Гуров не церемонится

– Да! И можете даже не сомневаться, что мы за Кольку, если понадобится, вашу гребаную Москву наизнанку вывернем, но того, кто это все устроил, найдем, – угрожающе пообещал Погодин.

– Вы пыл-то поумерьте! Не дома! – недобрым голосом посоветовал Гуров, на что собеседник тяжело взглянул на него. – Скажите лучше, насколько вы в курсе произошедшего? Я имею в виду похищение детей.

– Целиком и полностью. Я же, как только об этом услышал, тут же из Хабаровска сюда вылетел, стал собственное расследование проводить, а еще мне докладывали все то же, что и Кольке, о чем он не знал, как и о том, что я в Москве.

– Какие-то странные у вас отношения, – заметил Лев Иванович. – С одной стороны, вы готовы за него столицу по кирпичику разнести. С другой – скрывали, что в городе. С чего бы это?

– Есть причины, но об этом позднее, – ответил Погодин, глядя за спину Гурова.

Лев Иванович обернулся и увидел, что из операционного блока вышел уставший хирург и, вытирая одной рукой пот со лба, направился к ним. В другой руке у него была кювета с четырьмя пулями.

– Ну? – нетерпеливо спросил Погодин. – Из какого кармана мне что доставать?

– Жив ваш друг и жить будет, – поморщившись от этой бестактности, ответил врач. – Если не считать легких травм, у пациента пулевое ранение левого бедра, но кость не задета. А вот три остальных – брюшной полости. В общем, покопаться нам пришлось изрядно. Сейчас его дошьют и отвезут в реанимацию, так что никаких посещений, вас туда просто не пустят. А вот уж, как в палату переведут, тогда и сможете его увидеть. Кстати, ваш первый раненый уже в палате.

– Спасибо, доктор, – сказал Погодин, протягивая ему деньги.

– Бросьте! – отмахнулся тот. – Думаете, если бы на месте вашего друга был кто-то другой, то мы его не вытащили бы? Вытащили! Работа у нас такая.

– Уже бросил, – сказал Леонид Максимович, опуская пачку денег доктору в карман. – Вы уж там сами как хотите, так и делите. Если лекарства какие-нибудь нужны, так вы только скажите какие, а мы их из любой страны мира привезем.

– Пока ему ничего особенного не надо, а из необходимого у нас все есть. А вот если еще что-то потребуется, то об этом вам уже его лечащий врач скажет. Кому пули отдать?

– Давайте мне, – сказал Гуров. – Я их сам на экспертизу отдам.

– С кем мне нужно согласовать, чтобы мои люди возле палаты Савельева стояли? – спросил Погодин.

– Я могу поставить здесь полицейский пост, – предложил Гуров.

– Не надо, мои ребятишки надежнее, – покачал головой тот.

– Ладно, сейчас я это организую, – пообещал Лев Иванович.

Из больницы они уехали только тогда, когда и пост возле отделения реанимации был выставлен, и Погодин все-таки прорвался туда, чтобы посмотреть на Савельева и убедиться, что тот жив. Очередная пачка купюр, уж неизвестно какого достоинства, перекочевала в карман срочно вызванного заведующего отделением реанимации, и ему было предложено сделать для Николая Степановича все, что только возможно. Кстати, Гуров тоже не упустил случая взглянуть на Савельева, оказавшегося очень худым человеком с изможденным лицом, и удивиться тому, что тот не избавился от застарелых шрамов от ожогов на лице. Он поинтересовался на этот счет у Погодина, а тот только вздохнул:

– Да говорили мы ему, и не раз, но Колька до ужаса боится общего наркоза. Все ему казалось, что уснет и не проснется. А теперь вот пришлось ему это испытать, и ничего, обошлось. Раньше-то они совсем страшные были, он их мазью одной мазал, так что прошли немного, – помолчав, Леонид Максимович спросил: – В моей машине поедем?

– Давайте каждый на своей, – предложил Лев Иванович.

– Ну, тогда держитесь за мной, – согласился тот и с неодобрительным видом покачал головой, взглянув на старенький «Пежо» Гурова, видимо, прикидывал, на сколько ему нужно будет сбавить скорость, чтобы тот за ним поспевал.

