Зеленые глаза викинга

– Но она звонила мне, когда я уже уходила домой, и сказала, что на работе, и просила заехать к ним и поговорить с Мишкой. Наставить на путь истинный! – с затаенной обидой воскликнула Даша, неучтиво перебивая старика. – Это как понять?! Сказала, что на работе, а сама была у вас! Зачем?! Зачем было врать?! Я не понимаю!

– Звонила она тебе от нас, – вдруг вспомнила Вера Ивановна, приложив палец к губам, будто заставляла себя молчать, да ничего не выходило, правда рвалась наружу. – Я слышала обрывки разговора, слышала, как она называла тебя по имени.

– Вот! Вот!!! – Даша развела руками, призывая к пониманию. – А зачем было врать?! Зачем?!

– Затем, чтобы ты поехала тогда туда, Дашка, – вдруг раздался тихий, почти бестелесный голос подруги за спиной.

Все, как по команде, обернулись.

Марину Даша в первый момент не узнала, так та осунулась и похудела за несколько дней. Она стояла, опираясь на трость метрах в трех от стола. Сарафан, прежде сидевший на ней как влитой, висел на боках и груди. Коленки, торчавшие из-под подола, заострились. Выперли ключицы, глаза ввалились и потухли. Губы поблекли.

– Марина! – Даша вскочила с места, сделала шаг той навстречу и вдруг остановилась, наткнувшись на неприязненный взгляд подруги. – Здравствуй! Как ты? Почему с тростью?

– Пришла Мишиных родителей настраивать против меня, да? – Марина нервно хохотнула, откидывая нечесаную голову. – А зачем? Что тебе в этом, Даша? Ну соврала я тебе в тот день, и что с того? Что изменилось бы, скажи я тебе, что не работаю, что выходная, что собираю смородину?

– Да, что? – Даше интересно было это знать.

– Ты ни за что не поехала бы к Мишке на разборки, ни за что не поехала бы, я тебя очень хорошо знаю. Стала бы ныть, что тебе некогда, что я сама уж как-нибудь с ним должна поговорить, а я… – Она умолкла, крепко зажмурив глаза. – А я просто не могла этого сделать! Просто не могла!

– Почему?

– Потому что он все сказал мне накануне. И утром напомнил.

– О чем? – этот вопрос, кажется, они задали все втроем в один голос.

– О том, что собирается со мной разводиться. О том, что уходит к соседке…

– Да не было никакой соседки, черт побери!!! – вдруг заорала Даша.

Все объяснения Марины казались ей такими нелепыми, такими по-детски наивными, если не хорошо продуманными. Злость в душе закипала такая, что хотелось вырвать у нее трость и отлупить как следует любезную сердцу подругу.

Почему это она не поехала бы, скажи ей Маринка правду? Что меняло тему разговора с Мишкой, работает она или собирает смородину? Вранье оказалось лучшим способом заставить Дашу очутиться именно в это время именно в нужном месте?

Она ей не верила, вот что! Совсем не верила, хотя и видела, как сильно та страдает. И про трость все поняла. Поняла, когда уже спросила.

Это была Мишкина трость. Тот с ней позировал какому-то художнику, писавшему портреты семейства Лихих. Уже после того, как портрет был готов, трость стала не нужна. Но Мишка из пижонских своих соображений нет-нет да и продефилирует с ней по саду, а то и по всему дачному поселку.

Теперь вот в нее вцепилась Марина.

– Как не было соседки?! – Вера Ивановна вытянула шею так, что даже послышался хруст позвонков. – Мариночка утверждала, что весь сыр-бор как раз из-за их соседки! И…

– Да! И я помню! – подхватил Василий Леонидович, заворочался обеспокоенно в плетеном кресле, на время отложив вилку, которой перетаскал почти весь омлет из-под стеклянной крышки себе на тарелку. – Соседка из тридцать восьмой квартиры! Марина, ты же говорила.

