Восьмой смертный грех

Впрочем, денег у меня было более чем достаточно. Под влиянием моей матушки мы переехали в Беверли-Хиллз, в роскошные апартаменты с лазурным бассейном и семью слугами – все за счет студии.

Я-то думал, что являюсь «звездой», но, чтобы стать «звездой» в действительности, пришлось потрудиться. Тайно от всех, в первую очередь от своего агента и матушки, я женился. На своей подружке. На той самой, ссора с которой привела меня в лоно Голливуда. Каждая из моих жен (а у меня их за всю жизнь было четыре, не считая огромного количества любовниц, точное число коих мне самому неизвестно) приносила мне детей и «Оскара». Исключением стала только моя последняя супруга Дороти…

Я делал карьеру, зарабатывал славу и деньги. Моя первая жена, Вивиан, подарила мне сына и дочь, через четыре года я с ней развелся. В голову мне ударила собственная популярность, мне хотелось сладкой жизни, а Вивиан, тихая и покорная, только мешала этому. Я щедро обеспечил ее и детей, мы без проблем развелись, и на сегодняшний момент Вивиан – моя лучшая подруга. Я спал с ней в последний раз в 1961, когда президентом был еще Кеннеди, но это не мешает мне до сих пор нежно любить ее.

После нескольких лет разнузданной жизни я встретил Кэтрин, мою вторую жену. О, с Кэтрин у нас была настоящая страсть: мы могли устраивать ужасные ссоры, с летающими по дому ножами и разбитыми окнами, а затем столь же неистово любить друг друга среди этого хаоса. Союз с ней принес мне второго «Оскара» за роль примерного и чопорного отца семейства, а по совместительству маньяка Джона Уиллера в драме «По ту сторону добра». Кэтрин родила мне двух дочерей. Мы бы до сих пор ссорились и мирились с ней, если бы… Если бы она не погибла ненастной ночью после очередной нашей ссоры на автотрассе. Вместе с двумя девочками, которых взяла с собой в машину, убегая от меня к своим родителям.

Я уверен, мы бы помирились с ней день спустя, но в тот ноябрь хлестал дождь, она не справилась с управлением, ее занесло, на беду рядом оказался бензовоз… Как мне сказал полицейский врач, они трое погибли мгновенно, и это единственное, что меня утешает. Я никак не мог поверить, что Кэтрин и наши дочурки мертвы и лежат в дорогих полированных гробах, которые скользят в разверзшиеся утробы могил. Кажется, в день похорон я был безобразно пьян и пытался избить священника, который читал заупокойную молитву. Кажется…

Сам я ничего не помню, как не помню и пятнадцати лет, полных анонимного секса, алкоголя и скандалов, которые последовали за смертью Кэтрин и дочерей.

Именно в таком состоянии полной амнезии я и заключил новый брачный союз. Проснувшись в одном из мотелей Лас-Вегаса, я увидел в постели рядом с собой незнакомую женщину. Согласно валявшейся среди бутылок бумаге она была моей новой женой. Не могу сказать, чьей же идеей – ее или моей – было заключить в одной из многочисленных церквушек города развлечений моментальный брак, однако в любом случае эта особа была полной противоположностью Кэтрин.

Звали ее Присцилла, она оказалась младше меня на восемь лет, по профессии была массажисткой, а по жизненным принципам – пергидрольной блондинкой. Она уверяла меня потом, что именно я чуть ли не насильно затащил ее в церковь, однако если это так и было, то не я же заставил ее перед алтарем сказать «да»? Присцилла оказалась вздорной хамкой, которая всю свою жизнь мечтала о том, чтобы удачно и выгодно выйти замуж. Желательно за миллионера. И я был таковым к тому времени. Несмотря на многочисленные эскапады, карьера моя по-прежнему шла вверх, хотя в основном я играл в коммерческих фильмах, избегая серьезных тем.

Я решил, что Присцилла, быть может, и не так ужасна, какой кажется на первый взгляд. Как же я ошибался! Под ее кукольной внешностью скрывалась жадная, беспринципная и лишенная морали особа. Но не мне ее винить – в те времена я был ничуть не лучше ее, а наверняка даже хуже. Именно в те годы я переспал с половиной женского состава Голливуда и осчастливил не одну сотню проституток бульвара Сансет.