Лев Иванович не стал говорить Погодину о том, что прекрасно знает как дорогу в поселок, так и о роли Болотина в этой истории: мало ли как этот бывший, а может, и не бывший уголовник на это отреагирует? И вообще Погодин вызывал у Гурова чувства совершенно противоречивые: с одной стороны, восхищала его преданность другу, а с другой – то, что он втайне от него же проводил собственное расследование, наводило на нехорошие мысли. Не понравилось ему и то, что Тимофеев, все это время безмолвной тенью присутствовавший рядом с ними, ни разу даже не попытался рот открыть. То ли сказать ему было нечего, то ли он так боялся Погодина.

Ворота перед машиной Леонида Максимовича раскрылись еще до того, как он к ним подъехал, а за ним во двор заехали машины и Гурова, и Тимофеева, причем новенький джип Сергея Владимировича выгодно отличался от неприглядной машины Льва Ивановича, которая смотрелась на фоне двух новых иномарок бедной сироткой. Охранники очень уважительно поздоровались с Погодиным, кивнули Тимофееву, а вот Гурова разглядывали очень внимательно, явно стараясь запомнить.

– Где эта сука? – спросил Леонид Максимович у одного из охранников.

– На втором этаже, и при ней врач с медсестрой.

– Пусть один человек под окном встанет, а второй – возле двери, так надежнее будет, – зло бросил Погодин, и Гуров начал уже кое-что понимать в расстановке сил в этой истории.

В доме Савельева стояла такая тишина, словно там лежал покойник. Хотя, по большому счету, это именно так и было – дети-то погибли. Их встретила зареванная горничная и проводила в кабинет хозяина дома:

– Вам чай или кофе? – спросила она, задержавшись около двери в ожидании распоряжений.

– Придумай сама что-нибудь. И скажи, чтобы компьютер принесли – надо же нам фотку посмотреть, – бросил ей Погодин, и горничная вышла.

– Валькина девушка, – объяснил Гурову Тимофеев. – Пожениться собирались.

– Ничего, бог даст – поженятся, – сказал Леонид Максимович.

Буквально через минуту появился один из охранников и, поставив на стол ноутбук, нашел фотографию, на которую они уставились во все глаза.

– Что за хрень? – недоуменно воскликнул охранник.

– Да вот и я смотрю, что здесь что-то не так, – медленно сказал Погодин и приказал охраннику: – Ты горло увеличь так, чтобы получше видно было.

Парень замешкался – видно, был в компьютерах не силен, и заинтересованный Гуров отодвинул его:

– Погоди, я сам.

Он увеличил изображение так, что горлышки детей оказались во весь экран, и тут охранник уверенно сказал:

– Фуфло голимое! Так не бывает!

– А ты откуда знаешь? – насторожился Гуров.

– Первую чеченскую прошел, там и насмотрелся, что бывает, когда детям горло, как баранам, режут. Первый год от кошмаров по ночам весь в поту от собственных криков вскакивал, а потом ничего, стерлось кое-что из памяти, да и притерпелся немного, – хмуро объяснил тот. – А здесь, – он ткнул в экран монитора, – их, спящих, всего лишь кровью или еще чем полили. Выглядит страшно, а на самом деле просто Степаныча испугать хотели.

– И у них это получилось, – зло сказал Гуров. – А уж прочитав приписку, что их трупики утром на свалку вывезут, он и вовсе голову потерял, как и каждый отец на его месте. И рванул их забирать, чтобы хоть похоронить по-человечески. А его уже на дороге ждали. А дети-то, оказывается, живы! Надо первым делом выяснить, откуда эта почта пришла. Нашим экспертам ноутбук отдавать нельзя, а то вдруг опять информация утечет и в этот раз детей действительно убьют. Есть у меня кудесник один, который в два счета с этим вопросом разберется, – и спросил: – В этом компьютере какие-нибудь рабочие документы могут быть?

– Нет, – покачал головой Погодин. – Колька всегда очень четко разграничивает рабочие и семейные дела.

Гуров достал телефон, не заметив при этом, что тот практически разрядился, и позвонил Ежику, очень талантливому парнишке, которого когда-то вытащил из крайне неприятной истории, и теперь он работал в одном солидном банке специалистом по информационной безопасности.

– Ежик! Я тебе сегодня привезу компьютер, и тебе нужно будет выяснить, откуда пришло одно очень гадкое сообщение.

Но тут Леонид Максимович его перебил:

– Не отвлекайтесь, Гуров. Мой человек и отвезет, и подождет, и заплатит.

Подумав, что ему действительно не стоит тратить время на разъезды, Лев Иванович согласился и сказал Ежику:

– Прошерсти весь компьютер от и до, восстанови удаленные файлы… В общем, не мне тебя учить! Мне нужно знать обо всем, что там когда-нибудь было.