– Говорила и говорю, – равнодушно пожала она плечами. – Не совсем же я умалишенная, как некоторые тут пытаются представить! В тридцать восьмой квартире две или три недели назад поселилась женщина.

– Ложь! – выкрикнула Даша.

Ей нужно было пожалеть, пощадить пришибленную горем подругу. Говорить что-то другое, что-то нейтральное, способное восстановить хоть какой-то мир между ними. Можно было бы начать и со слов сочувствия, соболезнования, предложить какую-то помощь.

А она что?

А она вдруг принялась выплескивать свои обиды, свои подозрения, из-за которых натерпелась, из-за которых ее ясный, разделенный на черное и белое привычный мир вдруг пошел мерзкими кляксами!

Дорвалась, да?

Надо было остановиться, замолчать, пощадить если не подругу, то хотя бы этих двух стариков, с ужасом наблюдающих за склокой. Склокой двух ужаленных несправедливостью самок.

– Зачем ты врала мне про соседку, зачем? – надрывалась праведным гневом Даша. – Там не жил никто!

– Жил, – спокойно заверила Марина и даже имела наглость улыбнуться ей в лицо. – Там жила женщина. Очень красивая женщина. Которую Миша зазывал к нам в гости. С которой катался по городу на ее машине. И к которой собрался уйти от меня. И ушел бы, если бы его…

– Так, стоп! – Даша выставила вперед ладони щитом. – Давай подробности, милая! Что за машина?

– Я в них не разбираюсь, – парировала та так же без эмоций. – Красная машина. Этого достаточно?

– Нет! Как звали ту женщину? Как ее фамилия?

– Фамилий мне никто не называл, я и не стремилась ее узнать. Зачем? – Она изумленно осмотрела всех присутствующих и неожиданно покрутила пальцем у виска, привычно воскликнув: – Ты чего, Данечка, совсем, да?

И таким забытым и теплым вдруг повеяло от ее слов, что Даша неожиданно для самой себя и всех, кто за ней наблюдал теперь, все же разревелась.

– Да! Да, я совсем! А как же иначе! – всхлипывала она, упав в плетеное кресло, которое при жизни занимал Мишаня. – Подруга просит меня об одолжении, я спешу выполнить ее просьбу и… и попадаю в скверную историю. Меня все обвиняют, все подозревают, но потом все же разбираются, хотя и просят уйти с работы. Я выхожу на свободу, начинаю свои поиски и что узнаю!

– Что? – теперь уже и Василий Леонидович вытянул гусаком шею.

– Что подруга мне врала! Врала не единожды! – Даша с благодарностью приняла из рук Веры Ивановны одну из хрустящих крахмалом салфеток, приложила к глазам. – Болтала мне про соседку, а ее никто в глаза не видел! Ни соседи, никто! Более того, в риелторской конторе о ней ни сном ни духом. Утверждают, что квартира тридцать восемь до сих пор сдается, то есть она пуста в настоящий момент! Идем дальше…

Даша глянула на Маринку с обидой. Та странно улыбалась, глядя на нее, но возразить не пыталась.

– Я поехала к подруге в больницу и узнала, что в тот день она совсем не работала, как уверяла меня по телефону. Что свой день она провела иначе, чем утверждала. Что я должна думать, что, Марина???

В ответ все то же молчание и растерянная странная улыбка.

– И что ты подумала? – проявил неожиданное любопытство Василий Леонидович.

– Да, что?

Вера Ивановна теперь тоже настороженно взирала на подруг. Про завтрак все позабыли, и манная каша с фруктами наверняка остыла. Зато успел прогреться на июльской жаре клюквенный морс в пузатом кувшине.

– После того как меня выпустили из-под стражи, я никого так не обвиняла во всех своих и не только своих бедах, как ее, – и Даша кивком указала на Марину. – У меня больше не было версий. Уж простите меня!

