Девушки с проблемами

Маша Царева

Девушки с проблемами: роман-откровение

Глава 1

Женя с детства Дедов Морозов недолюбливала, и тому имелись причины.

Сосед по лестничной клетке, а по совместительству закадычный друг ее отца дядя Толя был эпизодически поддающим актером-эпизодником, из неудачливых. Как и большинство коллег, чьи физиономии так и не попали на голубой экран, дядя Толя ежегодно подрабатывал Дедом Морозом. У него и собственный костюм был – пропахший сигаретным дымом и по́том красный кафтан, длинная свалявшаяся бороденка, усы, как у Буденного, и валенки сорок шестого размера, украшенные трогательными золотыми звездочками.

И вот однажды, в канун Нового года (было Жене лет пять – семь) в томительном предвкушении праздника она отправилась в родительскую спальню, дабы преждевременно обнаружить заботливо приготовленные для нее подарки. Женя знала, что подарки прячутся в нижнем отделении комода, под аккуратной стопкой кухонных полотенец. Она проделывала этот трюк перед каждым торжеством. Спроси ее – она не объяснит, почему куда слаще обнаружить завернутую в серую магазинную бумагу куклу заранее, на полдня раньше официального торжественного дарения. Разворачивая бумагу, Женя нервничала, как начинающий парашютист перед прыжком. Зато потом ей становилось спокойно и радостно.

И вот отправилась она, как обычно, на поиски очередного дара (она предвкушала набор кукольной мебели), будучи в полной уверенности, что мамы дома нет. Тихонечко приоткрыла дверь и... так и замерла на пороге. Женя это зрелище запомнила на всю жизнь и с тех пор к самому факту отмечания Нового года относится с некоторой долей подозрительности...

Мама ее лежала на кровати, а на ней, на маме, лежал Дед Мороз в полной амуниции, только вот мешка с подарками не было за его плечами. Красные полупижамные штаны лихого дедушки были спущены до колен, и Женя изумленно и немного обиженно таращилась на ритмично подпрыгивающий дед-морозовский розовый зад.

Непонятно, зачем дядя Толя решил явиться на эротическую встречу двух одиночеств в рабочей униформе. Вероятно, были у него на то какие-то причины – может быть, застарелая сексуальная фантазия, а может быть, он просто торопился.

Женя тихонечко вышла из спальни, плотно прикрыв за собой дверь. И никогда никому об увиденном не рассказывала.

С тех пор прошло пятнадцать лет. Но почему-то всегда в канун Нового года она неизменно вспоминала, какие хриплые гортанные вздохи раздавались из-под белой ватной бороды и как мамины наманикюренные руки мяли красный кафтан на мощной дед-морозовой спине.

...Надо же было случиться, чтобы один из белобородых служителей новогоднего культа как банный лист привязался к ней за кулисами. А ей не до мрачных воспоминаний далекого детства, ей через десять минут на сцену выходить. По-идиотски улыбаясь, обнимать гитару и с видом крутого рокера перебирать струны, делая вид, что она умеет играть. И художественно разевать перед микрофоном рот, притворяясь, что ей неизвестно слово «фонограмма».

– Хорошенькая какая, – сказал Дед Мороз, пьяно поблескивая глазами из-под густых ватных бровей.

Женя интеллигентно промолчала и нервно огляделась по сторонам в поисках Дашки и Инны. Но те, как назло, куда-то запропастились. Хотя правильнее сказать не «как назло», а «как обычно».

– Только уж слишком худая, – задумчиво продолжил Дед Мороз, беззастенчиво ее рассматривая, – не подумал бы, что ты такая худющая.

Женя раздраженно причмокнула и посмотрела вверх, на обшарпанный потолок. Ну почему, как только ты становишься более-менее знаменитой, каждый встречный считает своим долгом обсудить твою внешность в твоем же присутствии?

Вот на днях черт ее дернул выпить кофе в одном из староарбатских ресторанчиков. Обычно Женя не рисковала появляться в демократичных местах в гордом одиночестве: не то чтобы она была мегазвездой, которую фанаты с завидным постоянством растаскивали на лоскутки, просто как-то неуютно ей было под перекрестным огнем любопытных взглядов окружающих. Но тут не удержалась. Было холодно, а она бродила по магазинам в сапожках из тонкой кожи. Ступни одеревенели, нужно было срочно принимать меры. И вот накачалась она горячим шоколадом, потом, естественно, зашла в дамскую комнату – губы подкрасить. А там перед зеркалом топтались две девчонки, ненамного младше самой Жени. Обе страшненькие, но с претензией на стиль. На одной красный вязаный колпак и перчатки в тон. Тощие ножонки другой обтянуты полосатыми колготками.

