Звездный час по тарифу

– Сеньора Сан-Донато? – услышала она знакомый голос и обернулась.

Перед ней стоял высокий молодой мужчина. И откуда ей знакомы его дерзкие глаза и мальчишеская усмешка?

– Вы меня не узнаете? – произнес он. – Феликс Разумовский, русский журналист, который недавно брал у вас интервью.

– Я вас узнала, – солгала Ксения.

Ее смутило не то, что она забыла имя этого нахального русского, а то, что она никак не могла выбросить из головы его смазливую физиономию.

– Так говорят почти все, сеньора, но не многие помнят меня, – заметил журналист. – Понимаете, профиль моей работы таков, что не привлекать к себе внимание – это благо.

Ксения заявила:

– Это помогает вам пробраться в дом к жертве репортажа под видом разносчика пиццы или водопроводчика, сеньор Разумовский?

Феликс улыбнулся, и Ксения отметила, что улыбка у него чрезвычайно сексуальная. И о чем это она думает? Она – без пяти минут замужняя дама, ее жених Андреас всего в паре шагов, а она любезничает с этим русским.

– К сожалению, я занята, – сказала Ксения весьма сердито. И на кого она сердится – на этого прощелыгу? Он для нее ничего не значит!

– Разрешите вам не поверить, – заявил журналист.

Ксения задохнулась от подобной наглости.

– Что вы сказали, сеньор Разумовский? – произнесла она, чувствуя, что краска стыда заливает ее щеки. – Я вас правильно поняла?

– Уверен, что правильно. – Феликс снова рассмеялся, и Ксения не могла отделаться от мысли, что этот молодчик наверняка просыпается каждое утро в объятиях новой подружки – вне всяких сомнений, длинноногой пустоголовой модели или третьеразрядной актрисульки. – Я говорю по-испански весьма сносно, – продолжал журналист. – И это, как и стремление к незаметности, еще одно требование моей работы. Знаете, мои родители были известными учеными-лингвистами, крупнейшими специалистами по компаративной лингвистике, в нашем доме, сколько себя помню, постоянно говорили на разнообразных языках. Отец, например, мог начать фразу по-английски, а завершить ее по-итальянски. Мама же отвечала ему русскими междометиями и продолжала по-французски или по-испански. А вот ругались они всегда исключительно по-немецки – язык Гете и Шиллера очень звучно передает негативные человеческие эмоции...

Ксения едко заметила:

– Сеньор журналист, я, безусловно, рада, что вы, оказывается, лингвистический гений, но у меня нет желания беседовать с вами об этом. Всего наилучшего!

Она направилась к двери в зал и, не удержавшись, обернулась и добавила:

–Кстати, передавайте привет своим родителям. Как это по-русски: «доу свиданниа»?

– Мои родители умерли, – спокойным тоном ответил журналист.

Ксению бросило в жар. Она хотела отшить верткого журналиста хлесткой фразой, а получилось, что она поступила бестактно и оскорбила его.

– Мне... Мне очень жаль, – произнесла Ксения примирительно. Она вернулась к мраморной балюстраде. Разумовский молчал.

Чтобы сгладить свою неловкость, Ксения сказала:

– Мне действительно очень жаль, сеньор журналист. Боюсь, что это звучит бестактно, но я знаю, что такое потерять родителей...

Журналист, устремив взгляд к звездам, тихо заметил:

– Это был несчастный случай. Моя судьба чем-то похожа на вашу, сеньора Сан-Донато. Мои родители возвращались с международного лингвистического симпозиума в Лос-Анджелесе, и их самолет...

Он замолчал. Ксении внезапно стало жаль русского. Когда-то она была уверена, что только маленькая девочка по имени Ксения может испытывать чувство неизбывного горя и плакать по ночам, думая о родителях. Время показало, что это не так.

