Полная версия
Всего единожды она подошла к телефону – чтобы позвонить Феликсу. Трубку сняла девочка, вероятно, одна из его дочерей.
– Вы из какой газеты? – раздалось вместо «алло».
– Я коллега папы, – слукавила Стелла. – Он мне очень нужен.
– Папа заперся в кабинете и ни с кем не хочет говорить, – бойко и не без удовольствия объяснила девочка: видимо, она была из тех людей, кто получает от скандала и хаоса большое удовольствие.
– Передай ему, что… что звонит Стелла, – произнесла доктор Конвей. И услышала дробный топот, а затем возбужденный голос девочки: «Мамочка, мамочка, звонит та самая тетя, которая с нашим папой шуры-муры разводила и помогла освободить маньяка!»
В наушнике зашуршало, и сразу раздался резкий женский голос:
– Как вы после всего того, что причинили моему мужу, осмеливаетесь звонить сюда? Вы – бессовестная, дрянная гадина! Вы разрушили его карьеру, погубили репутацию, лишили моих детей средств к существованию!
Супруга Феликса положила трубку, и Стелла поняла, что с ее стороны было ошибкой пытаться поговорить с Феликсом. Даже если бы он подошел к аппарату, что бы она сказала? Что ей ужасно жаль и она не хотела причинить ему вред?
Поздно вечером в четверг, начиная с половины двенадцатого, телефон звонил с периодичностью в каждые две-три минуты. К тому времени память цифрового автоответчика была уже заполнена множеством сообщений (Стелла намеренно не стирала их, чтобы вездесущие журналисты не нервировали, неся чушь и прося об эксклюзивном интервью), поэтому доктор Конвей не знала, кто именно добивается ее в столь поздний час? В конце концов она выключила телефон, хотя знала, что не должна этого делать.
Когда в начале второго раздалась трель домофона и на экране камеры Стелла увидела двух человек, развернувших удостоверения министерства внутренних дел, сердце у нее оборвалось: она поняла, что решение принято. Ее уволили и, по всей видимости (зачем же тогда понадобилось посреди ночи посылать к ней верных псов Готвальда?), решили для острастки заключить под стражу.
Появившиеся молодые люди, облаченные в черные костюмы и стандартные мешковатые плащи, с хмурыми индифферентными лицами и бритыми затылками, ничего объяснять не стали. Но и никаких бумаг (ордера на арест!) они не предъявили, просто заявив, что госпожа Конвей обязана пройти с ними. На сборы ей дали пять минут.
Стелла быстро переоделась, сменив халат на строгий черный костюм. Волосы она забрала в пучок и надела очки. Из зеркала на нее смотрела испуганная и не знающая, как жить дальше, особа неопределенных лет – спать за прошедшие дни ей удавалось не больше трех-четырех часов в сутки, и то днем, при закрытых жалюзи и включенном торшере.
На вопросы молодчики не отвечали. В лифте, пока они спускались с тридцать восьмого этажа в холл (Черт проник в ее квартиру, располагавшуюся на втором этаже старинного особняка, вскарабкавшись по кирпичной стене, поэтому, решив сменить жилье, Стелла остановила свой выбор на недавно выстроенном небоскребе с совершенно гладкими стенами и затемненными окнами), один из них доложил по мобильному: «Мы ее взяли».
Стеллу усадили на заднее сиденье черного джипа с государственными номерами, оба молодчика сели по бокам, словно боясь, что она попытается сбежать. Водитель, еще один субъект в черном костюме, игнорировал светофоры и правила дорожного движения. Во время поездки по столице доктор Конвей, исподтишка посматривая в окно, пыталась сообразить, куда же ее везут. Когда подъезжали к зданию одной из тюрем, машина начала сбрасывать скорость, и Стелла вообразила, что ее отправят в камеру предварительного заключения.
Однако автомобиль, плавно повернув около тюрьмы, поехал дальше, в направлении аэропорта. Тогда Стелла подумала, не хотят ли ее переправить куда-нибудь в глубь страны, там ведь предостаточно тюрем. И вдруг джип неожиданно затормозил – они находились в районе фешенебельных вилл на выезде из столицы.
– Что мы здесь делаем? – спросила доктор Конвей, но ответа удостоена не была.
Выйдя на свежий морозный воздух (температура в столице ночью упала до минус семи), Стелла заметила большой особняк в стиле Тюдоров. Около ворот толпились люди. Один из них направился к доктору Конвей, и она узнала Теодора Готвальда, своего начальника – бывшего или все еще настоящего, она так и не знала.