– У меня тоже. – Марина продолжала улыбаться, опираясь на трость, словно силы оставляли ее. – У меня тоже не было других версий, кроме одной.

– Какой? – подбодрил ее Василий Леонидович.

Он поднял газету с земли, встряхнул ею, разворачивая. То ли интерес к разговору потерял, начав считать его мелким, склочным и сугубо бабским. То ли ему вдруг все стало понятно.

«Везет!» – подумала вдруг Даша, поглядывая в сторону кряжистого старика, не утратившего лоска, мощи и стати. Ей бы столько силы и самообладания. А то разревелась, ведет себя как подросток.

– Я подумала, что это моя подруга убила моего мужа в пылу ссоры, – нехотя призналась Марина. – На кого еще я должна была подумать? На его любовницу? Так не ее нашли рядом с Мишиным телом. Да и не было у нее причин убивать его. Он к ней уходить собирался. Не было у нее причин.

– Ее и самой не было! – огрызнулась Даша, ежась под укоризненным взором Веры Ивановны. – Ты ее просто придумала, чтобы оправдать себя и…

– Та-аак!!! – вдруг повысил голос Василий Леонидович, снова комкая газету и запуская ее себе за спину. – Мне ваш бабий ор поднадоел порядком! Ты хотела, ты могла бы, у тебя были причины, у нее не было, ее самой не было! Что, в самом деле, за детский лепет?! Маринка, а ну говори как на духу, была или нет соседка?

– Была, – она аж по стойке «смирно» встала, таким непререкаемым был авторитет этого пожилого мужика. – Точно была, Василий Леонидович!

– Куда она тогда подевалась, а? – не понижая голоса, продолжил он допрос. Тут же ткнул артритным пальцем в Дашину сторону. – Почему она говорит, что о ней никто ничего не знает? Никто ее не видел, и в риелторской конторе о ней никому не известно. Как это понять?

– Не знаю, – растерянно пробормотала подруга и попятилась, забыв про трость. – Я ничего не понимаю, честно!

– Почему ты соврала ей про работу, если собирала тут смородину с Верой почти весь день? – Старик все же выбрался из тесного плетеного кресла и начал ходить вокруг стола с заложенными за спину руками. – В чем причина твоего вранья, Маринка? Это же… Это же выглядит очень подозрительно, я согласен!

– Я уже говорила, – мямлила Марина. – Я просто боялась, что Даша не поедет с ним говорить. Пошлет меня с моими страхами и житейскими проблемами куда подальше и не поедет. И еще, Василий Леонидович, была одна причина, по которой я начала подозревать Дашу в убийстве.

Все! Сдавали подруги друг друга по полной программе: сначала одна – оглохшая и ослепшая от слез, обиды и разочарований. Потом вторая, не желавшая оставаться в этом доме на правах подозреваемой в корысти невестки.

Как же так вышло, что они до этого докатились?! Под действием каких злых сил растратили искренность и любовь друг к другу? Сами того не желая или, напротив, сами то планируя?!

Даша вдруг ощутила такую пустоту внутри, таким все показалось глупым, бессмысленным: и поиски истины, и слезы ее, и Маринкина заискивающая улыбка, что, медленно поднявшись с кресла, она двинулась по тропинке к калитке.

Ее никто не остановил, и это ранило еще больнее.

Она уже знала, что подруга скажет дальше. И не ошиблась, услыхав в спину, как та дословно передает свекру их телефонный разговор. Вернее, злобные Дашины выпады в Мишанин адрес. Это когда она в сердцах посоветовала ей его убить. Причем дважды посоветовала! Это Маринка отметила особо.

– Могла я подумать на кого-то еще, когда его обнаружили застреленным, а ее с пистолетом в руке?..