Присцилла быстро поняла, что может командовать мной. Она с радостью переселилась в роскошный особняк, обставила его по своему ужасному вкусу, ее многочисленные и бедные, как церковные крысы (лучше сказать, как монастырские клопы), родственники не вылезали из моих апартаментов. На публике Присцилла была просто отвратительна, она предпочитала безобразно дорогие платья от французских модельеров, которые ей абсолютно не шли, а также эксклюзивные драгоценности, причем чем больше были бриллианты, рубины или изумруды, тем лучше.

Развестись с ней оказалось гораздо сложнее, чем в пьяном угаре заключить брак. Бывшая массажистка Присцилла была на редкость пронырливой личностью. Она сразу же забеременела, вроде бы от меня, и произвела на свет дочь, затем сына, затем еще одну дочь. И каждый раз заявляла мне, что теперь-то она получит свой очередной миллион. Детей она не любила, они были для нее гарантией того, что я обеспечу ее в случае неминуемого расставания.

Я продолжал пить. И сниматься. Странное дело, но именно брак с Присциллой открыл мне дорогу к третьему «Оскару». Я сыграл священника, который борется со своими сомнениями и неверием и предается пьянству, наряду с этим пытаясь спасти человека, приговоренного к электрическому стулу и утверждающего, что он на самом деле невинно осужденный. Я так вжился в судьбу отца Патрика О'Райли, что мне не приходилось даже имитировать его запои для экранного образа: в большинстве случаев во время съемок я был в самом деле пьян.

И надо же, киноакадемия в третий раз признала меня лучшим актером года. Церемонию вручения «Оскара» я в основном проспал в кресле, только когда назвали мое имя, Присцилла, разряженная в пух и прах, сверкавшая то ли диадемой, то ли жутким колье, весьма ощутимо толкнула меня под ребро локтем. Я не могу сказать теперь, почему, получая награду, я поблагодарил в первую очередь «свою горячо любимую жену». Видимо, я имел в виду Кэтрин. Но к тому времени Кэтрин не было на свете почти восемнадцать лет.

Когда после вечеринки, посвященной моему третьему «Оскару», я очнулся в ванной с двумя китаянками, я понял, что так больше продолжаться не может. Старость незаметно подкралась ко мне, а потом с размаху набросилась, как бешеный волк из темноты.

Поэтому я на время попытался возобладать над своим недугом, весьма успешно, надо сказать. Лечился в разных клиниках, мне даже удалось не пить целых полгода. Однако я снова приложился к бутылке в тот день, когда мой адвокат сообщил, что Присцилла подписала документы о разводе. Так я стал снова холостяком, потеряв при этом половину своего состояния. Но я был готов заплатить Присцилле и больше, отдать ей все, лишь бы она ушла из моей жизни.

Помимо того, что я был плохим мужем, я являлся отвратительным отцом. Я понял это в тот вечер, когда моя старшая дочь (от Вивиан) стала матерью, а я, соответственно, дедом. Я не виделся с собственными отпрысками годами, навещая их под влиянием внезапного импульса с кучей дорогих и ненужных им подарков. Я был им чужим и остался чужим. Дочь не сообщила мне о том, что вышла замуж, как и о том, что станет матерью. Мне позвонила Вивиан и передала эту ошеломляющую новость.

Но мне, как всегда, было не до того. Я пытался осмыслить тот факт, что впервые проявил свою несостоятельность в постели. Как сказал мне один шибко умный доктор из Вашингтона, нельзя же так круто пить, как я, трахаться со всем, что шевелится, а потом еще хотеть, чтобы все было в полном порядке. За эти слова доктор получил по физиономии, а мне пришлось выплатить огромный штраф и по решению судьи отработать двести часов на общественное благо.

Но это не помогло мне избавиться от импотенции. Я испугался. Еще бы, красота и молодость могут пройти, мужчина может быть чуть лучше обезьяны, как говаривала моя матушка, но мужская сила… Кирилл Терц давно был синонимом голливудского сатира, и я гордился тем, что дамы стояли в очереди, чтобы стать моими любовницами.

Я отправился в очередную клинику, на этот раз с твердым намерением бросить пить и снова обрести прежнюю кондицию. И мне это удалось. Точнее, Дороти удалось заставить меня добиться этого. Я всегда восхищался тем, что Дороти Каплан может достигнуть любой цели. Целеустремленность – это у нее семейное. Без этого ее родители не стали бы владельцами самых крупных и прибыльных в мире заводов по производству кормов для кошечек, собачек, хомячков и прочих четвероногих (или двуногих) друзей человека. Дороти была одной из самых богатых дам Америки, я никогда не знал, каково ее состояние на самом деле, думаю, что-то около семисот или семисот пятидесяти миллионов.