Охранник, получив адрес Ежика и забрав ноутбук, уехал, а Тимофеев воскликнул:

– Так нужно же матери сказать, что дети живы! А то она с ума сходит!

– Я тебе это велел? – раздраженно спросил Тимофеева Погодин, и тот заткнулся. – Вот, когда нужно будет, тогда и скажем.

Гуров повернулся к нему и довольно неприязненно проговорил:

– Послушайте! Вам не кажется, что пора наконец раскрыть все тайны вашего двора, а то вы все что-то темните? А если вы сами способны во всем разобраться, то я вам тогда зачем? Поеду домой досыпать.

– Да расскажу я вам все! – пообещал Погодин.

– И желательно с самого начала, – сварливо заметил Гуров. – Что представляет собой Савельев и кому он так сильно дорогу перешел, что ему решили вот так изуверски отомстить?

Появившаяся со столиком на колесах уже немного успокоившаяся – видимо, ей сказали, что с ее Валентином все обошлось, – горничная быстро поставила на стол и чай, и кофе, принесла тарелки с бутербродами и разнообразной нарезкой.

– Спиртное в баре, и бокалы там же, – сказала она и ушла.

– Будете? – спросил Погодин, направляясь к бару.

И Гуров, и Тимофеев одновременно покачали головами.

– Ну а я себе позволю, а то до сих пор дрожь пробирает, как вспомню, каким я Кольку из машины вытащил.

Он достал из бара-холодильника бутылку водки и толстостенный бокал для виски. Вернувшись на место, щедро плеснул себе и сказал:

– Ну, за здоровье Кольки! – Он выпил в один прием, а потом, шумно выдохнув, предложил: – Ну, поскольку я здесь временно за хозяина, угощайтесь чем бог послал. Как я понимаю, мы все сегодня еще росинки маковой во рту не держали, а день нам предстоит долгий.

С этим трудно было поспорить, и все начали есть, а вот Погодин – одновременно рассказывать:

– Вы, Гуров, хотели знать, что Колька за человек, так я вам скажу. Если он по какому-то недоразумению попадет в ад, так он и там производство организует. И ни одной капли смолы не пропадет, ни одного градуса жары, ни грамма серы! Он и чертей работать заставит! И с раем торговлю наладит! Вот такой талант человеку от бога дан, хотя у него всего лишь среднее образование! А вот в жизни он ни хрена не разбирается! – И в ответ на недоуменный взгляд Гурова покивал: – Да-да! Десять классов, и все! Он про школу не любил вспоминать, потому что дразнили его там, просто жизни никакой не давали – у него же глаза разные: правый – голубой, а левый – карий. Комплексовал он из-за этого страшно, потому и темные очки постоянно носил, а потом уже на цветные линзы перешел. А еще он себе со временем диплом о высшем образовании купил. Убедили мы его, что так надо. А то что же получается? Исполнительный директор большой компании, миллионами ворочает – и недоучка. А учиться ему по-настоящему было некогда – он бизнес на ноги ставил.

– Я просил с самого начала, – напомнил Гуров.

– Да он о прошлом своем мало рассказывал, больно ему было все вспоминать, – объяснил Погодин. – Да и не из болтливых он. Я все, что расскажу, от Димки знаю. Короче! Колька на рабочей окраине Чарджоу родился – это в Туркмении. Родители на железной дороге работали. Сестренка у него еще младшая была. Он до армии вместе с родителями работал, а весной девяносто первого его призвали. Служил он в Мурманской области, и ему там тоже лихо пришлось – он же к морозам не привык, да и гнобили его по-черному. Только письма из дома и согревали. А потом там парад суверенитетов начался. Письма приходить перестали. Да еще слухи ходили одни страшнее других о том, как там русских целыми семьями вырезали. Он всем, кому только можно было, писал, просил узнать, что с его родными, а в ответ – ничего. А незадолго до дембеля получил он письмо от учительницы своей о том, что его семья погибла. И даже могилы он не найдет, потому что трупы после таких погромов в одну большую яму сбрасывали. Ну, и куда ему было деваться? Ехать-то уже некуда. Ни дома, ни семьи! Из документов на руках только военный билет, а денег – ни хрена. Куда деваться? В общем, в Москве на вокзале познакомился он с Димкой Сухановым, нашим, сибиряком, который домой ехал. Посидели они, два дембеля, поговорили, и предложил Димка ему вместе с ним в Сибирь ехать. Он и согласился, благо к морозам уже как-то притерпелся.