Они ее, конечно, сразу узнали. Сначала молча глазели на то, как Женя карандашиком ловко подправляет линию губ. Но вскоре не выдержали: одна подтолкнула локотком другую в бок, и началось:

– Это она!

– И без тебя вижу. Какая страшненькая, да?

– Так потому что без грима. Они там все такие, – авторитетно заявила та, что в полосатых колготках.

– А по телику она моложе выглядит.

– Да это монтаж. Гляди, ей же весь тридцатник.

Что толку было объяснять им, что, во-первых, она не страшненькая, а хронически невыспавшаяся – в предновогоднюю пору иногда у них было по три выступления за ночь. А во-вторых, ну разве культурно это – говорить такое ей в лицо? Эх, да что там...

– Надо больше белков кушать, – с умным видом посоветовал Дедушка Мороз, – икру там, булочки.

– Слушайте, отстаньте, а! – не выдержала Женя.

– Так я разве пристаю? – изумился Дед Мороз. От него несло микстурой от кашля.

«Абсентом накачался», – поняла Женя.

И тут Дед Мороз совершил роковую ошибку – он протянул руку и указательным пальцем шутливо ткнул ее в бок, в межреберное пространство. Получилось и больно, и щекотно одновременно, к тому же от неожиданности Женя с истерическим «Ой!» едва не свалилась на пол, пошатнувшись на высоченных каблуках. Дед Мороз же развеселился окончательно.

– Нервная какая! Принцесса, блин, на горошине. А что, как там тебя звать, нравишься ты мне. Не хочешь выпить после своего бренчания? – Он шумно икнул. – Пардоне муа... кофейку?.. – Последовало еще одно надрывное икание. – Пардоне муа... с коньячком!

– Знаешь что, артист, – этого Женя вынести уже не могла, – да пошел ты туда-то и туда-то! – С этими словами она схватила Деда Мороза за плечи и, резко согнув ногу, не то чтобы очень сильно (но и не понарошку) ударила его коленом в пах.

Дед согнулся пополам и заскулил, как раненый котенок. Потом по стеночке сполз на пол и обнял колени руками. Да еще и жалобно прошептал: «Врача!» Женя в замешательстве огляделась – не позвать ли администратора? Но потом махнула рукой – ничего, и так отойдет. Сам виноват. Ишь ты, строит из себя воплощение мировой скорби. Сколько раз она отрабатывала этот примитивнейший прием на мужчинах – нагло пристающих, пошло оскорбляющих, пытающихся купить, перепродать, обнять, понять и так далее, со всеми вытекающими. И ничего, все выжили.

Тем более что в этот момент из-за угла показался продюсер их группы Артем, широкими шагами направлявшийся прямо к ней. За ним едва успевали Дашка и Инна.

– Где тебя носит?! – зловеще прошептал он, что было ему несвойственно. Амплуа Артема – визгливый ор в черт знает сколько децибелов. Но сейчас они находились слишком близко к сцене, и Иртенев понимал, что его вопли могут услышать.

– Я вас здесь жду, – обиженно ответила Женя, – это вас где-то носит.

– А мы с другой стороны, – со смешком объявила Даша.

– Ладно, потом разберемся. Все, девки, ваш выход. Ни пуха ни пера.

– Да пошел ты к черту! – отозвалась ангельским голосом Женя, глядя при этом Артему в глаза.

Тот неодобрительно хмыкнул. Женю он всегда недолюбливал. Причем чувство это было, как водится, взаимным. Но на ее голосе, низком и сильном, держалась вся группа.

Она услышала, как ведущий – виджей музыкального канала, который искренне считал себя телезвездой, а на самом деле являлся малограмотным шутом гороховым, – объявил: «А сейчас любимое всеми трио «Паприка»!», одернула короткую золотистую юбчонку – свою ненавистную униформу – и вместе с Дашутой и Инкой выбежала на сцену.