– Сожалею, что потревожил вас в столь поздний час, Стелла, но экстраординарные обстоятельства, увы, требуют этого, – произнес он, пожимая женщине руку. – Вы не подходили к телефону, хотя находились в квартире, пришлось послать за вами моих ребят.
– Вы что, следили за мной, поэтому так уверены, что я не покидала квартиру? – спросила саркастически Стелла.
Готвальд, потерев шею, ответил:
– Да, именно так.
– Вы отдали команду следить за мной? – произнесла Стелла, не зная, стоит ли ей удивиться или рассердиться. – Но почему, Теодор? Я разве дала повод… – И осеклась: повод она дала.
– Мы не исключали возможности, что вы действуете заодно с Чертом. Хотя, скажу честно, лично я не верил полностью в то, что это возможно.
– Не верили полностью? – переспросила Стелла.
Получается, что Готвальд, знавший ее в течение шести лет без малого и раскрывший с ней десятки, если не сотни дел, все-таки не исключал того, что она работает на маньяка?
Готвальд молча развернулся и зашагал к чугунным воротам. Стелла заспешила за ним, продолжая прояснять ситуацию.
– Шеф, выходит, что вы обращались… обращаетесь со мной как со шпионкой, следили за мной, подозревали в сговоре с Чертом… А «жучки» в квартиру поставили? Зачем вы приказали привезти меня сюда? Это что, ваш дом?
– Хорошего же вы обо мне мнения, Стелла, – без тени улыбки заявил вместо ответа Готвальд.
Он махнул рукой, и ворота распахнулись. Они прошли на территорию небольшого поместья и двинулись к освещенному особняку.
– Чтобы заработать на подобный дворец, мне понадобилось бы беспрестанно трудиться во славу отечества около трехсот лет, – сказал Готвальд. – Вы требуетесь мне в качестве эксперта.
– Отчего такая перемена? – задала вопрос доктор Конвей. – Я же пария, от меня требуют выплаты нескольких миллионов долларов в карман Вацлаву Черту за нанесенный ему моральный ущерб, и дисциплинарный комитет наверняка принял решение о моем бесславном увольнении…
Готвальд на ходу поправил:
– Заседание было назначено на завтра. Но я уже позвонил, и его перенесли на неопределенный срок. Если вам повезет, Стелла, то оно вообще не состоится. Но вам должно крупно повезти! Очень!
С этими словами он поднялся по гранитным ступенькам и подошел к массивной деревянной двери. Стелла вступила вслед за ним в холл. Пол здесь был выложен мраморной мозаикой, копировавшей фривольный орнамент, обнаруженный при раскопках виллы какого-то патриция в Геркулануме, сметенном с лица земли во время легендарного извержения Везувия: фавны, преследующие обнаженных нимф, сатиры, уестествляющие дриад, простые смертные, предающиеся любви с богами.
Особняк, отметила для себя доктор Конвей, явно принадлежал человеку, обладавшему большими деньгами, но не бездной вкуса. Еще один штришок: картины импрессионистов, украшавшие драпированные темно-синим бархатом стены, – в том случае, если они подлинники, – стоят безумно дорого.
– Кто-нибудь объяснит мне, в чем дело? – спросила Стелла Конвей во весь голос. Сотрудники, сновавшие по холлу, воззрились на нее.
Готвальд, поднимавшийся по большой лестнице на второй этаж, остановился и обернулся:
– Черт совершил новое убийство – жертвой стала его собственная адвокатша, та самая Амелия Гольдман, что вытащила на свет божий паскудную историю о вас и заместителе прокурора.
– Что?! – воскликнула потрясенная Стелла, не веря собственным ушам. Сотрудники, замершие на секунду, возобновили деятельность, неловко скрывая смущение.
Готвальд, неверно интерпретировав возглас спутницы, договорил жестко:
– Не рассчитывайте на извинения от меня, если задел ваши нежные чувства, Стелла. О том, что вы спали с Дарбичем, известно теперь всей стране и даже в других государствах. О вас сообщали даже по Би-би-си и Си-эн-эн. Можете гордиться!
Стелла покраснела.
– Не в том дело, шеф, я не воспитанница института благородных девиц, чтобы падать в притворный обморок при каждом упоминании о факте моего прелюбодеяния. Просто… Черт в зале суда пообещал мне, что убьет Амелию, а также меня, и теперь вы говорите…
– Следуйте за мной, – прервал ее Готвальд. А когда Стелла поднялась вслед за ним на второй этаж, негромко произнес: – О том, что он вам угрожал, вы были обязаны доложить мне изначально!