Когда она обернулась на них от калитки, семейство уже чинно расселось за завтраком. На Маринкиных коленках лежала салфетка, и ее заботливо поправляла Вера Ивановна. Василий Леонидович снова читал газету, а супруга, управившись с салфеткой на коленях овдовевшей невестки, деловито раскладывала теперь кашу по тарелкам.

– Все узнала, дура?! – прошипела самой себе в зеркало заднего вида Даша и принялась вытирать на щеках пыльные разводы от слез влажной салфеткой.

Все, буквально все заводило в тупик.

В каком бы направлении она ни двинулась, сколько бы обнадеживающих шагов ни совершала, непременно потом утыкалась носом в глухую стену.

С Маринкой так ничего и не выяснилось. Будто бы и правду та говорила, а факты утверждали обратное. Даша и поверила бы ей, чего уж, кабы просидели они на ее кухне ночь напролет, наревевшись и наговорив друг другу всего. И все доводы ее она приняла бы. И помогать бы стала, и глаза закрыла бы на некоторые ее заверения, всерьез отдающие ложью.

Поверила бы, помогла бы, посочувствовала!

Но Марина ведь не пришла. Не позвонила. Избегала под предлогом своего вселенского горя встреч с ней. Что тут можно подумать, как реагировать? Дальше – больше. Взяла и отцу своего покойного мужа рассказала то, о чем ему ну никак знать не следовало.

Да мало ли чего в сердцах не скажешь! Мало ли чего брякнешь!

И тут же, стоило ей уйти, за завтраком все угомонились, успокоились, ложками о тарелки зазвенели…

Домой Даша вернулась измотанной. С сильной головной болью и натянутыми до зубовного скрежета нервами. Загонять в подземный гараж машину не стала, оставив ее во дворе, и до подъезда шла, опасливо озираясь. Днем за ней наблюдать тоже могут.

Ничего не заметила, никого сопящего ей в затылок не обнаружила. В подъезд вошла, облегченно выдохнув, и тут же взвизгнула от неожиданности.

Добродушный ротвейлер Мишка, которого выгуливало поочередно семейство с пятого этажа, узнав ее, кинулся навстречу. Запутался в подоле ее платья и перепугал насмерть.

– Василий! – заверещала Даша на внука хозяев. – Почему не держишь собаку, черт побери?!

– Так это… теть Даш, она же с вами здоровается. – Десятилетний Василий надул сразу губы и проворчал едва слышно, оттянув собачью морду от Дашиных коленок: – Чего сразу орать-то?

– Извини, – устыдилась она, шагнув к лифту. Обернулась и еще раз крикнула: – Мишка, извини. День сегодня…

– Дерьмо? – подсказал догадливый десятилетний Василий и с пониманием кивнул, тут же простив всегда приветливую прежде Дашу.

Ну, и конечно же, он не мог просто уйти и не добавить авторитетно:

– Так бывает. Это пройдет!

– Надеюсь, – с тоской улыбнулась ему Даша.

А десятилетний Василий сразил ее очередной новостью, подкосившей ей коленки.

– Вас тут искали, – вспомнил он, придерживая дверцы лифта, чтобы она не уехала вдруг, не дослушав.

– Кто?! – в груди неприятно заныло, а платье под мышками тут же намокло.

Снова вспомнились холодные пустые глаза вчерашних парней, следующих за ней вразвалку до магазина. Дашу аж передернуло.

Баскаков пришел на ум, но о нем совершенно не хотелось сейчас думать. Почему? Да потому что не знала, что и как о нем думать. Кто он и зачем рядом с ней вообще?

Потом еще Ваня и Витя бестолковый, сначала попросивший совета, а теперь не отвечающий на ее телефонные звонки.

Кто из них?

– Кто искал, Василий?

– Ваши коллеги, – и три пальца десятилетнего мальчугана ткнули в собственное левое плечо. – Лейтенант с сержантом.

– Кто?

Ваня был лейтенантом, но форму носил крайне редко. Если только какая-нибудь проверка их накрывала. И с сержантом он к ней зачем?

