Огненный холод

– Глупышка, ну что ты такое говоришь? – поцеловал невесту Михаил. – Я люблю тебя больше всего на свете, и ты можешь мне доверять!

Вытерев слезы и глубоко вздохнув, Марина начала рассказывать. Странное дело, но, по мере того как она излагала правду о событиях, имевших место почти два года назад, боль и отчаяние уходили из ее сердца.

Михаил не проронил ни слова за все время монолога Марины. Девушка наконец решилась взглянуть на него и спросила:

– Ты меня презираешь?

Молодой человек прижал к себе Марину и тихо произнес:

– Я тебя люблю еще больше, Мариша! Если бы я знал, через что тебе пришлось пройти... Сволочь Гелло! И младший, и старший. Думают, что если находятся наверху власти, то могут творить все, что захотят. Но они жестоко ошибаются! Возможно, лет пять назад так и было, но ведь времена меняются – у нас сейчас перестройка, гласность и торжество социалистической законности!

– Что ты имеешь в виду, Миша?

– А то, что ты жертва во всей этой грязной истории, – мрачно ответил Чеботарев. – Кроме того, погибло не два, а три человека – Вика, Надя и мама Нади. Подозреваю, что если в двух первых случаях имело место убийство по неосторожности, то в случае с матерью Надежды – самое что ни на есть настоящее убийство. Ее убрали за то, что она совала нос не в свое дело, за то, что задавала неудобные вопросы и не соглашалась с официальной версией.

Марина беспомощно охнула:

– Мишенька, мне не следовало втягивать тебя...

– Конечно же, следовало! – заявил молодой человек бодро. – Такой шанс за журналистскую карьеру выпадает только один раз, и я обязательно сделаю так, чтобы та сочинская история стала достоянием гласности. Я приложу все усилия, чтобы семейство Гелло понесло наказание, а помимо них, двое дружков Кирилла, а также все, кто помогли им замять гибель твоих подруг.

Кумирами Михаила были молодые журналисты из программы «Взгляд», и он жаждал большого, сенсационного расследования. Марина не знала, поступила ли она правильно или совершила ошибку. Ведь Дмитрий Евсеевич Гелло был очень серьезным противником...

– Наоборот, он слишком высоко стоит, чтобы быть для нас опасным, – уверил ее Михаил. – Гелло прикрывает своего сыночка-балбеса, и еще несколько лет назад, при Брежневе или Черненко, ему бы все сошло с рук. Но сейчас на дворе новая эпоха! В общем, не волнуйся, Мариша, об этом деле вскоре будут говорить по всему Союзу.

* * *

Первым делом Михаил организовал запись признания Марины на видео – ее рассказ длился почти два часа. Девушка согласилась, потому что любила Михаила и полностью доверяла ему.

– Эту пленку никто пока не увидит, – заверил молодой журналист. – А когда понадобится, материал пойдет в эфир. Но сначала надо собрать доказательства. Одно дело – голословно обвинять уважаемого партийного чинушу в том, что он спасает своего сына-наркомана от обвинения в убийстве, и совсем другое – презентовать публике и прокуратуре неоспоримые доказательства вины Кирилла Гелло и двух его приятелей.

– Но какие можно найти доказательства спустя без малого два года? – удивилась Марина. – Все следы давно уничтожены, а дачу под Сочи привели в порядок еще в ту страшную ночь...

– Не забывай о главном! – Чеботарев сделал многозначительную паузу. – Я имею в виду тела твоих подруг и Людмилы Григорьевны Егорченко. Независимая судебно-медицинская экспертиза даже спустя два года установит, что они умерли вовсе не так, как записано в документах. Но чтобы добиться эксгумации, опять же надо предъявить доказательства.

– А можно ли как-нибудь обойтись без... без эксгумации? – спросила испуганно Марина.

– Увы, другого пути нет. И, поверь мне, оно только и к лучшему. Ты же не хочешь, чтобы Гелло вышел сухим из воды? Я навел справки – Кирилл закончил в прошлом году университет, и папаша тотчас пристроил его на теплое и хлебное местечко в министерстве.

Марина немного успокоилась. Да, когда Кирилл, Максим и Артем окажутся в руках прокуратуры (в конце концов, там далеко не все люди продажные и зависимые от Дмитрия Евсеевича), а затем предстанут и перед судом, она сможет забыть о прошлом. Или, во всяком случае, попробовать забыть...