– Если вам тяжело, то не надо говорить об этом, – промолвила Ксения. – Я сама предпочитаю не затрагивать эту тему, хотя люди, как вы знаете, чрезвычайно бестактны, причем они более всего бестактны, когда стараются быть тактичными. Сколько раз мне приходилось выслушивать от малознакомых или незнакомых личностей: «Ах, бедная девочка, как тебе не повезло, ты же – круглая сирота». И каждый норовил при этом погладить меня по голове или потрепать по щечке! И мне приходилось сносить все это – фальшивые соболезнования, натужные улыбки, напыщенные фразы и праздный интерес: а сколько же миллиардов унаследовала эта девчонка? Мне так хотелось закричать, затопать ногами, завизжать или попросту бухнуться на пол и зарыдать, но я ни разу этого не сделала. Если бы подобный фортель выкинула обыкновенная девчонка восьми или девяти лет, это было бы вполне естественно, никто бы не посмел упрекнуть ее. Но я, Ксения Сан-Донато, не имела на это права! Я не имела права разозлиться, прилюдно заплакать или сказать надоевшему лысому старику-министру или сверкающей бриллиантами даме: «Оставьте меня в покое!» Никто не хотел знать, как мне тяжело, зато всем требовалось одно: чтобы я была сильной!

Ксения смолкла, переводя дыхание. Самым близким человеком для нее был Андреас, но даже с ним она не откровенничала на эту тему. И вот она выложила как на духу все, что ее угнетало в течение семнадцати лет, человеку, которого видит второй раз в жизни. Человеку? Да он же журналист!

Ксения прокляла себя и едва не заскрипела зубами от злости на собственную несдержанность – этот русский напечатает ее идущий из глубины души монолог в своем глянцевом журнале или, что еще вероятнее, продаст права на публикацию крупнейшим мировым изданиям, специализирующимся на собирании слухов и сплетен о знаменитостях.

– Вам не стоит беспокоиться. – Феликс, не отрываясь, смотрел в черное небо. – Да, да, сеньора Сан-Донато, вам не стоит беспокоиться.

Он повернулся к ней и улыбнулся. Затем расстегнул смокинг, снял его и, тряхнув несколько раз, заметил:

– Видите, у меня нет с собой диктофона или подслушивающего устройства. Я не намерен использовать ваши слова в каком бы то ни было интервью. Я только поражаюсь, насколько похожи наши истории – после смерти родителей, а мне тогда было пятнадцать, все ждали от меня одного – проявления безграничного мужества. Еще бы, молодой человек не имеет права рыдать или жаловаться на судьбу!

– Это была техническая неполадка? – спросила Ксения. – Я имею в виду – почему... почему лайнер, на борту которого находились ваши родители, потерпел крушение?

– Это был террористический акт, – ответил Разумовский. – Двадцать лет назад еще не было террористической паутины, которая бы оплетала весь мир, теракты совершали безумцы-одиночки или представители крошечных группировок. Так было и в том случае – моим родителям не повезло, что они летели на самолете американской авиакомпании. Некие леворадикальные отщепенцы с Востока решили, что должны покарать Америку за то, что люди в этой стране живут богаче и лучше, чем на их родине. Один из них поднялся на борт лайнера вместе с небольшим, но чрезвычайно мощным взрывным устройством. Он привел его в действие, когда самолет находился над океаном. Разумеется, погибли все. Тел моих родителей так и не нашли.

Ксения, подчинившись внезапному порыву, положила руку на плечо русскому журналисту. Ее поразило, что его голос был совершенно спокоен, и только в глазах сверкало что-то похожее на гнев.

– Гибель моих родителей предопределила выбор моей профессии, – сказал Феликс.

– Завтра состоятся похороны моего отца и мамы, – произнесла Ксения. – Вы же наверняка слышали, что... что самолет с их останками был найден в джунглях. В этом отношении мне повезло больше вашего – если в подобном случае вообще уместно говорить о везении. Я... я приняла решение, что ни один журналист не будет присутствовать на этой церемонии. Но я буду... буду вам благодарна, если вы согласитесь присутствовать на ней. Я думаю, что так должно быть!

На балкон вышло несколько громко беседующих пар, Ксения поспешно отдернула руку. Видели ли они что-нибудь? Если да, то по Эльпараисо поползут слухи – молодая наследница изумрудной империи любезничает с неизвестным молодчиком, в то время как ее жених находится всего в паре шагов.

– Я обязательно приду, – уверил ее русский, и Ксении показалось, что он хочет добавить что-то еще.

В этот момент на балкон вышел сияющий Андреас. Заметив Ксению в обществе Феликса, он нахмурился.

– Дорогая, президент и сеньора Изабелла ищут тебя, – сказал он, подойдя к Ксении. Его рука легла ей на талию. – А ты, я смотрю, проводишь время в обществе... Мы не имели чести быть представленными друг другу!