Я познакомился с Дороти Каплан в клинике. О нет, она никогда не злоупотребляла алкоголем, она даже апельсиновый сок пила точно по расписанию. Однако ее незадачливый кузен, как и я, любил джин-тоник, смешанный с водкой. Он тоже проходил реабилитацию в клинике для алкоголиков, и Дороти регулярно приезжала навещать его.

То, что Кирилл Терц находится в подобном заведении, было секретом Полишинеля. О моей страсти к бутылке и прямой от нее зависимости знали почти все, но газеты предпочитали деликатно об этом молчать. Не из-за чувства такта, разумеется, а благодаря тем деньгам, что им платила киностудия, с которой у меня был в то время контракт.

Именно Дороти наставила меня на путь истинный. Она была немного чокнутой особой, до ужаса увлекалась паранормальными явлениями, ждала скорого конца света, верила, что инопланетяне живут среди нас, а «летающие тарелки» на самом деле регулярно садятся около ее калифорнийского поместья. Помимо этого она слепо доверяла предсказателям, обожала гороскопы, а в особенности питала страсть ко всякого рода амулетам и талисманам.

Бедняжка не была красивой, даже симпатичной назвать ее можно с трудом. Она побывала два раза замужем, и каждый брак заканчивался для нее полным разочарованием в мужчинах. Детей у Дороти не имелось, поэтому ее многочисленные троюродные племянницы и племянники алчно ждали того момента, когда она переселится к своим зеленым человечкам.

Однако Дороти могла быть очаровательной, несмотря на все свое сумасшествие. Именно с ней я понял, что вовсе не обязательно пить, дабы сдвинуться по фазе. Но все ее увлечения не мешали Дороти железной рукой вести свои консервные заводы и получать ежегодно мультимиллионные доходы. Супруга президента Рейгана, также слепо доверявшая гороскопам, была одной из лучших подруг Дороти, она являлась одной из «них», самых влиятельных, богатых и почитаемых.

Мне стало чуть жаль ее, когда я увидел, как многочисленные родственники тянут из нее деньги, пользуясь ее доверчивостью. Она же, казалось, не замечала этого. Между нами не было любви, однако она меня понимала. Так мне казалось во всяком случае.

Мы заключили брак после того, как меня выпустили из клиники. Я снова не пил, мужская сила вернулась ко мне. Прежняя жизнь, разнузданная и фонтанирующая алкоголем, мне надоела. Хотелось семейного уюта и детей. Дороти была уже не молода, однако мы в любой момент могли бы усыновить ребенка…

На самом деле совместная жизнь с Дороти Каплан оказалась сущим адом. Я ненавидел ее гороскопы и хрустальные шары, она попрекала меня моим прошлым и называла «неудачным актеришкой». Говорила, что без нее я давно бы превратился в проспиртованного тритона. Я вновь потянулся к бутылке и начал пропадать в борделях. Все это не могло длиться долго. Все бы закончилось разводом, однако…

Все могло бы закончиться бракоразводным процессом, грязным, громким и дорогостоящим для обеих сторон, однако Дороти внезапно исчезла. Просто растворилась в воздухе. С того момента прошло уже почти восемь лет. Ходили разнообразные слухи о том, что приключилось с Дороти: то она сбежала с любовником, то ее в самом деле украли столь любимые ею инопланетяне.

В ночь ее исчезновения из нашего калифорнийского поместья местные жители якобы видели недалеко от ранчо непонятные цветные всполохи, гул, а затем взмывающий ввысь аппарат «зеленых человечков». Дороти всегда всем говорила, что если те явятся за ней, чтобы увезти ее с собой на Марс или Альфу Центавра, то она, не думая, согласится.

По существу вопроса я ничего не мог сказать шерифу, который выяснял подробности исчезновения моей супруги, так как большую часть той ночи, как и многие ночи до и после, я провел в бессознательном состоянии из-за алкогольного опьянения. Помнится, я даже цинично шутил, что Дороти, как и ее тезку, подхватил ураган, и она перенеслась в сказочную страну Оз, где наверняка нашла себе то, чего ей так не хватало в нашем жестоком мире.