– То есть в Чарджоу он больше не был? Не пытались найти тех, кто убил его родителей? Отомстить им? – спросил Гуров.

– Кому – им? – криво усмехнулся Погодин. – Что, эти убийцы ему на память свои визитные карточки оставили?

– А кто такой Дмитрий? – спросил Гуров.

– Да один из наших. У него своя непростая история – его родители из дома выгнали. Они со своим братом-погодком умудрились в одну девчонку влюбиться. Дошло до того, что драться начали, вот Димка брата и покалечил слегка. А увечных на Руси всегда больше любят, тем более родители. Вот они Димку из дома к бабке в глухую деревню и отправили. К ней-то они тогда и приехали. А время было веселое до слез: ни денег, ни работы нормальной. Подумали они, пораскинули мозгами, как им дальше жить, и нанялись в бригаду лесорубов, черных, конечно. Кабала, понятное дело, но все же сыты и крыша над головой. Потом посмотрел Колька, как бригадир дела ведет, как крысятничает нагло, и решил, что у него лучше получится. Поговорил он с работягами, посовещались они и создали свою бригаду. Работали опять же на чужого дядю, но деньги уже другие пошли. Дальше – больше. Стали они уже на себя работать, а потом скинулись и лесопилку поставили. Вот тогда-то я к ним в бригаду и попал. Откинулся я, снова на зону как-то не тянуло, а деваться некуда. Ну и решил лесоповальным трудом заняться, благо не привыкать.

– Это во второй раз откинулись? – невинно спросил Гуров.

– В третий, – спокойно ответил Погодин. – И, чтобы раз и навсегда закрыть некоторые темы, я расскажу одну историю. С характером у меня все в порядке, и силушкой бог не обидел. Колька, конечно, не хиляк, но против меня – сопля, но и ему характера не занимать, а то иначе ничего не добился бы. Стал он разговоры вести о том, чтобы вторую лесопилку поставить, а это значит, что опять скидываться надо. А у меня свои планы были. Вот тем вечером и сцепились мы с ним. И лаялись, и за грудки друг друга хватали. Наконец я не выдержал и врезал ему так, что он вверх тормашками полетел, а потом заявил, чтобы деньги мои он мне утром отдал, и я уйду. Высосал я бутылку водки и пошел в сарай на опилки спать – мы из бракованных досок его сколотили, чтобы пилораму от дождя и снега закрыть. Вот той-то ночью его нам люди добрые, – он криво усмехнулся, – и подожгли.

– Надо понимать, конкуренты? – уточнил Гуров.

– Они самые, – кивнул Погодин. – Все тушить бросились, и тут Колька спохватился, что меня нигде нет, а без денег, да ночью в тайгу я уйти не мог. А Витька… Ну, это тоже один из наших, позже его увидите… Сказал, что я внутри сплю. И вот Колька, с которым я только что перелаялся, которого ударил, у которого расчет потребовал, а деньги эти ему для нового дела ох как пригодились бы, полез меня из сарая вытаскивать. И это притом, что я намного тяжелее его. А когда потолок горящий на нас упал, не бросил меня, пьяного! Он не только сам выбрался, но и меня выволок! Так что топчу я землю нашу грешную исключительно благодаря ему! И если я говорю, что Москву наизнанку выверну, чтобы ему помочь, то это, поверьте, так и будет! – почти прорычал он.

– Значит, ожоги на его лице… – начал было Гуров, и Погодин, не дослушав, закивал:

– Да! Оттуда-то и красота его неземная! А на руках – еще страшнее! Хотя он и до этого особой привлекательностью не отличался. Только зубы у него на загляденье были, словно у голливудского артиста какого-нибудь.

– И чем же дело кончилось?

– Отстояли они лесопилку. Но трех человек пришлось в больницу по бездорожью на носилках тащить, потому что на машине нашей те же добрые люди все колеса прокололи. И я, оклемавшись, тащил, и Колька с руками своими обожженными! Но донесли-таки! Кольку хотели тоже там оставить, да он отказался, потому что дело надо было заново налаживать. Двое так и не выжили, а третьим Димка был. Поправился он, хотя уже не работник стал, с легкими у него беда приключилась. Так мы его в городе оставили, чтобы через него дела вести и Кольке туда постоянно не мотаться. О Кольке и до этого никто худого слова сказать не мог, а после произошедшего слава о нем пошла, что он дела честно ведет и своих в беде не бросает. Так что новых людей нанять ему несложно было. Потом мы и вторую лесопилку поставили. Вот с этого он и начал свой бизнес. А сейчас у нас закрытое акционерное общество. И хотя главный у нас Колька и акций у него соответственно больше, но все мы в нем свою долю имеем, и каждый каким-то направлением руководит. Мы хоть и без образования специального, зато дело знаем.