Феликс, отвесив легкий поклон, который, как заметила Ксения, был не знаком приветствия, а в большей степени скрытым жестом оскорбления, ответил:

– Сеньор Христополус, скажем так, мы все же знакомы, но только односторонне – я вас знаю, а вы меня нет. О том, что вы вскоре станете мужем самой богатой женщины республики, известно всем и каждому.

– Неужели? – Андреас смерил журналиста холодным взглядом. – Сеньор... как?

– Разумовский, – подсказал Феликс. В его руках мелькнула золотая самописка и крошечный блокнот. Он что-то быстро нацарапал. – Вот, прошу, специально для вас я записал свою фамилию прописными буквами, так, чтобы даже вы могли прочитать и понять ее.

Андреас с преувеличенной брезгливостью отшатнулся от протянутого листка и процедил:

– Вы из Восточной Европы? Герцословак?

– Спешу вас успокоить, я русский, – сказал Феликс с улыбкой.

Ксения с беспокойством наблюдала за внешне вроде бы любезной беседой, которая в действительности походила больше на схватку соперников. Ей еще не доводилось видеть Андреаса в таком плохом расположении духа. Неужели он испытывает чувство ревности по отношению к этому журналисту?

– Правда же, русский! – протянул, словно что-то вспомнив, Андреас. – И чем вы владеете, сеньор... ммм... Рокоссовский?

– Разумовский, – поправил его Феликс. – Эр, а, зе, у, эм, о, вэ, эс, ка, и, и краткое. Или вам еще раз повторить по буквам?

Ксения увидела, как жилы вздулись на шее Андреаса.

– Так вот, сеньор Рассуповский, чем вы, говорите, занимаетесь? Продаете на Запад нефть, гоните природный газ, спекулируете алмазами, толкаете легированную сталь или распродаете по дешевке алюминий? Или чем еще торгуют в вашей заснеженной России? Ах, или, постойте, вы – водочный олигарх! Прибыли в Коста-Бьянку, чтобы прикупить футбольный клуб? Или вы коллекционируете теннисистов? Или чемпионов по гольфу?

– Кертинг, – ответил Феликс, который, казалось, не воспринимал уколов Андреаса и сохранял абсолютное спокойствие. – Моя страсть – это кертинг.

Андреас замолчал, и Ксения поняла, что ее жених попросту не знает, что это за вид спорта. Ей даже стало на мгновение жаль Андреаса. И чего ради он связался с журналистом, которого почему-то принял за русского нувориша!

– Что вы говорите! – произнес с издевкой Андреас. – Так какого рода бизнесом вы занимаетесь, сеньор Рассуповский?

Ксения хотела было вмешаться, но журналист опередил ее. С легкой улыбкой он проговорил:

– Моя сфера – печатные средства массовой информации.

Андреас скривился и произнес:

– Вы владеете газетами и журналами?

– Что-то наподобие этого, – ответил Разумовский.

Ксения вздохнула. Ей не хотелось, чтобы на приеме по случаю дня рождения Изабеллы Коваччо ее жених Андреас сцепился с русским журналистом. Но, кажется, все обошлось.

– А вы, сеньор Христополус? – сказал Феликс. – Каковы ваши бизнес-интересы?

– Вы не слышали о концерне Христополусов, который строит самые надежные в мире танкеры? – снисходительно усмехнулся Андреас.

Вся его поза так и говорила: «Если ты этого не знаешь, то с тобой не о чем говорить!»

– Ну как же, я даже знаком с вашим отцом, – спокойно ответил Феликс. Ксения заметила, что Андреас побледнел. Но почему он так реагирует на эти слова?

– С моим отцом у меня напряженные отношения, – заметил Андреас. Он взял Ксению под руку и сказал: – Было приятно пообщаться с вами, сеньор Разумовский. Но нас ждет президентская чета, так что не обессудьте...

– Ну конечно же, – любезно проговорил Феликс. – Всего хорошего, сеньор Христополус. А с вами, сеньора Сан-Донато, я думаю, мы еще встретимся!

– Не думаю, – вставил Андреас.

Он буквально утащил Ксению с балкона. Когда они оказались в зале, он довольно громко заметил:

– Какой навязчивый тип! И что ему нужно от тебя? Наверняка этот нувориш пытается завязать знакомства в эльпараисской элите, чтобы создать канал для отмывания своих грязных денег. Не удивлюсь, если в действительности он занимается продажей наркотиков или оружия, а скорее всего и того и другого! Отвратительный субъект!