После исчезновения моей четвертой жены я дал себе зарок, что больше не обзаведусь супругой, и до настоящего момента я держу свое слово. Да и любовниц стало поменьше, а спиртного – только больше. Я все еще появляюсь на экране, в основном в роли соблазнителей-старикашек, а также мошенников и проходимцев.

Кирилл Терц, великий и неподражаемый, мировая легенда, символ времени, а на самом деле спившийся старый хрыч, который сам не знает, что же ему делать, – вот кем я стал. Я знаком со многими сильными мира сего. Помимо Рейганов, закадычных приятелей моей Дороти, я знавал и коронованных особ, и миллиардеров, и поп-звезд.

Клементиной Бертранской, когда она была жива, я восхищался. О, что за женщина! Из заштатного, замшелого княжества она сделала мечту любого богатея. Я искренне скорбел по поводу ее гибели, столь нелепой и ужасной.

Когда в начале девяностых Клементина решила организовать в Бертране собственный кинофестиваль, никто не верил в успех затеи. И надо же, меньше чем за десять лет ей удалось превратить «Крылатого льва» в забаву для всего мира. Этот кинофестиваль, конечно, не такой влиятельный, как в Каннах, однако он находится по престижу где-то между Венецией и Берлином. В общем, я всегда знал, что здесь можно недурно отдохнуть и позабавиться.

Поэтому, когда в этом году меня сделали почетным гостем фестиваля и к тому же присудили «Крылатого льва» за многолетнюю кинокарьеру, я был польщен. Меня пригласили в Бертран, поселили в лучшем отеле, в лучшем пентхаузе.

И именно там, глядя на себя в зеркало, я понял, что единственный выход из всей запутанной ситуации – это самоубийство. Почему? А почему бы, собственно, и нет? Чего еще я могу добиться от жизни? Мне и так осталось всего несколько лет, вряд ли с таким здоровьем, расшатанным постоянными попойками и излишествами, я протяну до ста. Почему меня до сих пор считают образцом мужской сексуальности, загадка для меня самого. И что женщины нашли в старом, толстом и лысом субъекте, каким я являюсь на данный момент? Изящный темноволосый Кирилл Терц, каким я был в начале карьеры, давно исчез, уступив место грузному старику с ослепительно белыми зубами – работой голливудских дантистов.

Я прибыл в Бертран в отвратительном настроении. Как всегда, много пил, на публике не появлялся, игнорируя любезные приглашения Великого князя Клода-Ноэля и прочих влиятельных особ. К чему мне тешить самолюбие визитами к сильным мира сего? Я давно прошел все это.

Потому-то мысль о том, что неплохо бы завершить свой земной путь, и засела у меня в голове. Я не был пьян, наоборот, от этой жуткой идеи я сразу протрезвел: стал строить планы, как мне эффектнее уйти из жизни. Итак, решено, я покончу с собой! Какой будет театр после того, как обнаружат – в самый разгар кинофестиваля – хладный труп Кирилла Терца! Причем ни у кого не должно быть сомнений в том, что это самоубийство, я не хочу, чтобы это приняли за естественную смерть, несчастный случай или ограбление.

Планы собственной кончины так меня захватили, что я даже посетил несколько вечеринок. Мило улыбаясь, я думал о том, не пройти ли мне сейчас к балкону и не прыгнуть ли на глазах рафинированной публики вниз, на террасу? Будь я уверен, что точно расшибусь насмерть, так бы и сделал. Однако что может быть смешнее, чем спасенный самоубийца, более того, самоубийца, который привел в исполнение свою идиотскую затею, но остался-таки в живых. Если так случится, все будут полны ко мне жалости и сочувствия, а именно это я ненавижу более всего.

Возвращался я в отель по набережной, любуясь, возможно, в последний раз, заходящим солнцем. Отравиться? Но тогда не будет никакой ясности, да и со снотворным нужно быть осторожным, можно проглотить пятьдесят таблеток и очнуться в реанимации.

Я бы с радостью застрелился прямо во время присуждения мне «Крылатого льва» на сцене, перед залом в две тысячи человек и стрекочущими камерами. Но во дворец кинофестивалей пистолет не пронести, там все охраняется строжайшим образом. На церемонию пожаловала первая леди США, миссис Тира Мэй Эллиот, супруга бывшего губернатора штата Иллинойс Джеральда Эллиота, который год назад был избран президентом. Симпатичные люди, я голосовал за Джеральда, впрочем, я всегда голосовал за демократов. Да и огнестрельного оружия у меня никогда не было и достать его так быстро проблематично.