– Но тогда ведь получается, что я стала соучастницей убийц, – призналась Марина жениху. – Я же два года молчала, скрывала истину, позволяла преступникам находиться на свободе...

– Тебе не о чем беспокоиться, – заверил ее Чеботарев. – Ты – жертва во всей этой истории. И вообще, как только я подумаю, что они могли убить и тебя, у меня кровь в жилах вскипает! Наоборот, ты станешь героиней – тебя же запугали прокурорские работники в Сочи и в Горьком, тебе грозили разнообразными карами и большими тюремными сроками за преступления, которых ты не совершала. Да, это дело станет советским «Уотергейтом»!

* * *

Михаил с головой погрузился в расследование, а Марина, чувствуя себя намного лучше, работала над диссертацией и одновременно предвкушала радостное событие – свадьбу. Подвенечное платье было уже заказано (в лучшем салоне города), а родители Михаила работали над тем, чтобы торжество стало незабываемым и грандиозным. Сам жених то и дело ездил в Москву, ссылаясь на то, что напал на «золотую жилу» и готовит сенсационный материал. Только Марина знала, что он собирает доказательства и ведет переговоры с ведущими «Взгляда».

Наконец, ровно за неделю до свадьбы, Миша, вернувшись из очередной поездки (он сказал, будто едет в Москву, но только Марина была в курсе, что он побывал в Сочи), радостно объявил:

– Все, дверца мышеловки захлопнулась! Пришлось изрядно потрудиться, но игра стоила свеч. Итак, хочешь послушать, что мне удалось раскопать?

Они находились одни в своей квартире, и Мише, как видела Марина, не терпелось поведать о своих успехах. Будущий муж разложил на столе бумаги, фотографии и графики и начал рассказ:

– Вот показания двух официантов и гардеробщика, работавших в ресторане «Барракуда» 23 июля 1986 года, то есть в тот день, когда якобы ты вместе с подругами устроила там дебош. Как мне удалось установить, в тот день там пировала компания сынов Кавказа, эксцессы были, но совсем другого рода. Вас же там и в помине не было! А вот показания бывшего работника КПП в дачном массиве – он отлично помнит, как Кирилл Гелло в тот вечер привез трех девушек. А несколько часов спустя «Мерседес», подаренный старшим Гелло сыну, не меньше пяти раз покидал дачу – молодые люди наверняка заметали следы и вывозили тела. Далее – фотокопия заграничного паспорта Анжелы Дмитриевны Гелло, дочери Дмитрия Евсеевича и в данный момент доцента Института международных отношений. В период с 16 по 28 июля 1986 года она находилась вместе с родителями в Карловых Варах, поэтому никак не могла в ночь с 23-го на 24-е быть в Сочи и являться свидетельницей того, что ее брат не совершал никакого преступления. Заполучить данный документ было непросто, но он очень важен.

Марина с гордостью взглянула на Михаила. Жених подмигнул ей.

– Я же говорил, Мариша, что победа будет за нами! Еще у нас имеются показания двух граждан – жительницы города Сочи и жителя города Новосибирска, которые видели, как 30 августа около пляжа, где позднее было обнаружено тело Людмилы Георгиевны Егорченко, остановилась черная «Волга», из которой вынесли нечто большое, завернутое в простыню. Эти свидетели – местная путана и ее клиент, поэтому понятно, что они не захотели огласки, однако сочли нужным сообщить об увиденном милиции. Но та, конечно же, ничего не предприняла. Однако дежурный, не посвященный в перипетии высокой политики, не уничтожил протокол, в котором, кроме всего прочего, говорится, что мужчина и женщина видели, как сверток швырнули со скалы. И дама легкого поведения даже запомнила номер автомобиля – оказывается, данное транспортное средство закреплено за городской прокуратурой!

Михаил рассказывал и рассказывал, а Марина чувствовала, что любит его до безумия. Она знала, что любимый начал расследование вовсе не для того, чтобы отличиться или сделать карьеру, а ради одного человека – ее самой!

