школа решила порадовать детишек, и разорилась на него? Я знаю, что такое оборудование стоит немалых денег. Недаром все свое детство провел в клубах и барах.

Где же черти носят Кирилла? Мысль о друге немного отвлекает меня, и я делаю пару глубоких вздохов, чтобы перестать злиться на отца.

За диджейским пультом стоит парень из одиннадцатого класса, и, надо отдать ему должное, за несколько минут он хорошенько заводит толпу. Девчонка в самом ее сердце сходит с ума от Hooked on a feeling, и я невольно улыбаюсь. Как это круто, когда девушка не старается крутить задницей перед пацанами, а отрывается от души. Отдается ритму.

– Здорово, – Кирилл перекрикивает музыку и шум, и я хлопаю его по плечу. Чертовски приятно видеть его. Это новое для меня ощущение. Раньше у меня были знакомые, которых я считал друзьями, но только теперь понимаю, какая гигантская пропасть была между теми отношениями и понятием настоящей дружбы. – Как дела в студии?

Дьявол, ну зачем он спросил? Злость с новой силой подкатывает к горлу.

– Херово. Он опять не пришел.

Кирилл кивает. Он знает, что тему лучше закрыть.

– Марк сказал выступаете после медляка. Где твой отец?

– Черти знают. Здесь должен быть. Ведь это для его нового альбома. Это он не забудет. А еще тут целая туча малолеток. Так что это его любимая среда обитания.

Вдруг толпа начинает биться в конвульсиях.

Началось.

– Отец, зачем ты сюда вышел? Мы же договорились, что ты не высовываешься в толпу. Не пытаешься тусить с детьми в памперсах.

– Кирилл, привет, – Он делано игнорирует мои слова.

Кирилл кивает, и старательно пряча улыбку, пожимает отцу руку.

– Я уже не могу поздороваться с другом моего сына?

Он вертит головой, и я знаю зачем.

– Только не здесь, умоляю тебе. Не надо гадить у меня в школе. Это первая школа, которая мне нравится. Умоляю тебя, – я шиплю сквозь зубы, потому что знаю – ему наплевать. Он всегда руководствовался мимолетными желаниями, не слишком задумываясь о последствиях. Моя жизнь – тому доказательство.

– Так, у тебя пара минут. И мне нравится твоя прическа, малыш, – он ерошит мои тщательно прилизанные волосы. Я всегда их зачесываю перед выступлением: так они не падают мне на глаза и не мешают играть на гитаре.

– Я пойду, надо приготовиться.

– Конечно, малыш, – смеется Кирилл. Его все это забавляет, а меня бесит до трясучки.

Спустя несколько песен мы вытаскиваем оборудование на сцену, и под одобрительные крики и свист ставим два стула, а затем подключаем гитары к усилителю. Надо сказать, я обожаю это чувство. Когда толпа становится одним черным пятном, и ты играешь для себя. Или для кого-то, кого держишь в уме. Первые же аккорды вызывают экстаз у доброй половины зала, и я усмехаюсь. Отец был прав. Это отличный ход. Точно его целевая аудитория.

Моя новая песня звучит первый раз со сцены, и я немного волнуюсь. Зря я курил. Тошнота подкатывает к горлу, и я закрываю глаза, чтобы сдержать позывы. Отец, заметив это, передает мне бутылку воды, и неодобрительно качает головой. Хер с ним. Я уже полгода как не пил и не курил траву, хотя мне это очень помогало с музыкой. Последнее же время все мои песни выходят какими-то плоскими. Шаблонными. Им не хватает того, что есть в той, что мы играем сейчас. Я закрываю глаза и, перебирая струны, представляю маму.

Туманом затянуты плиты

Мне здесь хорошо, а тебе?

Ты слышишь меня сквозь молитвы

Приди же, не стой там во мгле.

Зал застыл, и мне это нравится. Я хочу, чтобы они вслушивались в слова, по-детски, до слез хочу, чтобы мама меня видела сейчас. Но это все трава, чертова трава. Мысленно обещаю себе больше так не распускаться. Пальцы по памяти скользят по струнам, а акустика зала пробирает меня до дрожи.

Я думал тебя не увижу

Я думал тебя больше нет

Но черная адова птица

С небес мне приносит ответ

Отец присоединяется ко мне в куплете, и от этого у меня застревает ком в горле. Это настолько эмоционально, что мне не избежать насмешек. Не думал, что вот так, открыв свои переживания перед друзьями и одноклассниками, я расклеюсь. Черт возьми, да я с десяти лет выступаю перед толпами! А сейчас нервничаю, как девственник перед первым свиданием.