– Разве это что-либо изменило бы, шеф? – спросила Стелла. – Никто не сомневался в моей вине, да и я не отрицаю, что из-за моей связи с Феликсом все полетело псу под хвост… и вы сами подозревали меня в сговоре с Чертом, поэтому ни одному моему слову не поверили бы…
– В следующий раз обо всем немедленно докладывать мне лично! – приказал Готвальд. – И не при таком стечении народа, Стелла!
От лестницы они направились по коридору к комнате, из дверей которой лился яркий свет.
– Значит, он таки убил Амелию? – спросила Стелла.
– Убил, – подтвердил Готвальд. – Сейчас все сами увидите!
Доктор Конвей вошла в большую комнату, оказавшуюся спальней. И сразу в нос ей ударил специфический запах крови. Стелла подавила волну тошноты, внезапно накрывшую ее, и замерла на пороге.
Ворсистый белый ковер был залит кровью. Кровь была и на стенах лавандового цвета, на картинах, на фотографиях, на венецианском зеркале-трюмо, уставленном флаконами, коробочками и тюбиками, и даже на золоченом вентиляторе под потолком.
– Черт превзошел самого себя, – произнес один из медицинских экспертов, склонившийся над большой двуспальной кроватью. На постели крови было больше всего.
Стелла, стараясь не наступать на бордовые разводы, подошла к эксперту. Знаменитый адвокат по уголовным делам Амелия Гольдман лежала на кровати: руки, как и у всех жертв Черта, прикреплены наручниками к спинке, лицо превращено в кровавую маску, обнаженное тело покрыто множеством ран.
– М-да… Наш общий друг постарался… – заметил Готвальд.
– Можно и так сказать, – отозвался медицинский эксперт. – Почерк Кровавого Дьявола, никаких сомнений. Детальный отчет смогу представить не раньше утра, после вскрытия. Как и всем предыдущим, он перерезал ей глотку и, пока она агонизировала, изнасиловал. Не сомневаюсь, что, как и во всех предыдущих случаях, использовал презерватив, ибо видимых следов спермы нет. Затем устроил бойню – на первый взгляд не меньше пятидесяти ножевых ранений, кожа с лица срезана, причем сделал он это, когда она еще была жива.
Стелла на мгновение вспомнила события десятимесячной давности – она, как и Амелия, находилась в полной зависимости от Вацлава Черта, и только по благоприятному стечению обстоятельств ей удалось выжить.
– С вами все в порядке? – обеспокоенно спросил Готвальд.
Доктор Конвей, взяв себя в руки, поспешила успокоить шефа:
– Да, да. Когда было обнаружено тело?
– Два с половиной часа назад, – ответил Готвальд. – Горничная Амелии Гольдман нашла ее, у бедной женщины до сих пор шок.
– А Черт? – осторожно спросила Стелла.
– Исчез, – ответил начальник. – Все силы столичной полиции брошены на его задержание. Это же неслыханно – Черт решил воспользоваться небывалым шансом и, оказавшись на свободе, снова принялся за убийства!
Стелла подумала: если бы не ее оплошность, Амелия осталась бы в живых. Хотя она ведь пыталась предупредить адвокатшу, но та не пожелала слушать. Гольдман знала, что имеет дело с безжалостным убийцей, однако была уверена, что ее-то Черт не тронет – еще бы, она же его защитница! За свою самоуверенность Амелия поплатилась жизнью.
Настало время осмотреть место преступления. Готвальд пояснил:
– Мы должны убедиться, что перед нами новая жертва Черта, а не имитатора его злодеяний. Вы, Стелла, как никто другой, знакомы со всеми деталями, так что осмотритесь…
Доктор Конвей прошлась по спальне, заглянула в ванную комнату, спросила:
– Как он проник в дом?
– Следов взлома нет, – ответил Готвальд, – создается впечатление, что Амелия впустила его.
– Обычно Черт проникал в дома жертв тайно, – заметила Стелла.
Она с беспокойством вспомнила о том, что обещал маньяк – после адвокатши жертвой станет она сама. Оставалось надеяться на то, что полиция нападет на его след и арестует до того, как тот доберется до Стеллы.
– Куда мог скрыться Черт? – произнесла она вслух вопрос, который тревожил ее больше всего.