– Да, согласен, это косвенные улики, однако послушай, что поведала женщина, два года назад работавшая горничной в том самом дачном поселке, – заметил Михаил. – Ее в начале 1987 года, обвинив в мелкой краже, уволили, хотя дама до сих пор твердит, что от нее избавились только потому, что она видела, как один высокопоставленный городской чиновник развлекался в бассейне с проститутками. Тоже занимательная тема для разоблачительного репортажа, однако сейчас не это важно. Сия особа, понятное дело, затаила злобу на своих бывших хозяев и на тех, на кого ей приходилось гнуть спину. Ей известны многие интимные детали, и за плату она готова их разгласить. Интереснее всего, что она вместе с другими женщинами делала уборку и на даче Дмитрия Евсеевича Гелло. В том числе и 24 июля 1986 года. Представляешь, у нее хранятся записные книжки и календари за последние годы, где отмечены все ее рабочие дни и смены, так что она могла без труда сказать, у кого и когда убиралась. Но она и так запомнила тот день, потому что обнаружила в особняке, во-первых, дикий беспорядок. Хотя к подобному ей не привыкать, поскольку «слуги народа», а в особенности их избалованные великовозрастные отпрыски, не приучены к аккуратности. Во-вторых, женщина столкнулась со спешно покидающими особняк Кириллом Гелло, а также Максимом Зотовым и Артемом Белоцерковским – молодых людей она знает в лицо. А Анжелы с ними не было. Собственно, как нам известно, и быть не могло – сестрица Кирилла вместе с родителями находилась в Карловых Варах. В-третьих, дама, отличающаяся изрядным любопытством и отличной зрительной памятью, заметила, что из кабинета исчез ковер. Зато дорогой туркменский ковер ручной работы был обнаружен двумя жительницами Сочи недалеко от того пляжа, где ты пришла в себя. Мне удалось поговорить с этими женщинами, и они показали ковер – несмотря на то что они его тщательно вычистили, на обратной стороне сохранились пятна крови! В-четвертых, пятна крови, замазанные и затертые, уборщица нашла и на террасе, и на перилах, а также в прихожей и на ступеньках лестницы. Наверняка в ковер завернули тело Нади, а затем протащили через гостиную к выходу, при этом запачкав пол кровью. В-пятых...

Миша извлек из кармана небольшую коробочку и поставил ее на стол. Марина раскрыла ее и увидела кольцо.

– Ну, Мариш, ты его не узнаешь?

Девушка взяла кольцо – золотое, с небольшим квадратным красным камешком. Ну конечно, как же она могла забыть!

– Это же Викино! – воскликнула она. – Подарок родителей на ее последний день рождения...

– Верно, – качнул головой Чеботарев. – На внутренней стороне кольца даже имеется гравировка: «Вике от папы и мамы ко дню рождения. 18 мая 1986 года».

– Да, да! – выпалила Марина. – Я хорошо помню! Она так радовалась колечку, хвасталась, что золотое с гранатом!

– Уборщица нашла его под диваном в гостиной. Наверное, закатилось туда, когда молодые люди пытались избавиться от трупов. И доблестная уборщица прихватила его с собой, так как, прочитав надпись, поняла – хозяевам оно не принадлежит, да и слишком дешевое для таких важных птиц. Тем более удивительное совпадение: у уборщицы имеется дочь, которую тоже зовут Викой. Ей она и подарила кольцо.

Марина поежилась и спросила:

– Ты думаешь, теперь улик хватит, чтобы... чтобы потребовать эксгумации тел Нади, Вики и Людмилы Григорьевны?

– Ну, этого я сказать не могу, – покачал головой Миша. – В прокуратуре тотчас позвонят наверх и проинформируют Гелло о том, что кто-то копает под него, и всемогущий Дмитрий Евсеевич прикажет уничтожить переданные мной улики. Поэтому, как говаривал Владимир Ильич Ленин, мы пойдем другим путем. Сначала надо создать скандал и шум в прессе, то есть обнародовать всю историю, а потом, когда у прокуратуры уже не будет возможности спустить дело на тормозах, передать улики независимым экспертам. Думаю, после выхода в эфир моей телепередачи генсек отдаст приказание создать особую следственную группу, на которую Гелло, при всех его связях, не будет иметь влияния. А значит, правда в конце концов станет явной и виновные будут наказаны!

Михаил привлек к себе Марину, а девушка поцеловала его, шепнув:

– Как же я рада... рада тому, что все это скоро закончится.

Чеботарев подхватил Марину на руки, закружил по комнате:

– А я рад в первую очередь тому, что мы через неделю станем мужем и женой! Так что предлагаю сейчас немного потренироваться в исполнении супружеских обязанностей...

Он отнес хохочущую Марину в спальню, и в течение часа для молодых людей не существовало ничего и никого, кроме них самих.