На плечо ложится рука отца и крепко сжимает его. Я замечаю слезы у него в глазах, и быстро киваю в знак благодарности за то, что он согласился спеть именно эту песню. За то, что он ее отыграл с теми же эмоциями, что и я.

Прочистив горло, я объявляю в микрофон один из папиных любимых хитов. Пришло время взяться за работу. Один беглый взгляд на отца дает понять, что от переживаний не осталось и следа. И я в очередной раз задумываюсь, что это было? Истинные чувства или просто хорошая актерская игра?

Глава третья

Рива

Ровно в 18 – 00 диджей из 11 класса раз десять досчитывает до трех в микрофон, и только потом, под общие возгласы уставших томиться в неудобных паузах подростков, включает Despacito. Мы с Настей переглядываемся, и обе прыскаем со смеха. Настя увлекается музыкой настолько, что может угадать любую мелодию любых годов – нравится она ей или нет – нот с пяти. Поэтому некая избирательность в этом вопросе передалась и мне от нее. Мы обе сходим с ума от лиричных песен роковых групп, наизусть знаем все ретро, но танцевать под ритмичное Despacito все же идем.

– Рива, иди к нам! – доносится сквозь орущую музыку. Видимо девочки высосали по банке пива где– то за углом школы: другого объяснения этой внезапной дружелюбности я не нахожу. Но мне все равно льстит внимание самых красивых девчонок в классе, и, натянув на лицо маску безразличия, медленно подхожу к ним, таща подругу за руку.

– Погоди, это же…– Настя не договаривает, вырывает свою ладонь из моей, и ныряет в танцующую толпу. Если бы не зал, полный одноклассников, я бы умоляла ее не оставлять меня одну.

Выбора у меня нет, и я протискиваюсь к Лиле, Наташе и Марине, которая каким-то неестественным образом переплела руки вокруг тела своего парня. Мы уже давно привыкли, что Марина с Мишей все делают вместе. Если рядом Марина, то и Миша тоже рядом. Но последний месяц они словно сиамские близнецы – не выпускают друг друга из объятий, и не всегда понятно, где чьи руки. За глаза мы с Настей называем Марину эльфом. Она немного глуповата, что делает сходство еще больше. Длинные волосы, такого белесого оттенка, какие бывают только у маленьких детей и раскосые голубые глаза с тоненькими губами- ниточками. Заостренные уши и маленький рост – вылитый эльф. Вместе они смотрятся словно Красавица и Чудовище: она, и Миша, который на целую голову выше ее, и шире в плечах раза в три. Иногда они забываются и целуются, словно никого рядом не существует, от чего Настю очень сильно мутит, а меня берет какое-то ноющее отчаяние.

Миша отрывает губы от Марины и, все еще не выпуская ее из объятий, кивает мне.

– Вы тут очень круто все сделали. Молодцы. Прямо настоящие тропики! – Он жестом показывает на актовый зал, который, справедливости ради надо заметить, тяжело узнать.

Мы сделали невозможное: превратили грустное помещение с тяжелыми портьерами в цветущий сад. Я и подумать не могла, что у нас в школе такое количество цветов! Хорошо, нам вызвались помогать мальчишки из средних классов. Естественно, не бескорыстно, а за возможность уйти с уроков, отчего в их глазах мы превратились в полубогинь.

– Очень круто, – поддакивает его подруга, а я вся горю от гордости.

– Да, мы приложили много усилий. Рада, что вам нравится. Правда, завтра все придется возвращать на место, – Я делаю гримасу, и ребята смеются. Я была права – набрались.

– Диско шар – бомба, – Лиля кричит сквозь музыку громче необходимого. У нее все либо «огонь», либо «бомба».

Все это время я глазами ищу Антона. Моего Антона. Он должен прийти сегодня. Он не может пропустить этот день. Волнение, зародившееся во мне еще с утра, удваивается с каждой последующей минутой. Я никак не могу уехать на все лето, так и не увидев его в последний раз.

Диджей Марк из одиннадцатого класса ставит нашу любимую с Настей Hooked on a Feeling, и на несколько волшебных минут я по – настоящему отключаюсь от мыслей, прыгая в свое удовольствие. Я теряю контроль над собой на какие-то две минуты, и, по закону подлости, именно в этот момент и ловлю его мимолетный взгляд, едва скользящий по мне. Но, черт, мне этого достаточно, чтобы перестать скакать и выкрикивать слова песни, как пьяный дятел. Я вообще способна что-нибудь делать эротично, а не как медведь-шатун? Иногда мне кажется, что желание папы иметь сына сказалось на мне чуть больше, чем я этого хотела бы.