– Не знаю, кто они и зачем вас искали, но один из них оставил свою визитку бабуле. Там телефоны.

– Спасибо, Василий, – и больше не мешкая, Даша ткнула пальцем в кнопку 5.

Бабуля топталась возле двери, тревожно поглядывая вниз сквозь решетку перил.

– Ой, он с вами заболтался, Дашенька, – улыбнулась она с облегчением. – А я торчу и торчу у окна, не выходит Васенька из подъезда. Что, думаю, такое?! Сейчас ведь сами знаете, что творится вокруг! А собачка наша очень уж доверчивая и добродушная, она не защитник.

– Знаю, знаю, – покивала Даша. – Со мной говорил ваш внук. Он сказал, что у вас оставили визитку мои коллеги?

– Ой, чуть не забыла!

Женщина скрылась за дверью и через минуту протянула ей скромную визитку, на которой только и значилось: лейтенант Топорков Алексей Сергеевич и номер мобильного телефона.

Звонила Даша из своей квартиры. Зашла, заперла за собой дверь. Прошлась, привычно проверила нишу под кроватью, шкафы и вздувающиеся от сквозняка шторы. Уселась потом с поджатыми под себя ногами в кресле в гостиной, набрала номер.

– Топорков Алексей Сергеевич?

– Да, слушаю вас, – голос был совсем молодым.

– Это Полукарова Дарья Дмитриевна. Мне сказали, что вы искали меня сегодня утром?

– Да, искали.

– С целью?

Она еще ничего такого не подумала. Если и тревожилась, то самую малость. Надеялась, что тот ее побеспокоил по каким-то прошлым ее делам, которые с его теперешними пересекались. Или в качестве консультанта решил привлечь. Или…

– Вы… Вы не могли бы подъехать в тридцатый отдел сейчас, Дарья Дмитриевна?

И вот по тому, как он вдруг скорбно понизил голос, кашлянул смущенно и виновато, она поняла, что что-то случилось. Она сама не раз так же вот приглашала к себе потерпевших. И случалось, что сообщала им страшные вести. И говорила всегда именно так – вежливо, печально и настойчиво, как этот Топорков теперь.

– Говорите по телефону, Алексей Сергеевич, – потребовала Даша, тут же зажмурив глаза. – У меня нет времени кататься в ваш отдел, хотя он и расположен неподалеку.

– Ваш муж… Ваш муж Полукаров Виктор…

И он зашуршал бумагами, видимо пытаясь отыскать данные ее мужа с полным именем, включая отчество, дату рождения и адрес проживания. Оттого и замешкался и дал ей время немного прийти в себя и начать уже дышать.

– Что с ним, Алексей Сергеевич? – И поторопила, потому как он все еще рылся в бумагах. – Мне не нужно его отчество, дата и год рождения тоже, и адрес его не нужен, я все это помню! Что с ним стряслось?

И тесня все страхи, Дашу вдруг накрыло раздражение. Даже ладони зачесались, так вдруг захотелось отхлестать Витьку по его смазливой физиономии.

Ну почему снова с ним что-то?! Что на этот раз?! Уснул за рулем и скатился в кювет? Сбил в пьяном угаре старушку на пешеходном переходе? Сам пошел на красный свет светофора и попал в больницу с множественными травмами? Что?!

И почему именно теперь, когда ей на него распыляться ну никак нет никакой возможности!

– Ваш муж… – снова перемежая каждое слово продолжительными паузами, призванными выражать искреннее сопереживание, начал Топорков, – был найден мертвым в своей квартире.

– Виктор умер? – она настолько была уверена, что с этим человеком-сорняком никогда и ничего не может случиться, что невольно хохотнула: – Вы в этом уверены?

– Абсолютно!

– И… Господи! – Даша потерла взмокший лоб, опустила ноги на пол и принялась ерзать пятками по паркету в поисках домашних тапочек. – И как же он… Алексей Сергеевич? Инсульт?