Поэтому я принял решение утопиться. Оставлю в пентхаузе недвусмысленную записку о своих намерениях, отправлюсь на набережную и утоплюсь! Я бы сделал это и в роскошной мраморной ванне, но решил, что это будет слишком уж для всех удобно. Нет, пусть помучаются, пусть поищут мое тело в море. Я не буду забираться далеко, чтобы мой труп потом никогда бы не нашли.

Топиться – что может быть противнее и утомительнее. Не с камнем же на шее бросаться в воду! Нет, не с камнем, а вот если как следует напиться, а потом залезть в море и заплыть достаточно далеко, то сил вернуться обратно уже не будет. Я всегда плавал ахово, так что отплыть от берега я смогу, а вот вернуться… Вернуться мне придется, возможно, только через несколько дней и уже в чрезвычайно мокром и безжизненном виде.

Я размышлял о собственной смерти, как об очередной роли. Ну что ж, это будет мой коронный выход. Надеюсь, мне будут аплодировать во время похорон. Захватив с собой бутылку наикрепчайшего бренди, я вышел вечером из отеля и направился в сторону моря. Сейчас во дворце кинофестивалей идет вручение наград, я тоже должен быть там, чтобы получить свого «Крылатого льва». Ничего, им придется подождать…

Вот будет-то сюрприз, первая леди США останется недовольна тем, что я выбрал для самоубийства столь неподходящий момент. Еще бы, только она с мужем приехала в первое европейское турне, чтобы налаживать связи с европейскими странами, которые были порядком разрушены упрямым и самоуверенным предшественником Джеральда Эллиота, только Тира Мэй оказалась в Бертране, где ее приветствовали овациями и цветами, как все внимание переключится с нее на самоубийцу Кирилла Терца.

Я намеренно не пошел на центральную набережную Бертрана, здесь топиться нельзя, сразу же спасут. И вообще, у них не принято купаться, это же фешенебельное место, здесь у каждого есть по три ванных и два бассейна.

В итоге я оказался в укромном и заброшенном закутке княжества. Кажется, здесь раньше был старый порт, а теперь возвышались складские постройки. Но и те обветшали и опустели. Пустырь был огорожен, однако в заборе зияла огромная дыра. Вывеска гласила, что в скором будущем здесь будет возведен элитный жилой комплекс. Кто бы сомневался, тут не принято бездарно расходовать площадь и без того крошечного княжества.

Но пока на пустыре никого не было, кроме стрекочущих цикад, и я смело прошел мимо темных помещений к морю и очутился вскоре у старого и скрипящего пирса. Ногой я едва не наступил на крысу, которая с писком унеслась прочь. Фу, какая мерзость!

К своему удивлению, я заметил около пирса современный скоростной катер, который был привязан к почерневшему столбу. Значит, здесь кто-то есть? Я осмотрел катер, он явно принадлежит богатым людям. Точнее, это часть экипировки целой яхты. Я запомнил название, которое было выведено на борту. Кажется, я уже слышал его.

В тот момент мне было не до катера. Я опасался, что случайные свидетели могут попытаться спасти меня. Я затаился в темноте, прижавшись спиной к холодным стенам одного из складских ангаров, открутил пробку и приложился к горлышку бутылки. Мне пришлось опорожнить едва ли не половину, пока я наконец заметил, что алкоголь оказывает действие. За многие десятилетия моего пьянства организм привык к лошадиным дозам, поэтому приходится попотеть, чтобы напиться.

Когда я был готов к тому, чтобы начать свой последний заплыв, я услышал шум. Сначала мне показалось, что это галлюцинации, но потом я удостоверился, что слух меня не подвел. На пирсе кто-то был.

Осторожно выглянув из-за угла, я увидел пикап с потушенными фарами, который подъехал к складским помещениям. И что им тут надо в этот вечер? Даже суицид – и тот становится неразрешимой проблемой в перенаселенном княжестве! Не заказывать же тур на необитаемый остров, чтобы утопиться?!