Ксении не понравились слова Андреаса. Неужели он до такой степени ревнует ее к этому журналисту, что готов на все, в том числе и на клевету?

– Пообещай мне, дорогая, что, если он снова попытается заговорить с тобой, ты сразу же дашь ему понять, что не желаешь с ним общаться, – заявил Андреас. Это больше похоже на приказ, чем на просьбу, подумала Ксения.

Она ничего не ответила, а только поцеловала Андреаса. Тот перевел дух и заметил более спокойным тоном:

– Может быть, этот русский – неплохой парень, но он мне не нравится. Слащавая внешность, которая скрывает душу преступника! Уверен, что он связан с русской мафией!

Президент Коваччо и его супруга Изабелла подошли к Ксении и Андреасу. Молодой грек мгновенно забыл о Феликсе Разумовском и возобновил светскую беседу. Ксения, которая стояла рядом, никак не могла выбросить из головы журналиста. Она украдкой обернулась, чувствуя чей-то пристальный взгляд.

Так и есть, русский наблюдал за ней. Подчиняясь внезапному порыву, она извинилась: Андреас с беспокойством взглянул на нее.

– Мне нужно припудрить носик, – прошептала Ксения и скрылась в направлении дамской комнаты. Она покинула зал для приемов и оказалась в пустынном коридоре – стены зеленоватого мрамора, тяжеловесные люстры, старинные доспехи. Феликс не заставил себя ждать. Минуту спустя после того как Ксения оказалась в коридоре, большая зеркальная дверь бесшумно открылась, и показался Разумовский.

– Ваш избранник – весьма нервный молодой человек, – заметил он с усмешкой.

Ксения ответила:

– Но это не помешает ему в скором будущем стать моим мужем.

– Вы уверены, что делаете правильный выбор? – произнес Разумовский.

Ксения с опаской отметила, что журналист оказался так близко от нее, что она слышала его дыхание и могла ощутить тонкий запах его туалетной воды. Сердце Ксении бешено забилось. А что если ревнивый Андреас решит последовать за ней и застанет ее в пустынном коридоре тет-а-тет с журналистом? Или их увидит кто-то из других гостей? Это будет скандал! Ксения Сан-Донато в компании неизвестного красавца накануне собственной свадьбы!

– Что вы хотите этим сказать! – воскликнула Ксения. – Я люблю Андреаса, и...

– Вы его любите? – заметил, изогнув бровь, русский. – Надо же, сеньора, у меня сложилось другое впечатление!

Ксения едва не задохнулась от подобной наглости. Кусая губы, она прошептала:

– Да кто вы такой, чтобы судить об Андреасе свысока? И вообще, не забывайтесь, это моя личная жизнь, обсуждать которую я с вами не намерена!

– И тем не менее вы отчего-то делаете это, – с усмешкой продолжал Феликс. – Не означает ли это, сеньора Сан-Донато, что в глубине души вас терзают сомнения и мучает сакраментальный вопрос: «А стоит ли мне выходить замуж за Андреаса Христополуса?»

Ксения раздраженно ответила:

– Я люблю Андреаса, а он любит меня!

– Ах так, – протянул русский. – Уверены ли вы, сеньора, что, во-первых, вы его любите, а во-вторых, он любит вас?

– Я не понимаю и знать не хочу, на что вы намекаете! – крикнула Ксения. – И вообще, почему только я выслушиваю ваши глупые речи?

Русский улыбнулся и ответил:

– Сеньора Сан-Донато, увы, я не могу ответить на этот вопрос. И рискну предположить – вероятно, из-за того, что я прав!

Ксения отвесила Разумовскому пощечину. Она надеялась, что это сотрет с его лица самодовольную усмешку, но русский продолжал улыбаться как ни в чем не бывало. Ксения пробормотала:

– Сеньор Разумовский, мне очень жаль, я... я не хотела...

Ей представилось, что он напишет в своем журнальчике: «наследница изумрудной империи избивает представителя прессы!».

– Я могу простить вас только в одном случае, сеньора, – сказал журналист, – вы должны сделать мне одолжение!

С этими словами он прижал ее к себе и поцеловал. Ксения заколотила кулачками по груди журналиста, но как только губы их встретились, она прекратила сопротивление. Ей показалось, что поцелуй длился целую вечность.

– Я... Вы... Как вы смеете! – выпалила наконец Ксения, когда Разумовский отпустил ее. – Да вы представляете, что я сейчас сделаю! Я... Я...