У Виктора изредка повышалось давление. Обычно утром после попойки накануне. Даша ругала его, гнала к врачам. Тот не слушался, пил минералку. Потом, после развода, она перестала проявлять заботу о его здоровье. Иначе Виктор мгновенно углядел бы в этом какие-то отступные маневры с ее стороны и тут же принялся бы более настойчиво скребыхаться коготками в ее дверь.

Наверное, давление! Допился!

Это было первое, что она подумала, отыскав тапки, обувшись и пустившись в путешествие по квартире. Но тут же другая мысль явилась: а при чем тут милиция? Если милиция, то непременно криминал. Неужели все же авария?

– Его убили, Дарья Дмитриевна, – ответил, вздохнув, Топорков, явно маявшийся от своей миссии.

– Что?!

Она выбралась на балкон, воздуха не хватало, хотелось сунуть голову под ледяную струю воды. Чтобы она окоченела и зазвенела от холода, чтобы не распирало ее от огненных страшных мыслей.

– Как убили?! – тихо пискнула она и ткнулась спиной в балконную дверь, удирая оттуда.

Обжигающим маревом, висевшим над городом, вообще невозможно было дышать. Тысячи горожан оставляли в плавящемся асфальте отпечатки своих ног, выливали на себя и в себя тонны воды. Все ждали благодатной влаги и прохлады от природы.

Но прогнозы на ближайшие дни обещали лишь усиление жары.

– Как убили, Алексей Сергеевич?! За что?! У него же… У него же не было врагов, господи!

– Вы так считаете? – тут же зацепился Топорков, оставив извиняющийся скорбный тон, вступление было закончено.

– Считаю! Я в этом уверена! Его интересы были слишком… Как бы удачнее выразиться… Однобокими, что ли! Женщины… Ищите женщину, Топорков. Наверняка это ревнивый муж!

Подстегнув себя таким незамысловатым способом, Даша прошла в кухню и пустила холодную воду.

Поганец! Стервец! Нарвался все-таки! Нарвался на кого-то, не желающего быть рогоносцем! Нашел прибежище своей похоти! Сволочь! И это сейчас, когда ей так необходимо думать, много думать и анализировать!

И тут он! Вечный пакостник! Ох, вечный пакостник!!!

– Ревнивый муж? – скептически начал Топорков. – Вы уверены?

– Я ни в чем не уверена, Алексей Сергеевич, мы давно в разводе, – раздражаясь и распаляясь все сильнее, ответила она. – Я вообще не понимаю, зачем вы мне сообщили о его смерти?! У него есть родственники и…

– Его пытали, Дарья Дмитриевна, – прервал ее Топорков. – Жестоко пытали.

– Как… Как пытали?!

– Вам лучше об этом не знать, но… – от тихого сочувствия ничего не осталось в голосе молодого лейтенанта. Пошел протокольный скрежет. – Соседи слышали, как он кричал.

– Слышали, как кричал? – тупо повторила Даша. – Соседи?

Она никогда не слышала крика Виктора. И изменял ей, и каялся потом, и делал гадости ее бывший муж всегда с одним и тем же выражением недоуменного непонимания на лице. Капризы были, взаимные упреки тоже, даже ссоры, но все тихо. Без визга и сквернословия. А уж чтобы кричать…

– Да, он громко кричал и все время звал вас по имени. – И Топорков решил уточнить, если она недопоняла: – Он выкрикивал все время – Даша.

– Даша?! А… – левый висок будто кто проткнул огненной толстой иглой, такая резкая боль его пронзила. – А что же соседи, слыша крики о помощи, не вызвали милицию?! Почему слушали и не вызвали?!

Топорков вздохнул шумно, выдохнул, Даша просто увидела, как он нервно раздувает сейчас щеки от ее бестолковости.