Кто-то энергично зааплодировал, кто-то беззастенчиво засвистел. На них всегда горячо реагировали, и даже на корпоративных банкетах, где праздничное меню гостей интересует куда больше концертного ассортимента, трио «Паприка» умудрялось урвать свою порцию зрительского внимания. Артем, как бы она к нему ни относилась, все же был продюсером от бога. Вместо того чтобы создать клонированный коллектив девочек-припевочек, которые пару-тройку лет приносили бы ему неплохой капитал, беспроигрышно участвуя в сборных концертах и «прочесывая» провинциальные залы, он придумал «Паприку» – гремучий коктейль из несовместимых на первый взгляд ингредиентов.

Учитывая, что одна из участниц группы, Инна, была его женой, он мог пойти по протоптанной дорожке – вложить деньги в красавицу супругу, нанять ей педагога-вокалиста, снять несколько умеренно стильных клипов и попытаться получить от всего этого разумные дивиденды. Но нет, вместо этого он окружил Инну весьма колоритными девушками, не менее яркими, чем она сама...

Их было трое.

Инна – классически красивая блондинка, чей год рождения тщательно скрывался от окружающих. Было ей слегка за тридцать. Возраст критический для особы, которая зарабатывает на жизнь, кривляясь на сцене в короткой золотой мини-юбочке. Выглядела Инка, конечно, куда моложе, потому что полжизни проводила в салонах красоты и тренажерных залах. Женя искренне не понимала, как можно так строго себя ограничивать и не стать при этом форменной истеричкой. Инна вот уже пять лет не ела мяса, не пила чая, кофе и спиртного, ежедневно истязала свое загорелое худенькое тело контрастными обливаниями, болезненными медовыми массажами и упражнениями с гантелями. Она воплощала собой банальный образец мужской фантазии: блондинка, скорее высокая, большеглазая (от природы у нее были темные глаза, но, чтобы не выпадать из образа, Инна носила светло-голубые линзы), большеротая, длинноногая, складная, как профессиональная исполнительница латиноамериканских танцев. Инна была в группе негласным лидером и считалась солисткой – тому способствовал не столько возраст, сколько родственные связи. Все же «Паприка» в какой-то степени и затевалась для того, чтобы прославить нордическую красавицу.

Девятнадцатилетняя Дашка – полная ее противоположность. Урожденная блондинка, она красила свои длинные и гладкие, как у кинематографической индианки, волосы в иссиня-черный цвет. Дашка производила впечатление почти демоническое: кожа бледная, глаза огромные, ярко накрашенный рот смотрелся рваной раной на худеньком лице.

Ну и Женя. Женя – это вообще отдельная песня. Если и Инну, и Дашу можно было назвать красавицами, то Женя вряд ли попала бы даже под определение «симпатичная». Про себя она говорила снисходительно и с некоторым вызовом: «Да что уж там, урод уродом». Она была рыжая, и обошлось тут без всякой краски для волос. Черты ее лица казались слишком мелкими, чтобы физиономия могла прослыть хотя бы запоминающейся. Нос вздернутый, как вешалка для кухонных полотенчиков. Капризно изогнутые губы непростительно тонки. И вдобавок все эти прелести щедро усыпаны мелкими бурыми веснушками, точно яблочный пирог корицей. Ни при каких иных обстоятельствах обладательница подобных «неформатных» красот не попала бы в девчоночью поп-группу, если бы в один прекрасный день судьба-индейка не столкнула ее с продюсером Артемом Иртеневым. Но у Жени был голос – не Дашуткино нежное блеяние, не Инкино приятное, грудное слабенькое воркование, а настоящий голос. Только для девушки, пожалуй, слишком низкий и басовитый, но этот штрих придавал ей дополнительного «изюма». Правда, от репертуара ее коробило – Женя была девушкой в ярко выраженном рок-стиле, и ей мечталось и впредь не пускать розовые сопли...

Короче, участницы группы «Паприка» были непохожи друг на друга, как пришельцы с разных планет. И поэтому они не то чтобы полюбились, но сразу запомнились публике.

Стоя у самого края сцены и нервно сжимая ладошкой микрофон, Даша машинально, на автомате открывала рот, без труда попадая в знакомую до последней нотки фонограмму. А сама, слегка прищурившись, напряженно всматривалась в зрительный зал, стараясь, чтобы ее ищущий взгляд не очень бросался в глаза окружающим. Жаль, что разместившиеся за круглыми столиками зрители были освещены куда хуже, чем девушки, зажигательно пританцовывающие на сцене. Даша ничего не видела, кроме силуэтов и полустертых лиц.