* * *

Вечером следующего дня Михаил сказал невесте:

– Мне надо смотаться в Москву. Всего на несколько часов! Отдам материалы, которые собрал, надежному человеку. Тот уже в курсе всего и заверил меня, что передача станет «бомбой». Она пойдет в эфир через примерно две недели, но сейчас очень важно соблюдать полную конспирацию. Поэтому я и везу материалы лично.

Марина простилась с Мишей с легким сердцем – он улетал рано утром, а вернется вечером. Придется провести целый день без будущего мужа... Но ведь впереди у них вся жизнь!

– Позвоню из аэропорта, когда приземлюсь в Горьком, – сказал он. – Меня встретят, так что не волнуйся. До скорого, родная!

И он ушел. Марина не имела в тот момент представления, что видит Мишу в последний раз – во всяком случае, в последний раз живым. Размышляя впоследствии о том, что произошло, Марина пришла к выводу: ничто не указывало на грядущее несчастье. Не было никаких знаков, знамений и примет...

* * *

Весь день Марина провела в хлопотах. Сначала, с утра, три часа она возилась с рукописью диссертации, дописывая последнюю главу. Затем отправилась на рынок, чтобы купить продукты для ужина, для торжественной встречи победителя. Около двух дня раздался телефонный звонок.

– Я в Москве, все в порядке, – доложил Миша. – Через десять минут передаю материалы.

И это были последние слова, которые он адресовал своей невесте. Марина приготовила изысканный ужин, наготове были две бутылки белого вина, а также десерт. Стол был декорирован, как на картинке в журнале «Бурда Моден»: пришлось потрудиться, чтобы раздобыть разноцветные витые свечи!

Позвонив в справочную службу аэропорта, Марина узнала, что самолет из Москвы вылетел с легким опозданием. Ну ничего, в пути нагонит! С книгой в руках она опустилась на тахту и принялась ждать. Затем, подскочив, подошла к зеркалу, осмотрела себя и осталась собой довольна. Мише понравится...

Раздался телефонный звонок, и, взглянув на часы, девушка поняла – самолет приземлился, Михаил, как и обещал, звонит из аэропорта. Значит, самое позднее через сорок минут жених будет дома. Хотя вообще-то она была уверена, что вот-вот услышит, как в замке поворачивается ключ, дверь открывается и в коридор входит Миша...

– Здрасьте, это говорит Роман, – услышала Марина в трубке прокуренный мужской голос. – Скажите-ка, Михаил Викторович каким рейсом собирался прилететь?

Так выяснилось, что Михаила на борту самолета не оказалось. Она позвонила в аэропорт, но там ей сказали, что справок о пассажирах не дают, к тому же время позднее и нужно звонить на следующий день прямиком в Москву, узнавать все там.

Что ж, если Миша и не вылетел обратно тем рейсом, которым добирался, значит, его задержали дела, подумала девушка. Ведь выпуск в эфир программы с таким взрывоопасным содержанием всегда трудно пробить! Возможно, «взглядовцы» захотели получить дополнительные разъяснения. Марина, забравшись с ногами на тахту, положила голову на подлокотник и прикрыла глаза. Вот проснется – и увидит Мишу. Он скоро вернется, конечно же, вернется к ней. Наверное, сегодня есть еще один самолет, попозже...

Звонок разбудил ее, и Марина, чувствуя, что спина затекла, а левая нога онемела, бросилась к телефону, стоявшему на комоде. Споткнулась и растянулась на полу во весь рост. Часы показывали без десяти два ночи.

– Алло, Миша! – задыхаясь, произнесла девушка, схватив трубку. – Где ты? Когда мне тебя ждать?

– Марина, ты дома? – услышала она странный, безжизненный голос Виктора Михайловича, отца Миши. Что он спрашивает, где она может быть еще в такой поздний час? – Мне надо с тобой поговорить. Немедленно. Я сейчас приеду к тебе.

Только тогда Марина впервые заподозрила – произошло что-то неладное. Виктор Михайлович, известный в городе хирург, главный врач одной из больниц, прибыл в половине третьего. Он выглядел необычно – мятый костюм, галстук, съехавший набекрень, взъерошенные седые волосы. Виктор Михайлович всегда одевался элегантно и внимательно следил за своей внешностью – положение обязывало.

Мишин отец, не разуваясь, прошел в гостиную, окинул взором торжественно накрытый стол и бросил глухо:

– Ты ведь ни о чем еще не знаешь?

– О чем, Виктор Михайлович? – спросила девушка, чувствуя, что сердце вот-вот выпрыгнет из груди.