Я снова притаился. Скорее всего, это или контрабандисты, или владельцы катера, которые могут быть бандитами. Против них я ничего не имею, в конце концов мой собственный отец сам не чурался преступать закон.

Глаза уже давно привыкли к темноте, я мог видеть все происходящее достаточно отчетливо. Да и ночь была ясной, в небе горели мириады звезд и половинка желтой луны.

Прямо мимо меня прошли, один за другим, три человека, облаченные в темные костюмы. У одного из них на плече был большой сверток. Что им здесь надо?

Они остановились около катера, стали грузиться в него. Я пошевелил ногой и задел бутылку, которая стояла рядом. Та упала, громыхнув, словно пустое ведро. Один из трех незнакомцев на секунду обернулся, всматриваясь в темноту. Мне почудилось, что он смотрит прямо на меня.

Я похолодел, а потом подумал: надо же, похоже, не придется и кончать с собой, эти молодчики явно не потерпят ненужного свидетеля и просто пристрелят меня. И тогда крах всем моим планам!

Один из мужчин (я уверен, что все трое были мужчинами) подал своему сообщнику, уже стоявшему в катере, тюк, и я увидел на мгновение руку, которая показалась из свертка. Это же человек!

Бандиты хотят избавиться от тела? Но там явно не взрослый, сверток маленький, это ребенок! Я вжался в стену, и мое желание уйти из жизни вдруг испарилось. Я стал свидетелем какого-то гнусного преступления.

Мужчина, подававший сверток, не заметил, что из него что-то выпало в воду. Его сообщник как раз заводил мотор, и они не услышали звук падения. Они на катере направились в море. Их там наверняка ждала яхта, потому что на таком суденышке далеко не уйдешь.

Я подождал несколько минут, пока катер окончательно не скрылся во тьме. Повторил название, которое было написано на борту. Да, теперь я уверен: я помню его. И наверняка такое же название носит и яхта.

Я подошел к пирсу, нагнулся. В воде в нескольких метрах от пирса что-то плавало. Слишком далеко! Пришлось раздеться и, по-старчески кряхтя, опуститься в воду. Черт, какая холодная. А я еще хотел топиться! Старый дурень!

Даже эти несколько метров были для меня тяжелы, а я намеревался отплыть на полкилометра в море! И вот мои руки схватили этот предмет. Я швырнул его на деревянный помост. Разглядеть его я смог только, снова оказавшись на пирсе. Для этого мне пришлось потрудиться, так как руки скользили по мокрой древесине, а тело упорно не хотело вылезать наверх. Подтянуться – даже это стало для меня проблемой! Я дал себе обещание, что если уж не пришлось покончить с собой, то с завтрашнего дня запишусь в секцию фитнеса. Ну, или со следующей недели!

Вот он, этот таинственный предмет, ради которого я отважился на ночное купание. Вода лилась с моего волосатого живота, когда я наклонился, чтобы разглядеть это нечто.

Детская туфелька! И какая изящная, явно сделанная на заказ и стоящая не одну сотню долларов. Если чей-то ребенок носил ее, то опознать его по этой туфле будет легко. Даже здесь, в Бертране, где живут только самые состоятельные люди.

Значит, трое мужчин увезли девочку, и вряд ли старше трех-четырех лет. Моя младшая дочь, которая погибла вместе с Кэтрин в автокатастрофе, была тогда такого же возраста. Сейчас бы ей было далеко за тридцать…

Я прижал к груди туфельку, на меня снова накатили воспоминания, я даже заплакал. Затем быстро оделся и зашагал обратно по направлению к цивилизации. Что ж, покончить с собой я всегда успею, а теперь мне требуется оповестить полицию. Произошло преступление, и я стал его свидетелем. Это была не мирная ночная прогулка родителей с ребенком, девочка или убита, или похищена. И пока я не узнаю, что же в самом деле произошло, мне рано отправляться к праотцам.

НИКОЛЕТТА

Время действия: 3 июня

Место действия: Эльпараисо, столица

Республики Коста-Бьянка (Южная Америка)

Николетта Кордеро, прелестная черноволосая женщина, чуть смугловатая, с темными раскосыми глазами, улыбнулась, наблюдая за своим приятелем. Она так и рассчитывала. Ему нужно одно – переспать с ней.

– Нико, – прошептал мужчина, в то время как его горячие руки обшаривали безупречное тело Николетты. – Ты прекрасна, ты просто сводишь с ума…