– Потому что они не думали, что это крики о помощи, Дарья Дмитриевна. Они думали, что это… Мало ли… Может, вы любовью занимались с ним в это время, вот он и выкрикивал ваше имя. Никак связать его крики с пытками соседи не могли. Все считают сейчас, что такие бесчеловечные методы воздействия остались в далеких девяностых. Это уже утром…

– Что?

– Одна из собачниц, выйдя на прогулку со своим питомцем, увидала приоткрытую дверь его квартиры. Сунула нос, а там… Там ужасное зрелище. Умер он, Дарья Дмитриевна, мученической смертью, так-то… Я хотел спросить у вас… Вы давно виделись с вашим бывшим мужем?

Топорков замолчал. Нехорошо замолчал, со значением.

И она снова вспылила:

– Вы на что это намекаете, Алексей Сергеевич?!

– Помилуйте, о чем вы? – промямлил он настолько неубедительно, что Даша поняла – точно намекает, гад.

– Можете даже не мечтать, с Виктором я виделась, правда, не так давно. Но встреча эта проходила на моей территории. Соседи видели, как он выходил от меня живым и невредимым и даже очень довольным.

Она помнила, что видела из окна, как ее бывший разговаривал с кем-то из соседей во дворе, когда она его выпроводила. С кем именно, не поняла. Но при желании можно было всех опросить и выяснить.

При желании или при необходимости…

Черт, черт, черт!!! Что за кольцо опять сжимается вокруг нее??? Снова чья-то изощренная месть или совпадение?

Мысли о совпадении Даша все еще лелеяла в своей душе. Смешно признаться, но лелеяла. И все они касались ее подруги.

Она призрачно, но все еще надеялась, что та действительно соврала ей про свою занятость на работе из-за того, чтобы подстегнуть Дашу к действию. Что она ни в чем таком не замешана. Не знает Баскакова, не договаривалась с ним ни о чем и никогда не мечтала избавиться от мужа. И любила его по-настоящему. И не искала киллера по городским блатным тусовкам или через Интернет. Не желала подставить подругу. И про соседку, что самое главное, не соврала.

Была, была какая-то женщина, живущая по соседству. Правда, жить ей удавалось в тридцать восьмой квартире как-то очень уж незаметно, и для соседей незаметно, и для хозяев этой квартиры – риелторской конторы «Асан»…

Почему, погибая, Виктор орал ее имя? Звал, таким образом, на помощь? Или его заставляли его выкрикивать? Или…

Все, вариантов у нее больше не было. А противный Топорков между тем, прогнусавив что-то про следствие, вдруг сказал:

– Я буду очень опечален, Дарья Дмитриевна, если у вас на вчерашний вечер между восемью и десятью часами не окажется алиби.

– Оно у меня имеется! – рявкнула она, похолодев.

Алиби точно не было. Она сидела дома, занималась уборкой, разбирала полки шкафа, готовила себе крепкий бульон. Звонила пару раз Витьке, но он был недоступен. Да, еще на работу ему звонила. Но разве это алиби?! Его же никто не может подтвердить!

Перед людьми она предстала уже в половине двенадцатого ночи. И то, кто станет об этом свидетельствовать? Два мордоворота с глазами наемных убийц и кулаками, призванными трудиться на наковальне?

Баскаков?

Если первые двое были его подручными и он все еще жаждет отмщения, то надеяться на его помощь бесполезно. И даже если те были людьми Славы Сулеймана, что стоит слово Баскакова против заверений добропорядочных граждан, выгуливающих ранним утром домашних питомцев?

Был, правда, еще Ваня, но он прибыл к ней уже много позже…

– Я скажу, что был у тебя с восьми вечера и до того момента, как ушел от тебя! – стукнул тот себя кулаком в грудь, когда явился вызванный ее телефонным звонком. – Я спал дома, меня никто не видел. Значит, вполне мог быть и у тебя.