– Простите за вопрос, но я не могу его не задать. Ладно, с вами все ясно. Но не мог ли кто-нибудь из остальных на Савельева за что-то зло затаить? Может, себя обделенным посчитал? Решил, что сам способен вашим ЗАО руководить?

– Гуров! Скажите, у вас есть человек, который вам в случае чего спину прикроет? – неожиданно спросил Погодин.

– Есть! Мой друг и напарник, полковник Станислав Васильевич Крячко.

– А у Кольки таких со мной восемь человек! С кем он вместе спина к спине наш бизнес отстаивал! – горячо говорил Погодин. – Я имею в виду тех, кто в живых или просто вместе с ним остался, потому что некоторые, свою долю честно получив, дальше пошли своим путем. А охотников поживиться немало было. В нас и стреляли, и поджигали еще не раз. Случалось, что некоторые вещи с нуля начинать надо было. Ничего! Все выдержали! И живем мы все сейчас, горя не мыкая! А главное, знаем, благодаря кому! Ведь, если бы не Колька, остались бы мы простыми лесорубами. Ну, может, кто в бригадиры бы выбился, но таких высот не достигли бы.

– Можете на меня обижаться, если хотите или это делу поможет, но в святых я не верю, – твердо сказал Гуров. – Не может быть такого, чтобы человек столько лет прожил, бизнес внушительный создал и врагов не нажил.

– У него есть конкуренты, есть завистники, есть просто недоброжелатели, но вот таких нелюдей, чтобы на похищение детей пошли и месяц ему нервы мотали, нет, – уверенно ответил Погодин.

– Они есть, просто мы о них не знаем, – возразил Гуров. – Причем это, судя по всему, личная месть какого-то одиночки, а не ОПГ какая-нибудь сработала, чтобы денег из родителей вытрясти. – Подумав, сыщик сказал: – Леонид Максимович, я вижу, что вы крайне враждебно относитесь к жене Савельева. Скажите, для этого есть основания?

– А как еще можно относиться к проститутке? – хмуро спросил Погодин.

Услышав это, Гуров оторопел, а Погодин, хватанув еще водки, начал рассказывать:

– Офис наш головной был в Красноярске, а филиалы по всей Сибири и Дальнему Востоку. И каждый филиал кто-то из наших возглавляет. А Колька с Димкой, как скорешились тогда, так в Красноярске и жили вдвоем – ну, прислуга, охрана и медсестра не в счет. И тут вдруг, пять лет назад, Димка мне звонит и говорит, что Колька жениться решил, но таким тоном, что я понял: Колька во что-то вляпался – я же говорил, что он в людях ни хрена не разбирается, вот и рванул к ним. Нет, Колька монахом не жил, бабы у него были, дорогие, холеные, но сами понимаете, какого сорта, которым лишь бы бумажник потуже. Он к ним так и относился, как к продажным. Деньгами, конечно, не обижал и все такое, но пользовался, и все. Говорил, что с такой рожей да разными глазами его ни одна по-настоящему не полюбит, так что нечего и затеваться. А тут вдруг влюбился, как сопляк! Ну, прилетел я, а эта мразь уже у них в доме живет. В общем, я на нее только посмотрел и понял, что это за штучка. Короче, в ресторане она пела и плясала, там-то ее Колька и увидел. Ну, снял он ее раз, два, а потом завертелось. Перевез ее к себе, в ресторане она больше не работала и жила в свое удовольствие, тянула с Кольки деньги, а главное, нервы начала ему мотать по-черному и против Димки настраивать. С характером у Кольки, я уже говорил, все в порядке, а перед ней он только что ковриком не стелился. Околдовала она его! Нате, полюбуйтесь на ведьму!

Погодин развернул к Гурову стоявшую на столе большую фотографию, на которой была очень красивая смуглая брюнетка, а рядом с ней – уже знакомые ему малыши.

– Да, эффектная женщина, – согласился Лев Иванович, подумав при этом: «Погодин вроде нормальный, здравомыслящий мужик, жизнь не понаслышке знает, что называется, во всех щелоках мытый, а вот надо же, в такую чушь верит! Ведьма! Околдовала! Обманчива, однако, бывает внешность».