– Вы вернетесь к своему темпераментному жениху, который развлекает сеньора президента и его очаровательную супругу Изабеллу, и сделаете вид, что ничего не произошло, – на полном серьезе ответил нахальный русский.

Ксения растерялась. Ей не доводилось сталкиваться с личностями, которые не только не стеснялись собственной наглости, но и гордились ею. Феликс Разумовский, по всей видимости, принадлежал именно к такой когорте.

– Запомните, если вы сделаете это еще раз, то я... – растерянно проговорила Ксения.

Журналист деловито подсказал:

– То вы подадите на меня в суд? Вызовете полицию? И снова ударите меня? Сеньора Сан-Донато, мне кажется, что вы так возмущены произошедшим по одной причине – вам понравилось!

– Я не желаю больше беседовать с вами! – топнула ножкой Ксения. – Я ухожу.

– Всего хорошего, сеньора, было очень приятно поцеловать вас, – вежливо ответил Разумовский, поклонившись.

Развернувшись, Ксения направилась к зеркальным дверям, но, передумав, изменила направление и быстрыми шагами подошла к журналисту, который с безмятежной улыбкой стоял на прежнем месте.

– Нет, что вы себе позволяете! Почему это я должна уходить отсюда? И вообще, как вы проникли на празднование дня рождения Изабеллы? Сюда приглашаются только...

– ...Сильные мира сего, сливки общества, титаны и гиганты? – проронил журналист. – Вы хотите сказать, что такой букашке, как я, вход в президентский дворец воспрещен?

– Да! – с вызовом ответила Ксения. – Именно это я и хочу сказать, сеньор русский журналист!

– Алекс Коваччо и его супруга Изабелла – мои старые друзья, – проговорил Разумовский с непроницаемой миной, и Ксения не могла понять, правда ли это или очередная шутка. Но что может связывать главу государства и его супругу с этим московским писакой?

– Я оказался здесь с единственной целью – увидеть вас, сеньора Сан-Донато, – сказал Феликс.

– Так я вам и поверила! – нерешительно заметила Ксения.

– Уверяю, так оно и есть, – заявил журналист. – И еще мне кажется, что вы находитесь в опасности.

– В опасности? – переспросила Ксения. – С чего вы взяли? Я более чем счастлива, скоро я выйду замуж и получу миллиардное наследство.

– Поэтому-то вы и находитесь в опасности, – продолжил Разумовский. – Но ваш жених, хочется мне верить, защитит вас. Кстати, он говорил вам, что отец лишил его наследства и не желает больше ничего о нем слышать?

Ксения в изумлении уставилась на журналиста и пробормотала:

– Вы лжете!

– Лжет ваш жених, – заметил Разумовский. – Когда он говорит, что его родители не могут прибыть на вашу свадьбу по каким-то надуманным причинам, то он делает это с одной целью: чтобы скрыть от вас правду. Никто из Христополусов не желает видеть его. Спросите своего суженого, по какой причине. Или пролистайте старые греческие газеты пятилетней давности...

Ксения задумалась. Какой смысл этому русскому сочинять небылицы? Ведь его слова легко проверить. Она так и сделает. Или, лучше всего, напрямую спросит Андреаса!

– Почему вы уверены, что мне грозит опасность? – спросила Ксения.

Разумовский ответил:

– Потому что, сеньора, я это знаю. Кто-то ненавидит вас до такой степени, что желает вашей смерти.

– Что? – Ксения нахмурилась. – Откуда вам это известно? И кто этот тайный недоброжелатель?

Разумовский с усмешкой ответил:

– Вы же понимаете, что как журналист я имею право не раскрывать свои источники информации. Если бы я знал, кто именно, то не стал бы скрывать от вас. Похоже, это первый раз, когда я...

– Когда вы... – повторила Ксения.

– ...Когда я неравнодушен к объекту... своего интервью, – сказал Разумовский.

Ксения обернулась, потому что услышала голоса – зеркальная дверь распахнулась, показались две пышно одетые дамы, которые направились к дамским комнатам. Ксения мило им улыбнулась, делая вид, что поправляет прическу; когда они их миновали, она повернулась к Феликсу со словами:

– Если вы считаете, что сможете...

Но Разумовского нигде не было. Ксения с удивлением посмотрела по сторонам – коридор был нескончаемым, и журналист не мог раствориться в воздухе за те несколько секунд, которые она стояла к нему спиной. Так куда же он делся?