Ну ничего, она ведь может под каким-нибудь предлогом спуститься в зал и после концерта. Хотя на корпоративных вечеринках такое и не поощрялось. Для поедающих деликатесы гостей Даша была всего лишь обслуживающим персоналом, может быть, рангом чуть выше, чем снующие между столиками официантки.

Но она что-нибудь придумает, выкрутится. Всегда можно, например, соврать, что во время выступления у нее отлетела сережка.

Ей надо, надо во что бы то ни стало спуститься туда, где за одним из столиков затаился мужчина ее мечты. То есть этого мужчину она никогда не видела, но он вполне мог таковым оказаться. Какой романтичный сувенир прислал он ей в гримерную – это вам не банальные розы и даже не бриллиантовое кольцо, грубо намекающее на благосостояние и социальный статус тайного воздыхателя. При всем своем легкомыслии банальных жестов Даша не любила.

В этот раз... В этот раз таинственный некто, интересы которого представлял неразговорчивый посыльный в униформе, преподнес ей глобус из темного бельгийского шоколада. Не бутафорскую имитацию, а самый настоящий глобус, на котором была четко прорисована политическая карта мира. И в кружочек, помеченный заманчивой надписью «Прага», было воткнуто бумажное сердечко, на котором убористым почерком написано: «Ближайшие выходные? Мы вдвоем? Да или нет?»

Даша разволновалась, а девчонки принялись хором над нею потешаться. Надо сказать, у них был на то повод, и не один. В прошлом месяце, например, Даша рискнула отправиться на свидание с таинственным обожателем, который на протяжении полугода писал ей длинные письма. Она решила, что мужчина, способный на сентиментальное стихосложение (несколько раз он посвящал ей трогательно-корявые сонеты), вряд ли может быть опасен. В итоге все едва не закончилось групповым изнасилованием. А в прошлом году, когда их сценическая карьера только набирала обороты, Дашка отважилась явиться на сходку какого-то липового фан-клуба «Паприки», организованного непонятно кем. Из чердачного помещения, которое арендовал этот лжеклуб, ее забирал наряд милиции.

Женька с Инной почему-то считали Дашу воплощением никчемности, ветрености и непростительного легкомыслия. За дурочку ее, короче, держали. А вот и зря. Потому что амбиции у нее такие, что никакой дурехе и не снилось. Первое – рано или поздно она станет лидером группы «Паприка». Инка, конечно, сдавать позиции не собирается, да и Даше недостает стервозинки, чтобы ее нагло подсиживать. Но солистка ведь не вечна – по Дашиным девятнадцатилетним меркам, из Инны давно уже песок сыплется. Второе – примелькавшись в «Паприке», она убедит Артема, что ее сольное развитие принесет ему гораздо больший доход. А если Иртенев окажется из упрямых, то она беспроблемно другого продюсера подыщет. Третье – ей повезет в любви, честное слово. По-другому и быть не может, ведь Даша не сидит сложа руки, как некоторые фаталистично настроенные особы ее возраста. Нет, она ищет, старается, вертит тщательно причесанной головой направо и налево, выискивая потенциального спутника жизни. И пусть кто-то скажет (вернее, все говорят), что в девятнадцать лет рановато задумываться о жизненном благоустройстве. Она, Дашута, расхохочется наглецу в лицо. Но только когда на безымянном пальце ее правой руки будет долгожданное золотое колечко...

– А ваша девочка избила Деда Мороза! – доложила Артему распорядительница вечера, визгливая женщина истерического типа с башней неестественно рыжих кудрей на голове.

– Что? – удивился тот. – Как избила? Которая?

– Та, что пострашнее...

Инна дернула Артема за рукав:

– Идем уже.

Но тот отмахнулся от нее, как от надоедливого игривого щенка. Она вздохнула – кому, как не ей, было известно, что после таких вот концертов у Артема всегда бывает плохое настроение. «Таких вот» – означает провальных. Артем был максималистом и идеалистом – ему казалось, что каждый выход группы «Паприка» на сцену должен быть феерическим зрелищем. Адекватный в прочих деловых вопросах, он почему-то никак не мог понять, что, когда спишь по четыре часа в сутки, просто невозможно источать энергию и оптимизм. А предновогоднее время – самое тяжелое...

– Нет, от Женьки пора избавляться, – сквозь зубы процедил он, – похоже, она не понимает, какое одолжение ей сделали. Где она была бы, если бы не я.