– Что есть, то есть, – вынужден был согласиться Леонид Максимович. – Я быстренько о ней справки навел и узнал, что, оказывается, гастролировали они…

– Стоп! – перебил Гуров. – Вы сказали «они»?

– Ну да! С братцем своим старшим, Григорием! Они почти всю Сибирь и Дальний Восток объездили, а раньше, может, и в Центральной России отметились – так глубоко я не копал. Она в ресторанах выступала, а он при ней сутенером состоял. Да через нее толпы мужиков прошли! На ней пробу ставить негде! Вот чем она себе с братом на жизнь зарабатывала. Господи! – почти простонал Погодин. – Да если б она только Кольку любила, мы бы все ей простили, но ведь она же, паскуда, снисходила до него, – ерническим тоном произнес он. – До себя без подарков не допускала, а потом в другую комнату выгоняла спать, и он это терпел. Я все, что узнал, Кольке выложил и принялся уговаривать его ее выгнать, потому что до добра это не доведет. А он, дурак, только губу верхнюю закусил, как у него обычно бывает, когда он злится, и попросил меня в его личную жизнь не лезть и вообще заняться выполнением своих непосредственных обязанностей. Понял я, что не достучаться мне до него, и остальных на подмогу свистнул. Собрались мы все, поговорили с ним, и опять без толку. Просто как об стену горох. Перелаялись мы с ним чуть ли не насмерть и поняли, что нам эту ночную кукушку не перекуковать. Я тогда ее в городе отловил и очень внятно сказал, что если я узнаю, что она продолжает Кольке нервы мотать, а я об этом обязательно узнаю, то лично ею займусь, и ее костей никто никогда не найдет. А если она о нашем разговоре ему расскажет, случится то же самое. А эта сука мне в лицо рассмеялась и заявила, что в этом случае Колька сам следом умрет. Ну, тогда я ей пригрозил, что руки-ноги ей переломаю, рожу бритвой под хохлому распишу, язык ее поганый вырву к чертовой матери, а вот глаза оставлю, чтобы она, на свое отражение посмотрев, сама в петлю полезла. Поняла она, что я не шучу, а все, что обещал, сделаю, и перепугалась насмерть. Присмирела она с тех пор, больше не выпендривалась. А братца ее я подержал за грудки и убедительно посоветовал уехать из города к едрене-фене, потому что если он останется, то конец у него будет долгий и очень мучительный.

– Подействовало? – спросил Гуров, хотя и так было ясно, что да – у Погодина даже сейчас, когда он об этом рассказывал, вид был весьма устрашающий.

– Братец исчез, а эта стерва, как я уже сказал, приутихла. Ну, расписались они тихонько. Свадьбы никакой, естественно, не было, мы даже поздравлять его не стали и не дарили ничего. А потом он собрал нас всех во Владивостоке – это, чтобы мы с ней не столкнулись, – и заявил, что переезжает в Москву, потому что оттуда на переговоры летать и проще, и быстрее, и головной офис туда же переводит. С одной стороны, это, конечно, правильно, потому что Димка, останься один, с такой махиной не справился бы, ему и с красноярским филиалом хлопот выше крыши. И я уверен, что эта сука его настроила на переезд – у нее же слава по нашему региону такая, что не приведи господи, а в Москве ее никто не знает. Вот Колька с мразью этой сюда и перебрался. А было это четыре с половиной года назад.

– Ну, они здесь, как мне сказали, довольно замкнуто жили, – заметил Гуров.

– Знаю, – отмахнулся Погодин и в ответ на недоуменный взгляд Гурова пояснил: – Ну, как я мог Кольку одного без присмотра сюда отправить? Вся личная охрана у него из наших парней, а они все в Чечне обстрелянные, огонь, воду и чертовы зубы прошли, а главное, лично нам преданные. Вот они мне регулярно и сообщали, что здесь и как, так что я в курсе событий был. А когда детей похитили, вообще сюда прилетел и постоянно руку на пульсе держал.

– Ну, с этим делом более-менее понятно, – сказал Лев Иванович и повернулся к Тимофееву: – А теперь расскажи-ка мне, Сергей Владимирович, как ты к Савельеву на работу попал, кто тебя рекомендовал, если ты не из их команды, и что за время твоей работы случилось необычного. Как ты понимаешь, особенно меня интересует время до и после похищения малышей.