Темные, слегка вьющиеся волосы Антона зализаны назад в стиле вампира, что только подчёркивает красоту его лица. Глубокого зеленого цвета глаза ищут кого– то несколько секунд, пока губы не растягиваются в улыбке. Антон боком протискивается мимо нескольких танцующих девочек из другого класса, и по– товарищески шлепает своего друга Кирилла по плечу. Ребята начинают что– то активно друг другу рассказывать, а я наблюдаю за ними, как удав наблюдает за своей жертвой. Думаю, посмотри на меня со стороны, все станет понятно. Но в этот вечер у всех свои интересы, и до меня никому нет дела.

Медляки сменяются ритмичными песнями, и я, уже только делая вид, что танцую, все время кручу головой в попытках найти Антона, которого упустила из виду. Его и Настю, которая запропастилась куда-то с самого начала. Но потом музыка стихает, и на сцене появляется Антон и еще какой-то парень с длинными волосами и в солнечных очках. У меня в буквальном смысле отваливается челюсть. Я – кролик, которого парализовали огни Камаза. Меня гипнотизирует этот парень. Не отрывая глаз, я наблюдаю, как он берет гитару, как садится на стул, как проводит рукой по зализанным назад волосам, возвращая выпавшую прядь. Антон берет аккорд и качает головой, а потом придвигает ближе микрофон и начинает играть. А я стою недвижимо и размышляю о том, что он может получить любую девушку. Лилю. Наташу. Амину из 10 А. Любую. Но его выбором точно буду не я.

Глава четвертая

Рива

Вечер теплый, и домой я иду пешком. Босоножки до мозолей натерли мне пальцы на ногах, и я решаю их снять. Настроение на нуле. Настя, быстро попрощавшись, убежала куда-то еще до окончания дискотеки, и это заметно подпортило мое настроение. Ну хорошо, не в ней одной причина.

Почему он ушел? Ему стало не интересно? Значит, он меня не замечает. Я ему совсем не нужна…Но это и не удивительно. Наверное, после той печальной песни он подцепил какую-нибудь красотку и сейчас обнимается с ней. Верила ли я на самом деле, что он пригласит меня танцевать? – Нет, конечно. Это просто очередной вечер в моей стабильной малоинтересной безопасной до тошноты жизни. Жизни, в которой совсем ничего не происходит, и поэтому мне только и остается, что мечтать. Я иду босиком по пустой дороге – что удивительно, ведь еще даже не ночь – и, несмотря на очередное разочарование, напеваю мотив последней песни, что поставили на дискотеке. Smoke and Mirrors. Она, как нельзя кстати, передает мое состояние. Лиричное и печальное.

Поднимается ветер, настолько сильный, что то и дело пытается вырвать босоножки у меня из рук. Вдруг я ощущаю на коже тяжелые теплые капли дождя. Сначала одну, на плече, а потом все больше и больше. И чем сильнее идет дождь, тем больше меня отпускает. Тем незначительней кажутся мои переживания. Синее платье уже неприятно облипает тело, по волосам текут ручьи, а по лицу – тушь. Небо плачет по упущенной возможности. Я не увижу любимого мальчика целых три месяца.

All I believe, Is it a dream?

That comes crashing down on me?

All that I own

Is it just smoke and mirrors?

I want to believe

But all that I own

Is it just smoke and mirrors?

Smoke and mirrors…

Слова вырываются у меня из горла, я даже не сразу понимаю, что пою. Обычно я этого не делаю, так как голос у меня, прямо скажем, не эстрадный. Я ускоряю шаг, и уже припрыгиваю, мои босоножки подлетают вверх, при каждом Smoke and mirroooooors. Поддавшись моменту и нахлынувшему чувству, я кружусь и во всю глотку завываю:

I wanna belieeeeeve….

Сзади, сквозь шум дождя, слышится дикий гогот.

– Рива, вот честное слово, не умеешь петь, что же ты честной народ пугаешь? Или вы с Антоном траву вместе курили за школой?

Я застываю в диком ужасе. Холодный пот пробивает меня. Медленно, словно во сне, я поворачиваюсь. Даже вечер не может скрыть моей побагровевшей кожи.

Провалиться мне на месте…

Кирилл держит в руках сигарету. Его взгляд прищурен. А рот искривлен в ухмылке. Рядом с ним Антон. Его лицо не выражает ровно ничего.

– Пойдем, пока не заразились бешенством, – произносит он лениво, и даже не смотрит на меня.

– Бывай, Рива – оперная дива, – Кирилл подмигивает мне, и салютует окурком вонючей сигареты.

Идиотка. Какая же я идиотка!

Парни разворачиваются и шагают в противоположном направлении, ни разу не обернувшись. Я слышу удаленный разговор, но, как ни стараюсь, из-за волнения не могу разобрать ни слова. Конечно же, они говорят о чем угодно, только не обо мне. Слишком много чести.