Совсем некстати Ксения подумала о поцелуе. Нет, она ничего не скажет об этом Андреасу. Он не поймет. Все равно она больше никогда не увидит этого русского. И пусть только попытается взять у нее интервью!

– Ксения, где ты пропадаешь! – Раздраженный голос Андреаса заставил ее прийти в себя. Ксения вздрогнула – жених стоял перед ней. – Ну наконец-то, – сказал он более милостивым тоном. – А то ты бросаешь меня и президентскую чету и исчезаешь. Что-нибудь произошло? На тебе лица нет!

Ксения поспешно заверила его:

– О нет, все в полном порядке!

– Ну если так, то мы можем вернуться в зал, – сказал Андреас. Он нежно поцеловал Ксению и спросил: – Ты уверена, что все в порядке?

– Я хочу задать тебе один вопрос, – произнесла Ксения.

То, что сообщил ей Разумовский, никак не шло из головы. Неужели он прав? Но Андреас никогда не говорил о том, что отец лишил его наследства.

Андреас ободряюще улыбнулся и сказал:

– Мне нечего от тебя скрывать, дорогая. Так что ты хочешь знать?

Ксения запнулась:

– Ты говорил, что... – Она не смогла пересилить себя и выпалила: – ...что мы должны пожениться как можно быстрее. Я тоже так считаю! Я не хочу больше откладывать это!

– Как же я люблю тебя, – произнес Андреас и поцеловал ее.

Закрыв глаза, Ксения отдалась наслаждению. Внезапно ее пронзило странное видение – она в объятиях русского Феликса! И почему она думает об этом, когда находится наедине с Андреасом?

– Не будем заставлять президента ждать. – Ксения легонько оттолкнула Андреаса. Они вернулись в зал для приемов. За секунду до того, как тяжелая зеркальная дверь захлопнулась за ней, Ксения обернулась.

Она почему-то надеялась, что увидит в коридоре Феликса. Но там никого не было.

– Все в порядке? – спросил Андреас.

Ксения кивнула и медленно ответила:

– Разумеется, дорогой, все в полном порядке.

Но уверена в этом она почему-то не была.

8 октября

– Сеньора Сан-Донато, я рад приветствовать вас, – произнес Мануэль Ди Фабио, поднимаясь навстречу важной клиентке. Ксения приложила палец к губам.

– Сеньор Ди Фабио, мы же условились, что вы не будете называть меня по фамилии, – сказала она, с облегчением убедившись, что дверь кабинета за ее спиной закрыта и любопытная секретарша не услышала слов своего шефа.

– Извините, сеньора, – ответил частный детектив. – Но вы можете не беспокоиться, никто не узнает о вашем визите в мою контору!

Накануне вечером Ди Фабио связался с Ксений. Она оставила ему номер своего мобильного телефона, и он прислал ей СМС. Он сообщал, что получил новые сведения и им необходимо встретиться.

Андреас как раз был в ванной, поэтому Ксения, перечитав два раза послание, ответила детективу, что завтра в три часа дня будет в его офисе. Затем она стерла полученное сообщение и то, которое отправила. Она полностью доверяла Андреасу, но дело, связанное с гибелью родителей, касается только ее одной.

На следующий день она, как обычно, отправилась в небоскреб, где находилась корпорация Сан-Донато. С собой Ксения, помимо кожаного кейса с бумагами, прихватила небольшую сумку. До двух часов она занималась рутиной – подписывала бумаги, проводила консультации, выслушивала мнения экспертов.

В четырнадцать часов она велела секретарше ни с кем ее не соединять в течение двух часов.

– Разумеется, сеньора Сан-Донато, – ответила та, выслушав указания начальницы по селекторной связи.

Ксения быстро переоделась – она сняла деловой костюм цвета маренго, вытащила из сумки черное старое платье в горошек, поверх него натянула сиреневый шелковый пиджак с накладными плечами – эти сокровища она обнаружила в углу гардеробной: давно вышедшие из моды, они позволят ей принять новое обличье.

Волосы, собранные в пучок, Ксения накрыла рыжим париком с длинными вьющимися локонами, затем у зеркала подвела губы пурпурной помадой и скрыла глаза за большими темными очками в пол-лица. Результатом Ксения осталась довольна и в завершение всего водрузила на голову легкомысленную длиннополую шляпу с несколькими перьями.