– Едва я получил сообщение о произошедшем убийстве, – заговорил Готвальд, – то немедленно распорядился выслать группу захвата к нему домой. В квартире никого не оказалось, а у оперативников создалось впечатление, что Черт там после освобождения и не появлялся – везде пыль, никаких следов хозяина. Скорее всего, он снял номер в какой-нибудь гостинице. Мои ребята отслеживают его кредитную карточку, но пока результатов нет. Ну ничего, рано или поздно мы его схватим! Физиономия его слишком известна, никуда он не денется! Совершив это убийство, Черт выдал себя с головой, когда мы его поймаем, в нашем распоряжении будут неопровержимые доказательства его вины.
– Не удивлюсь, если выяснится, что у Черта имеется тайное логово, о котором мы не имеем представления, – заметила Стелла. – И, вероятно, у него имеется паспорт, а то и несколько, на другое имя, а также предостаточно наличности. Или существует несколько счетов на подставных лиц.
– Что вы хотите сказать? – произнес недоверчиво Готвальд. – По всей столице проходит спецоперация, цель которой – задержание Черта нынче ночью. Я уверен, мои сотрудники справятся! Еще до рассвета мерзавец окажется в наших руках! Оказавшись на свободе, он потерял голову от радости и, соблазнившись легкой добычей, лишил жизни Амелию Гольдман.
Стелла так не считала. Она не сомневалась: убийство адвокатши не было спонтанным актом, Черт тщательно готовился к нему. Амелия, сама того не ведая, превратилась в игрушку в руках маньяка – он манипулировал Гольдман, подбросив ей улики, которые вынудили судью признать процесс недействительным…
Ее размышления прервало появление одного из помощников Готвальда. Он протянул шефу мобильный телефон. Тот, выслушав донесение, воскликнул, сияя:
– Его только что взяли, Стелла! Наглец как ни в чем не бывало развлекался в ночном клубе! Я же сказал, что еще до рассвета он окажется в наших руках! Я лично примусь за его допрос, и он живо выложит мне всю правду! Убив адвокатшу, Черт совершил большую ошибку: никто из столичных законников экстра-класса не захочет защищать его, ему дадут государственного адвоката, а те красноречием и сообразительностью не отличаются, так что на новом процессе никто не сможет устроить театр. Ну что ж, поехали, Черта везут в тюрьму!
– Но улики… – заикнулась Стелла. – Пока в нашем распоряжении нет ни единой улики…
– За ними дело не станет, – холодно отрезал Готвальд, выходя из спальни покойной Амелии Гольдман. – Этот тип признается мне не только в убийстве адвокатши, но и во всех прочих преступлениях!
Скоро ты станешь моей…
Вацлав Черт вел себя на удивление спокойно и уверенно. Стелла, наблюдая за ним через зеркальное стекло из небольшой комнатки, нашпигованной записывающей аппаратурой, видела перед собой скучающего человека. Одетый в черные джинсы и пеструю батиковую рубашку, закинув ногу на ногу, Черт восседал на металлическом стуле. Внезапно он посмотрел прямо в глаза Стелле, находившейся с противоположной стороны большого зеркала, и произнес:
– Добрый вечер, моя хорошая. Мне жаль, что вырвал вас из объятий ваших кошмаров. Но ничего, скоро вы вернетесь к ним!
По телу Стеллы пробежали мурашки. Откуда Черт может знать, что она находится в смежной комнатке? Он не в состоянии видеть ее!
Маньяк улыбнулся и приветливо помахал рукой. Что-то в его поведении настораживало Стеллу – он вел себя уж слишком самоуверенно. Она надеялась, что после убийства Амелии он предпочтет скрыться, а вместо этого… Ведь Черта задержали в одном из самых известных ночных заведений Экареста! Он и не пытался бежать! Был с полицейскими корректен, а прибыв в тюрьму, первым делом потребовал своего адвоката – Амелию Гольдман.
Дверь комнаты для допросов распахнулась, появился Теодор Готвальд в сопровождении своего заместителя. Черт расплылся в улыбке и произнес:
– Господин руководитель группы по моему задержанию, как же я рад видеть вас! Чему обязан подобной весьма сомнительной честью лицезреть вас в столь поздний час? Или я нарушил какое-то неведомое мне предписание, развлекаясь в ночном клубе?
Готвальд, подойдя к Черту, наотмашь ударил его по лицу. Стелла увидела, как из разбитой губы задержанного потекла тонкая струйка крови. Глаза Черта загадочно сверкнули, и на секунду Стелле показалось, что он чрезвычайно рад произошедшему.