Инна прикусила накрашенную перламутровой помадой губу. У нее был несклочный характер, но иногда соседи по шоу-террариуму казались невыносимыми.

– Ладно, пошли, – буркнул Артем, – естественно, она знает, что натворила, поэтому теперь до завтра мы ее не увидим.

– Я только губы подкрашу, и едем, – улыбнулась Инна и, пока он не успел возразить, юркнула в туалет. Запершись в одной из кабинок, она извлекла из оранжевой круглой сумочки мобильный телефон и нервными пальцами набрала знакомую комбинацию цифр.

«Абонент не отвечает или временно недоступен», – в который раз вежливо объяснил ей механический голос. Инне захотелось размахнуться и швырнуть крошечный аппаратик в кафельную стену, но она сдержалась – нордическим блондинкам повышенной степени безупречности не стоит устраивать сцены в общественном туалете модного ночного клуба. Как он может так с ней поступать? Ладно уж, к будничной холодности и занятости она смогла бы привыкнуть – в отличие от большинства классических блондинистых дам Инна Иртенева не была слишком гордой. Но как же он мог проигнорировать ее в канун Нового года, когда она уже придумала сотню отговорок, миллион интеллигентных предлогов, чтобы сбежать от мужа и поехать к нему?! Пусть они не могут быть вместе в сам праздник, но какая возмутительная причина помешала им отметить его заранее?!

– Инна, ты там долго? – послышался из-за двери усталый голос Артема.

Еле справившись с раздражением, она ответила, что уже выходит. С ума сойти, он ее уже возле туалета подстерегает! Даже в уборной она не может найти желанного уединения!

Когда Инна вышла, на ее губах цвела вполне благожелательная улыбка. Как профессиональный фокусник прячет белого кролика в шляпе, так и она могла легко спрятать нарастающую тоску за спокойной приветливой маской.

– Я тебя заждался. – Артем улыбнулся в ответ. Похоже, за те пять минут, что она провела в туалете, настроение у него улучшилось. – Слушай, давай сегодня не будем заезжать ни в какие рестораны. Отправимся пораньше домой. Я так устал.

– Конечно, – со вздохом согласилась она.

– Ты выпила свои витамины?

– Конечно, – повторила Инна.

– Извини, что опять напоминаю. – Поцелуй, запечатленный продюсером Артемом Иртеневым на щеке супруги, был скорее дежурным, чем нежным. – Ты же знаешь, что тебе нельзя полнеть.

– Конечно, – в третий раз произнесла Инна. У нее просто не было сил подойти к диалогу более творчески и покопаться в собственном словарном запасе. Настроение ее было безвозвратно испорчено – на весь оставшийся день.

А у Даши было новое пальто. С ума сойти – алое, с пышным лисьим воротником! И в пальтишке этом она казалась самой себе красивой и роковой, почти как голливудская дива сороковых, только вот на физиономии строгой красавицы из прошлого едва ли могла появиться такая широченная самодовольная улыбка. Даша быстро разочаровывалась в мужчинах, зато саму себя она любила искренне и безоговорочно, с фанатичностью религиозного адепта. Впрочем, это невинное самолюбование полностью оправдывалось ее нежным возрастом.

Надвинув на лоб кокетливую кожаную шляпку цвета фуксии, Даша выскочила на улицу и мелкими шажочками засеменила по направлению к стоянке такси (мелкими – потому что на двенадцатисантиметровых шпильках походку Гулливера изобразить проблематично).

– Даша! – вдруг окликнул ее мужской голос, идентифицировать который она с ходу не смогла. И неудивительно, у нее было столько знакомых, в том числе и мужчин. – Даша! Вы без машины? Вас подвезти?

Обернувшись, она оказалась лицом к лицу с высоченным мужчиной в длинном каракулевом пальто. У него были густые вьющиеся волосы и глаза чуть навыкате. Нет, этот вроде ей не знаком. И чего ему в таком случае, спрашивается, надо? Неужели этот солидный и сдержанный с виду мужчина относится к поклонникам поп-завываний, которыми потчевала неприхотливую аудиторию группа «Паприка»? Скорее, он был похож на завсегдатая консерватории.

На всякий случай Даша решила интеллигентному незнакомцу не хамить. Но и любезничать с ним смысла не имело, поэтому она ограничилась нейтральным:

– Ну?

– Дашенька, как хорошо, что я вас догнал, – обрадовался дядька, – вы так быстро исчезли.