Тот взял открытую бутылку вина, налил полный бокал и в один присест осушил его. Марина изумилась – доктор Чеботарев пил чрезвычайно мало, да и то по большим праздникам. Вытерев рукавом губы, он снова наполнил бокал, поднес его к губам, и только тогда Марина заметила, что руки хирурга мелко-мелко дрожат.

Девушка вырвала у него бокал, расплескав содержимое, и крикнула:

– Да в чем дело, Виктор Михайлович?

Снова зазвенел телефон, но хирург, опередив Марину и буквально оттолкнув ее от аппарата, схватил трубку.

– Да! – рявкнул он. – Ах, это ты! Нет, не надо, я сам все скажу! Ты занимайся... Да, да, да! Уже договорился, лечу первым же рейсом! Все, Лиля. И не реви, думаешь, тебе одной плохо?

Лиля – это Лилия Сергеевна, мама Михаила и бывшая жена Виктора Михайловича. Марина удивилась: экс-супруги никогда не разговаривали друг с другом в таком тоне.

– Сядь! – приказал Чеботарев и пододвинул Марине стул. – Живее, у меня нет времени на китайские церемонии!

Марина подчинилась, а Виктор Михайлович, пройдясь по комнате туда-сюда, вдруг заметил большую цветную фотографию Михаила, стоявшую на «стенке». Взял ее в руки, и вдруг в голосе мужчины прорвались нотки отчаяния:

– Вот и нет нашего Мишеньки... Вот его и не стало...

И хирург заплакал. Марина бросилась к нему, но Чеботарев, небывалым усилием воли взяв себя в руки, остановил девушку:

– Отойди! Не надо утешения! И слез не надо!

– Виктор Михайлович, что вы имеете в виду? О чем вы говорите? – залепетала Марина, а тот вдруг неожиданно злобно прошипел:

– Неужели сложно понять, Марина? С Мишей произошел в Москве несчастный случай. Его машина сбила! Насмерть! Вчера днем в начале третьего...

Марина ошеломленно уставилась на Чеботарева. Что такое он говорит? Нет, это все галлюцинация! Она ведь говорила с Мишей по телефону...

– Вот, собственно, и все, что я хотел тебе сказать, – произнес устало хирург. – Извини, если обидел. Сама понимаешь, я сейчас на взводе.

– Но... но я говорила с ним около двух... – выдавила из себя Марина, поражаясь тому, каким незнакомым стал собственный голос. – Миша сказал, что все в порядке, он встречается с...

– Значит, тебе сказочно повезло, – оборвал ее Виктор Михайлович, – ты последняя с Мишей разговаривала.

– Нет-нет, тут какая-то ошибка... – пробормотала Марина.

Хирург Чеботарев смел со стола посуду и завопил:

– Ты что, думаешь, я приперся бы к тебе сообщить, что мой единственный сын умер, если бы точно не знал, что все именно так? Меня и в Москве хорошо знают, поэтому когда Миша оказался... в морге, сразу же позвонили мне. Сразу же! Да, это он, никаких сомнений! Ты понимаешь, черт побери?

– Не кричи на девушку! – раздался властный голос, и Марина, обернувшись, увидела Лилию Сергеевну – как всегда, подтянутую, собранную. Мать Миши жила в соседнем доме, поэтому и смогла прийти так быстро. А входную дверь Марина наверняка забыла запереть после того, как в квартиру ворвался Виктор Михайлович.

Лилия Сергеевна подошла к Марине, обняла ее и ласково, но настойчиво сказала:

– Мариша, Виктор Михайлович немного не в себе. Теперь ты понимаешь, почему я с ним развелась...

– Нашла о чем говорить – о нашем чертовом разводе! Когда моего сына... моего сына сейчас... сейчас патологоанатом вскрывает! – заорал Чеботарев.

Марина почувствовала, что в ушах зазвенело, – и потеряла сознание. Когда она пришла в себя, то увидела, что лежит на тахте. Кто-то массировал ей запястья, а затем поднес к губам бокал.

– Пока вода, но сейчас я приготовлю сладкий чай, – донесся до ее сознания голос Лилии Сергеевны. – Виктору я приказала уйти, все равно от него никакого толку. Странно, в хирургической он царь и бог, сохраняет присутствие духа в любой, даже самой критической, ситуации, а в обычной жизни – чуть что, так сразу истерики, крики, алкоголь...