– Мы знаем, что это ты убил ее, – произнес Готвальд, тяжело дыша. – И не пытайся юлить, мерзавец!
– О чем вы? – утирая тыльной стороной ладони кровь со рта, произнес Черт. Стелла отметила, что у него великолепно получается разыгрывать невиновного.
Вместо ответа Готвальд сильно толкнул его в грудь, стул, на котором сидел Черт, пошатнулся. Задержанный попытался встать, Готвальд нанес ему удар в живот.
– Ты отлично знаешь, о чем я веду речь, – произнес он.
– Я требую… требую предоставить мне свидание с адвокатом… – задыхаясь, прошептал Черт. – Вы не имеете права подвергать меня физическому насилию, это противозаконно…
– Физическое насилие? – делано удивился Готвальд. – О каком насилии ты ведешь речь, приятель?
– Вы избиваете меня, – прогнусавил Черт.
– Мы избиваем тебя? – ужаснулся Готвальд и со всей силы ударил Черта двумя ладонями по ушам. Тот с протяжным стоном повалился на пол. – Кажется, ты страдаешь галлюцинациями, – заявил Готвальд. – Никто тебя не избивает, а вот сам, наоборот, ты буйствуешь и наносишь себе увечья.
– Мой адвокат Амелия Гольдман… – простонал Черт.
Готвальд с размаху «поддел» задержанного ногой и заявил:
– Тебе лучше, чем кому бы то ни было, известно, что твоя адвокатша мертва: ты убил ее сегодня вечером. Ну что, хочешь сделать чистосердечное признание?
– Я не понимаю, о чем вы говорите… – услышала Стелла тихий голос Черта.
Готвальд, рывком подняв Черта с пола, бросил его на металлический стол и принялся избивать. Доктор Конвей отвернулась. Она знала, что ее вмешательство не избавит Черта от мер физического воздействия. Странно, однако она испытывала непонятное чувство по отношению к Вацлаву Черту – нечто похожее на жалость.
– У тебя есть возможность в любой момент остановить происходящее, – заявил Готвальд, нанося удар за ударом. – У моего заместителя имеется признание, от тебя требуется лишь подписать его. Как только поставишь свою закорючку, мы оставим тебя в покое. Ты меня понял, Черт?
– Стелла! – услышала доктор Конвей свое имя и вздрогнула. Черт обращался к ней. – Я ни в чем не виновен, клянусь вам! Помогите мне, прошу вас! Иначе ваш начальник убьет меня…
Готвальд продолжал истязать Вацлава Черта. Стелла слышала мерные удары и стоны задержанного. Наконец раздался хриплый шепот:
– Я согласен, я все подпишу… Только прекратите!
– Вот это мне нравится, – похвалил Готвальд и, схватив за волосы лежащую на столе голову Черта, приподнял ее. Заместитель шефа раскрыл папку и услужливо подал ее Черту. Готвальд вложил в пальцы задержанного ручку.
– Можешь не читать, – заметил он со смешком. – Здесь перечисляются твои деяния: все убийства, в том числе последнее, жертвой которого стала Амелия Гольдман. Можешь, впрочем, добавить и другие, совершенные тобой.
– Амелия мертва? – прошептал Черт.
– Не изображай из себя дебила! – ударив его по шее, воскликнул Готвальд. – Конечно, мертва, ты ведь сам убил ее всего несколько часов назад. Ну, я жду! Или ты хочешь, чтобы возобновились воспитательные меры?
Черт склонился над бумагами, задумался, поднес ручку к признанию и… энергичным жестом перечеркнул его крест-накрест.
– Я не собираюсь сознаваться в том, чего не совершал, – заявил он с вызовом и швырнул ручку под ноги Готвальду. – Повторяю, я невиновен!
– Значит, невиновен? – протянул зловеще Готвальд.
Лицо шефа налилось кровью. Стелла поняла, что тот находится на грани нервного срыва. Это может закончиться фатально как для Черта, так и для него самого. Он и так нарушил должностные инструкции, подняв на задержанного руку.
Доктор Конвей выбежала из комнатки и прошествовала в соседнее помещение.
– Шеф, остановитесь! – сказала она, появляясь в тот самый момент, когда Готвальд, повалив Черта на пол, занес ногу над его лицом.
– Что вы здесь делаете? – воскликнул Готвальд. – Убирайтесь прочь, Стелла!