Она пожала плечами:

– А по-вашему, я должна была еще и ковролин в гримерной пропылесосить?

Он с готовностью рассмеялся ее грубоватой шутке.

– Я просто очень хотел с вами поговорить. Это не займет много времени.

– О чем? – насмешливо поинтересовалась она. – Разве мы знакомы?

– Никогда не имел чести. Меня зовут Алексей. Алексей Путинцев... А вам не холодно?

Она и правда мерзла в своем роскошном, но не по сезону легком пальто. Да и сапожки Дашины были созданы не для русских зим, и перчатки подкачали.

– У меня здесь машина недалеко. Давайте я вас домой отвезу.

– Ну вот еще! Я на такси поеду. – Она кивнула в сторону стоянки. – И вообще, мне пора.

– Ладно, придется тогда здесь спросить, – улыбнулся он. – Даша, вам понравился мой подарок?

– Подарок? – недоуменно переспросила она, и только в тот момент до нее наконец дошло. Ну конечно же, шоколадный глобус! Она же сама высматривала в зале таинственного дарителя. И ей так хотелось взглянуть в лицо оригинала, который преподнес ей такой сюрприз. Правда, почему-то она рассчитывала, что он окажется куда моложе. – Вы имеете в виду... – Даша нахмурилась, как бы припоминая. За свою девятнадцатилетнюю жизнь она успела усвоить одно из правил игры – ни в коем случае нельзя допустить, чтобы мужчина чувствовал себя единственным и уникальным поклонником и дарителем.

– Я подарил вам шоколад, – интеллигентно напомнил он, – и хочу подарить еще кое-что.

– Кольцо с бриллиантом и трехпалубную яхту? – шутливо оживилась она.

– Европу, – серьезно ответил он. – Даша, я понимаю, что веду себя нагло... Может быть, у вас были какие-то планы на Новый год... Но если нет, то приглашаю встретить его со мной в Праге.

Что бы сделала на ее месте любая рассудительная девушка? Естественно, отправила бы этого Алексея Путинцева восвояси, в лучшем случае одарив своим телефонным номером, чтобы оставить возможность познакомиться поближе. Но Даша никогда не причисляла себя к большинству.

– В Праге? – задумчиво прищурившись, уточнила она. – А вы меня не разыгрываете? С чего это вам везти меня, первую встречную, в Прагу на Новый год?

– Кто вам сказал, что вы для меня первая встречная? – возмутился Путинцев. – А может быть, я в вас уже давно влюблен?

– Так вы все-таки поклонник «Паприки». Странно...

– Почему странно? – рассмеялся он.

– Просто я привыкла видеть на лицах наших фанатов подростковые прыщи, – усмехнулась Даша.

– Дашенька, я поклонник не вашей группы, а лично ваш, – мягко поправил Алексей, – и, как ваш самый горячий поклонник, не могу не заметить, что вы окончательно замерзли.

– Есть немного, – честно призналась она.

– Смею напомнить, что мое предложение насчет «подвезти до дома» остается в силе.

– Даже не знаю... – засомневалась она, – а вы точно не маньяк?

– Покажите мне человека, который на этот наивный вопрос ответит «нет». – Он приобнял ее за плечи: – Пойдемте. У меня в машине есть «Бейлиз» и шоколад.

Даша, по своему обыкновению, влюбилась мгновенно, как будто всесильный некто вдруг смилостивился и включил в ее организме соответствующую кнопку.

Еще десять минут назад среди ее мысленных приоритетов была оранжевая сумочка из кожзама, которую Даша на прошлой неделе высмотрела в одном из модных бутиков. Она вяло прислушивалась к монологу Путинцева (он что-то вещал о том, как он любит путешествовать и недвусмысленно намекал на собственную небанальность, живописуя не какую-нибудь исхоженную вдоль и поперек Анталью, а экзотические уголки земного шара типа Перу или Южной Африки), а сама думала: так как же поступить с запавшей в душу сумочкой? Купить или ну ее?

И черт его знает, что же произошло в эти самые десять минут, что заставило ее совершенно иными глазами взглянуть на Путинцева. Может быть, тому способствовало роковое обстоятельство – он тоже заговорил о багаже и упомянул, как один из его любимых чемоданов «Луи Виттон» по ошибке заслали в Бразилию вместо Аргентины. Три ха-ха, она тут размышляет о сумке из свежезарезанного дерматина, а у него чемодан «Луи Виттон», к тому же своенравно путешествующий по миру.