– Алкоголь... – прошептала Марина, а Лилия Сергеевна вздохнула:

– Ну да, это наша семейная тайна. Все считают, что Витя не пьет, и действительно не пьет, по крайней мере последние пятнадцать лет. Но когда-то он очень сильно выпивал... Едва карьеру свою не разрушил. Пятнадцать лет почти в рот спиртного не брал, а теперь сорвался. Впрочем, теперь и неважно. Да, сейчас уже ничто не важно...

Лилия Сергеевна встала с тахты, чтобы пойти на кухню, но Марина схватила ее за руку.

– Прошу вас, скажите, что с Мишей! – простонала она. – То, что Виктор Михайлович сказал, неправда, да? Он не мог погибнуть! Он в больнице, ведь так?

Лилия Сергеевна кивнула:

– Да, мой сын в больнице. Вернее, в Институте имени Склифосовского. В морге, Мариша...

Марина шмыгнула носом – странно, но слез не было. Видимо, шок был слишком силен.

– Но как же так... Я не верю... Этого не может быть... Мы ведь в субботу женимся...

Лилия Сергеевна печально произнесла:

– Я тоже не могу поверить. И мне все кажется... кажется, что Миша жив и звонок из Москвы – ужасная ошибка... Но, увы, сомнений быть не может. Мой сынок и твой жених... мертв...

* * *

Последующие часы тянулись ужасно долго – Марина просто не знала, что делать, говорить и думать. Лилия Сергеевна, сославшись на то, что ей надо подготовиться к поездке и договориться об авиабилете для Марины, ушла. Девушка осталась одна. Тишина обступила ее.

И вот они оказались в морге НИИ скорой помощи имени Склифосовского. Марина дрожала – но не столько от холодного воздуха, сколько от холода, сковывавшего ее изнутри. Уже на протяжении нескольких часов она мысленно твердила – произошло недоразумение, Миша жив, и тот, чье тело им сейчас покажут, окажется незнакомым человеком, который... который, скажем, украл у Михаила документы. Да, конечно, такое может случиться! Жулик стащил у Миши бумажник, где лежал паспорт, а затем попал под автомобиль. Причем Марина так уверовала в свою версию, что даже не сомневалась – именно так и было! А Миша скоро объявится. Выяснится, что он заболел, попал в больницу, потерял память или... Или пускай даже откроется, что он всю ночь провел у любовницы! Она согласна на любую версию, лишь бы знать – ее будущий муж все еще жив!

Но внутренний голос подсказывал – нет, никакой ошибки нет. Профессор подвел Лилию Сергеевну и Виктора Михайловича к одному из тел, откинул с лица простыню.

– Да, это он, – скорбно произнесла Лилия Сергеевна. – Скажите, он не мучился?

Марина тупо смотрела на очертания накрытого тела. Неужели это Миша? Нет, полностью исключено! Это не он, не он, не он!

Медленно, как сомнамбула, девушка подошла ближе – и увидела Мишу. На столе лежал ее родной, любимый, обожаемый Михаил, и в то же время он был каким-то чужим, неестественным, изменившимся. Марина заметила несколько ран на лице молодого человека и, вскрикнув, бросилась прочь. В коридоре, прислонившись к кафельной стенке, она сползла вниз, на пол, и заплакала. Почувствовала, как кто-то положил ей руку на плечо, и услышала тихий голос Лилии Сергеевны:

– Да, Мариша, я тоже все надеялась, что произошла ошибка, что погиб не мой сын. Всякое же бывает. Я ждала чуда, просила о нем Господа, предлагала себя в жертву, но... но мои мольбы ничего не изменили.

– Лиля, отстань ты со своим богом! – раздался рядом визгливый голос Виктора Михайловича. – Нет никакого бога, это все выдумки! Если бы он был, то не дозволил бы Мишеньке умереть! За что, почему, с какой целью?

Профессор приятным баритоном принялся рассказывать им о том, что имел место несчастный случай, что Михаила сбил автомобиль недалеко от станции метро «ВДНХ», что водитель скрылся с места преступления, но его ищут...

* * *

Похороны состоялись в ту субботу, на которую была назначена свадьба. В ночь перед траурной церемонией Марина методично искромсала ножницами подвенечное платье. Она пребывала как будто в трансе, а чувства были словно заморожены. И боль, небывалая, пульсирующая, с каждым мгновением возрастающая боль, терзала ее. Все в квартире напоминало о Мише, каждый предмет: вот его домашние тапочки, его бритва, его одеколон, его носки, лежавшие в баке для белья...