– Побоями вы ничего не добьетесь, только усугубите ситуацию, – ответила доктор Конвей. – И кроме того, я не могу безучастно наблюдать за тем, как вы применяете силу в отношении задержанного. Мне чрезвычайно жаль, шеф, но я не могу допустить, чтобы вы избивали господина Черта…
* * *Дверь комнаты для допросов раскрылась, на пороге возник солидный господин в дорогом темном костюме с лазурным галстуком, украшенным сверкающей булавкой. В появившемся субъекте Стелла узнала одного из самых знаменитых адвокатов столицы, коллегу покойной Амелии Гольдман, Вольдемара Канна.
– Немедленно отойдите от моего клиента! – с вызовом произнес он.
– Кто вы такой и что здесь делаете? – произнес, опешив, Теодор Готвальд. Он явно не ожидал увидеть в комнате для допросов постороннего.
– Кажется, я когда-то имел несчастие быть вам представленным, – процедил адвокат и подошел к лежащему на полу Вацлаву Черту. – Меня зовут Вольдемар Канн, я – защитник господина Черта. Как только мне стало известно о его аресте, я немедленно отправился сюда, чтобы представлять его интересы. Как я вижу, вы не теряли времени и попросту жесточайшим образом избили моего клиента. Учтите, это выйдет вам боком! Я потребую вашего отстранения от расследования. Или вам мало тех миллионов, которые господин Черт потребовал в качестве компенсации от государственных органов и частных лиц, причастных к возбуждению дела по ложным обвинениям?
Адвокат помог Черту подняться. Тот, издавая громкие стоны, изображал из себя тяжелораненого.
– Что, теперь твой защитник – мужчина? – процедил Готвальд. – Не боитесь, адвокат, что после того, как вызволите Черта из тюрьмы, он проникнет к вам в дом и вырежет всю вашу семью?
Вольдемар Канн, проигнорировав замечание Готвальда, усадил Черта на стул, затем раскрыл большой кожаный портфель и вытащил пачку документов, которые швырнул на стол.
– Сразу отвечу на ваш бестактный последний вопрос: я холостяк, семьи у меня нет. Теперь по делу: вы арестовали моего клиента по подозрению в убийстве Амелии Гольдман. Однако имеется свидетельница, которая готова под присягой подтвердить то, что весь прошедший вечер, с двадцати часов до момента своего задержания, господин Вацлав Черт находился вместе с ней в ночном клубе «Рай и ад». Насколько мне известно, примерное время убийства – двадцать три часа – двадцать три часа тридцать минут. Согласно показаниям свидетельницы, мой клиент был в это время с ней!
Готвальд хмыкнул:
– Не может быть! Ваша свидетельница ошибается или врет! Никаких сомнений нет, что Амелию Гольдман убил Вацлав Черт!
– Тогда докажите это! – заявил адвокат. – У вас имеется двадцать четыре часа, чтобы после задержания предъявить господину Черту официальное обвинение. И на сей раз, не сомневаюсь, прокуратура не будет спешить с этим – кому хочется снова попасть впросак и столкнуться с новым иском. А пока что требую перевода моего клиента в тюремный лазарет и регистрации всех его увечий и повреждений. В дальнейшем, господин Готвальд, вы ответите за избиение моего подопечного самым строгим образом!
Теодор Готвальд, крепко выругавшись, вышел из комнаты для допросов. Вацлав Черт, с трудом приоткрыв уже опухающий глаз, повернулся к Стелле:
– Спасибо, что попытались спасти меня, доктор! Я никогда этого не забуду! Мы ведь еще встретимся?
Стелла выбежала вслед за шефом. Она нагнала его в коридоре и сказала:
– Не сомневаюсь, что алиби Черта окажется бронебойным, иначе бы он не позволил задержать себя.
– Что вы хотите сказать? – произнес в раздражении Готвальд. – Что Амелию убил не он?
– Напротив, я уверена в том, что Гольдман стала его новой жертвой, однако Черт играет с нами в кошки-мышки, – возразила Стелла, подумав, что в первую очередь маньяк играет с ней. – Вам стоит приготовиться к тому, что его новый адвокат потребует отстранить вас от ведения дела, предъявит новый иск на огромную сумму и будет давать направо и налево интервью, живописуя кошмары, которые довелось пережить его клиенту. Он же элементарно спровоцировал вас, добившись, чтобы вы подняли на него руку. Теперь он – жертва полицейского произвола. Черт выйдет на свободу…