Я больше никогда не буду петь.

О, Боже, я больше никогда, наверное, не буду мечтать об Антоне…

Бешеная…Бешеная….Неужели я ошибалась в нем? Неужели за смазливым личиком прячется пустой уродливый парень, пускающий свою жизнь под откос?

Он травит себя какой-то гадостью. И я еще бешеная. Надо было сказать, надо было ответить…Вместо этого, я, как и ожидалось, стояла и молчала! Да что же со мной такое? Неужели нельзя было произнести хоть что – то членораздельное?

Этой ночью я не сплю. И чем больше думаю, тем больше уверяю себя, что это было наше первое общение. Хоть и не так я себе его представляла, но все же я на шаг стала ближе к нему. Теперь я не просто незаметное пятно для него, а, можно сказать, знакомый человек…У меня появилось лицо и имя.

Рива – оперная дива…

Интересно, я могу с ним теперь здороваться?

Я в очередной раз переворачиваюсь с бока на бок, и поправляю мокрую от слез подушку. Вообще, я не помню, чтобы нас представили. Да и здороваться у меня пропало все желание. Катись ко всем чертям, Антон! Вместе со своей смазливой физиономией и таким милым серебряным колечком в ухе, которое не дает покоя моему бедному сердцу. Катись!

Глава пятая

Антон

Наконец закончился этот долбаный год. Клянусь, я сделал возможное и невозможное, чтобы дотянуть до конца. И только сейчас, в последний день, понял, что не зря старался. Попав в эту школу, я сумел выбраться из ямы. Она засасывала меня, угрожая превратить в копию моего отца. Я почти до синяков сжимаю себе предплечья – я так чертовски бешусь из-за него. Я злюсь на себя. Я сорвался. Я не должен был этого делать. Я не имею права возвращаться во все это дерьмо. Я обещал…

Кирилл идет рядом – он тоже злится. Он единственный сумел повлиять на меня, а я как обычно все испортил. К тому же зря я ляпнул какую-то глупость той девчонке. Она так искренне радовалась, пела под дождем. Ей было насрать, что голос у нее как у мопса. А я от зависти к ее беззаботности взял и испортил ей настроение. Козел. Я все всем порчу. Я как паразит прихожу к ничего не подозревающей жертве, и сосу из нее кровь. Какой же я урод!

Сегодня утром я должен был записывать в студии свою песню, ту самую, которую спел для всей школы пару часов назад. Я хотел бы спеть ее так же на записи. С той же силой. Но у меня ничего не вышло. Целых два часа мы с Олегом прождали его. Но он не пришел. Он не счел запись моей первой песни достаточно важным событием, чтобы поддержать меня. Мне это было нужно, черт возьми. И я психанул. Дело в том, что час в студии стоит дьявольски офигенные деньги. А я не мог спеть ни слова. Звуки застревали у меня в горле, мне нужен был отец. Он должен был прийти поддержать меня. Эта песня значит очень много для меня. Я написал ее, когда последний раз ночью сбежал на кладбище к маме. Я знаю, ее там нет, но это единственное место, куда я могу прийти, и меня никто не услышит, никто не осудит. Ей одной я могу излить душу. А теперь у меня и этого нет. Я в Москве, а она в Сочи, в вонючей земле, кишащей червями и многоножками.

Я не смею сваливать эти эмоции на Кирилла. Я так боюсь его спугнуть. Не хочу, чтобы и он меня бросил. Не хочу, чтобы он знал, что у меня внутри темнота. Я херов эгоист.

Мы оба промокли. Но мне приятно. Дождь смывает с меня злость и наказывает меня одновременно. Кирилл молчит: я напортачил. Сегодня должен был быть классный вечер, вместо этого – полное дерьмо. Достаточно одного того, что он отобрал у меня косяк перед выступлением, а я ему за это чуть не сходил по физиономии. Знаю, я должен извиниться, но внутри меня все кипит настолько, что я не нахожу в себе сил на это.

– Это твой отец? – вдруг нарушает молчание Кирилл.

Я поворачиваю голову и вижу, как он хохочет в компании темноволосой миниатюрной девчонки. Кажется, она учится в параллельном классе.

– Твою ж мать, даже не выпускница! – плююсь я ругательством. – Хорошая пиар кампания!

Кирилл ржет. После дискотеки, на которой мой отец словил добрых два десятка девчонок, готовых уйти за ним хоть в ад, Кирилл выпил несколько банок пива, пытаясь совладать со мной и моим настроением. Зачем он только нянькается? Надо бы послать его. Так будет лучше. Но вместо этого, я начинаю напевать приставшую ко мне песню: